Текст книги "Пертская красавица, или Валентинов день"

Вальтер Скотт
Пертская красавица

Предисловие

{1}1
  «Пертская красавица» относится к «шотландскому» циклу исторических романов, которым начинается творчество Вальтера Скотта-прозаика («Уэверли», «Пуритане», «Легенда о Монтрозе»). Написанная за четыре года до смерти (1828), «Пертская красавица», пожалуй, наиболее полно характеризует своеобразие созданной им формы исторического романа.


[Закрыть]

Труды Кристела Крофтэнгри{2}2
  Кристел Крофтэнгри – вымышленный издатель произведений, образующих «Хронику Кэнонгейта», куда входит и «Пертская красавица». Кэнонгейт – улица в Эдинбурге.


[Закрыть] нашли продолжателей, но хотя за последние годы в печати появилось немало разных работ о шотландских гэлах{3}3
  …разных работ о шотландских гэлах… – Гэлы – кельтский народ, населявший в древности горную часть Шотландии. Гэльский язык и до сих пор сохраняется в некоторых районах страны.


[Закрыть], однако до сей поры не было сделано ни одной попытки обрисовать нравы, какие могли бытовать среди них во времена, когда «Книга статутов» и наряду с нею страницы летописцев начинают давать нам свидетельства тех трудностей, которые постоянно вставали перед короной, покуда на южной границе ее власти противостоял – едва ли не преобладая над ней – высокомерный дом Дугласов{4}4
  …высокомерный дом Дугласов… – Дугласы – один из могущественных и древних шотландских родов. В феодальные времена Дугласы были почти независимы от королевской власти.


[Закрыть], а Север между тем раздирали на части еще не укрощенная дикость горских племен и дерзкая заносчивость, с какою выдвигали свои притязания иные из их вождей, особенно на далеких окраинах. Достоверный факт, что два могущественных клана выставили каждый по тридцать бойцов, чтобы в битве разрешить свой давний спор пред лицом короля Роберта III, его брата герцога Олбени{5}5
  …чтобы в битве разрешить свой давний спор пред лицом короля Роберта III, его брата герцога Олбени… – Роберт III – Джон Стюарт (1340? – 1406), король Шотландии, принявший имя Роберта при вступлении на престол (1390). Обладая слабым здоровьем, почти устранился от государственных дел, передав управление своему брату Роберту (1340?–1420), носившему титул герцога Олбени и оставшемуся регентом государства также и после смерти короля. Описанная в романе битва между двумя шотландскими кланами действительно произошла в 1396 г. на Северном Лугу города Перта (Перт был окаймлен двумя лугами, с севера и с юга).


[Закрыть] и всего королевского двора Шотландии в городе Перте в 1396 году нашей эры, видимо, с равной отчетливостью обрисовывает как ярость племенной вражды у горцев, так и упадочное состояние государственной власти в стране, соответственно он и стал осью, на которой могли бы вращаться главные события романтического повествования. Характеры Роберта III, его честолюбивого брата и беспутного сына, казалось, обещали благоприятную возможность создания интересных контрастов, а трагическая судьба наследника престола с ее прямыми последствиями позволяла завершить картину жестокости и беззакония.

Две черты в истории этой битвы-турнира на пертском Лугу – бегство одного из назначенных бойцов и безудержная отвага некоего горожанина, добровольно вызвавшегося за мелкую монету занять его место в смертельном бою, подсказали образы вымышленных персонажей, которым и отведена в романе существенная роль. Изобразить сбежавшего с поля кельта было бы нетрудно, если бы был избран игривый стиль описания. Но автор думал, что получится новее – да и глубже будет интерес, – если удастся привлечь к этому герою некоторое сочувствие, несовместимое с полным отсутствием уважения. Мисс Бейли{6}6
  Мисс Бейли – шотландская поэтесса и драматург Джоанна Бейли (1762–1851), друг Скотта. Скотт говорит об Эдуарде, персонаже ее трагедии «Эсуолд».


[Закрыть] изобразила труса по природе, который под действием сильной сыновней любви способен вести себя как герой. Казалось возможным представить себе и такой случай{7}7
  Казалось возможным представить себе и такой случай… – Как признавал сам Скотт, в Конахаре он хотел представить некоторые черты характера своего брата Дэниела, также проявившего малодушие в критический момент своей жизни. Дэниел был весьма легкомыслен и, когда оказалась серьезно затронутой его честь, бежал в Америку, испугавшись возможной дуэли.


[Закрыть], когда человека со слабыми нервами какое-то время поддерживают на высоте чувства чести и ревности, а потом он сразу сдает при таких обстоятельствах, что и самое храброе сердце не отказало бы ему в сострадании.

Спор о том, какие именно кланы на самом деле участвовали в варварской битве на Лугу, вновь оживился после выхода в свет «Пертской красавицы», и, в частности, он подробно разбирается мистером Робертом Маккеем из Турсо в его весьма любопытной «Истории дома и клана Маккеев». Отнюдь не притязая на то, что он в своем исследовании хотя бы частично разрешил вопрос в позитивном плане, этот джентльмен сумел вполне убедительно доказать, что его собственный почтенный род не принимал в деле никакого участия. Маккеи проживали в ту пору, как проживают и ныне, на крайнем севере нашего острова, и вождь их был в те времена столь влиятельным лицом, что его имя и назначенная ему роль не могли быть опущены в первых отчетах о происшествии. Был случай, когда он привел от своего клана четыре тысячи человек в помощь королю против Властителя Островов{8}8
  …привел от своего клана четыре тысячи человек в помощь королю против Властителя Островов. – Так назывались владетели Гебридских островов (архипелага у северо-западных берегов Шотландии), населенных гэлами. В XIV–XV вв. этот титул принадлежал Макдоналдам, часто оказывавшим неповиновение королевской власти. В данном случае Скотт, видимо, имеет в виду события, фактически происшедшие после пертской битвы кланов. Доналд Макдоналд (ум. в 1420 г.?) решил овладеть графством Росс и высадился в Шотландии. Его пробовал задержать отряд Ангюса Маккея, но островитяне прорвались в глубь страны. Решающая битва произошла 24 июля 1411 г. при Харло, где Доналд потерпел поражение.


