Текст книги "Рекламное бюро господина Кочека"

Глава 4

Каждое утро Василий и Лиза жадно набрасывались на газеты. В парижских киосках были, конечно, и «Известия», и «Правда», но они лишь с жадностью поглядывали на них, не смея купить. Хотя и считалось, что Василий, прожив несколько лет с родителями в России, знает русский язык, все же рисковать не хотелось.

Они читали газеты на французском, немецком, английском языках – в то время английским языком хорошо владела одна Лиза. Разумеется, они не обманывались, для них было ясно, что официальные сообщения никогда не введут их в круг действия таинственных пружин, двигающих политику европейских стран. Но более надежных источников информации у них пока не было, и это вынуждало, до поры до времени, довольствоваться газетными сообщениями. А хотелось знать больше и, главное, точнее, потому что события в мире развивались в те годы с небывалой тревожной быстротой.

Всем, даже людям, далеким от политики, было ясно, что Лозаннская конференция по разоружению, организованная в 1932 году великими державами с единственной целью отвлечь внимание народов от надвигающейся военной опасности, провалилась. На этой конференции представители двух держав, потенциальных союзников в будущем, Японии и Германии, маневрировали как могли. Дело кончилось тем, что Япония вышла из Лиги Наций, а представитель Германии покинул конференцию.

До этого немцы настоятельно требовали пересмотра Версальского договора, настаивали на равноправии в вооружении – как будто члены Лиги Наций собрались в Лозанне не ради упрочения мира, а с целью скорейшего вооружения государств. Свои требования немцы объясняли чувством национальной гордости. Как ни странно, военные претензии побежденной страны встречали сочувствие у большинства союзников Антанты. Это сочувствие с наибольшей откровенностью проявили на конференции американцы. Больше того, правительство Соединенных Штатов рекомендовало Англии оказать поддержку Германии, да и Францию уговаривало не упрямиться. Что касается Италии, то она открыто поддерживала Германию.

Франция не была еще послушным партнером США. Премьер-министр Эррио, понимая опасность перевооружения Германии, делал отчаянные попытки, чтобы если не остановить, то хотя бы отсрочить пересмотр Версальского договора.

Немцы, в свою очередь, старались усыпить бдительность политических деятелей Франции разговорами об угрозе коммунистической революции. В то время, когда канцлер фон Папен предлагал Франции вечный союз, объединенный генеральный штаб, военный министр фон Шлейхер и министр иностранных дел фон Нейрат старались внушить всем, что если союзники не пойдут на пересмотр унизительного для «великой Германии» Версальского договора и не согласятся на равноправное ее участие в вооружении, то для Германии останется единственный путь – договор о дружбе с Советским Союзом.

Нехитрый этот маневр удался. США и Англия стали обвинять правительство Франции в несговорчивости и весьма прозрачно намекнули, что в результате своей нетерпимости Франция рискует остаться в изоляции.

Недальновидных этих политиков ничуть не смущало, что внешнюю политику Германии направлял председатель весьма могущественного в Берлине «Клуба господ» фон Папен, скандальная деятельность которого в прошлом всем была достаточно хорошо известна. Молодой, стройный, голубоглазый, хитрый, склонный к интригам, он был накануне первой империалистической войны военным атташе в Вашингтоне. А во время войны, обосновавшись в Южной Америке, развил бешеную деятельность, помогая германскому адмиралтейству потопить многие морские транспорты и конвои союзников.

Правая рука канцлера – не менее одиозная фигура. Толстый, неповоротливый министр иностранных дел барон Константин фон Нейрат только казался сонным и флегматичным. О его деятельности в Риме (он был послом Германии в Италии) ходило множество слухов. В частности, говорилось, что в сейфе германского посольства хранится кожаная папка, в которой собраны секретные документы, свидетельствующие о тайных связях посла с крупными политическими деятелями Италии. Говорилось также, что для Муссолини это не было тайной.

