Книга: Ифигения в Авлиде - Еврипид

Эсхил, Софокл, Еврипид - если читать, то читать одного за другим. Эсхил, Софокл, Еврипид - если читать, то неспеша, если не вслух, то губами, хотя бы губами произнося читаемое. Почему так? Потому что греки интерпретируют не очень большое количество сюжетов. Но как они это делают! Вы бы знали - как они это делают!

Эсхил в "Агамемноне" выводит супругу Агамемнона Клитемнестру совершеннейшим Злом, олицетворением вероломства, предательства и абсолютного цинизма. И вся трагедия - об этом.

Но приходит Еврипид и что же? Он находит, или почти находит, оправдание царице победоносного вождя победоносной Эллады. Победа в троянской войне - о, они ещё только отправляются к Илиону. И в этом-то всё дело - они только отправляются.

И нужна сакральная жертва.

Для победы. Кто же она, эта жертва? Ифигения, дочь царя Агамемнона. Невозможно обсуждать это намерение царя. Жертва - "требование" богов. Здесь, как и в Книге Бытия - здесь нет посредников между человеком и богами. Здесь - человек и боги. И их диалоги. И жертва, которая должна быть принесена.

Напрасны мольбы и логические доводы близких: есть воля богов. И что против этой воли может быть противопоставлено? Доводы рассудка или вопль обезумевшей от невозможности жизни после смерти ребенка той самой, ещё не ставшей коварной предательницей царицы? Нет. Воля богов.

И "старые" вопросы: зачем? почему? за что?

В чем нравственная чистота и сила Ифигении? В смирении воле богов, конечно же. Но не только. Послушаем, во имя чего она приносит, она соглашается на жертву себя:

В муже правдою и силой нам довольно любоваться… И его, скажи, родная, разве смеем не беречь мы? Разве бой бесплодный стоит тех несчастий, что таит он? О, в душе пережила я много-много, мать. Послушай: Я умру – не надо спорить, – но пускай, по крайней мере, Будет славной смерть царевны, без веревок и без жалоб. На меня теперь Эллада, вся великая Эллада Жадно смотрит; в этой жертве беззащитной и бессильной Все для них: попутный ветер и разрушенная Троя; За глумленье над Еленой, за нечестие Париса — В ней и кара для фригийцев, и урок для их потомства, Чтоб не смел надменный варвар красть замужнюю гречанку. Умирая, я спасу вас, жены Греции; в награду Вы меня блаженной славой, о спасенные, почтите… А еще… Прилично ль смертной быть такой жизнелюбивой? Разве ты меня носила для себя, а не для греков? Иль, когда Эллада терпит и без счета сотни сотен Их, мужей, встает, готовых весла взять, щитом закрыться И врага схватить за горло, а не дастся – пасть убитым, Мне одной, за жизнь цепляясь, им мешать?.. О нет, родная. А куда я Правду дену? Разве с истиной соспоришь? Ну, скажи мне, разве стоит против всех аргосцев мужу Из-за женщины сражаться, может статься, быть убитым? Да один ахейский воин стоит нас десятков тысяч… Погоди… еще, родная… если я угодна в жертву Артемиде, разве спорить мне с богиней подобает? Что за бред!.. О, я готова… Это тело – дар отчизне. Вы ж, аргосцы, после жертвы, сройте Трою и сожгите, Чтобы прах ее могильный стал надолго мне курганом. Все мое в том прахе будет: брак и дети, честь и имя… Грек цари, а варвар гнися! Неприлично гнуться грекам Перед варваром на троне. Здесь – свобода, в Трое – рабство!

Что же "получается"? Во-первых, исход в двух историях один. Во-вторых, жертва Богу приравнена жертве во им Отечества. Потрясающе!

Посмотрите, прочтите и первый, и второй первоисточник. Поверьте на слово: они стоят вашего внимания. Стоят.