Текст книги "Обнуление"

Василий Мурзин
Обнуление

© Мурзин В.С., 2021

© Оформление, серия, Издательство «У Никитских ворот», 2021

Иррациональный и интернациональный

Василий Мурзин – поэт с особым отношением к словам. Его словесная работа близка к традициям обэриутов, но замешана не на филологических реалиях, а на самой что ни на есть живой жизни. Его работа со словами вызывает восторг, он бежит как от огня от банальных смыслов и наслаждается многозначностью.

 
Летят переливные птицы:
Летят перелётные галки,
Синицы, орлы и утки.
Они – как с востока
На запад,
Как россыпь нечаянных ягод.
 

Однако не стоит думать, что Мурзин в рамках такой игры способен пребывать слишком долго. Корневое, поэтическое в нём всегда живёт, его тексты неизменно имеют авторский взгляд на происходящее, ненавязчивую, но вполне конкретную оценку:

 
Человек, уткнувшийся в экран,
Ходит-бродит как баран.
Он наводит фокус зренья,
Он стыкует века звенья
В инстаграме и фейсбуке,
Он протягивает руки
Всем, кто страждет
Избавленья
От зашоренности зренья.
 

Здесь экспозиционно Мурзин намечает одну из главных проблем современного мира – нарастающую энтропию, а в конце вроде бы не всерьёз предлагает решение, но это «не всерьёз» в самую точку.

 
Ходит утром на работу,
Не к тому,
Не к той,
Не к тем.
Пьёт запоем
Весь контент.
Фокус зрения – экран.
Лучше б пил
Портвейн, болван!
 

Вчитываясь в стихи Мурзина, понимаешь, что музыкальность для него важна не как нечто регулярное, а как тончайшая система пауз, как возможность наращивать смысловой темп, когда это необходимо, равно как и придерживать его. И здесь таится особое очарование, отсюда идёт живость стихотворений, отсюда возникает ощущение неподдельной искренности каждой строки.

 
Цифровую или аналоговую
Любовь выбирать пора!
Выстриженная наголо
Голова тычет пальцем
В экран!
Аналоги и цифры,
Как шестерёнки, катятся
Разобранных часов.
Рифму к цифре
Подбирает Матрица!
 

Далеко не каждый поэт решится так широко использовать лексику, появившуюся в последние годы. Для Мур-зина творческая дерзость играет не последнюю роль в его художественных устремлениях. Он смело инкорпорирует в поэзию не только слова и выражения, но и саму нынешнюю реальность, стараясь переработать её так, чтобы она стала привлекательней, потеряла враждебность человеческому «Я», приобрела новые смыслы. Из-за всего этого в стихотворениях Мурзина чувствуется особая плотность, большой поэтический контекст и подтекст. В своих эмоциях он разнообразен, доля поэтической рефлексии в нём ровно такая, какая требуется:

 
Как будто в печь гляжу
На тление огней,
Я не себе принадлежу,
А пене дней.
 

Мурзину не чуждо сострадание. Он способен ощутить чужую боль как свою, причём это боль не только людей, но и всего мироздания, всей природы:

 
Я гадаю не по годам,
А по кольцам, по кольцам
Спиленных тополей, тополям
Песню пою,
Покуда она поётся!
Тополя – ровесники войны,
Нескольких эпох суровых,
Росшие с пятиэтажками – вы
Обречены на забвение,
Обнесены забором.
Тополя, тополя,
Погадайте не для
Пользы, погадайте на
Совесть.
Я хочу жить в тени
До войны.
Или после,
Лишь бы длилась
Тóполя
повесть!
 

В этом стихотворении, конечно, тополя – это символ. Большая развёрнутая метафора, за которой боль утрат и сомнений, боль быстротечности времени, чувство сопричастности ко всем переменам на земле.

Василий Мурзин – натура наблюдательная. В его стихах не встретишь навязчивой абстракции, его разговор с бытиём всегда предметен, он насыщает ткань деталями и доказывает, что выбор его отнюдь не случаен:

 
За окнами вагона
Мелькают огни перрона,
За окнами вагона
Позёмка змейкой вьётся.
За окнами вагона
Года бегут.
И кто-то сойдёт,
А кто-то отстанет
За окнами вагона,
Лишь вспенив
Лесную тишь.
 

