Текст книги "Братья"

– Ну, что… – неопределенно сказала Оксана.

– Может, чаю? – обратилась ко всем Олеся. Она улыбнулась Григорию точно такой же щедрой улыбкой, как и ее мать. И снова его захлестнули воспоминания…

– Гриш, ты извини, просто Оксанка завтра рано… Короче, сегодня ночью уезжает. Ты далеко отъехал?

– Да так…

– Как? – улыбнулась Оксана

– Как и ожидал… – задумавшись, непроизвольно ответил Григорий.

– А как ожидали? – спросила Олеся.

– Ожидали, как моска́ли, – неумело отшутился Григорий.

– А як моска́ли зубы скалят? – попыталась парировать Оксана. Однако Григорий стал вдруг серьезным и нахмурился, вспоминая о машине.

– Клубничку любите? – спросила Олеся. И какие-то лукавые искорки блеснули у нее в глазах.

– Какую клубничку? – Григорий после паузы поднял свои немного удивленные глаза.

– Ну, да… Вот клубничка! – Она достала банку варенья и, продолжая улыбаться, начала расставлять чашки.

– Гриша, прости, но… – Григорий молчал. – Олеся собирается поступать в институт, а там начинаются подготовительные курсы. Сегодня ночью она уезжает, надолго уезжает…

– В Киев, – уточнила Олеся, разливая заваренный в чайнике чай.

Григорий обратил внимание, как она это произнесла. Если «в» она произнесла так же, как и его земляки – что-то среднее между «у» и «в», – то «Киев» у нее звучал мягче: что-то ближе к «Кыев».

– Домашний чай? – спросил Григорий, тогда как самому уже захотелось спросить: «А я здесь при чем? Она едет в „Кыев“, а я куда? Вот, приехал, а зачем и почему я здесь? И зачем вся эта поездка?» – вертелись в его голове вопросы.

– Да, а что?

– Что? – переспросил Григорий.

– Да, домашний чай, почти такой же, как и с бабой Машей заваривала.

– Просто мне показалось, что после него голова кружилась.

– Да?! Только не подумай, что конопля или еще какая-нибудь ядреная травка! – усмехнулась Оксана, а потом с улыбкой добавила: – То наши травы, с огорода: мелисса, душица, мята, чабрец, смородина, малина, вишня… ну, хмеля немного, береза… Мы сами так всегда пьем. Ты же должен помнить.

– И береза? Лист?

– Березы немного. Лист и почки.

– Да, у меня бабка тоже раньше травы собирала, тоже когда-то заваривали, пили, только последний раз у тебя, наверное, крутая заварка была.

– Хорошо, давай поменьше налью. Як хочешь… Я ж не тильки на чай звала. – Она подняла свои высокие брови, лицо ее стало серьезным. – Олеся, Олеся, сидай! Чуешь?

– Олеся… – почему-то автоматически проговорил Григорий.

– Та чую… – Девушка села между матерью и Григорием и стала смотреть на мать. Григорий не понимал, что происходит.

– Гриш, а ты пей…

– Так… не на чай, сказала же… – отхлебнув, попытался он вставить свое слово.

– Так. Так… Ты наверняка думаешь про Галину, як вона там…

– Там, тильки там, тильки там… Дэ нас нэма-а, – вдруг попыталась шутя запеть Олеся.

– Олеся! Мовчи! – одернула дочь Оксана.

Девушка насупилась. Наступила долгая напряженная тишина.

– Олеся… – нарушила молчание Оксана. – Цэ твий батько. Это твой отец, Олесю. – И снова наступила напряженная тишина.

Григорий выдохнул, потом шумно втянул в себя горячий травяной чай. Потом крякнул и уставился на Олесю. Ему показалось, что девушка так же, как и он, была шокирована услышанным: она вся сжалась, лицо напряглось, глаза опустились вниз, ресницы вздрагивали. Никто не хотел говорить. Девушка поднесла руку ко лбу, намереваясь, наверное, подпереть рукой голову, но в это мгновение зазвонил ее мобильный телефон.

– Саша?.. Саша, я зараз, сейчас… – жестом показывая, что собирается выйти. Она быстро поднялась и вышла в коридор, а после, очевидно, на улицу, хлопнув дальней железной дверью.

