Текст книги "Аврора Горелика (сборник)"

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

А мои подружки Зги и Гзи уверяли меня, что там где-то в морских глубинах есть своя Женщина Двух Столетий. Ну, дельфиниха, конечно. Они говорят, что она очень похожа на меня. Иногда, говорят, просто кажется, что это вы, мадам Какаша. Я так хохотала – чуть не захлебнулась.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Да, дельфины, что за народ! Это просто наша отрада! Иногда, знаешь ли, я воображаю свое – и твое, конечно, – перевоплощение в дельфинов.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Вот было бы чудно! Помнишь из Мандельштама? (Берет с полки томик.)

 
Ни о чем не нужно говорить,
Ничему не следует учить,
И печальна так и хороша
Темная звериная душа:
 
 
Ничему не хочет научить,
Не умеет вовсе говорить
И плывет дельфином молодым
По седым пучинам мировым.
 

Вот мы умираем, и наши жалкие останки сбрасывают в море. Тут вместо нас остаются эти Вторые, а там мы постепенно перевоплощаемся в дельфинов. Я беру себе имя Тевс, а ты будешь Ерог. Овал возьмет нас под свои лучи, неплохо, а? Мы будем плавать возле Кипра и все знать про тех, кто тут вместо нас оттягивается.

ДОМ

Ну и аппетиты!

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Странный какой-то сегодня день. То и дело наплывают картины прошлого. Сердце порой стучит, как будто мое собственное, а не того гонщика Макса Догоняйло, от которого взято. Вдруг, знаешь ли, вспомнилась песенка, которую я тебе спел к твоему семидесятилетию.

 
Игры моей апофеоз,
Твое лицо меж лунных фаз!
Павлиний хвост
В руках горит, и жарко тает воск
Прошедших лет и промелькнувших фраз.
 

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Ах, Славка, к добру ли нам такая сентиментальность? Ты вспомнил то, что было так мучительно забыто. Как я тебя люблю!

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

(смущенно). Ну хорошо, отправимся к дельфинам, а потом по делам. Ты где сегодня выступаешь?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Только в Копенгагене. Хотела еще в Москву, но там эти несносные китайцы с их анкетами. А ты?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Только в Кейптауне. Звали еще в Ростов, но там на сегодня мусульманское шествие назначено, это уж все-таки слишком для столетнего оратора.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Ну, в общем, к вечеру мы оба будем дома. Дом, заморозь шампанского!

ДОМ

В каком смысле?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Ну, чтобы холодное было.

ДОМ

Оно всегда холодное.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Ну, я это просто так, для шику.

ДОМ

Как это – просто так, для шику?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

А что, дома сейчас выпускают без чувства юмора?

ДОМ

Я вас сейчас, Наталья Ардальоновна, задницей к Фьюзу поставлю.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Ну, видишь, все-таки с чувством юмора.

Все трое хорошо, по-молодому смеются.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Дом, ты, надеюсь, помнишь, кто у нас в гостях сегодня вечером?

ДОМ

Это он печется о моей памяти! Как я могу этого не помнить, Славочка? Сегодня у вас тот, кто был вчера и позавчера – большой придворный чин из девятнадцатого столетия.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Тем более надо озаботиться шампанским. Ведь он без шампанского не может ничего, не может даже, подъезжая под Ижоры, посмотреть на небеса. А к шампанскому, мистер Дом, извольте приготовить гуся. Не виртуального, а настоящего, разумеется. Поджаристого, с корочкой, как у них на «Арзамасе» подавали.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Блестящая идея, Какашка! Вот будет сюрприз!

ДОМ

(ворчливо). Да вы этого с корочкой и есть не будете – ведь это же полпуда чистого холестерина.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Зато он угостится. Ну что ему холестерин? (Хохочет.) Ой, умру, ну что ему, на самом деле, холестерин? Он никогда о таком и не слышал. Ну пошли, Славка!

ДОМ

Не забудьте взять с собой «домовитки», а то еще опозоритесь в своих Копенгагенах и Кейптаунах.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Что бы мы делали без тебя, Дом, и без твоих «домовиток»? Наверное, давно бы уже были под стражей. Кряхтели бы в смирительных рубашках. (Протягивает маленькую штучку жене, другую такую же кладет себе в кармане.) Ну, прощай, дорогой уважаемый Дом!

ДОМ

Я не говорю вам «прощай», я говорю «до свидания».

Старики уходят в сторону моря, то есть в глубину сцены. Некоторое время мы еще слышим их веселые голоса и мелодии песен «Ах, Артур Шопенгауэр» и «Павлиний хвост». Потом все замирает.

