Текст книги "Провинциальный фотограф"

Поглядев в окно, нотариус увидел Бартока – фотограф с небольшим саквояжем в руке переходил площадь, по всей вероятности направляясь на железнодорожную станцию. Злорадно усмехаясь, Нерат смотрел, как его сосед, – теперь известно, кто он такой! – помахивая тросточкой и раскланиваясь с знакомыми, удалялся от дома. Злорадная усмешка появилась на губах правоведа: Иди, голубчик, спеши навстречу судьбе, которая уже занесла свой карающий меч, вложив его в руки соперника! В Вене тебя непременно разыщут и заставят-таки рассказать о всех тайных делишках.

Услышав позади шорох, Нерат недоуменно оглянулся: что такое, неужели в неурочный час вернулась экономка, отпросившаяся на пару дней навестить родню?

К его удивлению в комнате стоял контуженный словак Шама. Он приложил к губам длинный палец, призывая нотариуса не шуметь. Чертовщина какая-то, как он сюда попал?

– Что тебе надо? – недовольно спросил нотариус.

– Не шуми, – шагнув вперед, свистящим шепотом приказал сумасшедший, и от этого Нерату стало не по себе…

* * *

Остановился Кривцов в небольшой дешевой гостинице, больше похожей на постоялый двор, с пропахшими прокисшей солянкой коридорами. Такое жилье его пока вполне устраивало, поскольку удалось получить маленький уютный номер, а хозяев интересовала только своевременная оплата. Соседи тоже не докучали излишним любопытством: провинциальные коммивояжеры, мелкие дельцы и прижимистые крестьяне, они целый день бегали по столице занятые собственными делами, и стремились поскорее уехать домой, чтобы не тратить лишних денег. Правда, среди них мог оказаться осведомитель полиции, или им был сам хозяин заведения, но такой риск существовал всегда и везде, являясь неизбежным злом для любого нелегала, работающего в чужой стране, да еще во время войны. Поэтому – осторожность, осторожность и еще раз осторожность!

Первым делом Владимир проверил, хорошо ли закрывается дверь и рассовал по карманам деньги. Крупные купюры он спрятал в потайном кармане, пришитом к подкладке жилета, а мешочек с золотом пристроил с внутренней стороны брюк у пояса. Затем осмотрел свой арсенал: трость, внутри которой был вставлен металлический прут, небольшой револьвер в кобуре и несколько универсальных отмычек. Повертевшись перед мутным зеркалом, Кривцов остался недоволен – туго набитые карманы слишком оттопыривались и это сразу бросалось в глаза. Пришлось достать из саквояжа полотняный пояс. Он переложил туда большую часть денег и надел его прямо на тело. Теперь он выглядел немного полноватым в талии – так, едва наметившееся брюшко солидного провинциала, – а в остальном вполне нормально.

Вещественный пароль – полученную от Ворона обыкновенную металлическую пуговицу, с выбитой на ней маркой фирмы и датой: 1912 год, – Кривцов спрятал в наружный кармашек жилета и застегнул его для верности английской булавкой. Ну, кажется, все? Можно отправиться в город и поглядеть на место будущих действий?

Для начала он решил просто пройти по улице, где жила дама, которую ему предстояло вывезти. Стоило взглянуть, как там и что: кто толчется у подъезда, кто гуляет по тротуарам и сидит в уличных кафе? Каков сам дом, куда выходят его окна, есть ли рядом остановки трамваев или биржи извозчиков, нет ли поблизости полицейского участка и много ли фонарей? Никогда не можешь знать заранее, что тебе сыграет на руку и какие обстоятельства удастся использовать, а какие встанут перед тобой стеной неодолимых препятствий. Кстати, не мешает и попробовать «привязать» к местности полученные от Ворона планы дома, подъезда и квартиры, а также попытаться выявить посты наружного наблюдения полиции или контрразведки. Задач множество, а времени в обрез и полная неизвестность впереди.