Григорий молчал. Оксана, вся очень сосредоточенная, тоже молчала. Григорий молча допил свой чай, затем жестом показал, что хочет еще. Оксана наполнила его чашку, глубоко вздохнула и начала:

– Просто, когда тебя забирали, у меня была задержка. После тебя. Ты помнишь? – Она как бы украдкой подняла на него свои большие карие глаза с вспорхнувшими вверх бровями. – Помнишь?..

Григорий глубоко вздохнул и отхлебнул чай.

– Почему не сказала? Дура была… Думала, что не поверишь, думала, что ты подумаешь, что я хочу тебя захомутать… А ты скорей за своим Витькой, только чтоб с Витькой, да чтоб не в Афган… Не знаю, почему не сказала, почему не написала… – Григорий поднял на нее усталые серые глаза. – Гриш, правда не знаю, не знаю, почему… почему все вот так… – продолжала уже скороговоркой Оксана. – Просто не знаю, и все.

– А потом? – вдруг спросил Григорий.

– А потом ты не ответил, думала, что забыл и вообще…

– Так чего же не дождалась, если уж…

– Потому что, говорю, думала, что у тебя все несерьезно было со мной.

– А потом? – повторил Григорий.

– А потом… Потом этот инженер с Севера… Он вообще не с Севера. Западенец он, работал там третий год, с женой развелся.

– Знайшли шось общее? Мову? – горько улыбнулся сам себе Григорий.

– А куда мне было деваться?

– Хм… А мать, отец?

– Они б не поняли, та и не могла я с ними обсуждать все это, даже сестре не говорила.

– А потом?

– Ну шо ты все со своим «потом»?.. Потом-потом… Не могла я в девках тогда рожать… Вот и все «потом»! – насупилась Оксана.

Григорий смотрел куда-то в чашку и продолжал пить.

– А этот инженер с Севера чего только не обещал: и квартиру на юге, говорил, купим, и дедушкину виллу в Карпатах обещал, и говорил, с высшим мне поможет… Только когда живот полез наверх, стал другим, бегать стал по бабам, а как родила – подал на развод, а я оказалась с малышом в общаге. Вот и все «потом».

В это время в комнатку неслышно вошла Олеся, она подняла руку, привлекая внимание:

– Дзвонив Олександр, сказав, що в Чорнобыли трапилася велика авария, ще бильше, ниж у висимдесяты. Зараз будэ передано терминовэ повидомлення.

– Чего? – спросил не понявший все Григорий.

– Чуетэ? – Олеся подняла вверх свой телефон.

Откуда-то с улицы еле слышно было какое-то завывание, похожее на вой сирены. Чаепитие пришлось прервать. Олеся включила на телефоне новостной канал, в котором диктор зачитывал срочное сообщение о подробностях катастрофы. Вышли по двор. На улице совсем стемнело. Небо заволокло густыми тучами. Где-то вдали, в центре города, действительно периодически выла сирена.

– Мамо, цэ кинець?

– Ни, это только начало, – почему-то совершенно спокойно ответила Оксана, как будто она действительно что-то предвидела.

– Ой, что это?! – испуганно спросила Олеся. – Какой-то серый снег идет…

Олеся подставила свои ладони, и на них упали какие-то мелкие серые обрывки, которые в темноте можно было принять за снег. Но это был не снег. В кармане у Григория запищал дозиметр.

– Да вот и подарок твой проснулся. – Грустно улыбаясь, он полез в карман.

– Когда-нибудь все равно все кончается, – сказал подошедший к ним дед Степан.

07.02.2019

Братья

1.

Мать наклонилась, чтобы поднять с пола тяжелый чугун, заполненный овощами, но, приподняв его на небольшую высоту, не удержала, уронила, охнула и присела на корточки.

– Вже не можу чавун тягты. Важко… – тихо проговорила она.

Алексей, проходивший мимо веранды, увидев эту сцену, наклонился, поднял чугун и спросил:

– Ма, ты прям тяжелоатлетка! Куда его надо отнести?

– На группку поставь, та приходь, хочу шось казать тебе…

Алексей отнес чугун и вернулся на веранду. Мать уже сидела на скамье, заставленной банками с солеными огурцами, помидорами, вареньем.