В тишине по дому проходит Дом в виде пожилого почтенного джентльмена. Легким опахалом стряхивает с предметов мебели цветочную пыльцу. Смакует оставшееся шампанское. Декламирует:

 
Проявляется сон, выплывает из грота.
Сущим снится сирень, расставанья не-суть.
 

Снимает с полки маленький томик, читает:

 
Человек умирает, песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
 

Останавливается в центре сцены, спиной к зрителям. Поднимает руки к Овалу. На несколько минут вместо сверкающего дня в театре воцаряется ночь. Овал флюоресцирует, узкие лучики света отходят от него и бродят по сцене. Слышится звук оттянутой и отпущенной толстой струны. Порой что-то так тявкает в разгаре лета в переполненном жизнью пруду.

ДОМ

Я слышу тебя, Овал. Я понимаю. Но нельзя ли? Да, понимаю. Я понимаю тебя, Овал.

На сцене появляются огромные фантомы Петуха и Попугая с медвежьими ногами. Они неуклюже дефилируют под музыку, сходную с концертом для гобоя Алессандро Марчелло. И исчезают.

Исчезает и Дом-джентльмен. Возвращается день.

Из противоположных кулис появляются Второй и Вторая, клоны Мстислава Игоревича и Натальи Ардальоновны. Это пышущие здоровьем и красотой молодые люди, в которых все-таки видны черты только что ушедших стариков. Иными словами, это они же, Слава и Какаша, только в расцвете жизни. Оба в теннисных костюмах (разумеется, их играет та же самая пара актеров).

ВТОРОЙ

Привет, Вторая!

ВТОРАЯ

Привет, Второй!

ВТОРОЙ

Что делала утром?

ВТОРАЯ

Удаляла волосы с ног. Работала с трицепсами. Ела еду. А ты?

ВТОРОЙ

Брился. Работал с бицепсами. Ел еду.

ВТОРАЯ

Дома, кажется, никого нет.

ВТОРОЙ

Я слышал голоса Первых. Они что-то пели, что-то орали, как всегда, восклицательными знаками – в общем, обычная дребедень. Потом все затихло.

ДОМ

Они ушли к дельфинам.

ВТОРОЙ

Спасибо за информацию, хотя она мне и не нужна.

ВТОРАЯ

Я все-таки не понимаю, почему мы должны каждое утро удалять волосы.

ВТОРОЙ

Чтобы не выросли бороды. Иначе у меня отрастет на подбородке, а у тебя под коленками.

ВТОРАЯ

Это как прикажешь понимать?

ВТОРОЙ

Как хочешь.

ДОМ

Это юмор.

ВТОРАЯ

В чей адрес?

ДОМ

В общий. В адрес всего этого человечества с его условностями. Так, что ли, Второй?

ВТОРОЙ

Понятия не имею.

ВТОРАЯ

Если все так против волос, зачем тогда оставляют на голове гриву, да еще гоняют на завивку?

ДОМ

А это уж для секса.

ВТОРАЯ

Тут все помешаны на сексе, даже наши старики, каждый день творят совокупы, а нас на ферме этому не учили. Сказали: с этим делом сами потом разберетесь. Это в каком же смысле?

ВТОРОЙ

А по мне, что есть у тебя грива, что нет – все равно. При чем тут секс, я не понимаю.

ВТОРАЯ

Если волосы снимают, тогда надо отовсюду – я так понимаю. Говорят, есть такие агентства, которые в вас внедряют ген безволосия. Раз – и все в порядке, больше не надо возиться с этой чепухой.

ВТОРОЙ

Кстати, об этих генагентствах. Сейчас там масса предложений по части биопоправок. Можно, например, заказать себе жабры, то есть стать амфибией. Уже есть группы лиц, проделавших эту трансформацию. Знаешь, Вторая, они наслаждаются жизнью. Представь себе – глубоко под поверхностью моря ты чувствуешь себя так же уверенно, как и на земле. Уже функционируют клубы амфибий. Должен тебе признаться, что я собираюсь к одному такому клубу присоединиться.

ВТОРАЯ

А меня, должна признаться, больше увлекают птероклубы, то есть клубы летающих особей нашего типа.

ВТОРОЙ

Ага, значит, и ты в подобных поисках. Скажи, а что тебя к этому потянуло?

ВТОРАЯ

Вот уж не знаю что… Но как же иначе… Ведь нельзя так… Всегда… Ну, как сейчас… Надо же как-то… Как-то иначе…

ВТОРОЙ

А почему ты предпочитаешь морю воздух? Ведь он значительно прозрачнее, чем массы воды.

ВТОРАЯ

Ты знаешь, я не знаю. Но вот, представляешь, я вдруг взмою?! Как есть, вот в этом человечьем виде, – взорлю, что ли?! Ну, в общем, взлечу! Там есть такая технология, что перестраивает человеческий костяк под птичий. Также облегчаются все органы, человек утрачивает свою противную утяжеленность.

