Текст книги "Ловец"

Зимовал в стойбище у дядьки. В самое суровое время, когда птицы на лету замерзали, прибились к нам десяток красных партизан. Их отряд разгромили, и оставшимся в живых в отличие от нас повезло – наткнулись на наше стойбище. Нет, места хватало всем, да и дрова под боком. Только с едой плоховато было. Партизаны попались не очень приспособленные к таежной жизни – только один из них был охотником. Так что пришлось нам трудиться с дядькой, промышляя по заснеженной тайге. Зимняя охота в том году была на редкость неудачной. Слишком много снегу выпало в наших краях. Косули откочевали в Маньчжурию. Кабанов мы в округе почти всех еще с осени выбили. Так что иногда были рады двум-трем зайцам, пойманным в петли. Но голод не главная беда, случившаяся той зимой…

Партизаны занесли в становище черную оспу. Зимовали в тесноте, так, что к весне только шесть партизан, да мы вдвоем с шаманом выжили. Все дети и женщины умерли. Умерла и моя мать. Дядька очень переживал, что беду не смог отвести. Сказал, что духи его оставили. После чего и сам решил уйти дорогой смерти. Но прежде, перед кончиной, намерился дядька посвятить в шаманы – к этому дар у меня наследственный имеется…

Целая луна прошла с момента наступления Нового года[21]21
  У нанайцев праздник Нового года наступает в конце февраля.


[Закрыть]. Тайга тяжко просыпалась после жестокой зимы. Мы сидели с дядькой на вершине освободившейся от снега сопки, наблюдая за робким пробуждением жизни. Внизу, под нами первые подснежники разбавляли желтизной суровую зелень хвойной поросли. Птицы, радуясь весне, перекликались в кедровнике. Худой медведь, недавно вылезший из берлоги, напряженно нюхал весенний воздух. Жизнь кипела, а вот нам с дядькой было нехорошо. Видимо, злой дух напоследок решил свалить нас – самых сильных его противников. Я чувствовал большую слабость, и трясло меня здорово. Глаза дядьки были тусклы, все лицо покрыто красной сыпью, но он ценой своих последних сил все же решился изгнать из меня злого духа. Шаман поднялся и ударил в бубен. Дрожащий звук пронесся над тайгой, призывая домашних духов на борьбу с чужестранным злом. Я лежал на теплой подстилке, вслушиваясь в рокот вибрирующей кожи. Постепенно я перестал ощущать присутствие живых существ вокруг меня. Не стало тайги, птицы перестали петь, лишь ветер и звуки камлания доходили до моего сознания, а с соседних сопок стекались тени духов, пришедшие на вызов. Они готовы были сразиться со злым духом, так, как любили наши тела и запах нашей крови. Я видел, как злой демон вылетел из наших тел и бросился в битву, но наши помощники набросились на него, как яростные собаки на большого медведя, и стали рвать его в клочья. Но демон был хитрый: когда от его серой тени осталась только одна треть, он истончился и, превратившись в черное копье, пронзил моего дядю, а затем, жутко захохотав, стремглав унесся в черное небо. Когда я очнулся, дядя был уже мертв, а я стал шаманом, на зов которого слетались все духи нашей округи…

Времена были лихие. Моих соплеменников в округе почти и не осталось, кто умер от оспы, кого убили хунхузы, кто попался под горячую руку солдатне, а некоторые ушли в Китай, думая, что там войны нет. Так что некого лечить мне стало, и я подался в бродяги. Много чего за эти годы видел и с бандой хунхузов, которую меня попросил выследить Аристов, знаком не понаслышке. Не люди они, а злые демоны. А со злыми демонами лучше бороться в родных местах, где родные духи помогают. Ранее я с ними сталкивался при переправе через Уссури. Шел со своими земляками в Маньчжурию. Вот там нас и подловили хунхузы. Надо было только добраться до обжитых мест, а там власти хунхузам спуску не давали, но не повезло…

Я шел через перекат в хвосте нашего переселенческого отряда, когда из прибрежных зарослей сразу за бродом на людей накинулись демоны…