– Седай. – Мать указала на небольшой свободный участок скамьи. – Сбираю вам вот…

– Нет, я ничего этого не возьму! Ну, если только по банке томатов с огурцами и баночку вишневого варенья, – качая отрицательно головой, сказал Алексей. – Но если позычешь у Степана прицеп от КамАЗа да гроши дашь, чтоб на кордоне не останавливали, то возьму. Все возьму! – прищурил он левый глаз и присел рядом с матерью. Через некоторое время мать продолжила:

– Ты не во́зьмешь, так хай твоя Ксанка возьме, я скажу, шоб все взяли. У вас семья – съедите, а мене надо полки свобождать, скоро лето. Машина у вас большая… А где все?

– В музей пошли.

– Куды?! – удивилась мать.

– Куда-куда, пошли гулять, потом перезвонили, сказали, что зашли в музей, ваш районный. Детям интересно…

– А ты чего не пошов?

– Так, я с машиной своей перед дорогой занимался, и я уже был там.

– Говорят, что там деда твого Александра Глебовича фотография и статья о нем. Он это… хфорсировав Днепр у войну.

– Знаю, смотрел. – Алексей достал из пачки сигарету.

– Тогда молодец.

Через некоторое время мать спросила:

– Слухай, а можно тебе спросить?

– О чем? Что курю? – снова прищурил глаз Алексей и вопросительно кивнул.

– Та шо ты палишь, то погано… Я хотила тебе про Максимку спитать.

– Чего?!

– Да ты тилько не нервничай… – Мать опустила глаза и стала смотреть куда-то вниз, Алесей стал быстро крутить в руках сигарету.

– Что ты еще хочешь спросить?

– Чего?.. А если Максим не твой, а… Она же мисяца два ти три жила там, у той Праге, а потом ще не раз ездила в этот… как его? Кряков… И все то надовго. Все какие-то курсы у ней были.

Алексей резко встал, взял в рот сигарету и двинулся к входной двери.

– Кто это тебе все наговорил? Не Глеб же! Или… Галка? – резко спросил он на ходу, зажигая сигарету.

Через некоторое время Ольга Петровна продолжила:

– Так ты ж мне сам то все казал, коли Максимка був совсем малэнький, – поникшим голосом ответила Ольга Петровна.

Алексей затянулся сигаретой, выдыхая дым на улицу. Он встал в дверном проеме, посматривая на входную калитку.

– Что ты хочешь, ма? – внешне успокоившись, спросил Алексей. Он продолжал стоять в дверях.

Мать медленно встала, взяла палку, на которую опиралась во время ходьбы, и приблизилась к говорившему.

– Шо хо́чу? А то, что ты мой сын! Что все годы ни за кого так сердце не болить, як за тебя! – Ольга Петровна попыталась поймать его взгляд и прошла мимо сына во двор.

– Что ты предлагаешь? – Алексей отвернулся от матери, чтобы выдохнуть дым. Он собирался уже выйти на огород, чтобы прекратить начатый разговор.

– Стий! – заметив его движение, вскрикнула Ольга Петровна.

– Чего? – нехотя откликнулся Алексей.

– А ты, взяв бы, да и попросив бы гроши у Глеба на експертизу, а? – неожиданно спросила мать.

– На что?! На какую это экспертизу? – Алексей глубоко затянулся. – Это тебя кто, Галина надоумила про експертизу?! – Он повысил голос, снова посмотрел на калитку, потом на мать. Отвернулся, сплюнул, затянулся.

Мать, опираясь на палку, села на скамью, стоящую рядом с верандой. На дворе было солнечно – стояла теплая майская погода. С каждым порывом ветра с вишен слетали белые лепестки цветов. Весь двор был усыпан белым цветом, как снегом.

– Так с кем ты все это обсуждаешь, ма?! Может, ты еще с соседями делишься своими умными мыслями? – спросил Алексей на повышенных тонах.

– Та не… Ты шо! Какие соседи или Галя… У мене ж телек ёсть, а по телеку идуть таки передачи про эти разборы… Кто да чий, так там исследують эту… дэ-эн… Как ее там? Передачи такие ё, – спокойно и твердо ответила Ольга Петровна.

– Во, блин, какие вы все умные стали! А я-то… – Алексей напоследок затянулся и бросил недокуренный окурок в банку с водой, стоящую на крыльце. – Да… Какие вы вси ву́ченые теперь стали, и все у вас ёсть. – Он сел рядом с матерью на скамью и стал рассматривать копошившихся под ногами муравьев, которые перебегали от одного белоснежного лепестка к другому. – А я-то думал… – Он не окончил и начал прислушиваться к шуму на улице.