[Закрыть]. Этот историк придерживается мнения, что кланом Кухил Уинтоун называет Камеронов{9}9
  …Уинтоун называет Камеронов… – Эндрю Уинтоун (1350? – 1420?) – настоятель монастыря в Лохливене, историк Шотландии, автор стихотворной хроники, излагающей события шотландской истории от «начала мира» и до 1407 г. Камероны – старинный шотландский род.


[Закрыть], которые в те времена, кажется, чаще именовались Мак-Юэнами и лишь сравнительно недавно получили прозвание «Камерон», то есть «Кривой Нос» – по недочету на физиономии одного их героического вождя из рода Лохиель. Той же точки зрения придерживается и Дуглас в своей «Книге баронов»{10}10
  …Дуглас в своей «Книге баронов»… – Речь идет о книге шотландского историка Роберта Дугласа (1694–1770) «Бароны Шотландии» (издана посмертно в 1798 г.).


[Закрыть], где он часто отмечает ожесточенность вражды между кланом Хаттан и кланом Кей, отождествляя второй из них – применительно к событиям 1396 года – с Камеронами. Едва ли возможно окончательно разрешить этот спорный вопрос, сам по себе малоинтересный, особенно для читателей по эту сторону Инвернесса{11}11
  …по эту сторону Инвернесса… – то есть в низинной части страны, с англосаксонским, а не кельтским населением. Инвернесс – обширное графство в северной горной части страны.


[Закрыть]. Уинтоун дает нам для тех двух враждовавших кланов имена «Кланхивил» и «Клахиния» – причем второе, возможно, искажено переписчиком. В «Скоти-Хроникон»{12}12
  «Скоти-Хроникон» («Хроника скоттов») – историческое сочинение, составленное шотландским хронистом, аббатом Уолтером Бауером (ок. 1385–1449) в последние годы его жизни.


[Закрыть] они даются как Кланкухил и Кланкей. Гектор Боэций{13}13
  Гектор Боэций (1465?–1536) – шотландский историк, автор «Истории Шотландии», доведенной до воцарения Иакова III (1527) и написанной на латинском языке.


[Закрыть] пишет «Кланхаттан» и «Кланкей», в чем ему следует Лесли{14}14
  Лесли Джон (1527–1596) – епископ, автор «Истории Шотландии», изданной на латинском языке в Риме в 1578 г.


[Закрыть], тогда как Бьюкенен{15}15
  Бьюкенен Джордж (1506–1582) – историк, приверженец Реформации, автор памфлетов, направленных против Марии Стюарт и ее сторонников, а также «Истории Шотландского королевства», вышедшей в 1582 г. на латинском языке.


[Закрыть] почитает недостойным осквернять свои страницы гэльскими именами этих кланов и только описывает их как два могущественных племени в диком и беззаконном краю по ту сторону Грэмпианских гор{16}16
  …по ту сторону Грэмпианских гор… – Грэмпианские горы – горная цепь в Центральной Шотландии. Районы к северу от Грэмпианских гор населены были преимущественно кельтами.


[Закрыть]. При такой путанице может ли какой-то сассенах надеяться{17}17
  …может ли какой-то сассенах надеяться… – Сассенахами кельты называли пришедших сюда англосаксов.


[Закрыть], что ему удастся dare lucem?[1]1
  Внести свет (лат.).


[Закрыть] Имя Кланхейл появляется только в 1594 году – в одном из актов Иакова VI{18}18
  Иаков VI (1566–1625) – сын Марии Стюарт, король Шотландии (с 1567 г.), позднее, под именем Иакова I, король Англии (1603–1625).


[Закрыть]. Нельзя ли предположить, что это в конце концов просто искаженное наименование клана Лохиель?

Возможно, читатель не без удовольствия прочтет здесь строки из стихотворного рассказа Уинтоуна:

 
В тысяча триста девяносто
Шестом году, чтоб в битве просто
Решить издавний кровный спор,
Сошлись шотландцы диких гор –
 
 
По тридцать с каждой из сторон, –
И каждый местью распален
Всех – шестьдесят Клан Кухквил
Одним из этих кланов был,
 
 
Звался другой Клахинийя.
Их возглавляли сын вождя
Ша Ферквариса у одних,
Вождь Кристи Джонсон у других
 
 
На тридцать – тридцать с двух сторон,
И каждый злобой распален,
Под монастырскою стеной
Сент-Джонстона{19}19
  Под монастырскою стеной Сент-Джонстона… – Сент-Джонстон (то есть Город святого Иоанна) – старинное название Перта в честь святого, по преданию, обратившего в христианство древнее шотландское племя пиктов.


[Закрыть] вступили в бой.
 
 
Ареной им – приречный луг,
Оружием – кинжал да лук,
Секира да двуострый меч,
И стали – к черту! – сечь да сечь.
 
 
Рубились яростно, доколе
Телами не устлали поле.
Чья одолела сторона,
Кому победа зачтена?
 