ВТОРОЙ

Башка тоже?

ВТОРАЯ

Что башка?

ВТОРОЙ

Ну, легче становится?

ВТОРАЯ

Ну, конечно.

ВТОРОЙ

А крылья отрастают?

ВТОРАЯ

Превосходные! Перепончатые! Когда не нужны, складываются в маленький горбик меж лопаток, в полете же расправляются и постоянно меняют форму в зависимости от скорости и от потоков воздуха.

ВТОРОЙ

Как интересно!

ВТОРАЯ

Что, Второй, и тебя заинтересовали «птеро»?

ВТОРОЙ

Заинтересовали, конечно… Всякое новшество как-то воспламеняет… все-таки шаг куда-то… отрыв от этой поверхности…

ВТОРАЯ

(с энтузиазмом). И парить, парить, парить! Набирать высоту и скорость! Исчезать из виду, уходить в облака! Стремительно вдруг снижаться из туч на какой-нибудь камень! Или на шпиль высотки! Или повиснуть в воздухе, как стрекоза!

ВТОРОЙ

(сдержанно). Я бы лучше уподобился альбатросу. Альбатросу-амфибии, в этом роде. Вообще-то открываются новые перспективы. Ведь то, что существует сейчас и называется человечеством, как-то уж слишком несовершенно. Недаром был так разочарован Ницше, которого нам читали на ферме. Ведь нынешних людей он полагал просто-напросто мостом к расе сверхлюдей. Быть может, эти новые генные качества как раз и помогут нам стать мостом. Вот мы, Вторая, быть может, наше поколение, шестидесятники, ну…

ДОМ

(как бы в сторону). Они, оказывается, шестидесятники! (Вторым.) Простите, молодые господа, за вмешательство в вашу дискуссию. Позвольте спросить, на данный момент много ли членов в этих ваших амфи– и птероклубах?

ВТОРАЯ

Пока еще немного, но ведь это всегда так: сначала немного, а потом все больше.

ВТОРОЙ

Во всяком случае, интерес нарастает. В птероклубах, насколько я знаю, десятки членов.

ДОМ

Людей или клонов?

Ошарашенные этим вопросом Вторые молчат. Дом, то ли от смущения, то ли для того, чтобы ободрить молодежь, начинает исполнять 40-й опус Моцарта. Словно в ответ на музыку, Вторые принимают стойку на голове.

ВТОРОЙ

Послушай, Дом, а есть какая-то разница между человеком и клоном?

ДОМ

Это еще неясно. Потому я и задал такой бестактный вопрос. Простите, ребята.

ВТОРОЙ

Да, ничего, ничего.

ВТОРАЯ

Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что все члены амфи– и птероклубов – клоны.

ДОМ

Вам нравится эта музыка?

Вторые выходят из стойки. Сидят на пятках.

ВТОРОЙ

Это Сороковая. На ферме ее нам все время впихивали как высшее достижение человечества.

ВТОРАЯ

Мне, пожалуй, эта симфония нравится. Струнные тут на высоте. Я ведь даже играла ее когда-то. В третьем ряду скрипок. На ферме.

ДОМ

Однако волнует ли она вас – вот в чем вопрос. Вызывает ли какую-нибудь ностальгию?

ВТОРОЙ

Послушай, Дом, перестань проводить с нами эксперименты. Не знаю, как Вторая, но мне твои вопросы надоели. От таких вопросов я готов не только на дно уйти, но даже в космос вылететь. Превратиться в космический камень. Пусть я клон, но это еще не значит, что я лабораторная лягушка.

ДОМ

(огорченно). Еще раз простите, ребята. Мне очень стыдно. Я стал играть Моцарта не ради эксперимента, а просто из симпатии к вам. Потом, признаюсь, возникло спонтанное желание проэкспериментировать. Отсюда и бестактный вопрос о ностальгии.

ВТОРАЯ

(неожиданно расплакалась). Я знаю, что мы не такие, как люди. У нас нет секса. Богатые старики, одержимые страхом смерти, заказывают нас за какие-то чудовищные деньги…

ДОМ

(тихо). Деньги – это святое.

ВТОРАЯ

Мы знаем. Это мы знаем. Концепцию денег мы усвоили еще на ферме. Но, но, но… Я не знаю, что «но», но есть еще «но», какое-то «но», из-за которого я сейчас плачу.