– Я только о тебе, сын, и думаю. Я вже с Глебом переговорила, шоб вин тебе грошив дав и на учебу Феде, и на помощь по хозяйству, и на эту… експертизу. Он же помог тебе с машиной, знаю, что он и другим помогае. Душа болить за тебя. Как ты… Как тебе живется с ней, с этой Ксаной…

– Оксаной, – поправил Алексей мать.

– А с кем обсуждать? Если б могла, то только с Богом бы и посоветовалась. Ты же знаешь меня. Не люблю я на людях про свои хворобы гутарить.

– Так тут же у вас какая-то церковь есть, взяла бы да и посоветовалась там. Далековато, правда…

В это мгновение калитка распахнулась, и во двор вихрем ворвался веселый Максимка, а за ним жена со старшим, более сдержанным Федором.

– Тату, там було так цикаво! Там булы автоматы, гвинтивки, справжни вийськови формы! И там ще фотография нашого дида, там так здорово! А дид правда стриляв з того автомата?

– А шо у вас там, на Украине, музеев нэма?! – приподняла голову, удивляясь, мать.

– Такие уже закрыли либо все переделали, – ответил сухо Алексей. – А День Победы уже не девятого, а восьмого, и вообще это уже давно не День Победы, а День памяти… Памяти жертв и что-то такое…

– Мамо, вы тут живитэ у своей Рашке, у глуши, та зо́всим ничо́го не знаетэ! У Европе це свято вже давно називаеться Дэнь памьяти та примирення, присвячений загиблим у другий свитовий вийни, – отчеканила бодро невестка.

– Так! Ксюха! Хватит коверкать язык! – резко ответила Ольга Петровна. Она встала и приподняла свою палку. – Ты не в Крякове, а к свекрови приехала! Давай говори со мной нормально! Батьки нема, а то б он показав бы тебе, як надо говорить со старшими. – Она еще выше подняла свою палку.

Алексей тоже встал, прикрывая спиной мать, становясь между матерью и женой.

– Начебто сами могли правильно розмовляты росийською мовою… – попыталась гордо ответить невестка и продолжила:

– Якбы вы вчилысь так, як треба,

То й мудристь бы була своя.

А то залызыте на небо:

И мы не мы, и я не я,

И всэ те бачив, и всэ знаю,

Нема ни пекла, ани раю,

Немае й бога, тилько я!

– Ксано! А ну, прекрати! Хватит мать и всех бесить! Сама-то колы вывчила свою мову-кулешовку?! Когда далеко за третий десяток стукнуло?! – воскликнул Алексей и крепко взял правую руку жены. – Мама, это стихи украинского поэта девятнадцатого века Тараса Шевченко, – обратился он, полуобернувшись, к матери. – Оксана, наверное, совсем недавно выучила вирш и решила…

В это время раздался сильный треск – это Максим стволом игрушечного автомата уперся в ягодицу Алексея и начал громко стрекотать игрушкой.

– Папка убытый! – обрадованно закричал маленький воин. Он потянул отца за руку на скамейку. – Ты вбытый, вбытый! – продолжал трещать мальчик игрушкой.

Алексею ничего не оставалось, как подыграть мальчишке, согнуться и присесть на лавку.

– Баба теж убыта! – Автоматчик направил ствол в живот Ольге Петровне и продолжил трещать игрушкой, он и бабушку тоже затянул на скамью. – Уси фашисти вбыти! – объявил довольный победитель. Из дома вышел Федя с книгой и сел рядом бабушкой. – Федько, а ты за ко́го?

– Я за книги, – спокойно ответил старший брат.

– Кныгы? Кныжки треба спалыты! Мама у нас кныжки палыла у двори, у зализний бочци!

– Макс… – обратилась к младшему сыну Оксана.

– Я з тобою!..

– Иды краще в курей постриляй… Але… Ни, ни, у курей не треба, там квочка… Сходы краще на вулицю, подивися, чи не йидэ дядько Глэб з дитьмы.

– Це з Петею та Галею? – Максим, не дослушав ответ, побежал с автоматом к калитке.

– Тильки до стовпчика и не дали, и весь час стриляй, щоб тэбэ було чуты!

Через несколько мгновений треск игрушечного автомата послышался за воротами.

– Спортила язык свой и ребенку! – возмутилась Ольга Петровна. – Тьфу, гадость… И хто его пойме, шо он там каже, – чуть слышно добавила она.