Марта Ланкаш – так значилось в паспорте, который лежал в кармане Кривцова, – жила на длинной, тихой улице со старыми липами, росшими по краям широких тротуаров. Улица фотографу очень не понравилась: малолюдная, нет трамваев, только проезжали редкие экипажи. Тут не затеряешься в толпе, не проскользнешь незамеченным в подъезд, не сумеешь быстро скрыться.

Дом тоже оказался под стать улице – с солидными подъездами, многоэтажный, с широкими окнами, – он стоял в плотном ряду других, удивительно похожих на него домов, словно олицетворявших собой достаток и крупные банковские счета их владельцев.

«Интересно, есть ли тут черные ходы, наподобие лестниц для прислуги в Петербургских домах?» – прогуливаясь под сенью лип, подумал Кривцов.

Еще его заинтересовали дворы – проходные они или нет? Сколько туда выходит окон? Если учесть, что на первых этажах, расположены магазины и надо завозить товар, а жильцы обязательно имеют мебель, которую тоже надо было как-то доставить в квартиры, дворы должны быть приспособлены для таких целей. Но их осмотр он решил отложить – не все сразу, сначала надо освоиться.

Увидев уютное кафе с легкими белыми столиками под полосатыми тентами, фотограф перешел на другую сторону улицы, удобно устроился в плетеном кресле и попросил официанта подать что-нибудь прохладительного и газеты. Потягивая из запотевшего бокала сельтерскую с вишневым сиропом, он начал читать колонки объявлений, не забывая время от времени поглядывать поверх газетного листа по сторонам, наблюдая за прохожими. Вскоре его внимание привлекли два средних лет господина, прогуливавшие карликового пуделя. Собака выглядела усталой, ноги у нее дрожали, а розовый язык вывалился из пасти, но хозяин сердито дергал за поводок, заставляя ее не отставать. Наконец, ему надоело это занятие, и он подхватил собачонку на руки. Конечно, каждый имел право выгуливать своего пуделя там, где хотел, но почему эти два господина постоянно крутились около дома Ланкаш?

Впрочем, это Кривцов называл ее таким именем, поскольку прочел его в паспорте, а кто она на самом деле – совершенно неизвестно. Ворон на прощание сказал, что при личном контакте Владимир должен назвать ее Мартой и она об этом предупреждена. Что ж, Марта так Марта, какая разница, не его дело интересоваться ее истинным именем, данным родителями или священником при крещении. Важнее другое – как войти в контакт с Мартой, не попав в поле зрения наружного наблюдения полиции или контрразведки? Как ее вытащить из дома, из города, из страны, наконец?! Сейчас он ее спасительная нить Ариадны, держась за которую Ланкаш сможет выбраться из смертельной западни. Но стоит ему самому «засветиться», как нить лопнет и начнет обвиваться вокруг шеи пеньковым галстуком. Не хотелось бы так-то…

Одно из объявлений в газете привлекло внимание Кривцова. Вынув записную книжку и маленький карандашик в металлическом футлярчике, он аккуратно переписал нужные сведения. Отложив газеты, фотограф откинулся на спинку кресла, блаженно вытянул ноги и закурил сигару, продолжая наблюдать за улицей. Со стороны можно было подумать, что он отдыхает от жары, суетной беготни по нескончаемым делам, но на самом деле Владимир напряженно работал.

Пожалуй, два господина с собачкой именно те, кого ему следовало опасаться, но завтра их могли сменить бонна с ребенком или просящий подаяния лжеслепой инвалид. Или за столиком кафе, откуда прекрасно виден дом Марты, расположится компания бездельников, каких довольно в каждой европейской столице даже в военное время. Ясно одно, войти с улицы незамеченным не удастся, а выйти тем более. Наверняка, у наружной службы разработана система условных сигналов при появлении подозрительного лица, а где-нибудь поблизости наготове стоят экипажи. Кто-то из полицейских или контрразведчиков дежурит в подъезде, а, может быть, и не один. По крайней мере, сам Кривцов обязательно предпринял бы подобную меру предосторожности. Нет оснований подозревать австрийскую контрразведку и полицию в отсутствии профессиональных навыков. К тому же, если они что-то упустят, то их непременно проконсультируют из Берлина, а там, в полицай-президиуме, работают большие мастера своего дела. Одна надежда, что Марта выходит из дома и удастся установить с ней контакт на улице или в магазине.

