Текст книги "Владимир Мономах"

Мономаху понравилось распоряжение короля. «Точность расчета, правильное решение, – подумал он про себя. – С таким союзником можно спокойно идти в бой».

Олегу Мономах поручил левое крыло, передав в его подчинение ростово-суздальскую рать и дружину великого князя; под свою руку он взял своих воинов и переяславские полки.

Противник все же не утерпел и ударил во время развертывания союзных войск. Тяжелая рыцарская конница выставила копья, тронулась с места и, набирая ход, грузно поскакала на поляков. Прогнулась, застонала под тысячами копыт покрытая зеленой травой земля. Навстречу им вылетели тучи стрел, кое-где вызвав замешательство и нарушение порядка; однако основная масса продолжала неумолимо приближаться к плотному строю поляков; те выставили вперед длинные пики, приняв на них передовые ряды рыцарей. Оба строя сомкнулись, и воздух огласился грохотом железа, криками людей и ржанием коней; началось страшное, беспощадное избиение одной группы людей другой.

Поляки под напором закованных в железо воинов стали медленно пятиться. Но тут Мономах бросил своих дружинников во фланг рыцарей. Не успевшие перестроиться в боевую линию конники тем не менее дружно напали и внесли сумятицу в ряды неприятеля. Его натиск на королевские войска ослаб, поляки выстояли. Но в это время против Мономаха двинулись пешие войска, ему пришлось срочно отводить своих дружинников на исходные позиции и готовить к отражению нового нападения чехов. Дружина его выполнила свою первую задачу: общая линия союзных войск была восстановлена.

Противник подтягивал силы, но уже выходили из леса и становились в ряды переяславские дружинники. Мономах с замиранием сердца следил за их действиями: успеют ли они занять свои места? Хватит ли у них сил, не отдохнув, отразить удар неприятеля?.. Тут он вспомнил рассказ Гиты, как ее отец бросил в сражение усталых воинов. История повторялась, и он ничего не мог поделать.

Переяславцы кое-как поравняли ряды и тут же вступили в бой. Первый натиск был отражен, началось изнурительное сражение. Мономах приказал боярину Драгомиру останавливать задержавшихся воинов в лесу и ждать его приказа; нельзя вступать в сражение, не имея запасного полка.

Бой разгорался. Бойцы гибли, их заменяли новые. Мономах носился вдоль бьющихся рядов, подбадривал воинов, кидался в схватку там, где слабели, прогибались ратники, своим примером вел их вперед. Вся линия боя напряглась, как натянутая тетива; казалось, еще одно усилие, еще один удар мечей – и кто-то не выдержит, побежит. Но время шло, противники стояли насмерть.

Мономах подскочил к королю, выкрикнул вгорячах:

– Не чувствуешь ослабления натиска чехов? Может, помочь запасным полком и совместно опрокинем центр неприятеля?

Болеслав посмотрел на обрызганное кровью лицо русского князя, его обнаженный меч, прищурил зоркие глаза, ответил не спеша:

– Мне кажется, Олег удачно перебросил часть своих сил в сторону леса и теснит врагов. Неплохо бы тебе, князь, ударить свежими силами по краю обороны. Тогда мы создадим угрозу окружения, и чехи не выдержат!

– Твои войска выстоят? Не отступят?

– Моим шляхте и холопам зазорно бежать перед презренными чехами! – с неожиданным пафосом проговорил король.

«Поляк всегда остается поляком, – направляясь к лесу, думал Мономах. – Высокомерие у них на первом месте!» Он подскакал к запасному полку, крикнул:

– Братцы! Пришел и наш черед! Ударим во всю силу по ворогу!

Тут же развернул коня и вырвался на простор. Он вел конницу, направляя ее на самый край чешско-германского войска. На ходу увидел: противник заметил его бросок и кинул запасные силы. Бой разгорелся с еще большим ожесточением.

Мономах сражался в первых рядах, подбадривая соотечественников. Тяжелый меч его работал безостановочно, прокладывая дорогу. С боков его прикрывали телохранители, оберегая от случайных ударов. На какое-то время они прорвались вперед и заградили его от противника. Мономах привстал на стременах, оглянулся. Поляки мужественно держались в центре, а вот Олег со своими воинами теснил неприятеля; в разношерстной волнующейся массе метался, словно подхваченный вихрем, его белый плащ; Олег сражался в самой гуще войск. «Храбрый, чертяка!» – с восхищением подумал Мономах, кидаясь в схватку.