Вроде бы довольно затасканная тема вокзала и поезда у Мурзина обретает второе дыхание за счёт тонких смысловых поворотов и смелых, но оправданных ритмических перепадов.

Несмотря на все ритмические эксперименты, на подчёркнуто свободное дыхание и трепетное отношение к тоническому стиху, Мурзин всё же родом из силлаботоники, из ранжированного стиха. И он никогда не даст повод усомниться в своём силлабо-тоническом мастерстве. Вот строки, изобретательность и точность которых поражает:

 
Когда расцветает сакура
И пашня дышит, как хлеб,
И ворон радостно каркает,
Бежать от субботников мне б.
 

Конечно, отдельных рассуждений заслуживает цикл «Времена года». Кто только и в каких видах искусства не составлял такие циклы! Многие вошли в историю. Мурзин тщательно отыскивает свою интонацию в этом каноне-круговороте, умело сочетая личные эмоции и воспоминания с конструированием оригинальных внеличностных образов:

 
А я маюсь за партой,
Гелевое перо во рту.
Близлежащие месяцы
Грезятся,
Как выступление Цезаря в Сенате.
И если я от спряжений глаголов
Сейчас не помру,
То тоска меня всё равно
Достанет, как мел на доске,
Как Гендель в сонате.
 

Книга эта билингвальная. С русским текстом соседствует английский. И это весьма интересный феномен. Для знающих английский язык будет крайне интересно взглянуть, как трансформируется образность Мурзина на англосаксонской почве. Даже самый беглый взгляд скажет нам о том, что Мурзин, при всей своей русскости, поэт интернациональный, его образность, его мысли, его поэтическая закваска будут понятны тем, кто любит оригинальность, кто ценит человека иррационального больше всего на свете.

Максим Замшев, Главный редактор «Литературной газеты», Председатель Правления МГО Союза писателей России, Президент «Академии поэзии», член Совета по правам человека при Президенте РФ

«Осыпавшаяся штукатурка…»

 
Осыпавшаяся штукатурка,
Сервант, трюмо и диван.
Мой старый дом: хлопочет Шурка
В трюмо, а со сверлом – Иван.
Или это их тени
Смотрят всё так же
Из окна во двор.
Веток переплетенье,
Теплится разговор.
 
 
Тот, кто когда-то молод
Был и держал удар,
Ныне ретро, перемолотый
кофе, борода, метущая
Тротуар.
 
 
Траур по прошлому
Справляют часики,
Тяжек гирьки груз.
Вот карапуз проснулся,
Замкнув поколений круг.
 

«Peeling of stucco, pier glass…»

 
Peeling of stucco, pier glass,
Sideboard and a sofa here.
My good old house that will last,
Sounds of the drill you hear.
Neighbors or their shadows
Looking into the yard,
Interlacing of branches,
Talk which is never hard.
Those who were young one day
And could easily take a punch,
Now are old and grey
And sweeping the streets so much.
Clock on the wall in crepe
About the past that is gone
Heavy is their weight,
A baby woke up
Generation circle is done
And great.
 

«Летят переливные птицы…»

 
Летят переливные птицы:
Летят перелётные галки,
Синицы, орлы и утки.
Они – как с востока
На запад,
Как россыпь нечаянных ягод.
Зарево,
Радуга,
Лад.
 
 
Держите, рисуйте,
Дерзайте, рискуйте.
Художник, не спи,
не спи.
Рисуйте, рискуйте.
По радуге,
Аки галки,
Летите, макнув крыло
В закат и рассвет.
Как коромысло
Радуга.
Круги на воде
Расходятся,
Только бы Лодочник
Не потерял весло.
 