– А вас хто пойме, Ольга Петровна, наприклад… тьфу… например, в Московии?

– Була у Москве, и не так давно, и все добре поймають, и Надя, и вси йихние друзья, все понимают – не жалуются.

– Цэ справди? Правда понимают? – слегка усмехнулась, поднимая свои черные брови, Оксана.

– Правда, правда. Все добре розумиють. Да! Ладно, хватит браниться, не из-за чего… Я так сама ничого и не розумию, шо ваше радио з Чернигова каже. Помню, як до нас ходили с Кленовки, с Украйны ребята в школу. Все учились в одном классе, до десятого все дружили. Никакой разницы не було. Многие переженились. Нинка, мать твоей Юльки, вышла за моего бывшего школьного ухажера. Через мостик ходили друг к другу. Вечер окончания школы справляли в Кленовке. А теперь до вашей Кленовки как до Луны – две таможни, погранзона, а самое главное – мова. Да, было время, а теперь… – Пожилая женщина вздохнула, а через некоторое время повернулась к невестке с благодушным выражением лица и спросила: – Оксана, так что вы будете брать? А то Алексей говорит, что не возьмет ничего, только банку томатов и баночку вишневого.

– Мамо, все берем. Правда, спасибо большое и тебе, и твоей племяннице Галине – у вас все очень вкусно. Вы просто замечательно готовите! Правда, надо у вас поучиться, как банки закручивать.

– Как закручивать? Берешь и закручиваешь. А сало будете?

– И сало во́зьмем, и яйца, и сушку, и все банки… Все-все во́зьмем, все, сколько дашь. Так, Федя, откладывай… Видкладай кныжку, помогай батьке все, что бабушка даст, упаковуваты у машину.

– И сало хай во́зьмуть, и яйки, та консэрвы… – улыбаясь, сказала Надежда. Она незаметно вошла в калитку с сумкой, загруженной продуктами.

– Ты прям как ФСБ! – резко повернулась Оксана к старшей невестке. – Так непомитно зайшла, справди як ФСБ! – слегка улыбнувшись, пояснила Оксана. – А ты Максимку не бачила?

– Прямо как отдел снабжения. – Надежда поставила полную сумку с продуктами на лавку. – И Максима вашего бачила издали. Я с другой стороны шла. Он побежал навстречу Глебу с детьми.

– Надия, навищо ты набрала стилькы йижи?

– Może, pani Oksana będzie mówić po polsku? Polski powinien być bliższy Pani Oksanie niż… niż sztuczności. Sztuczność komunikacji między krewnymi. A może, nadal będzie zniekształcać rosyjski?11
  «Может быть, госпожа Оксана будет разговаривать на польском? Польский должен быть ближе для пани Оксаны, чем… чем искусственность. Искусственность общения между родственниками. Или она продолжит коверкать русский?» (польск.)


[Закрыть]

– Чего?.. – удивленно воскликнула Оксана.

– А то, что общаться нужно нормально, а не выпячивать свои языковые и прочие особенности. А еда нужна каждый день, Оксана Владимировна, это физиология.

– Рrzepraszam! Tak, zapomniałem, że moim krewnym jest profesjonalny lingwista.22
  «Извини! Да, я забыла, что моя родственница профессиональный лингвист» (польск.).


[Закрыть] Ладно уж… Wszystko będzie dobrze!33
  «Все будет очень хорошо!» (польск.)


[Закрыть] – опустив голову, ответила младшая невестка.

– Ох уж эти невестки, ох как зашипели, запшикали. Зашипели прямо как… – сказала, вставая, Ольга Петровна и пошла в дом.

***

За обедом, когда накормленные дети играли во дворе, а умиротворенные взрослые после сытного борща ели второе, которое приготовила Надежда, старший сын Ольги Петровны начал разговор о том, что хочет вложить большие средства в новое производство. Он начал рассказывать о своей давней мечте, восстановить и расширить станкостроительное производство в соседнем райцентре. В 86-м году его бывший научный руководитель занимался эвакуацией станкозавода из Новошатска после Чернобыльской катастрофы. К началу нулевых новошатский завод по производству деревообрабатывающих станков прекратил свое существование, разорившись в девяностые годы.