Успех Олега воодушевил воинов-союзников, они тоже стали постепенно, но неуклонно продвигаться вперед. Вскоре Олег стал нависать над вражеским центром; противник дрогнул и стал отступать по всей линии битвы, а потом побежал в сторону своего обоза. Там, загородившись повозками, несколько тысяч чехов и немцев пытались обороняться, но вал за валом, как потоп, обрушивалась на них конница, лезли на повозки пешцы, сокрушали, ломили, топили в крови любые попытки сопротивления. Защитники обоза рассыпались и побежали по полю. Рыцари сбрасывали с себя латы, срывали с коней тяжелую броню и стремились скрыться в зарослях близлежащего леса. Однако немногим удалось достичь его, поле и луг перед ним были устланы трупами разгромленного противника.

После небольшого отдыха войско двинулось в глубь Чехии. Маленькие крепости сдавались без боя. Отказался отворить ворота только Хлумец – крупный город, окруженный каменной стеной. На коротком совещании Болеслав и Мономах решили взять его без подготовки, с ходу. Однако горожане обрушили на головы наступавших весь набор запасенных средств – от стрел и дротиков до горячей смолы и кипятка. Приступ захлебнулся.

Тогда начались основательные приготовления. В лесу был выбран толстый кряжистый дуб. Его срубили, заострили, а потом обили листами железа и поставили на колеса. Получился мощный таран. Его подвезли к воротам и стали бить в них, упорно, настойчиво и безостановочно. К стенам были подвезены камнеметы, с их помощью крушили зубцы, за которыми прятались защитники. Сколачивались длинные лестницы. Работа кипела, надо было торопиться, могли подойти дополнительные войска германского императора, союзника чехов.

Олег иногда выезжал к самим стенам, медленно следовал вдоль них, задумчиво осматривал мощные укрепления. Наконец обратился к Мономаху:

– А что, если взобраться с южной стороны? Подготовим два отряда, один из них возглавлю я. Ночи стоят темные, факелы освещают только верх стены. Бросим клич, желающие найдутся. Ну как, рискнем?

Мономах раздумывал недолго:

– Можно попробовать. Только на себя бери подготовку, а на стену лезть смысла нет. Без тебя обойдутся.

У Олега холодно блеснули глаза, он ничего не ответил и ускакал прочь.

Подготовка была закончена быстро. Во второй половине ночи охотники с лестницами на плечах двинулись к крепости и растворились в темноте. Мономах оглянулся. Только что рядом на коне сидел Олег, и будто сгинул. Неспокойная, неуемная душа, опять нашел себе какое-то дело.

Стояла тишина. Только на фоне темного неба виднелись фигурки часовых, расхаживавших по стене, тусклый свет от факелов освещал зубчатый верх. Внезапно там началась беготня, раздался шум, крики, звон оружия, тяжелое падение тел, треск ломаемого дерева, – то разбивались лестницы. У Мономаха холодом охватило сердце: замысел рушился в самом начале, видно, противник зорко следил за подступами к крепости.

Однако под этот шум другой отряд, во главе которого встал Олег (сбежал-таки от Мономаха!), сумел незаметно взобраться на площадку, заколоть стражников и протрубить в рог. Тотчас Мономах к этому месту кинул наготове стоявшую тысячу воинов. Не успели чехи опомниться, как русы оказались наверху, растеклись по стене, а потом ворвались в город. До обеда шли ожесточенные сражения на улицах, пока чехи не выбросили белый флаг. Вооруженные схватки закончились, начался повальный грабеж.

На другой день в помещении городского магистрата Болеслав и Мономах давали пир. Здесь были воеводы и тысяцкие, князья и гетманы. Сначала пили за победу, потом за здоровье короля Болеслава и князя Мономаха, за войско польское и русское. А потом встал король и сказал:

– Я поднимаю бокал за князя, славного воина Олега Святославича, благодаря находчивости и безрассудной смелости которого нам так быстро удалось взять эту крепость. Многие ему лета!

И тут все стали дружно хвалить Олега. А он сидел прямой, устремив взгляд куда-то поверх голов, щеки его зарделись, на губах играла едва заметная улыбка. Он мельком взглянул на королеву Ядвигу. Она с восторгом смотрела на него.

Королю захотелось поохотиться, Мономах поддержал его, и с большой свитой они отправились в близлежащие леса. Олег был оставлен в городе, принимал выборных от купцов и ремесленников, разбирал жалобы и заявления.