 
Одно я знаю – изнемог
И победитель. Вот итог:
Легло полсотни, остальных
Убрали с поля чуть живых.
 

Настоятель Лохливена{20}20
  …настоятель Лохливена… – Эндрю Уинтоун.


[Закрыть] не упоминает ни о бегстве одного из гэльских бойцов, ни о рыцарственной доблести пертского ремесленника, вызвавшегося принять участие в сражении. Однако оба эти происшествия приводятся – несомненно, по традиции – продолжателем Фордуна{21}21
  …продолжателем Фордуна… – Джон Фордун (ум. ок. 1384) – капеллан собора в Эбердине, автор исторического сочинения «Хроника шотландских родов», написанного на латинском языке и оставшегося незавершенным. Продолжателем Фордуна стал Уолтер Бауер (см. коммент. к с. 8), чье сочинение называют «Скоти-Хроникон». Иногда под этим названием объединяют хроники Фордуна и Бауера.


[Закрыть], чей рассказ излагается такими словами:

«В году Господнем тысяча триста девяносто шестом значительная часть северной Шотландии, за горным хребтом, была взбаламучена двумя очумелыми катеранами{22}22
  …двумя очумелыми катеранами… – Катеран – гэльское слово, обозначающее разбойничью шайку. В Шотландии катеранами называли разбойников-горцев и, как презрительное обозначение, горцев вообще.


[Закрыть] и их приспешниками, а именно Шебегом с его сородичами из клана Кей и Кристи Джонсоном с его кланом, называемым клан Кухил, их невозможно было умиротворить ни через какие договоры и соглашения, и никакой король или правитель не мог их привести к подчинению, пока благородный и деятельный лорд, Давид Линдсейский и Крофордский, вместе с лордом Томасом, графом Морей{23}23
  Давид Линдсейский и Крофордский вместе с лордом Томасом, графом Морей… – Речь идет о Давиде Линдсее, первом графе Крофорде (1365?–1407), который в 1384 г. женился на дочери шотландского короля Роберта II. Титул графов Морей принадлежал роду Рэндолфов, однако трудно сказать, о котором из них идет речь.


[Закрыть], не приложили к этому делу свое усердие и силы и не уладили спор между двумя сторонами таким образом, что те согласились встретиться в некий назначенный день под городом Пертом пред лицом короля, выставив каждый от своего клана по тридцать человек против тридцати противной стороны и сразиться мечами, луками и стрелами, исключая всякое иное оружие или доспехи (кроме двуострых секир), каковая встреча и должна была положить конец их спору и установить мир в стране. Такой сговор весьма понравился обеим сторонам, и в ближайший понедельник, предшествующий празднику святого Михаила{24}24
  …празднику святого Михаила… – День святого Михаила – 29 сентября.


[Закрыть], на пертском Северном Лугу перед королем, правителем и великим множеством зрителей они вступили в самую ожесточенную битву, в которой из шестидесяти человек были убиты все, кроме одного со стороны Кланкея и одиннадцати с противной стороны. А еще случилось так, что когда все они собрались на арене битвы, один из них огляделся вокруг, ища пути к побегу, на глазах у всех бросился в Тэй и пересек его вплавь. В погоню за ним кинулись тысячи, но он так и не был схвачен. Оба отряда стояли друг против друга в недоумении и не могли приступить к делу из-за недостачи уплывшего: ибо тот отряд, который был в полном числе, не соглашался, чтобы одного из них исключили, другая же сторона не могла ни за какую награду подрядить кого-либо взамен беглеца. Итак, все стояли в растерянности, сокрушаясь об утрате сбежавшего бойца. И думали уже, что всему делу конец, когда вдруг на середину арены врывается какой-то местный ремесленник, малорослый, но свирепый с виду, и говорит: “Вот я! Кто тут меня наймет, чтобы я вступил в театральное игрище с этими работниками? Я попытаю счастья в этой забаве за полкроны, а сверх того, оговорю лишь одно – что, если я вернусь с арены живой, я буду от кого-нибудь из вас получать довольствие до конца моей жизни, ибо, как говорится, “никто не возлюбит большей любовью, нежели тот, кто отдаст свою жизнь за друзей”. Так какой же награды заслуживаю я, готовый отдать свою жизнь за врагов государства и короля?” То, о чем он попросил, было тут же обещано ему и королем и разными вельможами. Тогда тот человек сразу натянул свой лук и, первым послав в противный отряд стрелу, убил одного из бойцов. Тотчас же полетели стрелы туда и сюда, засвистали клинки, засверкали секиры, и как на бойне мясники разделывают быков, так здесь противники неустрашимо рубились в сече. Среди всего их множества не нашлось ни единого, кто по слабости духа или со страху норовил бы, хоронясь за спиной другого, уклониться от этой резни. А тот наймит-доброволец в конце концов вышел из битвы невредим. С той поры Север надолго угомонился, и впредь не бывало, чтобы катераны совершали оттуда свои набеги».

Сцена эта у Боэция и Лесли разукрашена многими цветистыми добавлениями, а у Бьюкенена соревнующиеся дикие горцы произносят речи по самым признанным образцам из Ливия{25}25
  …по самым признанным образцам из Ливия. – Тит Ливий (59 до н. э. – 17 н. э.) – римский историк, автор «Римской истории от основания города».


[Закрыть].