– Анатолий Андреевич, мой научный, узнав о моей идее, несмотря на свой преклонный возраст, согласился съездить со мной и в областной центр, и в наши края, в Новошатск. Он в свое время хорошо знал тот разворованный завод, который строил в начале пятидесятых. Обещал договориться со знакомыми банкирами насчет получения кредитов под низкие проценты, обещал побеседовать с местным начальством. Все-таки это самая главная отрасль в машиностроении – производство такого оборудования, – объяснял Глеб, вытирая рушником губы.

– А какая такая самая главная отрасль? – подняла вверх свои черные брови Оксана.

– А это строительство машин, которые производят другие машины, дорогая Оксана Владимировна. Без этого любое нормальное государство ничего не стоит. Ни наше, ни… ваше… – улыбнулся ей Глеб.

– Это?.. – непонятливо переспросила Оксана.

– Это станкостроение. Кстати, и в России, и на Украине станкостроительная отрасль машиностроения в прошлые десятилетия была очень хорошо развита.

– Не «на», а «в»! – поправила Оксана.

– Чего? – теперь не понял уже Глеб.

– В Украине, – пояснила Оксана.

– Як цэ важко с незалежностью домовлятися, – с ироничным сожалением добавил Глеб и продолжил: – Все время говорили: на Урале, на Дону, на Кавказе, на Украине, – а последний год дяди в Кыеве, а точнее, в Оттаве сказали, что низя – и пошло коверканье и языка, и истории, и вообще всей жизни… Эх… Извините.

Некоторое время сидели молча. Потом младший брат попросил старшего:

– Хватит политики, давай, Глеб, продолжай.

– Так вот, и в центре, и в районе обещали мое начинание поддержать.

– Рабочие места нужны на местах, мне сказали. Нечего в столицы ездить на заработки! Конечно, нужно будет начать со строительства, что, собственно, уже сделано. Со строителями проблем нет, стройка-то потихоньку идет, а вот с квалифицированными рабочими и инженерами будут проблемы. Но… В администрации области меня заверили, что для начала командируют и инженеров, и высококвалифицированных рабочих из областного центра и из соседнего Кольцова.

– А что, поедут?

– Поработаем с ними, поговорим, жильем обеспечим, заплатим – и поедут…

– Главное, чтобы было чем заплатить.

– С банками тоже уже почти все решено. Да и у меня есть на форс-мажор немного в заначке. Я эти средства использовал частично для благотворительных целей, но делать свою страну сильнее – это тоже доброе дело.

– Да? – взглянул в сторону брата Алексей и сморщил лоб.

– Ну, так, немного, конечно…

– А если прогоришь? – Алексей снова посмотрел на старшего брата. Сидящие за столом, молча, слушали разговор братьев.

– Надеюсь на Бога, но… Думаю, что и сами не оплошаем.

– А сами – это кто?

– Сами – это мои сотрудники: основной коллектив в Москве, в Московской области и здесь, в Новошатске. Здесь, под Новошатском, уже построен в конце нулевых и неплохо работает завод по производству металлообрабатывающих станков. Наша работа будет не на пустом месте начинаться. Все уже много раз просчитывали и перепроверяли.

– Хм… Так получается, что вы будете конкурентами, или как?.. – попытался спросить Алексей.

– Нет. Напротив, мы должны дополнять друг друга. Это будет скорее кооперация. Наше производство будет рядом с этим заводом. Направление у нас будет более наукоемким. Будем заниматься организацией производства не столько станков с ЧПУ, сколько производством робототехники и комплексов. Я имею в виду – станкостроительных роботизированных комплексов, с прицелом на развитие промышленности в стране и с прицелом на экспорт. Все это должно быть в тесном сотрудничестве с действующим заводом.

– Да, интересно… А где этот новый работающий завод, ты говоришь, в Новошатске?

– В Мамино, это как пригород Новошатска, на перекрестке с гомельской трассой.

– Да, знаю этот перекресток, но не знал, что там есть новый завод.

– Да, только у меня к вам с Оксаной вопрос в связи с этой темой. Очень важный вопрос, положительное решение которого могло бы здорово поддержать меня.

– А почему с Оксаной? – спросил Алексей.