Фон Нейрат, информированный о том, что агенты Муссолини собираются похитить папку с драгоценными документами, постарался перехитрить дуче. Он заменил документы пачкой чистой бумаги и дал возможность похитителям беспрепятственно проникнуть в здание посольства, открыть сейф и завладеть кожаной папкой. В два часа ночи сотрудники посольства задержали похитителей. При проверке оказалось, что один из похитителей был лейтенантом, а другой – комиссаром полиции. На следующий день посол устроил грандиозный скандал итальянским властям…

Военный министр фон Шлейхер, выступая с речью по радио 26 июля 1932 года, заявил, что отныне Германия не нуждается ни в чьих разрешениях и сама позаботится о своей безопасности. А канцлер фон Папен недвусмысленно дал понять представителям прессы, что немецкая армия будет иметь современное вооружение. Эти выступления вызвали бурю негодования во Франции. Французский посол в Берлине, Франсуа Понсэ, по поручению своего правительства потребовал объяснений. Как бы в ответ на это Гитлер, играя на шовинистических чувствах немцев, развернул крикливую кампанию против «унизительного Версальского диктата»…

Василий, всерьез обеспокоенный своим бездельем в этой тревожной международной обстановке, не знал, что он должен предпринять, – указаний почему-то все не было. Потеряв терпение, он написал письмо «отцу» в Чехословакию. Подробно описав свое житье-бытье в Париже в качестве компаньона рекламной фирмы, он между прочим упомянул о мировых событиях и пожаловался в этой связи на свою вынужденную бездеятельность. Все это, разумеется, эзоповским языком, но достаточно ясно.

В ответном письме «отец» сообщил, что он и все родные очень довольны тем, что Ярослав наконец-то перебрался в Париж – это начало успеха! Они рады также его коммерческим достижениям. «Отец» настоятельно рекомендует расширять дела рекламной фирмы, постараться завязать деловые отношения с другими странами, в частности с Германией, Англией, а может быть, даже с Америкой. Вот было бы здорово, если бы сынок сумел проникнуть со своими новыми идеями на родину рекламы! В том случае, если в этих странах окажутся солидные заказчики, неплохо было бы иметь там своих представителей. Главное – завязать деловые отношения с нужными людьми, в особенности с сильными мира сего. Пусть Ярослав усвоит одну простую истину: без их поддержки достигнуть больших успехов в коммерции нельзя. В конце письма «отец» писал: «Пусть Марианна воспользуется пребыванием в Париже, послушает лекции профессоров Сорбонны. Знания ей пригодятся в будущем…»

Прочитав письмо, Василий задумался. Что ж, как говорится, с горы виднее… Он сумеет расширить дело, завязать деловые отношения с другими странами. Понятно и желание «отца», чтобы он завязал знакомства с сильными мира сего. Будет сделано!..

Принять такое решение трудно, но где, каким образом он сможет найти этих людей и сойтись с ними близко? Будучи фактически хозяином рекламной фирмы, ставшей за последнее время модной, Василий общался со множеством парижан, но это были коммерсанты, владельцы разных торговых предприятий или их представители, которых интересовало только одно – торговля, сбыт, реклама. Тратить время на таких людей не имело смысла.

Он подумал, что одним из средств связи и знакомства с людьми может служить церковь. Кстати, неплохо зарекомендовать себя верующим человеком. Узнав у тетушки Эжени адрес приходской церкви святого Варфоломея, он однажды под вечер направился туда. В церкви никого не было, кроме нескольких старух в черном, но Василий скорее почувствовал, чем увидел, что его приход не остался незамеченным. Подойдя к алтарю, он опустился на колени и долго усердно молился. А поднявшись, увидел перед собой пожилого аббата.

– Здравствуйте, мсье, – приветливо сказал тот. – Если не ошибаюсь, я вижу вас впервые в своем приходе…

– Благословите, отец мой, – Василий наклонил голову и, когда аббат закончил молитву, ответил на его вопрос: – Вы правы, я несколько дней тому назад поселился в этом квартале и поспешил к вам, чтобы просить вас быть моим духовником.