Преданность приемного отца и названых братьев юному вождю клана Кухил, как она изображена в романе, составляет характерную черту клановой верности, чему история Горной Страны дает немало примеров. Известен случай, когда в битве под Инверкийтингом между роялистами и войсками Оливера Кромвеля{26}26
  …в битве под Инверкийтингом между роялистами и войсками Оливера Кромвеля… – Роялисты – сторонники низложенного в результате английской буржуазной революции короля Карла I, казненного в 1649 г. Оливер Кромвель (1599–1658) – деятель английской буржуазной революции, установивший впоследствии режим личной власти. Битва под Инверкийтингом в Шотландии (1651) – один из эпизодов революционной борьбы. В этом сражении шотландские роялисты потерпели поражение от войск Кромвеля.


[Закрыть] один приемный отец и семеро его отважных родных сыновей таким же образом пожертвовали собой ради сэра Гектора Маклина из Дьюарта, причем старик отец каждый раз, как падал мертвым один из его мальчиков высылал вперед другого занять его место по правую руку любимого вождя с теми самыми словами, которые позаимствованы отсюда для романа: «Еще один за Гектора!»

Да, чувства могут переходить из поколения в поколение. Покойный генерал Стюарт из Гарта{27}27
  …генерал Стюарт из Гарта… – Дэвид Стюарт из Гарта (1772–1829), генерал-майор, автор книги «Очерки о характере, нравах и нынешнем состоянии шотландских горцев с добавлениями касательно военной службы в горских частях» (1822).


[Закрыть] (чья смерть явилась большой потерей для нашей страны) в своем отчете о сражении при Килликрэнки{28}28
  Сражение при Килликрэнки (1689) – эпизод восстания шотландских горцев, сторонников свергнутого в 1688 г. короля Иакова II Стюарта, выступивших против войск нового короля Вильгельма III. В этом сражении горцы под командованием Джона Грэма Клеверхауза (1649? – 1689) нанесли поражение войскам Вильгельма, но сам Клеверхауз был смертельно ранен.


[Закрыть] сообщает нам, что Лохиеля{29}29
  Лохиель – сэр Ивен Камерон из Лохиеля (1629–1719), сражавшийся в армии Грэма Клеверхауза.


[Закрыть] сопровождал на поле боя сын его названого брата: «Этот верный приверженец следовал за нами как тень, готовый помочь ему мечом или же прикрыть его своим телом от вражеского выстрела. Вдруг вождь почувствовал, что друга нет рядом с ним, и, оглянувшись посмотреть, что с ним приключилось, увидел его лежащим навзничь с вонзившейся в грудь стрелой. Он умирал и при последнем дыхании лишь успел сказать, что, увидев, как враг, какой-то горец из армии генерала Маккея{30}30
  …из армии генерала Маккея… – Хью Маккей (1640–1692) – шотландский генерал, состоявший на службе у Вильгельма Оранского и потерпевший поражение при Килликрэнки.


[Закрыть], целится в Лохиеля из лука, он забежал за его спину и заслонил от немедленной гибели. «Это особого рода долг, – добавляет рыцарственный Дэвид Стюарт, – не так уж часто выполняемый современными нашими адъютантами» (см. «Очерки о горцах Верхней Шотландии», т. I, с. 65).

Мне остается лишь добавить, что вторая серия «Хроники Кэнонгейта» вышла в свет в мае 1828 года и встретила благосклонный прием.

Эбботсфорд, 15 августа 1831 года

Глава I

 
Тщеславный римлянин, увидев Тэй,
Воскликнул встарь: «Глядите, Тибр, ей-ей!»
Но мы в отместку-то ужель не смеем
Их жалкий Тибр сравнить с шотландским Тэем?{31}31
  Тщеславный римлянин, увидев Тэй… – Эпиграф Скотта.


[Закрыть]
 

Неизвестный автор

Если знатоку-чужеземцу предложат назвать самую живописную и пленительную область Шотландии, он, вероятно, укажет на графство Перт. Да и уроженец всякого другого округа Каледонии{32}32
  …всякого другого округа Каледонии… – Каледонией римляне называли Шотландию.


[Закрыть], даже если он из понятного пристрастия отведет первое место родному графству, на втором непременно поставит Перт – и тем самым даст его жителям гордое право утверждать, что Пертшир, по непредвзятому суждению, являет собой красивейшую часть Северного королевства. Еще в давние годы леди Мэри Уортли Монтегю{33}33
  …леди Мэри Уортли Монтегю… – Мэри Уортли Монтегю (1689–1762) – английская писательница.


[Закрыть], чьи писания отмечены превосходным вкусом, высказала мнение, что в каждой стране самой живописной местностью, с наибольшим разнообразием и полнотой раскрывающей красоту природы, оказывается та, где горы, понижаясь, переходят в холмистые поля или равнину. Так и в Перте можно видеть хоть и не очень высокие, но необычайно живописные холмы. Реки дикими прыжками свергаются с вершин и по таинственным ущельям прокладывают себе дорогу из Горной Страны в Низину. Наверху богатая растительность, вызванная к жизни благоприятными климатом и почвой, сочетается с обычными чертами горного ландшафта, а у подножия холмов рощи, дубравы и заросли кустарника одевают склоны, взбегают по лощинам, взбираются на кручи. В этих отрадных местах путешественник находит то, что Грей или кто-то другой из поэтов{34}34
  …Грей или кто-то другой из поэтов… – Томас Грей (1716–1771) – английский поэт.


[Закрыть] назвал «на лоне ужаса почившей красотой».