– Потому что у меня к тебе… то есть к вам есть предложение. Пока у тебя нет постоянной работы после увольнения с ЮМЗ и, как я чувствую, не предвидится, то приглашаю тебя, то есть вас. Приезжай в Новошатск. Официально, на место главного инженера нового станкостроительного производства в Новошатске. Мне нужен грамотный инженер, хорошо знающий и программирование, и металлообработку. Но главное – мне нужен свой человек, свой человек во всех смыслах. Нужен надежный партнер, на которого можно опереться в этом новом деле. Ехать надо будет всей семьей. Это надолго, на постоянной основе. Вопрос с жильем, с бытом, со всем – решим и уладим в кратчайшие сроки. По оплате не обижу, все будет по-братски в самом прямом смысле этого слова. – При этом во время всего разговора Глеб часто смотрел в сторону жены брата. – Оксане Владимировне тоже не придется сидеть без дела. Профессиональные, вернее, высокопрофессиональные психологи нужны сейчас везде, даже в провинции. Потом, несмотря на приграничную зону, этот город, в отличие от нашего п. г. т., и побольше, и поинтереснее, и планы у районной и у областной администраций на развитие города большие.

Оксана, наконец, оторвала глаза от тарелки и встретилась взглядом с Глебом, но тут же отвела их и стала рассматривать содержимое тарелки мужа, с которым тоже мимолетно встретилась глазами. В разговоре наступила пауза. Тогда, обращаясь больше к брату, Глеб продолжил:

– Понимаешь, Алеша, я тебе очень доверяю и как инженеру, и как организатору… Нет, кадры у меня… Кадры у нас есть, опытные кадры и в столичном регионе, и здесь, но мне не хотелось бы часто мотаться из Москвы сюда, в смысле – в Новошатск, чтобы присматривать за работой, потому что, ты знаешь, в Дмитрове у нас тоже свое производство – туда тоже надо постоянно мотаться.

Однако тут в разговор вмешалась Ольга Петровна:

– Значит, сын старший может мотаться по своим делам везде, где хочет. По области, по Московской, а може, и по нашей, а заехать через Новошатск до матки ему тяжело… Тогда пусть хоть младший рядом с матерью живет, хоть из соседнего района, может, будет чаще к матери заезжать.

Братья переглянулись, и старший ответил:

– Ма, ну ведь ты же еще на ходу, у тебя здесь шесть соток, и все ухожены, да еще в деревне сколько соток?

– Сколько разрешили – все мои. Хорошо хоть Галкин Степан помогает. Пашет мне…

– Так, Ольга Петровна мечтает возродить колхоз «Заря» на своих гектарах. Она ж и ради нас, и ради всей державы так старается. Ее нам не остановить! – вставил, улыбаясь, Алексей.

– Так сколько у тебя соток? – серьезно спросил старший сын. – Зачем тебе столько? Нам столько еды, извини, не нужно. Зачем надрываешься? У тебя здесь участок и в деревне, и ты хочешь, чтоб я бросил работу и сидел здесь с тобой на твоих огородах? Галина со Степой занимаются – они молодые, им это нужно. А тебе, а мне? А если у Степана трактор его не будет работать, а лошадей уже нет, тогда как? Кто-то должен с техникой заниматься. Землю чем пашут? Трактором. Продукты чем возят? Машиной.

Ольга Петровна засопела и встала, чтобы поставить чайник. Через некоторое время Алексей сказал:

– Вкусный гуляш твоя жена готовит.

– А мы любим вкусно поесть, – откликнулась Надежда. – Мне нравится готовить.

– К сожалению, приходится эксплуатировать Надеждины таланты при встречах с моими коллегами. Серьезные вопросы лучше решать вместе, в домашней обстановке. Это же не индивидуальные вопросы, например… – Глеб посмотрел в сторону Оксаны. – Как, например, индивидуальный психологический тренинг.

Оксана подняла голову и, слегка улыбнувшись, сказала:

– Почему же? Бывают и коллективные тренинги, но в психотерапии, конечно, лучше работать индивидуально. Главное, не нарушать личное пространство, чтобы не прессинговать личность.

– Так интересно слышать реплики профессионала, – откликнулся Глеб и тепло улыбнулся жене брата. – Я вполне серьезно. Особенно по поводу пресловутого личного пространства и психологического прессинга. – Он с улыбкой посмотрел на жену, потом на Оксану. – Я, и правда, сожалею, что не общался ни разу с психологом. А у меня к нему могут быть сугубо личные вопросы…

– No problems!44
  «Нет проблем» (англ.).


[Закрыть] – живо откликнулась Оксана.

– Ну вот, значит, одну проблему – а может, и несколько – точно решим! – заключил удовлетворенный разговором Глеб.

– А что это за необыкновенный сыр? – удивленно спросила Оксана, обращаясь к Надежде.