Думаю, только я один и спасся. Остальных повязали, а тем, кто сопротивлялся, сразу головы рубили. Одного удэгейца, изловчившегося подстрелить хунхуза, прямо на берегу живьем в землю закопали. Я с противоположного берега из кустов наблюдал за расправой, но ничем помочь бедняге не мог. С пленниками поступили известно как – продали в пограничных селениях. Мужиков в рабы определили, а женщин богатые китайцы с удовольствием берут в наложницы. Долго бесчинствовала банда в Приморье, наводя ужас на поселенцев, при налетах на селения не разбирались – грабили всех подряд: китайцев, русских, гольдов, удэгейцев… Облагали налогами, а при любой попытке к сопротивлению действовали на один манер – закапывали живьем человека, а зимой раздевали догола, связывали и обливали непокорного водой до тех пор, пока он не превращался в сосульку. Именем главаря банды Лу Ю Вея матери в приграничных селениях пугали непослушных детей…

Но вот вроде установилась наконец твердая власть и дошел и до бандитов черед ответить за разбой и убийства. Сейчас, летом, Уссури сильно обмелела, но удобных мест для переправы у границы все же немного. Обычно хунхузы распределяют грузы на лодках, а лошадей держат уже на нашей стороне в китайской приграничной деревеньке. Туда я и отправился на разведку…

Глава 5
Константин Рукавишников. Разгром банды

– Смелый воин! – сказал я, стоя над тупо лупающим глазами самым молодым членом нашей команды, и тут же, обращаясь к остальным участникам действа, произнес: – Я бы его взял в разведку… если мне пушечное мясо потребовалось. Для непонятливых еще раз повторяю: К завалам подходить с осторожностью. А лучше вообще обходить стороной. На тропе нет удобней места для засады, чем бурелом.

Это я экзаменую свою команду. В основном-то ребята опытные, а этот дурашка сунулся поперед батьки в пекло, ну и получил тупой стрелой в лоб. Вопросом: «А если б в глаз?» я не заморачивался. В этом случае парню просто бы не повезло. Ну а раз под выстрел из настороженного самострела попал и выжил – значит, удачливый человек, а к чужой удаче я всегда относился серьезно.

Восьмой день наша команда проводит учения. Сначала отстрелялись по мишеням. Попрактиковались в рукопашном и штыковом бое. У бывалых охотников поучились устраивать засады, а в завершение сегодня я устроил многокилометровый кросс по пересеченной местности с полной боевой выкладкой. У каждого бойца помимо винтовки, гранат и патронов за плечами висел увесистый вещмешок, и весь день в хорошем темпе мы шли звериными тропами, пересекали ручьи и мелкие речушки, штурмовали сопки…

Так что к ночи, когда мы возвратились в лагерь, кое-кто из бойцов чуть не на карачках полз. В лагере дневалил Митька. К нашему приходу он сварил большой котел пшенного кулеша и теперь сидел у костра. А рядом с ним, блаженно жмурясь, попивал чай Сема Раскорякин.

Только наевшись и попив чайку, я приступил к расспросам.

– Ну как сходил? Хунхузов видел?

Сема, повернувшись ко мне потным лицом, коротко ответил:

– Да видел, они уже на нашей стороне.

– Ну, так рассказывай, где они сейчас. Какова численность отряда…

– А аккурат в десяти верстах отсюда лагерем встали. Еще вчера вечером. В банде человек пятьдесят китайцев и трое русских военных. Я пошнырял вокруг лагеря, разговоры послушал. Ждали они кого-то. Похоже, завтра отряд разделится, часть хунхузов в верховья Бикина подадутся, а военные к поселку Бикинскому собрались идти; все про мост через реку говорили…

Ого! Похоже, белогвардейцы решили взорвать железнодорожный мост, а ждут они… Наверняка специалиста, чтобы заложить взрывчатку в наиболее уязвимых точках опоры. Тут Митька прервал мои размышления.

– Да где ты раньше был, чучело гороховое! – накинулся он на Сему. – Более суток у нас под носом банда стояла, а ты даже не почесался!

– Спокойно, Митяй, – урезонил я своего приятеля. – Ночью по тайге только зверь ходит, а утром нас уже в лагере не было. Ты, Сема, дальше рассказывай: дождались они человека?