ДОМ

Мне чертовски стыдно. Просто я как Дом – подчеркиваю, как ваш общий дом – хотел поговорить с вами. Я жаждал, чтобы вы разговорились. Я ведь впервые слышу, что вы так живо обмениваетесь мнениями. Эта тема о генных достройках и поправках, о жабрах и крыльях вас как-то всколыхнула. Это было для меня внове. Раньше вы были не очень-то склонны к обмену распространенными предложениями. Не правда ли?

ВТОРОЙ

О чем может говорить запасной двигатель? Основной двигатель жужжит, когда создает свою сферу движения, нередко и пердит, между прочим, а запаска должна молчать – не так ли? О чем ей говорить?

ДОМ

Вас подавляют старики?

ВТОРАЯ

Нет, ничего подобного. На ферме нам внушали с самого начала, что мы – это они, только в расцвете лет. И все-таки какая-то необъяснимая двусмысленность всегда присутствует и в доме и в обществе по отношению к нам, клонам, а также и в нашем отношении ко всему вокруг – тем более к нашим контактам. Эта двусмысленность есть и в тебе, Дом. Меня всю передергивает, когда Наталья Ардальоновна просит называть ее детским прозвищем «Какаша». Когда она обращается так же и ко мне – «Какаша», я прямо вся корчусь от стыда. Да неужто я не что иное, как продолжение этой старухи?

Я что-то к ней чувствую, но я предпочла бы не чувствовать ничего. Тем не менее я что-то к ней чувствую, и вовсе не то, в чем она меня постоянно подозревает, вовсе не презрение к «комической старухе», каковой она, очевидно, и является, эта Женщина Двух Столетий, что нацеливается и на третье. Я не знаю, что это, я просто теряюсь. И немного терзаюсь, должна признаться.

Хотелось бы мне узнать, из какой части ее тела взяли ту клетку? Ну, ту самую клетку – мою мать? Из печени, из щитовидки, из надпочечника? Однако на ферме нас учили – никогда не задавайте подобных вопросов.

ДОМ

Кажется, из мочки уха.

ВТОРАЯ

(с неожиданным восторгом). Ой, неужели?! Из мочки уха?! Да ведь это же прелестно!

ДОМ

Вы все-таки не забывайте, ребята, что у ваших Первых, то есть у стариков, то есть у вас самих, в прошлом было немало интересных событий.

ВТОРОЙ

А мы и не забываем. Захочешь, не забудешь. На ферме клонов в нас вводили биографию оригиналов. Разумеется, я знаю, каким я был в оригинале. Детство на набережной Крузенштерна в северном городе, который сейчас переименован в Сяньгань-Второй, то есть почти в мою честь. Родители, с которыми оригинал не считался. Бабка и дед, так называемый марксист, с которым он считался, но постоянно спорил. Бунтарская юность, отвержение правящей идеологии, тюрьма. После развала тюрьмы бурная коммерческая деятельность. Через его руки проходили огромные суммы денег. Он умел оперировать с этим святым понятием. Дуэли в Северной Америке. Захват какого-то могущественного крейсера с женским именем и женской сутью. Начало войны за чистоту всемирного воздуха. В те времена войны еще велись с человеческими жертвами, то есть без применения систем отбрасывающих зеркал. Победа, всемирный триумф, присвоение звания Воссоздателя Воздуха; ну, и прочее. Что из того? Предполагается, что это и мое прошлое как его прямого продолжения, но что делать, если я не считаю всю эту героику моим прошлым? Может быть, я чего-то другого не знаю, что могло бы стать и моим прошлым? Пока что мое прошлое, уважаемый Дом, это только ферма клонов, и в нем ничего не происходило, кроме изучения прошлого какого-то старика, которого я увидел всего год назад.

ДОМ

Иными словами, ты – это не он, то есть вообще не Второй, да? Ты, стало быть, не клон?

ВТОРОЙ

(едва ли не в отчаянии). В том-то и дело, что я все-таки клон, я – Второй. Я видел все его видео, это были мои изображения до тех пор, пока кожа у него не стала отвисать под своей собственной тяжестью. Сейчас я его почти не узнаю. Но все-таки узнаю. Это моя старость. Не очень приятно постоянно видеть свою старость, особенно когда она еще все время так фривольно бодрится. Я стараюсь не выдавать своих чувств, но он, наверное, принимает мою сдержанность за враждебность.

ДОМ

Ты любишь его?

ВТОРОЙ

Да нисколько!

ВТОРАЯ

И я нисколько! Я! Ее! Нисколько! (Озадаченно.) Только мочку ее уха – немного.

ВТОРОЙ

Послушай, Вторая, мы, кажется, собирались сыграть с тобой в пинг-понг. Начнем?

ВТОРАЯ

Давай!

Начинают играть. Слышатся удары по мячику и звон отскоков. Дом подсвистывает и аплодирует.