Вот только удастся ли? Позволяют ли ей свободно перемещаться по городу? А если позволяют, то наверняка рядом постоянно кто-нибудь трется, не отпуская ни на шаг и стараясь зафиксировать каждый жест, слово, любой, даже пустяковый разговор с продавцом, модисткой или случайным прохожим. И тут же за этим человеком начинается слежка, выясняют кто он и откуда, почему его пути вдруг скрестились с дорогами Ланкаш? Ведь контрразведке до зарезу надо вытянуть всю цепочку!

Нет, пожалуй, этот вариант отпадает: рисковать нельзя! Мало толку, что он видел показанную Вороном фотокарточку Марты, но она-то его не знает! Не станешь же на глазах у полицейских соглядатаев предъявлять вещественный пароль и пускаться в объяснения!

Кстати, о фотографии. Судя по карточке, Марта достаточно молода и хороша собой, а такие дамочки обычно норовисты и капризны, даже если занимаются столь серьезным делом, как разведка. Можно ли быть уверенным, что она не наделает глупостей, когда он неожиданно возникнет перед ней на улице, как выскакивает чертик из коробки китайского фокусника? И вообще неизвестно, насколько Ланкаш подготовлена, обладает ли необходимой выносливостью? Несомненно, ловкость у нее есть, – иначе как бы ей удалось заглянуть в бумаги представителя немецкой разведки в Австрии? Но это ловкость иного рода, а если будет нужно быстро бегать, прыгать или еще черт знает/ что понадобится? Ведь по существу, он должен устроить ей побег! Конечно, лучше обойтись без прыжков и кульбитов, но… Человек предполагает, а Бог располагает, поэтому заранее сказать, по какой колее покатятся события, не сможет даже лучшая гадалка Вены.

Оставив на столике деньги, Кривцов поднялся и хотел уйти, но тут его внимание привлекла реклама, напечатанная на последней странице газеты: «Гастроли цирка господина Шварцкопфа! Сегодня до конца недели в шапито! Цены на билеты умеренные».

Внезапно пришедшая в голову мысль заставила Владимира улыбнуться: почему он все время думает о подъездах, магазинах и прочем, если в каждом нормальном доме существуют чердаки и подвалы?

* * *

Когда в дверь постучали, привратник Циглер сидел за столом с давним приятелем, получившим среди венских уголовников меткую кличку Нос. Правда, эта достопримечательность, запечатленная в анналах криминальной полиции на тюремных фотографиях, была несколько попорчена чьим-то молодецким ударом, раздробившим переносицу.

Потягивая дешевенькое винцо и покуривая сигареты, они мирно обсуждали свои проблемы, которых более чем достаточно в военное время, и тут настойчиво постучали.

Нос, имевший весьма веские причины не встречаться с полицией, насторожился:

– Кто это? – наклонившись над столом, шепотом спросил он у Циглера. Тот в ответ только недоуменно пожал плечами:

– Наверное, какой-нибудь жилец, – успокоил он приятеля. – Фараоны так не стучат. Я открою?

Нос молча встал и, бесшумно ступая, скрылся за пыльной портьерой, закрывавшей вход в смежную каморку. Циглер мигнул своему не по годам смышленому сынишке, показав глазами на недопитую бутылку и стаканчики. Тот понимающе кивнул и бросился прибирать со стола, а привратник пошел открыть незваному гостю.

Как он и предполагал, это была не полиция. На лестничной площадке стоял среднего роста господин лет сорока пяти, – плотный, чуть скуластый, что свидетельствовало о примеси венгерской или славянской крови, с холодными светлыми глазами и аккуратными усами, в которых уже проглядывала седина.

– Что вам угодно? – не приглашая его войти, осведомился Циглер. Шляются тут всякие.

– По объявлению, – вежливо приподняв котелок, сообщил незнакомец. – В газете я прочел, что дом будет продан на торгах и хотел бы осмотреть его. Вы позволите?