– Да, сегодня ближе к вечеру пришли еще двое русских, в лагере с хунхузами остались, – ответил Сема, с опаской поглядывая на сердитого и большого Митю.

Да, проблема. Отряд по любому делить придется. Хунхузов вместе с белогвардейцами, чуть ли не вдвое больше, чем нас. Затемно надо выходить навстречу бандитам.

– Вот что, Семен, поговори сейчас с Трофимом, вон он у дальнего костра рядом с коновязью сидит. Охотник он бывалый. Возьмите еще двух человек по его выбору и, как развиднеется, топайте в разведку. Мы по следам за вами пойдем. Да, еще договоримся об условных сигналах. Ты рябчиком свистеть умеешь?

– Могу, надо только пищик сделать…

* * *

Раннее утро, туман стелется над рекой. Еще затемно лагерь пришел в движение. Бойцы подгоняли амуницию, в заплечные котомки укладывали боеприпасы и небольшой запас продуктов. Решили идти налегке, с лошадьми мороки много по дебрям шариться. Пока готовились, наши разведчики успели уйти далеко вперед. Шли мы вдоль берега реки, а затем свернули на зверовую тропу. Могли бы прохлестнуть мимо, но я вовремя заметил затесы, оставленные разведчиками. А через полчаса услышал, как трижды свистнул рябчик. Значит, впереди опасность. Остановились, рассредоточились вдоль тропы, и в это время появился Семен.

– Хунхузы разделились, – сообщил он, тяжело дыша. – Большинство переправились через Бикин, на другую сторону. А дюжина бандитов сейчас чешет к железной дороге…

В первый момент я даже растерялся от такой хреновой диспозиции. Переправляться сейчас не на чем. Пока плоты построишь – полдня уйдет.

– Брод поблизости есть? – спросил я внезапно охрипшим голосом.

– Нет, – виновато развел руками проводник. Да, не доглядел он вчера, видимо, у хунхузов здесь заранее были лодки припасены.

– А лошадей они куда дели?

– Дык, лошадей разделили. Четыре с грузом пошли в сторону «железки», остальные вплавь переправились через Бикин.

«Так. Нас вместе со мной тридцать один человек. Одного бойца пришлось оставить охранять лошадей. Хунхузы – бойцы плохие, но местность знают хорошо. К „железке“ пошли двенадцать человек, наверняка опытные воины, и их мы в первую очередь должны остановить, иначе надолго прервется движение по стратегически важному направлению между Владивостоком и Хабаровском. Значит…»

В этот момент мои размышления были прерваны.

– Давай всем гамузом[22]22
  Гамузом – толпой, кучей.


[Закрыть] рванем к железке! – решительно предложил Митька. – А потом и со всей остальной бандой разберемся. Наверняка они долго по нашей территории бродить будут, – добавил он и вопросительно уставился на Семена.

Нанаец утвердительно кивнул, но предложил по-своему:

– Вы ступайте, а я за хунхузами и один прослежу, буду вам метки ставить, чтобы на обратном пути не заплутали. Только от поселка идите, по той стороне вдоль реки, мои метки обязательно увидите, Трофим – охотник местный, разберется. Хунхузы пойдут по моим угодьям, а в родных местах я каждую тропку знаю, так что не переживай, начальник, я их задержу.

– Хорошо, только одного тебя я не отпущу, бери с собой Дмитрия. Он товарищ ловкий, не будет тебе обузой, – решил я. Семен слегка поморщился, но согласился.

Трофим Маликов, ражий детина с густой бородой, был местным уроженцем и теперь, когда выяснился маршрут и количество бойцов противника, вел нас короткой дорогой, желая опередить бандитов, но все же нам пришлось остановиться на ночевку. Так и сидели всю ночь, не разжигая костров, кутались в одежду от всепроникающей мошкары. Еду тоже пришлось потреблять всухомятку, да и немного мы ее с собой захватили. Охотиться нельзя – выстрелы могли услышать наши враги.