– С удовольствием… Судя по вашему акценту, вы иностранец?

– Подданный Чехословацкой республики, словак по национальности, католик по вероисповеданию. Занимаюсь коммерческой деятельностью – компаньон рекламной фирмы. Женат, детей Бог не дал, живу недалеко отсюда…

Аббат достал из кармана книжку и, записав адрес нового прихожанина, сказал:

– Вы и ваша жена, если она тоже католичка, можете исповедоваться у меня в любой из вторников, четвергов и воскресений после службы.

Василий поблагодарил, бросил в тарелку для пожертвований пятифранковую бумажку и вышел на улицу.

Проходил день за днем.

Директор-распорядитель универмага, Шарль де ла Граммон, поручил фирме «Жубер и компания» оформить еще несколько витрин. Он позвонил Василию по телефону и попросил заглянуть к нему для делового разговора.

– Должен признаться, – сказал он Василию, когда тот удобно расположился в кресле у его стола, – что тематические рекламы вашей фирмы оказались очень действенными! Публике нравится новая, красочная витрина, но… – де ла Граммон сделал паузу, – но мы тратим на рекламу слишком много денег. Нам приходится довольно часто менять оформление витрин – обязательно раз в месяц. Дорогое это удовольствие, скажу я вам! Я пригласил вас, чтобы посоветоваться – нельзя ли изготовить более фундаментальную декоративную установку, в которой можно было бы менять только детали?

– Полагаю, что можно. Правда, это обойдется вам немного дороже, но расходы оправдаются с лихвой. Дайте нам несколько дней – и я представлю вам эскизы и примерную калькуляцию.

– Отлично! С человеком, который сразу вас понимает, приятно иметь дело!..

Прощаясь, Василий увидел теннисную ракетку в чехле, лежавшую на подоконнике.

– Вы играете в теннис, мсье? – спросил он.

– Я имею честь состоять вице-президентом клуба, где очень увлекаются теннисом, – ответил де ла Граммон.

– Завидую вам, – Василий вздохнул. – Я больше года не держал в руках ракетку.

– Ну, это ничего не значит! Навыки быстро восстанавливаются. Хотите, сыграем как-нибудь?

– С удовольствием! У себя на родине когда-то считался неплохим теннисистом, не раз брал призы. А вот что получится сейчас…

– Если вы сможете, то завтра, в шесть вечера, я жду вас в клубе. Вы только назовите свою фамилию – швейцар будет предупрежден. Адрес знаете?

– Увы, нет! Я ведь провинциал…

Де ла Граммон записал адрес клуба и протянул листок Василию.

По пути в контору Василий купил самую дорогую ракетку. Сегодня все шло удачно. Заказ на оформление всех витрин большого универсального магазина в центре Парижа – не только выгодная сделка, дающая почти полную нагрузку мастерской, но и прекрасная реклама для фирмы. А посещение спортивного клуба позволит ему наконец расширить круг знакомств. Вот только сумеет ли он сыграть так, чтобы обратить на себя внимание? С плохим теннисистом никто играть не захочет…

В конторе Василий застал Жубера. Видя бесспорные успехи фирмы, а главное, растущие с каждым днем доходы, Жубер, хотя по-прежнему и не вникал в дела, все же стал каждый день аккуратно являться в контору. Иногда он даже спускался вниз, в мастерскую, беседовал с художниками.

Василий рассказал компаньону о своем разговоре с директором-распорядителем универсального магазина.

– Наша мастерская будет обеспечена постоянной работой, и мы спокойно сможем подумать о новых заказах. Может быть, даже за пределами Франции…

Жубер встал, зашагал по конторе, тихонько насвистывая арию из оперетты.