Ловко потеснив Циглера, он очутился в крошечной прихожей и, поскольку двоим там просто не было места, вошел в комнату, где за столом сидел мальчишка, увлеченно вырезая картинки из старой газеты.

– Надеюсь, я не помешал? – улыбнулся гость, скользнув взглядом по свежим винным пятнам на покрывавшей стол дешевой клеенке.

– Мы только пообедали, – пробормотал Циглер, решив вечером непременно выпороть отпрыска за то, что тот не догадался накрыть стол газетой или протереть клеенку тряпкой. Кто знает, что за гусь пожаловал? – Пусть господин предъявит квитанцию об оплате участия в аукционе и я покажу ему все, что он захочет.

– Какая жалость, – незнакомец сдвинул котелок на затылок, – боюсь, я забыл ее в отеле.

– Без квитанции не имею права, – угрюмо бросил Циглер и отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

– Может быть, она здесь? – Достав бумажник, господин в котелке вытащил купюру и показал ее привратнику. – Подойдет?

– Пожалуй, – с ловкостью фокусника выхватив из его пальцев деньги, Циглер сразу заметно подобрел. – Но тут только половина квитанции.

– Вторую мы поищем после осмотра, – заверил гость и привратник, накинув на плечи пиджак, повел его осматривать дом.

Господин в котелке оказался весьма дотошным – он пожелал осмотреть строение от подвала до чердака и даже вышел во двор. Уделив немалое время изучению системы противопожарной безопасности, выяснив все об отоплении и побывав в одной из свободных квартир, господин подробно расспросил о планировке, хозяевах и управляющих соседних домов, лично подергал все закрытые двери на чердаках и в подвале, посетовал, что нет под руками плана строения и, наконец, к немалому удовольствию Циглера, дал ему обещанные деньги.

Привратник взял их с чувством облегчения – спина, у него взмокла от беготни по лестницам, в носу щекотало от пыли чердака, а язык едва ворочался, устав отвечать на вопросы незнакомца, так и не удосужившегося представиться.

Вернувшись в свою квартирку, Циглер немедленно послал сынишку поглядеть, куда отправился господин в котелке, и устало рухнул на стул.

Из-за портьеры вышел Нос, поставив на стол недопитую бутылку:

– Промочи горло. Ну, чего он?

– Похоже, крупная рыба, – жадно выпив вино, откликнулся привратник. – И деньги есть. Что-то затевает, нутром чую. Я послал за ним приглядеть.

– Чего он тут вынюхивал? – почесал изуродованную переносицу уголовник. – Расскажи-ка подробнее.

Циглер, как мог, рассказал. Нос слушал не перебивая. Откинувшись на спинку стула, он вычищал кончиком ножа грязь из-под ногтей.

– Разберемся, – пообещал он, когда приятель закончил. – Я, пожалуй, сегодня переночую здесь. Заодно послушаю, что расскажет твой парень, когда вернется…

* * *

Вечером Кривцов пошел на представление в шапито Шварцкопфа. Под пологом огромного, изрядно потрепанного дождями и выгоревшего на солнце брезентового шатра собралось не так уж много охочей до развлечений публики. Большая часть стульев в рядах пустовала, да и артисты работали вяло, видимо утомленные долгими гастролями в пресыщенной зрелищами столице. Программа была обычной – дрессированные лошади, собачки, пожилой клоун в рыжем парике, мальчишки-акробаты и женщина-чревовещатель. Оживление в зале вызвало появление на арене силача Гонзы – мускулистого гиганта с огромными усами, играючи жонглировавшего тяжелыми металлическими шарами, рвавшего цепи и, в довершение всего, державшего на груди платформу с добрым десятком зрителей.

После него вышел негр-фокусник в расшитом золотыми звездами синем халате и усыпанной блестками чалме с пером. Смотреть его номер Кривцов не стал – поднявшись, он пробрался к выходу и, обойдя шатер шапито, смело нырнул в темный проход между вагончиками, в которых жили артисты. Убедившись, что за ним никто не увязался, Владимир прошел мимо клеток с животными, фургонов и больших ящиков, мимо мирно дремавшего старого слона и беспокойно переступавших копытами коней, молочно белевших в темноте.