Благодаря счастливому расположению эта область отмечена самым приятным разнообразием. Ее озера, леса и горы поспорят красотою с любыми, какие встретит путешественник в Верхней Шотландии, но графство Перт, помимо романтических пейзажей, – а иногда и тут же, среди них, – радует глаз еще и полосами плодородной земли, не уступающей богатством даже веселой старой Англии. И немало этому краю довелось увидеть замечательных подвигов и событий – таких, что вошли в историю, и других, интересных для поэта или романиста, хотя память о них сохранило только народное предание. В этих долинах не раз происходили кровавые побоища между саксами Нижней Шотландии и гэльскими кланами{35}35
  …кровавые побоища между саксами Нижней Шотландии и гэльскими кланами… – Англосаксонские завоеватели (V–VI вв.) оттеснили древних обитателей Шотландии в горы, но постоянная борьба между саксами и кельтами длилась несколько столетий. Отряды горцев нередко совершали массовые набеги на города и селения Нижней Шотландии, и шотландским баронам приходилось организовывать настоящие походы для усмирения горских кланов. Лишь в середине XVIII в., после подавления крупных восстаний горцев, последние были окончательно усмирены.


[Закрыть], причем зачастую оставалось неясным, кто же одержал победу – закованные в броню рыцари Низины или их противники, горцы в шерстяных плащах.

Помимо красоты расположения, Перт замечателен своей древностью: старинное предание гласит, что он основан римлянами{36}36
  …старинное предание гласит, что он основан римлянами. – Речь идет о городе Виктории, основанном в 320 г. римлянами на месте нынешнего Перта.


[Закрыть]. Гордые победители, говорит оно, соизволили приравнять к Тибру судоходный и куда более величественный Тэй, а в широкой равнине, известной под именем Северного Луга, увидеть сходство с Марсовым полем. Перт часто избирали своей резиденцией наши государи, правда, у них не было в городе дворца, но они находили цистерцианский монастырь{37}37
  …цистерцианский монастырь… – Цистерциане – ответвление монашеского ордена бенедиктинцев, одного из наиболее распространенных в Западной Европе. Однако в данном случае речь идет о доминиканском монастыре, основанном в Перте в 1231 г. Во время действия романа в Перте существовал еще кармелитский монастырь, основанный в 1260 г. Позднее возникли еще два монастыря: картезианский в 1425 г. и францисканский в 1460 г. Таким образом, упоминание в конце романа четырех монастырей – анахронизм.


[Закрыть] достаточно просторным, чтобы принять их со всем двором. Здесь Иаков I, один из умнейших и лучших королей Шотландии, пал жертвой зависти озлобленной аристократии{38}38
  Иаков I… пал жертвой зависти озлобленной аристократии. – Иаков I (1394–1437) – шотландский король (с 1424 г.), был убит заговорщиками-феодалами, убийство это было совершено в доминиканском монастыре в Перте. Иаков был также и поэтом, автором лирических и сатирических стихов.


[Закрыть]. Здесь же возник и загадочный заговор Гаури{39}39
  …загадочный заговор Гаури… – Так Скотт называет события, связанные с убийством Джона Рутвена, графа Гаури (1578?–1600), и его брата Александра в их собственном замке во время пребывания там короля Иакова VI. По официальной версии, существовал заговор, возглавленный Джоном Рутвеном, и Рутвены, пользуясь приездом короля, пытались напасть на него, но были убиты сами. Возможно, что заговор действительно имел место, а может быть, дело это было спровоцировано самим Иаковом VI, решившим таким способом расправиться с опасными для него лицами.


[Закрыть], старинный дворец, где разыгралась эта трагедия, был разрушен лишь совсем недавно. В ревностном внимании к старине, Пертское антикварное общество опубликовало точный план этого исторического здания и в примечаниях, свидетельствующих о тонком и добросовестном исследовании предмета, приводит приуроченный к этому месту рассказ о заговоре.

Один из красивейших пейзажей в Великобритании, а может быть, и во всем мире открывается – или, лучше скажем, открывался – из так называемых Врат Судьи. Это нечто вроде арки, под которой путешественник, покинув Кинросс{40}40
  …покинув Кинросс… – Кинросс – графство в Шотландии, граничащее с Пертширом.


[Закрыть], должен был проехать после долгого пути по неприглядной и пустынной местности, и тут перед ним с вершины высокого горного кряжа, куда он незаметно поднимался, развертывалась долина Тэя, прорезаемая полноводным и горделивым потоком: и город Перт с двумя прилегающими к нему широкими поймами, или Лугами, с колокольнями и башнями, и горы Монкриф и Кинноул, поднимающиеся вдали красивыми, мягкими уступами, кое-где одетыми лесом, и богатый берег реки с разбросанными по нему изящными строениями, а по краю кругозора – очертания могучих Грэмпианских гор, замыкающих с севера этот восхитительный ландшафт. Новая дорога – в общем, нельзя не признать, значительно улучшившая сообщение – проходит стороной, открывая описанный здесь великолепный вид не так неожиданно: он предстает взору по частям, но, впрочем, это зрелище, даже если мы приближаемся к месту постепенно, остается на редкость красивым. Еще сохранилась, кажется, тропа, ведущая к Вратам Судьи, так что путешественник, сойдя с коня или выйдя из кареты и пройдя несколько сот ярдов пешком, может сравнить подлинную картину с тем эскизом, который мы здесь попытались набросать. Но мы не властны передать (как и он не почувствовал бы) всю прелесть, какую сообщает удовольствию неожиданность, если чудесный вид возникнет перед путником внезапно, в минуту, когда он никак не ожидал чего-либо подобного, никогда не изведал бы он того, что довелось испытать вашему покорному слуге, Кристелу Крофтэнгри, когда он впервые увидел несравненное это зрелище.