И тут к нему подошла пожилая женщина, закутанная в платок, сказала, наклонившись к его уху:

– Князь, тебя ждет моя госпожа в одном доме. Дом недалеко, я провожу.

– Кто такая? – встрепенулся Олег.

– Ее имя я не могу назвать, но ты должен догадаться сам.

И Олег понял, о ком идет речь. Здесь могла быть только одна дама, которая хотела увидеть его.

Неизвестная привела его к небольшому, красивому дому, отворила калитку и впустила во дворик. Приложив пальчик к губам, заставила ждать, а сама скрылась в помещении. Через короткое время выглянула, поманила к себе.

Олег вошел в комнату, освещенную слабым светом, лившимся из небольших окон, и увидел сидящую в кресле королеву Ядвигу. Она большими блестящими глазами смотрела на него. Он кинулся к ней в ноги, проговорил страстно, с надрывом:

– О пани! Я без ума от счастья снова лицезреть твое прекрасное, словно ослепительное солнце, обворожительное личико!

– Встань, князь, – сказала королева мягким грудным голосом. – Я тоже рада видеть тебя.

– Не смею, моя госпожа. Я твой раб и могу находиться только у ног твоих!

– От всего сердца идут твои слова, князь, или только от притворства?

– Верь, верь мне, богиня! С первого раза, как только увидел тебя, ты покорила меня своей красотой!

– Так сядь же рядом со мной. Я приказываю! – нарочито строго произнесла Ядвига, не сводя влюбленного взгляда с Олега.

Он покорился, примостился рядом с ней.

– Знаю, князь, что ты проявляешь чудеса храбрости на поле боя. Скажи мне, кому ты посвящаешь свои подвиги? Кто эта счастливая женщина, которая может гордиться своей властью над тобой?

– Ты, моя прекрасная избранница! Только ради тебя я кидался в самую пучину сражений!

– Неужто у тебя не было до этого возлюбленной?

– Нет! Никого я так не любил, как тебя. Ты у меня первая, пламенная любовь!

– Ах, князь, ты совсем околдовал меня и своей красотой, и своими словами! Я чувствую себя перед тобой слабой и беззащитной!

Так поворковали они еще некоторое время, потом королева стала прощаться. Олег спросил:

– Когда мы снова свидимся, ясновельможная пани?

– Моя служанка известит тебя, – ответила она, подарив на прощание ласковый, обнадеживающий взгляд.

Олег вернулся в купеческий дом, в котором поселился вместе с Мономахом. Тот только что прибыл с охоты, разоблачался возле вешалки. Олег схватил его в охапку и закружил по комнате, восторженно выкрикивая:

– Знал бы ты, с кем я был на свидании! Какая женщина влюбилась в меня!

– Задушил, совсем задушил, чертяка, – шутливо отбивался от него Владимир. – Не боишься в чужой стране доверяться женщине?

– Она меня любит! А любовь хоть в своей, хоть в чужой стране всегда остается любовью!

– Не скажи! Чехи только что отчаянно обороняли свой город. Из-за ненависти к захватчикам подошлют девицу, которая может и отравить, и еще что угодно сделать. Все-таки ты – князь!

– А она не чешка! Она – полячка!

– Стой, стой, какая полячка? Город же чешский.

– Ну и что? А она совсем другого рода-племени!

Мономах немного подумал, спросил серьезно:

– Уж не с польской ли королевой ты шашни завел?

– А хотя бы!

– Ты что, сдурел? С огнем шутишь!

У Олега холодно блеснули синие глаза, рот ощерился.

– А я люблю с огнем шутить! Чтобы искры из глаз летели!

– Искры искрами, но большие неприятности можем нажить из-за тебя, братец!

Олег весело отмахнулся:

– Небось!

На другой день к Олегу подошла служанка королевы, оглянувшись, пошептала:

– Госпожа ждет тебя, князь, в том же доме…

Олег не стал медлить, тотчас отправился на свидание. Все было как накануне, только Олег действовал уже более смело и напористо. После коротких слов приветствия он обнял Ядвигу за пояс, нежно прижал к себе, стал горячо шептать на ушко:

– Я всю ночь не мог уснуть, думая о тебе! Ты меня свела с ума! Для меня нет женщины прекрасней тебя, моя повелительница!

Королева повернула к нему пылающее лицо, невольно качнулась всем телом, и он стал целовать ее в горячие губы.