ДОМ

Одно удовольствие смотреть на этот теннис и видеть юность Славки и Какашки. Если только это их юность, а не чья-то другая.

 
Скажи мне, племя молодое
И незнакомое, увы,
Кто вы – утопии модели
Или исчадия совы?
 

Конец первого акта

Антракт

КОМЕДИЯ РАЗЫГРЫВАЛАСЬ В САМОМ НЕПОДХОДЯЩЕМ МЕСТЕ, В БОЛЬШОМ ЗАЛЕ КРЕМЛЕВСКОГО ДВОРЦА. В АНТРАКТЕ ТУСОВКА ШМУЗОВАЛАСЬ ДРУГ С ДРУГОМ, СТАРАЯСЬ НЕ ПОТЕРЯТЬ НИ ОДНОЙ ИЗ ДРАГОЦЕННЫХ ДВАДЦАТИ МИНУТ ПРОМЕЖУТОЧНОГО ВРЕМЕНИ. БЫЛО НЕ ДО СПЕКТАКЛЯ, ПОЭТОМУ О НЕМ НИКТО НЕ ГОВОРИЛ.

ВСЕ ОБРАЩАЛИ ВНИМАНИЕ НА ВЕЛИКОЛЕПНУЮ ПАРУ АФРИКАНЦЕВ. И ОН, И ОНА БЫЛИ ОБЛАЧЕНЫ В ПЕРЕЛИВАЮЩИЕСЯ ДИВНЫМИ КРАСКАМИ БУРНУСЫ. ВЗЯВ В БУФЕТЕ ПО БУТЫЛОЧКЕ ПИВА, ОНИ ОТОШЛИ К ВСЕНАРОДНОЙ ЕЛКЕ. ПИЛИ ИЗ ГОРЛЫШКА, НО ДАЖЕ ТАКОЙ ОБЩЕПРИНЯТЫЙ СПОСОБ УПОТРЕБЛЕНИЯ НАПИТКА НЕ МОГ СКРЫТЬ ИХ ЦЕЗАРСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ. МЕЖ ГЛОТКАМИ ОНИ ГОВОРИЛИ ДРУГ ДРУГУ ЧТО-ТО НА КАКОМ-ТО ИЗУМИТЕЛЬНОМ ЯЗЫКЕ.

– ТЫ СМОЖЕШЬ ВЫДЕРЖАТЬ ВТОРОЙ АКТ? – СПРОСИЛ ОН.

– БОЮСЬ, ЧТО НЕТ, – СКАЗАЛА ОНА.

– А ГДЕ СТАС? – СПРОСИЛ ОН.

– ЕГО ЗДЕСЬ НЕТ, – СКАЗАЛА ОНА. ТОГДА ОНИ УШЛИ.

В САМОМ КОНЦЕ АНТРАКТА ЖИРНЫЙ ЧОРСКИНД СКАЗАЛ ДОЛГОВЯЗОМУ ГОВНОВОЗОВУ, ЧТО, ПО СВЕДЕНИЯМ ИЗ СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБЫ, НА ПЕРВОМ АКТЕ БЫЛА ЧЕТА МЕГАОЛИГАРХОВ, НО В ПЕРЕРЫВЕ ОНИ УШЛИ. НОВОСТЬ МОЛНИЕНОСНО РАСПРОСТРАНИЛАСЬ ПО ТУСОВКЕ, И ОНА ВСЯ УШЛА.

КОГДА ЗАЛ ОПУСТЕЛ, АФРИКАНЦЫ ВЕРНУЛИСЬ.

Акт второй

Прежние декорации в вечернем освещении. Солнце готовится опуститься за морской горизонт. Ярко-красный шар, как всегда на Кипре, обещает хорошую погоду на завтра. Между тем Овал в прозрачном зеленоватом зените переливается перламутром. На веранде уже начинаются сумерки. Кое-где по стенам пробегают светящиеся змейки. Медлительно, словно в задумчивости, перемещаетс Фьюз. На его поверхности подмигивают разноцветные огоньки.

Дом, как это с ним иногда бывает, в одиночестве, в образе пожилого сдержанного джентльмена, задумчиво смотрит на море. Правая рука его движется в такт с тихим клавесинным концертом. Вполне возможно, что это он сам является и исполнителем, и инструментом.

ДОМ

Здесь, у подножия холма Аматус, иногда бывает так благолепно, что хочется взмолиться: мгновенье, остановись в этом доме, то есть во мне самом. Жара на побережье спадает. Температура двадцать пять градусов. Движение судов на поверхности, в атмосфере и на орбите проходит по расписанию. Турецкие войска перешли в контрнаступление. Жертв нет.