К восторгу, охватившему меня, примешивалось еще и ребяческое удивление, ибо мне было тогда не более пятнадцати лет, к тому же мне впервые разрешили отправиться так далеко на моем пони, так что мой восторг усиливало еще и волнующее сознание независимости, не чуждое некоторой тревоге, которую даже самый самонадеянный мальчик невольно почувствует, когда впервые должен будет положиться на собственное разумение. Помню, сам того не ожидая, я осадил лошадку и жадно смотрел на открывшийся вид, точно боясь, что его снимут, как театральную декорацию, прежде чем я успею ясно разглядеть его во всех подробностях или увериться, что любуюсь им наяву. Свыше пятидесяти лет протекло с той поры, но неповторимая эта картина запечатлелась в моем уме и остается живой и яркой, когда многое из того, что повлияло на мою судьбу, безвозвратно ушло из памяти.

Вот почему, осмелившись занять внимание читателей развлекательной хроникой, я решил открыть ее рассказом, связанным с местностью, так поразившей некогда мое детское воображение. Быть может, я при этом цепляюсь за надежду, что самый пейзаж своим благотворным воздействием вознаградит читателя за недочеты моего письма. Так иная дама воображает, что изящный фарфоровый сервиз придает «букет» посредственному чаю[2]2
  Кристел Крофтэнгри выразил здесь свои чувства, близкие к тем, что испытал я сам, насколько я их помню по прошествии долгих лет. (Примеч. авт.)


[Закрыть]. В ряде писем из Пертшира мне сообщают, что я допустил кое какие мелкие погрешности в именах собственных. Но, несомненно, общее впечатление от долины Тэя и древнего юрода Перта, поднимающего свою седую голову среди тучных пастбищ над сверкающими водами величавой шотландской реки, остается по-прежнему столь ярким, что оно оправдало бы и более пламенные выражения, нежели те, какие нашлись у мистера Крофтэнгри.

Я задумал начать с поры куда более ранней, чем та, когда происходили примечательные исторические события, упоминавшиеся мною выше, – ибо все, о чем предстоит мне поведать, свершилось в последние годы четырнадцатого столетия, когда скипетр Шотландии держал в благородной, но слабой руке Джон Стюарт, принявший при вступлении на престол имя Роберта III.

Глава II

 
Пастушки губы – бархата нежней,
Не барыня – а та же сладость в ней{41}41
  Пастушки губы – бархата нежней… – Цитата из стихотворения Джона Драйдена (1631–1700) «Эпилог, произнесенный при открытии нового здания 26 марта 1674 года». Речь идет о новом здании королевского театра, впоследствии известного под именем «Друри-Лейн».


[Закрыть].
 

Если Перт, как мы отметили, по праву гордится красотами природы, то никогда он не был обделен и другого рода красотою, более притягательной, хоть и не столь долговечной.

Прозываться «Прекрасной девой Перта» означало во все времена высокое отличие, и нужно было обладать поистине замечательной красотой, чтобы заслужить его в городе, где столько девушек могли притязать на эту завидную честь. А в феодальную эпоху, к которой ныне мы хотим привлечь внимание читателя, женская красота ценилась куда больше, чем впоследствии, когда идеи рыцарства стали угасать. У древних рыцарей любовь к женщине была своего рода дозволенным идолопоклонством, с которым могла сравниться страстностью только любовь к небесам, да и то лишь в теории, так как на деле любовь к женщине почти неизменно брала верх. Имя Бога и прекрасной дамы сердца запросто призывалось одним дыханием, и служение прекрасному полу вменялось в обязанность жаждущим посвящения в рыцари так же непреложно, как и благочестие. В те времена власть красоты была почти безгранична. Она могла уравнять со знатным вельможей девушку простого звания.

Незадолго до воцарения Роберта III, при его предшественнике, одна лишь красота позволила особе низкого рождения и сомнительной нравственности разделить с королем шотландский престол. И многие другие женщины, менее ловкие или не столь удачливые, начав свой жизненный путь наложницами, достигали высокого положения, – что допускалось и оправдывалось нравами тех времен. Такие примеры могли бы вскружить голову и девице более высокого рождения, чем Кэтрин, или Кейт, Гловер, которая была всенародно признана красивейшей из молодых обитательниц города и окрестностей и чье звание «пертской красавицы» неизменно привлекало к ней взоры юных щеголей, когда королевскому двору случалось обосноваться в Перте или поблизости от него, и добавим, что иной высокородный дворянин, прославившийся воинскими подвигами, так старался щегольнуть красивой посадкой в седле, проезжая по Кэрфью-стрит{42}42
  … проезжая по Кэрфью-стрит. – Кэрфью-стрит – «улица церковного звона». Кэрфью – испорченное французское выражение «couvre feu» («туши огонь»), которое связано с установлением Вильгельма I Завоевателя (1066–1087), обязавшего жителей покоренной им Англии из опасения ночных сходок гасить огни в определенный час, по звону церковного колокола. Улица в Перте получила такое название по расположенной на ней колокольне. На этой улице и до сего времени сохраняется дом, в котором якобы жила Кэтрин Гловер.


[Закрыть], мимо окон Саймона Гловера, как не домогался бы победы на турнире, где его искусство могли оценить самые высокородные дамы Шотландии.