Лежу я голодный, да и замерз – даже летом в предгорьях Сихотэ-Алиня ночами весьма прохладно, а палаток у нас не было. Ну, вот лежу, дрожу и недоумеваю: «Какого хрена я так радовался, вырвавшись с кабинетной работы? Хотели подвигов на свою задницу? Кушайте полными горстями, Константин Сергеевич. Спору нет – лет через десять, если вы останетесь на хорошем счету у начальства и вам не прострелят дурную голову в борьбе за народное дело, то имеется перспектива осесть главным гэпэушным начальником в каком-нибудь Мухосранске и жрать там водку по воскресеньям с районным партийным руководством. Не нравится мне такая перспектива. Защита Родины – это дело святое, только вот и про старость помнить надо. Насчет этого стоит еще дополнительно подумать…»

* * *

К полудню мы все же догнали диверсантов. Трофим, идущий впереди, вовремя развернул отряд, и мы короткой дорогой через гольцы успели обогнать противника и встретили их у выхода из узкого ущелья. Позиция была хоть куда. Бандитам пришлось идти по ручью, так как склоны ущелья были покрыты сплошными зарослями лещины и папоротника, которые очень даже хорошо укрыли моих бойцов. Сидим в линию, метра два друг от друга, я самый дальний по ходу движения. Вот сойка прокричала, значит, наши подопечные уже прошли мимо бойцов, сидящих с другого края. Первым шел русский, по выправке сразу видно – офицер. Его желательно взять живым…

После моего выстрела офицера развернуло, и я всадил очередную пулю во второе плечо. Теперь не уйдет! Следом за первым выстрелом загрохотала канонада. Почти тридцать бойцов стреляли, как в тире, с пятидесяти шагов, по неспешно движущимся мишеням. И все же кое-кто из бандитов уцелел! Ловко спрятавшись за валунами, двое или трое хунхузов начали отстреливаться. Случайная пуля попала в лошадь, на которой везли мешки с динамитом. Взрыв разметал речушку. Булыжники и галька брызнули во все стороны, и сопки содрогнулись. Но я ничего не услышал – оглушило меня крепко. Наверное, на некоторое время потерял сознание. В чувство привело мягкое прикосновение влаги к моему лицу.

– Командир, очнулся? Ну и ладненько, жить будем, не помрем, – успокоительно приговаривал Трофим, протирая мне лицо мокрой тряпкой.

– Наши все живы? – наконец спросил я, отстраняя от лица чужую руку.

– Не все – двоих покалечило, а одного вообще убило насмерть.

Мои старания пропали даром, от офицера и мокрого места не осталось. Выжил только один хунхуз, вовремя спрятавшийся за валуном, но и он находился без сознания…

Лошадей всех побило, пришлось ребятам раненых бойцов и хунхуза до станции на носилках нести. В поселке Бикин мы определили раненых товарищей у местного фельдшера, а так и не пришедшего в сознание хунхуза сдали временно под опеку местной милиции, некогда нам было дожидаться и допрашивать бандюгу. Наскоро перекусив и добыв еды в дорогу, мы тронулись в обратный путь.

За полтора суток хунхузы могли уйти очень далеко. Я не знал ни целей, ни маршрута их движения, оставалось только уповать на Семена и Митьку, что они будут оставлять качественные знаки на пути следования банды. К моему удивлению, на третьи сутки, ближе к вечеру, мы нагнали своих разведчиков. Метки они оставляли такие, что и слепой не заблудится…

Вечерело, сквозь жиденький туман проступали очертания деревьев, кустарника, справа и слева смутными силуэтами высились громады сопок. Справа журчала речка. Отряд шел по звериной тропе. Внезапно из кустов, словно злой тролль из табакерки[23]23
  Злой тролль из табакерки – персонаж сказки Андерсена «Стойкий оловянный солдатик».


[Закрыть], выскочил Сема, основательно напугав меня.

– Начальник, дальше не ходи, дальше зверовые фанзы, в них хунхузы прячутся.

«Интересно, от кого они прячутся?» – подумалось мне.

– А где Дмитрий?

– Митька, однако, в кустах спит.

Делать нечего, остановились, тем более рядом нашлось хорошее место для бивака. Площадка была довольно ровной, шагов тридцать в диаметре. Посреди ее горел небольшой костер. У костра на лапнике, поджав под себя ноги, спал Митя, вздрагивая во сне и потихоньку скуля.