– Знаете, дорогой Кочек, у вас несомненный талант организатора! И я, не будучи пророком, предсказываю вам блестящую будущность. Поверьте мне, через несколько лет вы будете ворочать грандиозными делами!..

– Благодарю. Но почему ворочать грандиозными делами буду только я, а не мы с вами?

– Разве я буду вам нужен? Когда вы освоите подводные камни Парижа, я вряд ли понадоблюсь вам…

Вот, оказывается, где собака зарыта! Боязнь остаться опять одному, страх снова потерять все. Василий не дал компаньону договорить:

– Я до конца дней своих останусь признателен вам, – сказал он. – Если бы не вы, мне не видать Парижа… давайте обсудим другое. За прошлый месяц наши доходы составили сорок три тысячи франков. Теперь мы сможем позволить себе купить новое оборудование. Я веду переговоры с владельцем соседнего дома об аренде подвального помещения для расширения мастерской, но было бы разумнее перенести мастерскую куда-нибудь за город – там арендная плата меньше. Проектное бюро во главе с Борро и Домиником останутся здесь, а Гомье можно поручить руководство мастерской. И еще – как вы думаете, Жубер, не пора ли нам прибавить жалованье художникам?

– Но мы ведь совсем недавно повысили его!..

– Они согласились в свое время на мизерную оплату потому, что видели – у нас самих еще ничего нет. Они не роптали. Потом мы установили по тысяче франков Доминику и Гомье, а Борро, как главному художнику, тысячу пятьсот франков в месяц. Теперь будет справедливо прибавить всем хотя бы по пятьсот франков. Они хорошо работают, и такой жест с нашей стороны еще больше подбодрит их!

– Я не возражаю. Только не следует баловать их. Этому сорту людей чуждо чувство благодарности – сколько бы вы им ни давали, они все равно будут считать, что вы эксплуатируете их труд. Хочу напомнить вам, что не так давно я, владелец бюро, брал себе на жизнь тысячу, тысячу двести франков в месяц…

– Теперь вы имеете возможность брать по три тысячи!

– Вы думаете, это не повредит финансовому положению фирмы? – Жубер впился глазами в компаньона.

– Нисколько! Ведь наш основной капитал перевалил за сто тысяч франков, и мы теперь не пользуемся банковским кредитом, чтобы не платить лишние проценты. Если не произойдет ничего чрезвычайного и мы сумеем завязать деловые отношения с другими странами, думаю, что через год наш капитал составит не меньше четверти миллиона. С учетом всего имущества, разумеется…

– Вы просто гений, Кочек!.. За десять лет моих трудов здесь я ни разу не мог позволить себе брать на личные расходы столько денег… Что же касается ваших предложений о переносе за город мастерской и покупке нового оборудования – поступайте, как найдете нужным!..

Вечером, вернувшись домой, Василий обнял Лизу и закружился с ней по комнате.

– Ну, старушка, все идет, как говорят стратеги, по заранее намеченному плану!

– Пусти, пусти, сумасшедший!.. Думаешь, я девчонка?.. Даже голова закружилась!

– Скоро у нас с тобой еще не так закружится голова.

– Это почему?

– Завтра у меня экзамен, – он достал из чехла ракетку и помахал ею.

– Ничего не понимаю!

– Попробуем этой ракеткой открыть двери за семью замками. Короче, директор-распорядитель универсального магазина, он же вице-президент весьма привилегированного спортивного клуба, пригласил меня сыграть с ним завтра партию в теннис. Если сумею показать себя, считай, что наказ «отца» будет выполнен. В том клубе собирается избранная публика – уж среди них-то найдутся нужные нам люди.

– А у меня тоже радостная новость. Я получила разрешение посещать лекции на восточном факультете Сорбонны.

– Поздравляю!.. Но играть в теннис – это тебе не лекции в Сорбонне слушать! Где бы мне помахать ракеткой, хотя бы часика два? Может, поехать за город?

– Что ты, уже поздно, скоро стемнеет!