Но дочь Гловера-перчаточника (ее отец, как было принято в ту пору среди горожан, получил фамилию по своему ремеслу) не слушала любезностей, которые расточали перед ней вельможные поклонники. И хотя Кэтрин сознавала, конечно, свою привлекательность и не так уж была равнодушна к ней, она стремилась, как видно, одерживать победы только над людьми своего круга. Обладая красотою совсем особого рода! – той, что мы связываем больше с духовной, нежели с телесной сущностью, – она при всей природной доброте и милом нраве казалась скорее замкнутой, чем веселой, даже когда находилась среди равных, а глубокое чувство, с каким отправляла она долг благочестия, наводило многих на мысль, что Кэтрин Гловер затаила желание удалиться от мира и схоронить себя в монастырских стенах. Но если и были у нее подобные мысли, едва ли следовало ожидать, что ее отец, слывший человеком состоятельным и не имевший других детей, с легкостью согласится на такую жертву.

Зато в своей суровости к придворным рыцарям признанная Пертом королева красоты встречала полную поддержку со стороны отца.

– И не гляди ты на них! – говорил он ей. – Не гляди на них, Кэтрин, на этих щеголей! Ну их всех с их резвыми конями и бряцаньем шпор, с их перьями на шляпах и холеными усами! Они не нашего сословия, и не пристало нам родниться с ними. Завтра день святого Валентина{43}43
  Завтра день святого Валентина… – С этим днем (14 февраля) связан обычай, идущий еще от язычества и заключающийся в том, что юноша и девушка выбирали себе по жребию подругу (или друга) на следующий год. Их и называли Валентинами.


[Закрыть], когда каждая птица выбирает себе подружку, но ты не увидишь, чтобы коноплянка свила гнездо в паре с ястребом-перепелятником или малиновка – с коршуном. Мой отец был честным горожанином Перта и владел иглой не хуже, чем я. А случалось подступить войне к воротам нашего славного города, мы откладывали в сторону иглу, и нитки, и замшу, доставали из укромного уголка добрый шлем и щит и снимали со стены над камином длинное копье. Назови мне тот день, когда мэр созывал ополчение, а я или мой отец не явились бы в строй! Так мы жили, девочка моя: трудились, чтоб заработать свой хлеб, и сражались, чтоб защитить свою жизнь. Не нужно мне зятя, который будет мнить о себе, что он лучше меня, а что до лордов и рыцарей, так запомни хорошенько: ты слишком низко стоишь для их законной любви и слишком высоко – для их беззаконной прихоти. А теперь отложи-ка свою работу, дочка, потому что нынче канун святого праздника и нам пора в церковь на вечернюю службу – помолимся, чтобы Господь послал тебе завтра хорошего Валентина.

Красавица отложила великолепную перчатку для соколиной охоты, которую вышивала по заказу леди Драммонд{44}44
  …по заказу леди Драммонд. – Драммонды – один из наиболее знатных шотландских родов.


[Закрыть], и, надев праздничное платье, приготовилась сопровождать отца в монастырь доминиканцев, примыкавший к Кэрфью-стрит, где они проживали. По дороге Саймон-перчаточник, исконный и почитаемый горожанин Перта, с годами несколько отяжелевший, важно принимал от встречных, и молодых и старых, подобающую дань уважения к своему бархатному полукафтанью и золотой цепи. Равно и перед признанной красотой его дочери, хотя и спрятавшейся под покров скрина[3]3
  Нечто вроде мантильи, какую носят во Фландрии. (Примеч. авт.)


[Закрыть], склонялись, обнажая головы, и старые и молодые.

Отец и дочь шли рука об руку, а по пятам за ними следовал высокий, стройный юноша в одежде йомена{45}45
  …в одежде йомена. – В средневековой Англии йомен – свободный крестьянин, владевший небольшим земельным наделом.


[Закрыть], самой простой, но выгодно обрисовывавшей его изящный стан, тогда как шотландская алая шапочка как нельзя лучше шла к его красивому лицу в рамке густых кудрей. При нем не было другого оружия, кроме трости, так как лицам его состояния (он был подмастерьем у старого Гловера) не полагалось показываться на улице с мечом или кинжалом у пояса – это почитали своим исключительным правом «джекмены», то есть воины-прислужники знатных господ. В свободное от работы время он сопровождал хозяина в качестве слуги или телохранителя, но нетрудно было заметить по его ревностному вниманию к дочери хозяина, что он охотней оказал бы добрую услугу Кэтрин Гловер, чем ее отцу. Впрочем, юноше так и не пришлось показать свое усердие: общее всем чувство уважения побуждало прохожих почтительно уступать дорогу отцу и дочери.

Но вот чаще замелькали в толпе стальные шлемы, береты и перья сквайров, лучников и конных латников, носители этих воинских знаков отличия вели себя куда грубее, чем горожане. Не раз, когда такая особа нечаянно или, может быть, в кичливом сознании своего превосходства на ходу оттесняла Саймона от стены, молодой провожатый перчаточника сразу вызывающе мерил невежу взглядом, как будто рвался доказать на деле свою пламенную готовность услужить госпоже. И каждый раз Конахара – так звали юношу – одергивал его хозяин, давая понять, что нечего ему лезть в драку, пока не приказали.

– Глупый мальчишка! – сказал он. – Или ты мало пожил в моем доме? Неужели ты до сих пор не усвоил, что удар порождает ссору… что клинок режет шкуру так же быстро, как игла прокалывает замшу… и что я люблю мир, хотя никогда не боялся войны, и мне неважно, пройдем мы с дочерью ближе к стене или подальше, лишь бы идти нам тихо и мирно?

В свое оправдание Конахар заявил, что ему дорога честь его хозяина. Но этим он ничуть не успокоил старика.