В такой час здесь иногда сквозь мгновение просвечивает прежняя жизнь. Руины восстанавливаются. Движутся тени в разноцветных хитонах. Я наслаждаюсь одиночеством. Мне никто не нужен, даже мои хозяева, к которым я в общем-то привязан. Что ж, иначе и быть не может: дом должен быть привязан к своим хозяевам, такова концепция Овала. В качестве Дома я так или иначе являюсь участником демиургического процесса, то есть частью Овала. Так я полагаю, уповая на всемогущество Овала, и меня ничто не может опровергнуть, даже эскапады Мстислава Игоревича и Натальи Ардальоновны, не говоря уже о брожении в умах их Вторых.

Теперь проверим показания их «домовиток». На протяжении дня они существенно не изменились, за исключением вибрации флика и стагнации клистрадика. Общий показатель в секторе меццо и уайси равен оду. Жить им осталось…

ГРОМКИЙ ГОЛОС МСТИСЛАВА ИГОРЕВИЧА

Какаша, ты тоже приехала! Вот это здорово! Мы прибыли одновременно! Минута в минуту!

Почтенный джентльмен Дом немедленно исчезает. В неуклюжей поспешности прокатываются и исчезают фантомы Петуха и Попугая.

ГРОМКИЙ ГОЛОС НАТАЛЬИ АРДАЛЬОНОВНЫ

Славка, представь себе, у меня ничего не болит! Видишь, прыгаю по ступенькам! Хоп-хоп! Ой-ой! Это просто камешек в туфлю попал. Ну, на сколько я сейчас выгляжу?

ГОЛОС МСТИСЛАВА ИГОРЕВИЧА

На все свои бальзаковские.

ГОЛОС НАТАЛЬИ АРДАЛЬОНОВНЫ

Ехидина! Но на сорок с чем-то тяну, ну, не правда ли? Ну скажи, скажи, на сорок девять, да?

ГОЛОС МСТИСЛАВА ИГОРЕВИЧА

Меньше, меньше. Лучше, лучше. Ницше, ницше.

С этими словами супруги поднимаются на веранду.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Вот потеха, мне показалось сейчас, что по дому два каких-то холозагора прокатились или олеожара – из тех, что меня пугали в далеком прошлом, пока я не поняла, что это просто симпатичные галлюцинации. Ты ничего не заметил, Славка?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Что-то мелькнуло, похожее не то на Петуха, не то на Попугая. Может быть, и тот и другой вместе. Не нужно пугаться, дорогая. Мне, например, не страшно. Уж если я в свое время не испугался, когда одному из этого разряда пришло в голову семьдесят лет назад скатиться с горы в Нью-Гемпшире, чтобы организовать всех оставшихся психов в барельеф застывающей «немой сцены». До сих пор не понимаю, как мне удалось смотаться из-под его хлыстика.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Может быть, это нас наша молодежь разыгрывает?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Вторые? (Поеживается.) Вторые и игра? Несовместимо. Но ты не волнуйся, Какаша, ведь мы все-таки со всех сторон сейчас окружены виртуальной реальностью – не так ли? Иной раз и не поймешь, где тут живой поп, а где покойная попадья.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Ну хорошо, как у тебя было в Аделаиде, или где ты там был сегодня?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Я произнес речь. Как всегда, standing ovation.[20]20
  Аплодисменты (овации) стоя (англ.).


[Закрыть]

Там было открытие памятника нашей «Авроре». Все-таки здорово, что ее жертвенный подвиг до сих пор не забыт. Вся эта молодежь, сорока-, пятидесятилетние ребята и девчонки хором пели твою старую песню «Аврора, суровая дева морей»!

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

(лукаво). И никто не пукнул? Никто не подпустил шептуна?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Вот кто у нас настоящая ехидина! Наталья Ардальоновна! Вместо того чтобы гордиться своим мужем, вечно подкалываете! Ну да ладно, лучше расскажи, как там было в Лондоне? Или где ты там была сегодня?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Как всегда, собрались в Букингеме. Его Величество Билл был очень мил, хотя быстро смотался. Объясняют вестибулярным воспалением, но, кажется, чистый геморрой. Представляешь себе, Билл – который мальчишкой так за мной гонялся, уже геморроидальный старик! Поступь истории! Остались одни дамы: Ее Величество Кукабурра, принцессы, фрейлины, премьер-министр, текстильщицы, доярки. Женщина Двух Столетий была в центре внимания.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

И никто не напрудил лужицы?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

(хихикает). Был грешок, был, был. Но никто, конечно, не заметил. В приличном обществе полагается не замечать грешков.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Ну вот и отлично. Старикашки Горелики провели большой плодотворный день. Мир нас не забыл. А сейчас, моя дорогая, пойдем переоденемся для встречи с нашим Гостем. Надеюсь, ты не забыла, что сегодня мы его угощаем настоящим гусем – точно таким же, каким потчевали «арзамасцев», – пропеченным на славу, с хрустящей кожицей. И в сопровождении «Перье-Жуэ».