– А чего костер горит? Хунхузы могли вас обнаружить, – с укором выговорил я Семену.

– Хунхузы сейчас нос из домов не высунут, – уверенно объявил проводник. – Но если хочешь, начальник, я за ними понаблюдаю.

Бойцы с моего разрешения в сторонке запалили еще один костер. Митька спал как убитый. Его не разбудили шорохи, тихие разговоры бойцов и дополнительное освещение от второго костра. Я потянул приятеля за ногу.

– Агды, Агды! – вскрикнул Митька, залягал ногами, взмахнул руками, как бы отбиваясь от чего-то страшного, наконец, открыл глаза и, увидев меня, облегченно вздохнул: – Уф, это ты. – Он заозирался по сторонам и тревожно спросил: – А где этот… шаман?

– Какой шаман?

– Ну, наш проводник.

Узнав, что Сема отправился сторожить хунхузов, он облегченно вздохнул и таинственным шепотом начал рассказывать о своих приключениях:

– Через реку мы переправились вплавь. Маленький плотик соорудили, на него амуницию, припасы и оружие погрузили и переправились. Догнали хунхузов довольно быстро. Шли от них, придерживаясь дистанции пары километров. Местность в начале пути, сам видел какая – поляны, перелески, овраги, кусты, отдельные деревья. Потом кедрач пошел, сопки, кустарник гуще расти стал, и мы подобрались вплотную к бандитам, а на вторые сутки преследования перегнали их, засев вот в этом ущелье. Проводник говорит, что это охотничьи угодья его рода, здесь недалеко нанайское становище когда-то стояло – родина одним словом. Утром просыпаюсь, слышу, бубен бьет. Вокруг костра наш проводник скачет и завывает во весь голос, ничуть не опасаясь, что нас услышать могут. Шаман кидает в костер оструганные палочки, лоскутки, остатки вчерашней трапезы. Бубен гремит все громче, а мне уже кажется, что наш нанаец начинает прибавлять в росте! Да и не мало, через короткое время он ростом с кедр стал! И бубен у него с мельничный жернов. Потом смотрю – тучи набежали, грохнуло так, что мама не балуй. Страшно мне стало, зажал уши, закрыл глаза. Потом чую, меня треплет за плечо. Открываю глаза, смотрю, шаман прекратил играть в бубен и нормального роста стал. Пойдем, говорит, посмотрим, что с хунхузами сейчас деется. А погодка стоит ужас: ветер завывает, тучи низко над сопками висят, и из них молнии так и полощат. Смотрим – бандиты уже вошли в ущелье, и тут с сопок камнепад! Да речушка взбухла и потоком на зверовую тропу! А шаман скачет, опять бубен достал и орет во всю глотку… Страх божий! Наверное, не менее половины отряда рекой унесло, камнями и молниями побило! Знаешь, как только хунхузы в фанзах укрылись, так сразу и молнии перестали сверкать, и пошел обыкновенный дождь, и река не сразу, но все же успокоилась. Я от таких переживаний целую фляжку спирта оголоушил и уснул, и снилась мне какая-то чертовщина. Человек с медвежьей головой и огненными глазами, мохнатые черти и прочий ужас. Наверное, это был Агды[24]24
  Агды – повелитель грома и молний у орочей и нанайцев.


[Закрыть] со своими помощниками, которых все время призывал наш нанаец, во время камлания…

Покончив рассказывать, Митька подбросил дров в костер и остановившимся взглядом взирал на пламя. Несколько мгновений я пристально рассматривал опухшее лицо моего приятеля.

– Митька, а ты, часом, спирт мухоморами не закусывал? – осторожно спросил я.

– Брось, командир, Дмитрий правду рассказывает, – встрял в разговор Трофим. Он уже давно по какой-то надобности подошел к нашему костру и, забыв о первоначальных намерениях, слушал рассказ Митьки. – Семен – шаман известный, а его дядю так весь окрестный народ побаивался – колдун был знатный, мог и порчу наслать и с лесными духами был накоротке, так что ему звероловы, охотящиеся в этих местах, дань носили, – пояснил Трофим и добавил: – Да ты можешь у Семена и сам спросить.