– Что нам честь? – сказал Саймон Гловер. – Если хочешь остаться у меня на службе, думай о честности, а о чести пусть хлопочут хвастливые дураки, которые носят сталь на пятках и железо на плечах. Если тебе охота щеголять таким убором – милости просим, но не в моем доме и не при мне.

Конахара эта отповедь не утихомирила, а только пуще распалила, но поданный молодою хозяйкой знак – если и впрямь можно было так истолковать чуть поднятый ею мизинец – подействовал сильнее, чем сердитый укор хозяина: юноша сразу утратил воинственный вид, казавшийся для него естественным, и превратился в простого слугу миролюбивого горожанина.

Между тем их небольшую группу догнал худощавый молодой человек, закутанный в плащ, которым он прикрыл или затенил часть лица, как нередко делали в ту пору кавалеры, когда хотели остаться неузнанными или пускались в поиски приключений. Словом, всем своим видом он как бы говорил окружающим: «Сейчас я не желаю, чтобы меня узнавали или обращались ко мне так, точно понимают, кто я. Но я ни перед кем не должен держать ответ, а потому свое инкогнито я храню лишь для видимости, и меня не беспокоит, разгадали вы его или нет». Он поравнялся с Кэтрин, державшей под руку отца, и, замедлив шаг, пошел рядом с нею с правой стороны, как бы присоединяясь к их компании.

– Доброго вечера вам, хозяин.

– Благодарю, ваша милость, пожелаю того же и вам… Но разрешите попросить вас пройти мимо… Мы идем слишком медленно для вашей светлости… и наше общество слишком низко для сына вашего отца.

– Сын моего отца лучше может об этом судить, почтенный! Мне нужно потолковать кое о чем с вами и с моей прекрасной святой Екатериной – самой прелестной и самой упрямой святой, какая числится в святцах.

– Почтительно напомню вам, милорд, – сказал старый мастер, – что нынче канун Валентинова дня, когда о делах толковать не годится. Пожалуйста, передайте мне через своих людей пожелания вашей милости, и я во всякое время готов вам услужить.

– Сейчас самое подходящее время, – сказал настойчивый юноша, которому его высокое звание позволяло, как видно, ни с кем не церемониться. – Я хочу знать, готов ли тот камзол из буйволовой кожи, который я заказал на днях… А от вас, любезная Кэтрин, – тут он понизил голос до шепота, – я хочу услышать, потрудились ли над ним, как вы мне обещали, ваши нежные пальчики. Но к чему спрашивать? Ведь бедное мое сердце чувствовало укол каждый раз, когда вы делали стежок, расшивая шелком одежду, которая будет покрывать мою грудь. Предательница, как ты ответишь за то, что подвергла пытке сердце, полюбившее тебя так горячо?

– Милорд, – сказала Кэтрин, – я вас убедительно прошу не продолжать эти безумные речи, вам не подобает их говорить, а мне – слушать. Мы люди невысокого звания, но честного обычая, а присутствие отца должно бы защитить девушку от такого обращения – даже со стороны вашей светлости.

Она проговорила это так тихо, что ни отец, ни Конахар не могли разобрать ее слова.

– Хорошо, мой тиран, – ответил настойчивый искатель, – я не стану вам больше докучать, только позвольте мне увидеть вас в вашем окне завтра на рассвете, едва лишь солнце выглянет из-за восточного холма, – дайте мне право быть этот год вашим Валентином.

– Ни к чему это, милорд. Отец совсем недавно говорил мне, что ястреб (а орел тем более) никогда не возьмет себе в подруги скромную коноплянку. Подарите своим вниманием какую-нибудь придворную даму, которой ваш выбор будет к чести, меня же, позвольте мне, ваше высочество, сказать правду, – меня он может только опозорить.

Пока велся этот разговор, они подошли к вратам церкви.

– Полагаю, милорд, здесь вы позволите нам распроститься с вами? – сказал отец. – Вам, я вижу, не очень-то хочется поступиться своим удовольствием ради того, чтобы избавить от огорчений и тревог таких людей, как мы. Но по тому, сколько слуг столпилось у ворот, вы поймете, ваша милость, что в церкви есть и другие, кому даже и вы, милорд, должны оказать почтение.

– Да… почтение! А кто окажет это почтение мне? – сказал высокомерный вельможа. – Жалкий ремесленник и его дочь, для которых даже крупица моего внимания – слишком высокий почет, нагло заявляют мне в лицо, что мое внимание для них позор! Ну, моя королева белой замши и голубого шелка, ты у меня раскаешься!

Пока он бормотал это себе под нос, Гловер с дочерью вошли в доминиканскую церковь, а их провожатый Конахар, стараясь не отстать, задел плечом – быть может, не совсем непреднамеренно – молодого вельможу. Рыцарь, потревоженный в своем неприятном раздумье и, верно, усмотрев тут нарочитое оскорбление, схватил юношу за грудь, притянул к себе, ударил и отбросил прочь. Рассерженный противник, еле оправившись, схватился за бок, точно ища меч или кинжал на том месте, где их обычно носят. Но, не найдя ни того, ни другого, он в бессильной ярости махнул рукой и вошел в церковь. Эти несколько секунд его замешательства молодой вельможа стоял, скрестив руки на груди, и надменно улыбался, точно приглашая его показать, на что он способен. Когда же Конахар вошел в церковь, его противник тщательней прикрыл лицо плащом и поднял над головой перчатку, подавая кому-то условный знак. Тотчас к нему подлетели два человека, которые, так же закрываясь плащами, ждали поодаль сигнала. Они озабоченно пошептались, потом вельможа удалился в одну сторону, а его друзья или приспешники – в другую.