– А это надо почаще ездить к свекрови, – ответил за жену Глеб. – Это староберезовский сыр, Оксана. Конечно, здесь не обошлось без западных, скорее всего немецких, технологий, но это здешний, в соседнем районе, на местном, родном молоке делают.

– Странно, а я как-то раньше не пробовала его здесь.

– Оксана, мы просто ехали из Москвы через Староберезов и набрали там много сыра разных сортов, чтобы и вас угостить, и мать, и в Москву взяли. Назад поедем через Новошатск. А здесь и в Москве такой сыр большая редкость.

– Очень интересный вкус, как… какой-то европейский. Европой даже запахло.

Алексей одновременно с Ольгой Петровной с какой-то грустью посмотрели на Оксану.

– Милую Украину вечно тянет в Европы, – усмехнулся Глеб. – Ну, что, есть еще чего-нибудь вкусненького?

– А мы дийсно… действительно хотим в Европу, мы…

Однако Ольга Петровна перебила младшую невестку и предложила чаю с вишневым вареньем и собственной выпечкой.

2.

Из открытой настежь балконной двери и окна звучала надрывная музыка:

«Небо над Днипром —

Хто без тебе я!

Небо над Днипром,

Клыче кров моя!»

– Що без тэбэ я… – откликнулся Алексей. Он оторвался от ноутбука, продолжая лежать на кровати, и повернулся в сторону Оксаны.

Отложив ноутбук, он посмотрел, как на самом большом стадионе города проводился концерт известного певца. На сцене и трибунах в ритм мелодии взрывались салютом яркие прожектора цветомузыки. Чувствовалось, что многотысячный стадион, как неимоверно гигантское животное, заводится от каждого всплеска пронзительных мелодий. Толпа на стадионе пыталась раскачиваться под ритм гремевших звуков и то с завыванием, то с ревом периодически подпевала солисту. Легкий сквозняк шевелил отодвинутые занавески у балкона. После очередного жаркого дня чувствовалось приближение долгожданной прохлады.

– Какой талантище! – не удержалась Оксана.

Она заворожено смотрела в бинокль на происходящее действо. Немного приоткрыв рот, как ребенок, она с нескрываемым наслаждением рассматривала в приближении эстраду, которая и так хорошо просматривалась через открытую балконную дверь.

– Вот видишь, как хорошо, что не надо платить за билеты, – прокомментировала она свои действия.

– Спасибо твоему папе, – откликнулся Алексей, – почетному работнику ЮМЗ55
  ЮМЗ – Южный машиностроительный завод в Днепропетровске (сейчас город Днипро), занимавшийся производством ракет и другой аэрокосмической техники.


[Закрыть], за такую бесплатную трибуну…

– Да… Нет, это просто гений! – продолжала вдохновлено Оксана.

– А чего? Папашка – ректор Львивського универа, потом министр образования всей нашей незалежавшейся… Так хочешь не хочешь, а станешь гением.

– Ты ехидничаешь? А тебэ хто мешав? – возразила Оксана.

– А у меня папашка от зари и до зари на тракторе всю жизнь пропахал…

– В голодраной Рашке…

– Папашка спит мой в Рашке, а сам я какашке.

– Не какашка, а Крайна. Не окраина, как в Рашке говорят, а Крайна! Наш край! – с нотками гордости заметила Оксана.

– Окрайина, моя Оксано, концерт скоро закончится? – спросил Алексей и придвинул к себе правой рукой ноутбук, а левую засунул поглубже в карман домашних штанов.

– Ты пока постреляй… А так, колы ты на красунь дивишься у своему кейси! Так незабаром закинчиться.

– Чего? – Алексей оторвал глаза от экрана.

– Может, чай будешь? – через некоторое время спросила Оксана, когда на сцене и на трибунах наступило затишье.

– Угу.

– Зараз хлопцив подывлюся и принесу.

Через некоторое время Оксана зашла с большой чашкой чая и блюдцем с печеньем и конфетами и поставила на прикроватную тумбочку. Алексей выпростал левую руку из штанин и приподнялся в кровати. Пока он брался за чай, жена пришла с чашкой кофе для себя.

– А чай… Это тот?

– Да, да, это «тот», это – тебе, от твоей бессонницы и от твоей дури в голове. Цэ ж Юлькина трава. Добрый сбор. Пий, будь ласка! – улыбнулась она мужу.