Сема, видимо, посчитав, что его дежурство окончилось, в этот момент как раз укладывался спать на лапнике под одиноко стоящим старым кедром.

Подойдя к лежащему спиной к костру Семену, я, присев на корточки, спросил:

– Сема, хунхузы ночью к нам не пожалуют в гости?

– Нет, – твердо ответил проводник. – Пуганая ворона куста боится, а хунхузы – духов ночи. До утра дрожать будут, однако под утро уснут, в это время мы их и возьмем, – пояснил он диспозицию.

Я помолчал некоторое время; неудобно спрашивать, но любопытство пересилило.

– Сема, а как это ты с хунхузами управился?

Облик моего собеседника на миг стал даже чуточку жутким. Под порывом невесть откуда взявшегося ветра тени, метнувшиеся от пламени костра, исказили черты лица шамана.

– Мне духи помогали, – спокойно заявил он. – В ущелье давно уже живет лесной черт. Завидев, что хунхузы рядом, я его дразнить стал. Кричал обидные слова. Черт меня слышал, но не видел, разозлился очень, а тут в ущелье вошли хунхузы. Злой дух подумал, что это они на него ругались, и давай швыряться камнями. Многих хунхузов убил-покалечил, а потом они спрятались от него за утесом. Ну, никак он их больше не мог достать. Тогда я позвал Агды. Старик нагнал тучи, прилетел, громыхая железными крыльями. Увидел, что черт безобразит, рассердился и давай гонять его по ущелью. Молнии кидал. Молнии летели во все стороны и еще многих хунхузов побили, а затем я позвал духа реки, и он смел потоком еще многих разбойников. Оставшиеся в живых добрались до фанз и теперь сидят, дрожат и думают, за что на них рассердились духи, – закончил шаман со смехом.

– Да, ты впрямь великий комбинатор! – заметил я.

– Кто такой «крематор»?

– Большой начальник, – кратко пояснил я.

* * *

Раннее утро, моросит мелкий дождь, облака грязной ватой висят над сопками. Мой отряд готов к последнему броску. Перед фанзами никого нет, даже часовые, если они и были выставлены, убрались в жилища. Мы с Семеном лежим метрах в пятидесяти от крайнего жилища и внимательно разглядываем подступы. Я бы уже давно начал атаку, но Сема не торопится.

– Подожди, начальник, в фанзе один проснулся, сейчас по нужде выйдет, возьмем его.

– Ладно, выйдет, так возьмем. – Почему-то я теперь испытывал полное доверие к чутью шамана.

После вчерашнего разговора меня интересовало, почему хунхузы посчитали, что в фанзах они будут в безопасности. Об этом и спросил Семена.

– Китайцы знают, что в этих жилищах ранее обитал мой род. Жилища намоленные. Ни Агды, ни лесные духи не хотят уничтожать дома, в которых жил шаман и его семья. А черт в них вообще проникнуть не может, – пояснил проводник.

В этот момент перекосившаяся дверь фанзы противно заскрипела, и в образовавшуюся щель сторожко выскользнул китаец. Огляделся по сторонам и, успокоившись, орлом устроился возле ближайших кустиков. В орешнике затрещала сойка – хунхуз даже ухом не повел, а зря, это Трофим подал знак, что сам снимет засранца. Через пару мгновений кусты за китайцем бесшумно разошлись, и удар прикладом снес бедолагу с насеста. Ну вот, теперь и нам пора действовать. Дважды протрещала сойка, и к фанзам бесшумными тенями скользнули бойцы. Сам я пока и не дернулся, да и Семена придержал. Бойцы, стараясь не шуметь, проникли в помещения, и около минуты изнутри не доносилось ни звука. Действовали, как их и учили. Резали без шума. А затем раздался выстрел, и из фанз донесся ошеломляющий рев более чем двух десятков глоток. Тоже правильная работа – раз обнаружены, значит, следует ошеломить противника, чтоб хоть на пару мгновений прониклись ужасом. Думаю, хунхузы еще после вчерашних приключений не отошли, а тут им, как снег на голову, новые. Раздалось еще несколько выстрелов, и через минуту из жилищ стали выскакивать бойцы, подталкивая перед собой пленников. Вот теперь можно и мне поработать! Выхожу на первый план и, важно прохаживаясь перед пленниками, строя дурацко-тупую рожу, искоса приглядываюсь к ним. Пятеро пленных, совсем неплохо, учитывая то, что еще вчера Сема нашаманил смерть чуть ли не половине отряда. Все пятеро одеты примерно одинаково: в короткие куртки из синей дабы[25]25
  Даба – хлопчатобумажная ткань синего цвета, производимая в Китае.