«Iridescent birds are fl ying…»

 
Iridescent birds are flying,
Migratory jackdaws and other
Ducks and eagles and the rest,
From the East
To West,
As berries in a forest
Harmony,
Rainbow,
Glow.
Paint and draw,
Dare, venture and more,
Painter, don’t sleep,
don’t sleep.
Venture and draw
On a rainbow
Like a bird,
Fly and your wing dip
In the sunset and dawn,
Like a shoulder yoke
Is a rainbow.
Rings on the water
Are getting more.
Do not let the Boatman
Lose his oar.
 

«Человек, уткнувшийся в экран…»

 
Человек, уткнувшийся в экран,
Ходит-бродит как баран.
Он наводит фокус зренья,
Он стыкует века звенья
В инстаграме и фейсбуке,
Он протягивает руки
Всем, кто страждет
Избавленья
От зашоренности зренья.
Человек, уткнувшийся в диван
Пятой точкой, точно хан,
Аладдин и паладин
Соцсетей,
Живёт один.
Ходит утром на работу,
Не к тому,
Не к той,
Не к тем.
Пьёт запоем
Весь контент.
Фокус зрения – экран.
Лучше б пил
Портвейн, болван!
 

«Those who all day sees the screen…»

 
Those who all day sees the screen
Roams and rumbles like a sheep.
All his focus is up there,
Ages chain and all he cares.
In Facebook and Instagram
He is ready to give light,
To all those who wants to get rid
Of the losing
Their sight.
Those who sit at home all day,
Like a khan who is to reign,
Aladdin and paladin
Lives alone
In his blight.
Then they go to their work,
Not the right
And not they want.
Drinking heavily
Content.
Better cheap wine
In the end!
 

«Словно по расписанию, месяцев череда…»

 
Словно по расписанию, месяцев череда,
За мартом идёт февраль, будто бы в никуда.
В феврале распускаются почки,
А в марте – метель.
Моя знакомая сказала,
Что природа взяла бюллетень.
 
 
Не тратьте напрасно нервы.
Не трогайте валерьянку.
Весна настанет тогда,
Когда захочет.
Вскрыв себе вены,
Настанет в июле, июне,
Растворив лазурь в синеве.
И пусть кричат, как радиолы,
Синицы, и люди,
И космонавты,
И пусть утопист в Неве
Не думает, что это фальстарт.
Всё это мелочи жизни,
Конечно,
Но весна всё равно наступит.
Кому-то она наступит
На горло собственной песней.
Ну а если и не наступит,
Тогда, конечно, да –
Забегают, засуетятся
Синицы и радиолы,
Утопленники и тати,
И Мишка соседский – враль.
Но поэт возьмёт и напишет,
Дайте ему чернила,
Напишет – про февраль!
 

«Like according to some schedule month march…»

 
Like according to some schedule month march.
As if to nowhere February follows March.
In February buds will open,
And in March it is snowing still,
A friend of mine told me,
That the nature fell ill.
Don’t spend your nerves in vain,
Do not touch sedating medicine.
Spring will come
When it wants to come
By opening its veins.
It may come in July or June,
Melting azure in the blue,
And may people and birds cry
And astronauts, too
And drown in the Neva
Will not think it is not true.
These things are trivia,
Of course,
But nevertheless spring will come
Maybe to end someone’s song,
What if it does not come
For so long.
Then they will all run
Birds and people
Drowned and gone.
And Mishka, my lying neighbor near.
Only a poet will write,
Give him some paper and ink,
He will write about February!
 

«Весна, капель, как первая любовь, неотвратимы…»

 
Весна, капель, как первая любовь, неотвратимы.
Сосульки тают, бежит вода
Всё мимо, мимо.
Мои шесть соток на поток устало смотрят,
Пернатые глотают кислород,
Взлетая вертикально пó три.
Синхронный перевод снегов на талый
Не знаменует ничего,
Лишь уголь остаётся от него,
Ещё – усталость.
Бегут лишь дети за ручьём,
Сосульки скачут.
И пашня ноздреватая, как хлеб,
Приснилась хлеборобу.
Значит,
У коммерсанта будет чёс, и чёт, и профит,
А у поэта – повод
Налить чернил и написать, и выпить
Снова.
Ну а в конце нас ждёт финал,
Застолье и веселье,
Как будто кто-то очень ждал
И получил за всё сполна
Капелью.
 