– Знаешь, я просто побросаю мяч здесь, в комнате. А завтра утром, пораньше, съездим все-таки за город. Хоть немного форму восстановлю.

* * *

Хотя Василий и надеялся познакомиться в клубе с нужными людьми, он прекрасно понимал, что это не так-то просто. Особенно после того, как белогвардеец Горгулов убил президента республики Поля Думера. Отношение к иностранцам – тем более к славянам – резко ухудшилось. В правых реакционных кругах Парижа все громче поговаривали о необходимости выселения из страны всех иностранцев, в первую очередь цветных и славян, которых «слишком много развелось во Франции». Правые газеты изо дня в день печатали на своих страницах резкие статьи о том, что русские белогвардейцы отплатили французам черной неблагодарностью за их великодушие и гостеприимство.

Естественно, что славянину Ярославу Кочеку трудно было рассчитывать на радушный прием со стороны членов аристократического спортивного клуба. Но терять ему было нечего, да и выхода другого у него тоже не было. Поэтому нужно было во что бы то ни стало произвести на членов клуба самое благоприятное впечатление.

Василия не интересовали русские белогвардейцы, наводнившие Францию. Он считал их живыми мертвецами, вычеркнутыми из жизни самой историей, но время от времени, в силу разных обстоятельств, ему поневоле приходилось сталкиваться с ними.

Однажды, когда фирме потребовались разнорабочие для работы в мастерской, на объявление, в числе других безработных, откликнулся белогвардеец – усатый человек с военной выправкой, в потрепанной одежде. Василий заговорил с ним – разумеется, по-французски.

– Видимо, мсье был в прошлом офицером? – спросил он и, получив утвердительный ответ, поинтересовался, как живется ему на чужбине.

– Разве от хорошей жизни люди пойдут наниматься в чернорабочие? – в свою очередь хрипло спросил усач.

– Нужно полагать, что в прошлом вам жилось недурно?

– Мсье, в прошлом я имел честь служить в гвардейском кирасирском полку, в чине штабс-капитана. От отца наследовал большое имение, от тетушки – деньги и ценные бумаги…

– Каковы ваши убеждения и есть ли у вас надежды на лучшее будущее?

– К черту идеи и убеждения, – со злобой ответил бывший штабс-капитан. – Когда вы продаете последний серебряный портсигар с монограммой, подарок вашей матушки, и когда ваша горячо любимая жена уходит с другим, потому что у того в кармане деньги, уверяю вас, вам будет не до убеждений… Идеалы, убеждения – пошлая выдумка бездельников!.. Надежд на будущее тоже никаких. Разговоры о том, что мы разобьем большевиков и вернемся домой, – миф.

– По поводу работы обратитесь, пожалуйста, к главному художнику мсье Борро, – Василий отпустил белогвардейца.

Вечером он спросил у Борро, принял ли он на работу усатого русского.

– Нет, мсье, ни его, ни других русских, обратившихся к нам, я не принял…

– Почему? Они плохие работники?

– Да нет… Честно признаюсь, я презираю русских белогвардейцев. Нам, французам, они чем-то напоминают сторонников Бурбонов, изгнанных из страны, и ждать от них чего-либо хорошего не приходится. Они ничего не забыли и ничему не научились…

Ровно в шесть часов вечера Василий в легком спортивном костюме, с элегантным чемоданчиком в руке появился у парадных дверей клуба. Швейцар в расшитой золотом ливрее низко поклонился ему, когда он назвал себя, и сообщил, что господина Кочека ждут в открытом корте номер два.

Шарль де ла Граммон, увидев Василия издали, поспешил ему навстречу.

– Если ничего не имеете против, можем начать!

– Сейчас буду готов, – Василий переоделся, взял ракетку и пошел на корт.

Игра началась в стремительном темпе. Де ла Граммон был хорошим игроком. Вначале Василий волновался, бил неточно и допускал ошибки.