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

А может быть, лучше «Татинже»? Я однажды так надралась «Татинже», всех растормошила до колик. Когда это было, не помню. Вот он, склероз! Такие события выпадают из памяти! Дом, ты не помнишь, когда я надралась «Татинже»?

ДОМ

Всего лишь час назад, мадам, в Букингемском дворце.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

А ведь верно! Нет, Славка, что ни говори, но у нас с тобой чудесный остроумный Дом.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Вот чем хороша обеспеченная старость: можно обзавестись таким чудесным остроумным Домом.

Хихикая и даже слегка подтанцовывая в предвкушении приятного вечера, старики удаляются во внутренние покои.

Дом, снова в виде почтенного джентльмена-дворецкого, проходит по сцене, зажигает свечи – очевидно, в стиле предполагаемого виртуального ужина – и присаживается к бару.

ДОМ

Все-таки забавные старики. Большую часть своих жизней эти Славка и Какашка Горелики спасались от прессы и от светских тусовок. Всегда темнили со своими отъездами и приездами. Собираются, скажем, в Испанию, а пускают слух, что едут на Мальту. Едут, предположим, в Тбилиси, а друзьям говорят, что их ждут в Афинах. Даже и теперь, когда они в общем-то никому не нужны, продолжается то же самое. Утром он заявляет, что направляется в Кейптаун, а сам заказывает орбитоплан до Аделаиды. Так же и она: сетует на китайские формальности в Москве, едет как бы в Копенгаген, а сама делает пересадку на орбите и приземляется в Лондоне. И оба довольны: оторвались, сбили с толку докучливую прессу! Ну что ж, не будем их строго судить, ведь скоро в их жизни произойдет важное интересное событие.

Исчезает так же незаметно, как и появился. Хлопотливо, словно зазевавшиеся слуги, в глубине сцены прокатываются Петух и Попугай.

Возвращаются Мстислав Игоревич и Наталья Ардальоновна. С богемной изысканностью они облачены в длинные парчовые халаты; она в солнечно-оранжевый, он в лунно-синий. На головах у обоих красные санкюлотские колпаки.

«Плодотворный день», очевидно, все-таки сказался на их физической форме. Оба одряхлели и согнулись. Впрочем, хихиканье и обмен шуточками не прекращаются.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Славка, что ты так весь трясешься? Переутомился, мальчик? Небось трахнул там, в Аделаиде, какую-нибудь австралопитечку?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

А ты, Какашка, небось опять короля Билла за конец подержала? Когда же ты успокоишься, хулиганка? Эти сексделишки с главами государств так просто не кончаются. Вспомни, как в конце прошлого века американские республиканцы приревновали своего президента к еврейской девушке, чем это обернулось, какие огромные территории отпали к китайцам.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Ой, Славка, не смеши, я сейчас на куски развалюсь. Все пересаженные органы трясутся. Фьюз! Где мой верный Фьюзик? Спасай! (Подсоединяется к соответствующей поверхности аппарата.) Славка, присоединяйся, а то от тебя один только тореадорский солоп останется.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

(предлагает и свою руку заботливой машине). Ну, Фьюзон, давай-ка, пройдись в темпе по всем двенадцати индексам!

ДОМ

(сухо). Он сам знает, по чему надо пройтись.

Аппарат усиленно пульсирует огнями.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Ох, какая все-таки неслабая штука этот Фьюз! Слава тому, кто ее изобрел!

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

А кто, кстати, ее изобрел?

ДОМ

(еще суше). Ее изобрел Овал.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ и НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Слава Овалу!

Отходят от Фьюза вновь помолодевшие, достаточно упругие. Какаша даже изображает фламенку, щелкает как бы кастаньетами. Слава как бы полощет в руках мулету с некоторым намеком на тореадорские качества.

В просцениуме неизвестно чьими стараниями уже накрыт стол на три персоны. Супруги садятся напротив друг друга. Между ними должен поместиться виртуальный гость. Они надевают на головы легкие контактные обручи.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Ну-с, а где же «Перье-Жуэ»?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Ты хотел сказать – «Татинже», мой милый?

Появляется Дом в виде дворецкого. Вносит ведерко с бутылкой «Дом Периньон».

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Вот это сюрприз! Слава, смотри, у нас сегодня виртуальный дворецкий.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Ну и ну! Откуда вы взялись, любезнейший? Мы ведь, кажется, дворецкого не заказывали?