«Spring and the thaw, just like first love, are fatal…»

 
Spring and the thaw, just like first love, are fatal,
And icicles will melt, and water run
Just by and by, and spring began,
My dacha watches stream with no fun,
Birds swallow the oxygen so eager
And vertically fly with vigor.
Synchronic changing slush and snow
Means nothing at all,
Leaving only coal,
And tiredness, you know,
For only children follow the brook.
And icicles will hop
Grain-grower saw a dream
of ploughed land as porous as bread.
It means
A merchant gets his profit all around,
A poet gets the ground
To take some ink and write and drink
Some more.
And in the end we all
Will have some feast and fun
As if we waited for so long
And got in full
By thaw!
 

«Нет, не сойти…»

 
Нет, не сойти
С орбиты городской.
Но всё ж на суетном пути
Я окунулся в мир лесной,
Но оказалось, что, сойдя
С орбиты в мир мой тайный,
Уткнулся носом я в очаг
Моих мечтаний.
И понял вдруг, что не достиг
Я высоты, и запах
Сосновый лишь на миг
Фантомом сна
Истлел в сосновых лапах.
Потом всё просто и пестро
На место встало:
Жара московская, метро,
И чей-то промельк с рюкзаком
В тени вокзала!
 

«It is so hard…»

 
It is so hard
To just withdraw yourself
From city orbit proud,
But still on my so empty way
I hid my face in forest worlds.
But then I found out
That entering this secret land,
I was enveloped in the hearth
Of my own dreams.
And started soon to understand,
I never reached the heights,
And like a phantom in a blink
Emerged and quickly disappeared
The scent of pine.
And then was everything around
Just in its place again.
This Moscow heat and underground,
Somebody fl ashed by with rucksack
In station shade!
 

«Есть множество, о друг Горацио…»

 
Есть множество, о друг Горацио,
Неповторимых тленок и нетленок,
Но как во всём нам разобраться,
Бросая файлы в плен
Памяти?
Вот в чём вопрос!
 

«My friend Horatio, there’re lots…»

 
My friend Horatio, there’re lots
Of things that are eternal or just fleeting,
But can we distinguish them or not,
When we are holding both
So captive in the storage space too often?
That is the question!
 

«Аналоговое или цифровое?..»

 
Аналоговое или цифровое?
Нажмите клавишу от одного до пяти.
Живое или неживое –
Как нам ответ найти?
Цифровую или аналоговую
Любовь выбирать пора!
Выстриженная наголо
Голова тычет пальцем
В экран!
Аналоги и цифры,
Как шестерёнки, катятся
Разобранных часов.
Рифму к цифре
Подбирает Матрица!
Аналоговая или цифровая –
Жизнь, зажатая в тиски,
Никого и никогда
Не может,
Не должна
На этот свет произвести!
 

«Analog or digital, choice to be made…»

 
Analog or digital, choice to be made –
Push the key from one to five at random,
Alive or maybe dead,
Can the answer be found?
Analog or digital love you choose,
Time to learn your dream!
Shaved head guy will stubbornly use
Finger to poke the screen!
Analogs and digits
Roll like asterix
Out of the clock,
Rhyme to the digit
Sorts out the Matrix!
Analog or digital life,
In grip vice so tight,
Will never
Forever
Produce anybody
To see the light!
 

«Осторожно, двери закрываются…»

 
«Осторожно, двери закрываются», –
Пропоёт нам электричка.
Мы поедем, мы поедем
в Подмосковье по привычке.
Осенне, ярко-багрово,
И зимне, белым-бело,
Весенне-летне,
демисезонно!
По проходу бродят контролёры –
едет стар и млад.
Музыканты, тролли, то ли
Все бегут назад.
Осенне, ярко-багрово,
И зимне, белым-бело,
Весенне-летне,
демисезонно!
Мы приедем, мы примчимся –
И на дальней станции в апрель
Мы без спроса и причины
Окунёмся в белую метель.
Осенне, ярко-багрово,
И зимне, белым-бело,
Весенне-летне,
демисезонно!
Улетают, улетают журавли,
Прибавляет время нам часок,
Зурбаган уже мелькнул вдали,
Поезд мчится.
Мчится поезд
На восток.
Осенне, ярко-багрово,
И зимне, белым-бело,
Весенне-летне,
демисезонно!
И бегут в Москву, Москву, Москву
Сёстры, в электричке голося:
«Выкопала ты свеклý-моркву?»
«Выкопала, прополола… До Лося».
Осенне, ярко-багрово,
И зимне, белым-бело,
Весенне-летне,
демисезонно!
 