[Закрыть], холщовые штаны и сапоги из мягкой кожи. Все одинаково опустили взоры долу. Вроде и по поведению не отличишь друг от друга. Только сытую харю, всегда питающуюся качественными продуктами, никуда не скроешь. Двое из пятерки пленников выглядели не то что упитанными, но имели во внешности этакий лоск. Трое были явно бывшими крестьянами – худые как щепки, с загрубелыми руками, а вот эти двое…

Старший, хоть и прятал глаза, но чувствовалась в нем уверенность руководителя. Второй – гораздо моложе, лет семнадцати на вид, неискусно скрывал свою надменность под личиной покорности судьбе. Ну, с крестьянами все понятно, через пару минут отведя в сторону старшего хунхуза, мы на глазах молодого их расстреляли. А для впечатления поставили пацана в один ряд с расстреливаемыми. Хорошая шоковая терапия перед допросом. Плохо то, что я по-китайски не говорю. Через переводчика трудно навязывать свою волю через голосовые интонации.

По моей команде молодого пленника отвели в фанзу и содрали с него одежду. Тоже своего рода психологическое давление, без одежды человек чувствует свою незащищенность. В фанзу зашли втроем. Митька, я и Трофим. Казак за переводчика. А Митька… Ну, он любого напугает до икоты при желании. Бойцы постарались, распяв юнца на полу – руки-ноги распахнуты, прочно привязаны к четырем угловым столбам, подпирающим крышу.

– Ну что, ходя, будем говорить или помучиться сначала желаем? – сказал я, показательно засучивая рукава гимнастерки. Китаец молча лупал внезапно округлившимися глазами.

– Да, что с ним церемониться? Сейчас шулята спрессуем, вмиг заговорит, хоть по-американски, – включился в игру необразованный Митька, показательно придавливая сапогом причинное место у парня.

– Моя мало-мало понимать по-русски! – торопливо заговорил хунхуз.

А, ну это даже лучше. Я выпроводил из фанзы Трофима. Просто так, вроде и без причины, но по моим понятиям, чем меньше боец знает, тем крепче спит командир. Пускай свой маневр знают, а остальное за них начальник придумает.

Информацией парень владел. Племянник самого Лу Ю Вея, он рассказал, о планах своего дяди. Хунхузы проводили рейд, обходя жилища своих данников. Звероловов, старателей, собирателей женьшеня, а в конце пути Лу Ю Вей вдвоем с племянником собирался посетить лесную плантацию женьшеня, принадлежавшую лично ему. О ее местонахождении знали только они вдвоем. За плантацией ухаживал дальний родственник главаря банды и, по словам пацана, она была очень богатая. Самый молодой корень на плантации имеет возраст не менее тридцати лет, а встречаются экземпляры, весящие около полуфунта, возраст которых перевалил за сотню лет. Сколько стоит один такой экземпляр, я знал не понаслышке. Мой отец как-то принес из тайги двадцатисантиметровый корень, так мы потом на полученные от продажи деньги новый дом отстроили.

– Дорогу туда найдешь? – И китаец утвердительно покивал головой. Мы с Митькой переглянулись – участь главаря банды была решена. Нам лишние свидетели не нужны.

– Сколько по времени идти до плантации? – спросил Митька у китайца.

– Два дня, если погода не испортится.

– Выведешь нас к плантации, оставим в живых, – пообещал я.

Оставив Митю присматривать за молодым хунхузом, я вышел из фанзы, построил бойцов и объявил:

– По только что полученным сведениям мы полностью разгромили банду Лу Ю Вея. Сам главарь находится перед вами. На его личном счету десятки убитых и замученных граждан нашей страны. Именем Союза Советских Социалистических Республик бандит, насильник, контрабандист Лу Ю Вей приговаривается к расстрелу.