Выиграв первый сет, соперник, снисходительно улыбаясь, сказал Василию:

– Не огорчайтесь, друг мой! Я ведь призер прошлогоднего чемпионата нашего клуба и редко проигрываю. Согласитесь, я недурно играю, – он самодовольно рассмеялся.

Василий промолчал.

Во втором сете Василий обрел спокойствие и начал играть так, как играл когда-то в Москве, завоевывая звание чемпиона «Динамо» по теннису. Уверенный же в своем превосходстве де ла Граммон был благодушен, снисходителен и небрежен.

За стальной сеткой корта толпились люди. Кто-то громко сказал:

– Смотрите, господа! Какой-то новичок обыгрывает нашего вице-президента.

– Кто он, этот новичок? Удар у него мощный.

– Он здесь первый раз. Видимо, иностранец…

Игра пошла с явным преимуществом Василия. Настала очередь волноваться де ла Граммону. Под конец он растерялся, а Василий усиливал натиск, не давая противнику опомниться.

По окончании третьей партии раздались аплодисменты – следившие за игрой поздравляли Василия.

К нему подошел высокий худощавый господин с седеющими висками.

– Жан-Поль Маринье, – назвал он себя, – начальник канцелярии министра. Вы, мсье, сыграли отлично и вызвали общее восхищение!

– Благодарю за лестные слова! Случайная удача, не больше…

– Не думаю, что это так! Впрочем, легко проверить. Случайной удачи дважды не бывает. Не согласитесь ли сыграть со мной четыре партии по пяти геймов каждая?

– Сочту для себя честью!.. Минут через двадцать начнем.

Через двадцать минут матч начался, Василий, понимая, что от его успеха многое зависит в будущем, был собран и играл отлично. Первый сет был за ним. Однако второй сет выиграл Маринье. Взяв два гейма подряд и в третьем сете, Маринье позволил себе небольшую передышку, чем сразу же сумел воспользоваться Василий. Выиграв подряд две подачи противника, а затем и гейм, он уверенно довел партию до победы. Когда он выиграл две партии, к нему подошел его партнер и пожал ему руку.

Сенсационная победа новичка над первым игроком клуба произвела сильное впечатление.

Единственный человек, знавший Василия лично, был де ла Граммон, и он, утешенный поражением Маринье, с охотой давал пояснения:

– О, это весьма опытный коммерсант и богатый человек! Вы, конечно, слышали о рекламной фирме «Жубер и компания»? О ней недавно снова писали газеты. Так он там – главная фигура. Денег загребает кучу. Не пройдет и полгода, как этот славянин станет королем рекламного дела во Франции. Мы заключаем с его фирмой соглашение на оформление всех витрин нашего магазина!..

– Это не тот, кто прославился рекламой фильма «Под крышами Парижа»?

– Да, это он!..

В дверях зала появился Василий. После теплого душа он выглядел бодрым и свежим. Маринье пригласил его, де ла Граммона и еще нескольких членов клуба поужинать в ресторане.

Из числа приглашенных Василий обратил внимание на человека, говорившего по-французски с сильным акцентом. Позднее он узнал, что это секретарь генерального консульства Германии в Париже Ганс Вебер.

В отличие от большинства своих соотечественников, степенных и надутых немцев, Вебер оказался общительным, веселым собеседником. Он рассказывал забавные истории, шутил и громко, от всей души, первый хохотал над своими шутками. Вдруг, приняв серьезный вид, он обратился к Василию, сидевшему напротив него:

– Господин Кочек, я имел честь жить некоторое время на вашей родине. Даже язык ваш попытался изучить – к сожалению, не совсем удачно… Не думаете ли вы, что это дает мне основание претендовать на первую игру с вами, если, конечно, вы пожелаете играть с весьма посредственным игроком?

– Качества игрока познаются в игре, – ответил Василий.

– Учтите, мсье Кочек, господин Вебер – отличный игрок. К тому же – неутомимый, ему ничего не стоит сыграть матч из пяти партий, – предупредил Василия де ла Граммон.