«Mind the doors, please…»

 
Mind the doors, please
Suburban electric train will sing,
And we’ll go, yes, we’ll go
to Moscow suburbs with a ding.
like in autumn crimson bright,
like in winter pure white,
like in summer and in spring
demi-season fling!
In the aisle ticket controllers roam,
here are young and old,
Musicians and trolls and all,
all of them running home.
like in autumn crimson bright,
like in winter pure white,
like in summer and in spring
demi-season fling!
 
 
We will rush, we will dash
Into April far away,
With no reason we will crush
Into snowstorm where we stay.
like in autumn crimson bright,
like in winter pure white,
like in summer and in spring
demi-season fling!
Cranes are flying, flying far,
Time will give us one more hour
at least,
And you see a fairy town,
Train is dashing
Train is rushing,
To the east.
like in autumn crimson bright,
like in winter pure white,
like in summer and in spring
demi-season fling!
Everybody runs to Moscow, Moscow, dear
In electric train and shout,
“Have you taken carrots out?”
“Yes, I have them clean and clear”
like in autumn crimson bright,
like in winter pure white,
like in summer and in spring
demi-seasonfling!
 

«Вчера, в день последний лета…»

 
Вчера, в день последний лета,
У ручья в овраге
Я видел конец света.
Там, где сияет лавра
Золотом самоварным –
Сергиево-Посадским.
Овраг засадили безликим,
У лавры украли пейзаж –
И вместо ажурной базилики
Окна пустые, мусор, метраж.
Может, это ненадолго?
Может, это на полчаса?
О люди, откройте глаза!
О, где же моя отрадная
Лавра, церковь надвратная?
Растёт гора отвратная!
Вставай, страна огромная,
Огромная страна!
 

«Last day of summer, yesterday…»

 
Last day of summer, yesterday,
In the gully near the spring
I saw a doomsday
Near the laura that shines and sings,
With gold fake but clear,
Near Moscow, near.
The gully has no scenery now,
Laura seems so faceless and lonely.
Instead of delicate basilica here grow
Junk and empty windows only.
Maybe it is not for long?
Maybe for half an hour and it’s all?
People, open your eyes, I call!
Where are you now, laura,
Will I see the church that I know?
The mountains of junk still growing!
Arise, the country, for more,
Great country you are!
 

«Я спросил айтишника на досуге…»

 
Я спросил айтишника на досуге:
«Скажи, айтишник, хочешь,
Покажу тебе кареты,
Золотые россыпи,
Алмазы, все сокровища
Дворцов и галерей?»
Ничего айтишник не ответил.
«Не мешай», – лишь тихо буркнул.
«Ну а всё же, –
Я не унимался, –
Хочешь, жизнь твою
Я поменяю?
Покажу тебе дворцы с царевной,
Яства, море и одежды,
Ну и неземную красоту?»
«Погоди, отстань, –
Сказал айтишник, –
Только уровень пройду…»
 

«I asked an IT guy at leisure…»

 
I asked an IT guy at leisure,
“Tell me, IT guy, if you want
I’ll show you royal coaches,
And gold deposits,
Treasures and diamonds,
Palaces and galleries”.
He never answered me,
Only “don’t bother me” growled
But I could not stop now,
“But still”, I continued,
I can change your life.
I’ll show you palaces, princess,
Attires and sea and, of course,
Unearthly, heavenly beauty”.
“Just wait or leave me alone”,
Said the IT guy,
“I must pass a level…”
 

«Как будто в печь гляжу…»

 
Как будто в печь гляжу
На тление огней,
Я не себе принадлежу,
А пене дней.
Я – идол с каменным лицом,
Я – саркофаг.
Пожертвуй братом и отцом,
Нам всё живое – враг.
А ты, чудак, мечтай о том,
Чтобы сквозь асфальт
И тлен пророс, открыв
Иное измеренье,
Росток каштана,
Словно крик!
 