– Князь, князь, – шептала она, – с тобой я впервые узнала, что такое настоящая любовь! Мой муж, он такой старый, так с ним скучно и тошно! Я готова бежать с тобой хоть на край света!

Он говорил ей еще какие-то страстные слова, не слишком вникая в их смысл, она отвечала ему столь же пламенно и пылко.

Неожиданно в комнату вбежала служанка, проговорила испуганно:

– Идут охранники с королем! Что делать, королева?

Олег вихрем выскочил во двор. Там уже стояло человек пять вооруженных, преградили путь. Выкрикнув: «Вот я вам!» Олег кинулся на них, по пути раздавая кулаками кому по голове, кому по лицу…

Мономах сидел за столом и перекусывал, когда в комнату ворвался Олег. Глаза сполошные, весь взъерошенный, взбудораженный, проговорил срывающимся голосом:

– Король меня прихватил!

– Только этого не хватало! – в сердцах произнес Мономах. – Ты хоть на глаза ему не попадался?

– Видел он меня! Он в калитку входил, а я в сад сиганул!

Мономах задумался, потом проговорил озабоченно:

– Это хуже. Может и сюда заявиться, твоей выдачи потребовать.

– Как выдачи? Зачем я ему?

– Под суд отдаст. За прелюбодеяние. За такое преступление судят очень строго!

– Но никакого прелюбодеяния не было! Мы только целовались…

– Не все ли равно. Отрубят голову – и дело с концом!

– Шутишь? В «Русской правде» о прелюбодеянии не говорится ничего. Неужели поляки более жестоки?

– Да, я слышал, они не прощают ни жене, ни любовнику.

В это время в комнату вошел гридень, сказал, поклонившись:

– Князь, гетман Пшебыльский пришел. Требует, чтобы ты его принял!

– Зови!

И – Олегу:

– Может, скроешься в какой-нибудь комнате?

– Еще чего! – высокомерно ответил князь. – Буду я прятаться от какого-то полячишки!

Вошел гетман Пшебыльский, по-петушиному разнаряженный, с лихими усами. Проговорил, выставив вперед правую ногу:

– Ясновельможный пан Мономах! Король польский Болеслав требует выдачи князя Олега для честного суда сей же час!

Голова у Олега дернулась, он напрягся, готовый к немедленному действию. Мономах поднял руку, успокаивая его. Ответил поляку:

– Пусть король польский Болеслав изложит свою жалобу письменно, я разберусь и, если сочту необходимым, накажу виновника самым строгим образом.

– Так прикажете передать моему королю?

– Так и передай.

Гетман удалился.

Тотчас Олег вскочил с места, забегал по комнате, выкрикивая:

– Нет, вы подумайте! Какая наглость! Какое высокомерие! Какой-то гетманишко является и требует выдачи русского князя! Где еще такое водится? Только поляки с их надменностью и зазнайством способны на такое!

Он долго еще кипятился, пока Мономах не прервал его:

– Успокойся брат. Никакой выдачи не будет. Ни под каким видом. Я завтра пойду и лично поговорю с королем. Думаю, удастся уладить дело миром.

– Может, сегодня отправишься? Чего тянуть?

– Нет, пусть успокоятся, смирятся. Потом будем разговаривать.

Однако на другое утро поступило совершенно неожиданное сообщение: польские войска снялись и отправились на родину, оставив русских один на один с чехами и немцами. Мономах собрал военный совет.

– Что будем делать, господа военачальники?

– Вот к чему может привести безответственное поведение! – вспыхнул воевода переяславских войск Дмитр. – Расхлебывайся теперь за похождения князя!

Олег что-то хотел сказать, но его перебил тысяцкий Ратибор:

– Думаю, дело не в Олеге вовсе. До меня дошел слух, будто король польский снюхался с ворогом. Еще до первого сражения видели мои люди в стане поляков чешского посла Лопату, который просил у короля мира, а взамен предлагал тысячу гривен серебра. А вчера прискакал гонец с известием, что против короны восстали поморяне и пруссы. Вот Болеслав и вынужден был срочно двинуть свои войска на север.

– Теперь уж не столь важно, по какой причине ушли союзники, – мрачно проговорил Мономах. – Важно то, что мы остались одни и надо решать, что делать: идти в глубь Чехии или возвращаться на родину?

– Чего думать? – встрепенулся Олег. – Враг разбит, потерял много крепостей, взяли мы крупный город Хлумец. Разве можно останавливаться на полпути? Я думаю, надо прямой дорогой идти на Прагу!