– Мы замучаем нашего гостя, если каждый из нас непременно захочет играть с ним, – сказал Маринье. – Не лучше ли организовать небольшой турнир по случаю появления у нас нового достойного партнера? Что думает на этот счет наш уважаемый вице-президент?

– Вице-президент полагает, что вас осенила блестящая идея, мой друг. Организуем в самое ближайшее время турнир в одиночном разряде, проведем предварительно жеребьевку…

– И установим три приза для победителей, – перебил де ла Граммона молодой человек с перстнем на указательном пальце.

– Насколько я понимаю, наш друг Луи претендует на один из этих призов? – пошутил Вебер.

– Почему бы нет, – Луи пожал плечами. – Скажите-ка лучше, Вебер, – правда ли, что фон Папен, выступая с правительственной декларацией, заявил: немцы хотят прежде всего уничтожить парламентский режим в Германии, а в международной политике добиваться свободы экспансии и перевооружения?

– Помнится, газеты писали нечто подобное, и, кажется, официального опровержения не последовало, – уклончиво ответил немец.

– А как могло случиться, что Геринг, правая рука Гитлера, стал председателем рейхстага? – не унимался Луи.

– На последних выборах победила партия национал-социалистов!

– Следовательно, приход к власти Гитлера – вопрос дней, – вмещался в разговор де ла Граммон.

– К сожалению, я лишен возможности удовлетворить ваше любопытство, дорогой друг. Мне нужно прежде посоветоваться с нашим президентом, господином Гинденбургом… Может быть, он доверительно сообщит для вас, думает ли он поручить формирование правительства руководителю партии национал-социалистов господину Гитлеру или другому лицу, – попытался пошутить Вебер.

Шутка не удалась. Французы, встревоженные последними событиями в Германии, не приняли ее, и это не ускользнуло от внимания Василия.

За столом наступила тягостная пауза.

– Господа, хватит о политике! Мы и так сыты ею по горло, – сказал де ла Граммон. – Предлагаю выпить за здоровье сегодняшнего победителя и пожелать ему успехов в предстоящем турнире. Но имейте в виду, мсье Кочек, на этот раз мы так легко не уступим вам пальму первенства.

Вскоре стали расходиться. Когда остались втрое – де ла Граммон, Кочек и Маринье, – последний мрачно сказал:

– Вебер знает куда больше, чем говорит. Дипломат, к тому же немец… События принимают более зловещий характер, чем мы думаем. Вчера, например, фон Папен нагло требовал аннулирования долгов и равноправия во всем. Позже Эррио обратился к своим сотрудникам и сказал им дословно следующее: «Сегодня у меня нет больше иллюзий в отношении Германии. За семь лет многое изменилось! Германия будет требовать от нас уступку за уступкой, до самой катастрофы».

– К несчастью, Эррио прав. Так и будет, – де ла Граммон подошел к окну и долго смотрел в темноту, потом повернулся к Василию: – Бедный мой друг, и над вашей родиной тоже нависнет смертельная опасность. Боюсь, как бы вас не продали политиканы!..

Василий промолчал. «Французские патриоты всерьез встревожены возможностью прихода к власти в Германии фашистов, – подумал он. – Можно, кажется, рассчитывать в дальнейшем на помощь де ла Граммона и других…»

Слухи о предстоящем турнире в спортивном клубе просочились в прессу. Газеты помещали портреты игроков, взвешивали шансы того или иного спортсмена на успех, приводили примеры из прошлого и приходили к заключению, что победа, по всей вероятности, достанется первой ракетке клуба де ла Граммону, а может быть, мсье Маринье, находящемуся в отличной спортивной форме. Упоминали и молодого Луи, хотя особых надежд на него не возлагали. Одна спортивная газета сообщила, что Ганс Вебер, секретарь германского генерального консульства в Париже, изъявил согласие участвовать в турнире. Правление спортивного клуба пошло ему навстречу, и не исключено, что он-то и будет одним из вероятных претендентов на призовое место…

Сообщали газеты и о новичке из Чехословакии, о том, как накануне он в трех сетах нанес поражение де ла Граммону. Не обошлось и без шовинистических выпадов – один спортивный обозреватель задавал вопрос: «Неужели Франция оскудела выдающимися спортсменами и победа в предстоящем турнире достанется одному из чужестранцев – немецкому дипломату или словаку, о котором так много говорят?..»