ДОМ

Я ваш Дом. Просто-напросто ваш Дом.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Почему же вы раньше никогда не появлялись в таком симпатичном обличье, дорогой уважаемый Дом?

ДОМ

Затрудняюсь ответить, мои милые хозяева, мои весьма обожаемые старые авантюристы. Этот вопрос просто не в моей компетенции.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

(всматривается в черты Дома). А вы знаете, дорогой уважаемый Дом, вы мне кого-то напоминаете! Нет, не могу припомнить. Нет, это вовсе не от маразма – никакого маразма у меня нет. Просто столько лиц промельтешились в этих столетиях, всех не упомнишь. Славка, посмотри, тебе никого этот приятный господин не напоминает? Хуанчика Испанского не напоминает? Эрика Норвежского не напоминает?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Прошу прощенья, он мне чем-то Максима Горького напоминает.

ДОМ

(с юморком). Надеюсь, только усами.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Ой, умру! Сейчас мы проверим. Скажите, Дом, человек рождается для чего?

ДОМ

Для счастья, как птица для полета!

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Максим Горький!

ДОМ

Или Фридрих Ницше?

Все трое бурно, до изнеможения, хохочут.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

А почему же вы не подали «Татинже»? У меня от «Периньона» всегда щека дергается.

ДОМ

Ваш гость на запрос о шампанском ответил, что он выпил бы «Периньона».

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Какаша, не выступай! Щека у тебя от другого всегда дергалась.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

(дерзко). От чего же?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Боялась получить затрещину.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

(весело). А вот это уже хамство, Мстислав Игоревич! (Дому.) Так что же Гость? Он близко?

ДОМ

(чуть заметно усмехается). Близко ли? Как трудно иной раз бывает ответить на простой вопрос. (Спохватывается.) В виртуальном измерении, господа, иной раз бывает нелегко определить степень приближения и отдаления. Впрочем, он уже здесь. Камер-юнкер Его Императорского Величества Пушкин Александр Сергеевич! (Раскланивается перед пустым креслом, разливает шампанское по трем бокалам.)

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

(сжимает руки на груди). Боже, всякий раз, как я вас вижу, Александр Сергеевич, у меня перехватывает дыхание! Да-да, конечно, – Александр. А вы, пожалуйста, зовите меня, если это возможно… я понимаю, я старуха, а для вас это имя вашей молодой любви, но не соблаговолите ли, да, Натали, да осчастливьте… Славка, теперь и ты тоже называй меня Натали, а не… не так, как раньше. Как, Александр, вы знаете и мою детскую кличку? Ну что ж, зовите Какашей, я буду втройне счастлива. А я вас буду иной раз величать по-лицейски, Французик.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Давайте первый тост поднимем за шампанское, за ту роль, которую оно сыграло в русской литературе. Ура! Мне кажется, Александр, что все поэты вашей плеяды были одержимы шампанским. Мне хочется назвать вас «поколением шампанского». Правильно ли будет сказать, что без этого вина вообще не возникло бы российской лирической поэзии? (Слушает, потом в восторге от подтверждения своей мысли бьет кулаком в ладонь.)

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

(хохочет). Да-да, Французик, мы об этом со Славкой много раз говорили, наши мысли совпадают, как совпадают наши сегодняшние цвета с цветом вашего изумрудного шлафрока. Послушайте, ведь водяра и бормотушные пунши рождали только тяжелые похмельные завывания. Стихи, рожденные водкой, похожи на отрыгивания, а шампанское соединяет с небесами, даже если от него у тебя дергается щека. Вам ли этого не знать, Французик?! Вы знаете это, Французик! Да! Да! Ой, как остроумно, Французик! (Подпрыгивает, как юная поклонница, но приземляется, схватившись за бок.)

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Вот так, увы, получилось и с нашим постмодернистским поколением конца века. Росли ведь на пролетарских гадостях, Александр, – на сучке, на крепленых химических винах. К шампанскому-то подошли уже отравленными, да и то до чистых сортов никогда не дотягивали.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Помолчи, Славка, он читает! (Слушает, сжав руки на груди, чуть слышно повторяет за своим виртуальным гостем.) …Я музу резвую привел на шум пиров и буйных споров… и как вакханочка резвилась, за чашей пела для гостей, и молодежь минувших дней за нею бурно… (Громко.) Нет, нет, Александр, позвольте поклоннице вас поправить, у вас не «устремилась», а «волочилась»… И молодежь минувших дней за нею бурно волочилась, А я гордился меж друзей подругой ветреной моей!..О Господи, душа моя отлетает к вам, мой друг! Я не хочу быть здесь, среди орбитопланов, я к вам хочу, на тройку, лететь в снежной пыли!