«As if I in the stove stare…»

 
As if I in the stove stare,
And watch the fire go away.
I’m not myself but I don’t care
In foam of days.
I’m idol with a face of stone,
I’m sarcophagus old,
So sacrifice your brother own,
All living now are foes.
And you, queer fish, begin to dream
About decay like chestnut sprout
That grows through asphalt
like a scream
In strange dimension
with ashout!
 

«В скорости, в безумной скорости…»

 
В скорости, в безумной скорости
Столько болести, столько доблести,
Ну а мне бы отстать, ну а мне бы
Помечтать, окунувшись в небо!
 

«In the speed, in the fastest speed…»

 
In the speed, in the fastest speed,
There are lots of gallantry, pain and also need,
I would rather be slow and try
To dream on while I’m deep in the sky.
 

«Нулевые, огневые…»

 
Нулевые, огневые,
Где вы, мои джинсы голубые?
Где вы, мои легинсы,
Лосины?
Заносились!
Где же вы, мои
В две тыщи пятые?
Брюки-юбки, чубчики
Лохматые?
Заносились или
же вы в моде?
Лишь попилены?
В комоде?
Век одежды не видать,
Век надежды не питать!
 

«Zero years, so where are you?..»

 
Zero years, so where are you?
Where are you, my jeans light blue?
Where are you my leggins,
Breeches?
Worn and out of reach!
Where are you two thousand five,
Tousled forelocks, skirt-like pants
Out of fashion
Or threadbare
Lying shyly
For my care?
I will see you no more,
All the hope is only bore.
 

«Я гадаю не по годам…»

 
Я гадаю не по годам,
А по кольцам, по кольцам
Спиленных тополей, тополям
Песню пою,
Покуда она поётся!
Тополя – ровесники войны,
Нескольких эпох суровых,
Росшие с пятиэтажками – вы
Обречены на забвение,
Обнесены забором.
Тополя, тополя,
Погадайте не для
Пользы, погадайте на
Совесть.
Я хочу жить в тени
До войны.
Или после,
Лишь бы длилась
Тóполя
повесть!
 

«I tell fortune not by years…»

 
I tell fortune not by years,
By the sawn poplar rings,
And to poplars
I will sing,
While my song flows!
Poplars, you are the age of war,
In severe times you grew,
With the building houses new,
Now we are forgetting all.
Surrounded by fence,
Oh my poplars high,
Tell my fortune with your
Sense,
Be sincere, do not lie.
I will live in the shade
Before
Or after the war,
Only let the poplar
Story
Live more!
 

«Где-то на краю земли…»

 
Где-то на краю земли,
где-то за краем,
В непроглядной дали
Есть остров –
Необитаем.
Там травою пахнет трава,
Изразцы узором горят,
И натянутый, как тетива,
Ветер в соснах свистит,
Там много не говорят.
Поклонюсь я деревянной,
Избяной, изразцовой Руси,
Древней, вещей, забытой,
Давней
Песней
Катящейся под уклон,
Словно колесо
Солнца.
Спаси
Меня, Господи,
От того, чтобы вернуться сюда.
Иначе
Я застыну, как соляной столп,
И останусь тут
Навсегда.
 

«Somewhere very far…»

 
Somewhere very far,
At the world’s end,
In the land you cannot see
There is an island,
Unmanned.
There grass smells of grass,
Bright as fire are glazed tiles,
And the wind among pines
Like a string is so tight.
They don’t talk there much,
I will bow to Russia such
With its izbas and tiles clear as glass.
Ancient,
which we forgot,
with its song,
which will down roll,
Like the wheel
Of the Sun.
Save me,
Oh, God
From returning here ever.
Or else
I will stand here like a pillar of salt
And will stay here
Forever.