Шумиха, поднятая вокруг турнира, сослужила хорошую службу и фирме. Газеты, писавшие о Кочеке, каждый раз упоминали о его успехах в рекламном деле. Радуясь тому, что парижские газеты создали фирме бесплатную рекламу, Василий в то же время опасался слишком широкой гласности. Однако воспрепятствовать распространению слухов о себе он не мог.

За три недели до турнира он получил извещение клуба о том, что турнир назначается на вторую субботу октября, в пять часов вечера.

Василий снял частный корт и усиленно тренировался – играл со случайными партнерами, но главным образом с Борро, прилично владеющим ракеткой. Как ему хотелось добиться победы! Она распахнула бы перед ним двери клуба и упрочила бы его положение в Париже.

Настал день турнира. В клуб приехало множество болельщиков и представителей прессы.

Турнир проводился по олимпийской системе, поэтому многое зависело от жеребьевки. Василию не повезло: в первом же круге он встречался с Вебером. Правда, в случае победы он мог рассчитывать выйти в полуфинал – остальные соперники были не столь опасны.

В спорте бывает всякое – это общеизвестно. Иногда сильные спортсмены проигрывают слабым. Но – только иногда. Как правило, побеждает сильнейший. Василию явно не повезло: в первый же день турнира ему придется сражаться с первоклассным теннисистом. А проиграть нельзя! Для Вебера победа – дело самолюбия. А для него?..

Ровно в шесть часов раскрылись двери всех пяти крытых кортов. Участники турнира заняли свои места, и по сигналу президента спортивного клуба соревнование началось.

С первых же минут внимание зрителей привлекла игра двух пар: де ла Граммон – Маринье, Кочек – Вебер. Мощные, молниеносные удары следовали один за другим. Игра приобретала все более ожесточенный характер, становилось ясно, что в этих парах встретились не только мастерство, но и воля.

Уже в конце второго сета выявилось превосходство Василия над Вебером и более молодого, подвижного де ла Граммона над Маринье. Василий победил Вебера в двух сетах из трех. Де ла Граммон одержал верх над Маринье. Победителем в третьей паре оказался молодой Луи.

Победа над опытным Вебером окрылила Василия – он играл собранно, энергично, напористо и выиграл свою встречу. В газетных отчетах о ходе соревнований в спортивном клубе часто упоминалось его имя. Спортивные обозреватели даже предсказывали ему окончательную победу, хотя многие верили и в победу де да Граммона.

Лиза, каждый день бывавшая на турнире, старавшаяся дома окружить Василия особой заботой, ни минуты не сомневалась в его победе. Не сомневались в победе патрона и молодые художники, особенно Борро, испытавший на себе мастерство Василия.

Как и можно было ожидать, в полуфинал вышли трое – де ла Граммон, Луи и Василий.

В субботу, в заключительный день турнира, клуб был заполнен до отказа. Кроме любителей спорта сюда понаехало множество богатых бездельников, не знающих, как убить время. Дамы из аристократических семей пользовались случаем продемонстрировать дорогие туалеты. Спортивные обозреватели и представители большой прессы всех направлений готовили приложения к воскресным номерам своих газет. Во всех залах, коридорах, даже на лестницах толпились люди, шумели, спорили, заключали пари.

Минут за двадцать до начала соревнований в раздевалку к Василию вошел элегантно одетый смуглый человек восточного типа, с проседью в густых вьющихся волосах.