Произнеся последнюю фразу, я быстро вытащил наган из кобуры и дважды выстрелил в привязанного к дереву главаря банды. Даже проверять не стал. С десяти метров одна пуля попала точнехонько посреди лба, вторая – в область сердца.

Бойцы убрали трупы и стали готовить поздний завтрак, а мы с Митькой все совещались.

– Придется тебе вести отряд к станции, – сказал я.

– Почему? На четыре дня можно и здесь остановиться. Отдохнут, поохотятся. Тем более кое-какие запасы еды есть, да и хунхузы во время вчерашнего светопреставления не все продукты потеряли, а мы втроем, с хунхузом, смотаемся до плантации.

Я внимательно посмотрел на напарника. Волнуется, наверное, боится, что я его кину.

– Митя, ты мне доверяешь? – проникновенно сказал я, взяв за руку товарища.

– Ну, доверяю, – смущенно ответил Митька.

– Так вот послушай. В отряде наверняка имеется стукач, и исчезновение обоих командиров, да еще на четыре дня, обязательно вызовет подозрения. Давай лучше сделаем так. Ты неторопливо ведешь отряд до нашего лагеря, забираете лошадей и опять же неторопливо ведешь отряд к станции. Можешь даже под различными предлогами задерживаться в пути. Позволь бойцам поохотиться, что ли. В азарте люди время мало замечают. Придете к станции, сразу не телеграфируй о выполнении задания. Дай бойцам денек-другой в баньке попариться, водочки попить, а там, глядишь, и я нарисуюсь. А насчет плантации не беспокойся. Я пойду не только с китайцем, но и Семена с собой возьму. Кроки местности снимем, и один экземпляр я тебе отдам.

Вскоре мне удалось уговорить приятеля действовать по моему плану. Отозванный в сторонку Семен безропотно согласился попутешествовать вместе, а китайцу вообще деваться было некуда, так что сразу после завтрака мы собрали котомки, проверили снаряжение и еще до полудня тронулись в путь.

До вечера наша маленькая группа пересекла водораздел, и спустилась к очередной безымянной речке, густо заросшей растительностью. Вот тут и начались наши мучения. Несмотря на то, что мы довольно быстро нашли зверовую тропу, ведущую в нужном нам направлении, каждый километр пути давался с боем. Деревья (особенно кедр) поражали своими размерами. Сирень, обычно растущая в виде кустарника, здесь более походила на деревья высотой метров в десять, а то и больше. Густой подлесок был представлен в виде дикого виноградника, орешника и лиан. Проход над тропой, пробитой дикими животными, более всего походил на низкий тоннель. Так что к вечеру, когда мы нашли подходящее место для ночевки, я уже не мог разогнуть спину. При моем росте весь путь пришлось проделывать в полусогнутом состоянии.

Вечером, вяло похлебав сооруженную Семой похлебку, я, завернувшись в одеяло, сразу улегся спать. Следить за китайцем я не собирался, понадеялся на Семена. Впрочем, даже если парень сбежит, далеко ему не уйти, а убить нас во сне вообще ему не светит. Наганы я припрятал за пазухой, да и вообще сплю довольно чутко. Сквозь сон я слышал, как мои спутники разговаривали по-китайски и Сема чему-то смеялся. Утром он мне объяснил, что китаец пытался признать его чуть ли не братом и предлагал зарезать бледнолицую сволочь. Семен посмеялся и на всякий случай на ночь связал хунхузу руки.

На следующий день я как-то меньше устал от перехода. Втянулся, что ли? Поэтому вечером сидел у костра и внимательно слушал рассуждения моих спутников о женьшене. Оказывается, что самыми ценными считаются растения с семью листьями. Возраст их достигает трехсот лет, и весят они чуть ли не фунт. Стоят такие корни баснословные деньги. За такое растение дают золота в пятнадцать раз больше, чем оно само весит. Четырех или пятилистные корни ценятся, конечно, дешевле. Очень меня заинтересовал способ обработки женьшеня. Оказывается, наиболее ценен «красный» корень. Красноватым корень становится, если его обработать водяным паром, а затем сушить на солнце, а ночью над нежаркими углями…