– Можно и идти, только с каким войском? – возразил ему Ратибор. – Поляки ушли, а это почти половина воинов. В сражениях потери понесли немалые. А у чешского короля и германского императора подкрепления под боком, пополнить свои полки они смогут за считаные дни.

– Ты забываешь про боевой дух войска. Противник разбит, он бежит, среди воинов полное разложение, – вмешался воевода Дмитр.

– Откуда тебе известно? – спросил Ратибор.

– От пленных. Сдаются пачками, не успеваем в обоз отправлять. Многое от них наслышались!

– Так что же, господа военачальники, значит, большинство за продолжение похода? – спросил Мономах. – Тогда так и постановляем.

Наутро русское войско двинулось к городу Кутна. Сорок верст прошли за два дня. Обложили крепость со всех сторон, стали готовить тараны, камнеметы и лестницы к приступу. Но утром следующего дня отворились ворота и из них вышли с иконами и склоненными знаменами безоружные люди. Навстречу им выехал Мономах.

– С чем явились, почтенные горожане? – спросил он их.

– Смилуйся, князь, – выступил вперед седобородый старик. – Не разоряй нашего города. А мы готовы выплатить выкуп в сто гривен серебра.

– Хорошо, – ответил Мономах. – Ни один дом не будет тронут нашими воинами. Мы переночуем, а завтра двинемся дальше, на Прагу.

В распоряжение русских воинов было предоставлено жилье горожан, они были накормлены и напоены. А утром прибыло посольство чешского короля во главе с епископом.

– Наш король Врастислав восхищен героизмом русских воинов и предлагает заключить между нашими странами мир на вечные времена, – сказал он.

– И какие же условия выдвигает ваш король? – спросил Мономах.

– Король предлагает откуп в пятьсот гривен серебра и запас ествы на обратную дорогу.

Владимир Мономах подумал. Он отвоевал огромные по протяженности земли Чешского королевства, были разбиты лучшие войска, перед ним лежала столица противника. Надо требовать больше, чтобы возвратиться на родину победителем и с большими богатствами!

И он ответил:

– Я поверну свои полки обратно, если ваш король выделит дары на каждого воина и семьям погибших воинов, а также уплатит тысячу гривен серебром и снабдит ествой, как было тобой сказано.

Епископ поклонился, и посольство отбыло в Прагу. Через неделю пришел ответ, что все условия Мономаха приняты, а откуп прибудет через пару дней и поступит в полное распоряжение русского князя.

Русское войско возвращалось домой со славой, отяжеленное добычей и богатыми дарами. В Киев входили окруженные ликующей толпой горожан. Владимир и Олег ехали рядом, стремя в стремя. Оба были в красочных княжеских одеждах, прикрытые пурпурными плащами. За время похода они сильно сдружились. Кровное родство их еще более укрепилось воинским братством. Они как бы дополняли друг друга: искренний и пылкий в чувствах Олег уравновешивался спокойствием и рассудительностью сдержанного Мономаха. Оба талантливые, искусные полководцы, сумевшие проявить себя и в организации войска, и в сражении на поле боя, и во взятии вражеских городов и крепостей. Люди приветствовали их, видя в них достойных преемников своих отцов-князей.

Дома Мономаха ждала приятная неожиданность: Гита родила сына. С удивлением заметил он изменения в жене: черты ее лица сгладились, глаза сделались глубокими и проникновенными, а движения стали медленными и плавными. Подошел к кроватке. Гита ревниво смотрела за выражением его лица, пытаясь угадать, рад ли он рождению наследника. А он смотрел на маленькое сморщенное личико ребенка и думал о том, что через какое-то время это крохотное создание вырастет и заменит его на княжеском престоле… Чудеса, да и только! Потом подумал, что, наверно, Гита ждет от него выражения признательности за рождение ребенка. Он обнял ее и поцеловал в щеку…

Потом стали обсуждать важный вопрос крещения сына. Насчет крестной матери решила сразу – это будет сестра Мономаха, Евпраксия. А вот кого выбрать в крестные отцы, немного поспорили. Дед младенца, Всеволод, предложил было воеводу Ратибора, но Мономах на правах отца настоял на своем двоюродном брате – Олеге. Так и порешили. Крещение прошло в Софийском соборе. Княжича нарекли двойным именем – русским в честь славного предка Мстислава Владимировича и Гарольдом в память погибшего отца Гиты, короля Англии.