Отыскав нужный вагончик, он отмычкой открыл дверь, вошел, уселся на постель и, привалившись спиной к дощатой стенке, стал ждать.

Примерно через полчаса послышались голоса, в замке заскрежетал ключ и дверь распахнулась. Загремели спички в коробке, потом зажглась керосиновая лампа.

– Черт возьми! Кто здесь? – высокий человек во фраке с бумажной хризантемой в петлице поднял лампу, пытаясь разглядеть гостя.

– Это я, Франта, – отозвался Кривцов.

– Фу, напугал, – поставив лампу, признался тот, кого он назвал Франтой. – Я уж думал воры хотят забрать последние медяки из кассы.

– Ладно тебе, – засмеялся фотограф, – не прогоришь.

– Конечно нет! – стягивая фрак и расстегивая жесткий воротничок туго накрахмаленной манишки, согласился Франта. – Я же не господин Шварцкопф, а всего лишь шпрехшталмейстер.

Подмигнув, он картинно раскинул руки и хорошо поставленным голосом прокричал:

– Сегодня и ежедневно! Только у нас! Несравненная наездница Лу-лу!

– Перестаньте, господин Франтишек, – немедленно откликнулся из соседнего вагончика недовольней женский голос. – Сколько можно?

– Молчу! – крикнул Франта и, понизив голос, спросил: – Ты надолго? Есть хочешь? Правда, у нас небогато, выручка отвратная, скоро, наверное, подадимся из Вены в провинцию. Надоело здесь до дьявола.

– Как скоро? – уточнил Кривцов.

– Не крути, – стирая перед зеркальцем грим с лица, погрозил ему пальцем Франтишек. – Говори, чего тебе надо?

– Нужна твоя помощь, – вздохнул фотограф. – Ты можешь потихоньку позвать сюда Гонзу и Тони?..

* * *

Когда мальчишка вернулся в маленькую квартирку привратника, уже совсем стемнело. Его отец и Нос все еще сидели за столом, допивая очередную бутылку и с нетерпением ожидая возвращения юного соглядатая.

– Ну? – строго спросил Циглер.

– Сначала он поехал к причалам на реке, – шмыгнул носом мальчишка.

– Зачем? – просипел Нос.

– Не знаю. Он долго болтал со шкипером баржи «Белая роза», потом они ходили в кабачок.

– Дальше, дальше, – поторопил отец.

– После он пошел в цирк.

– В цирк? – недоверчиво прищурившись, переспросил Нос.

– Ну да, в шапито Шварцкопфа. Купил билет и начал смотреть представление, а мне пришлось пролезть под брезентом, чтобы попасть внутрь.

– Молодец, – похвалил родитель. – А потом?

– В цирке он пропал. Начался номер фокусника, свет погасили, а когда зажгли, его уже не было.

– Дурак! – Циглер отвесил сынку подзатыльник. – Отправляйся спать без ужина. Сколько тебе не вкладываешь в голову, все зря.

Закрыв дверь в смежную каморку, где спал мальчишка, привратник вернулся к столу и спросил у приятеля:

– Что скажешь?

– У него есть деньги и дела, – допивая вино, заключил Нос.

– Его дела нам не интересны, а деньгами пусть поделится…

* * *

Вечером следующего дня, в тот час, когда на Вену опустились синеватые весенние сумерки, а уличные фонари еще не зажглись, на одной из улиц остановилась коляска с запряженным в нее резвым рысаком. Пожилой кучер в потертом рединготе и старом цилиндре остался дремать на козлах, положив на колени длинный кнут, а из коляски вылезли двое мужчин. Один был в дорожном костюме и шляпе-котелке, в его внешности вряд ли можно было найти что-либо примечательное. Зато другой выделялся гигантским ростом. Казалось, что его куртка вот-вот лопнет на могучих плечах. Под мышкой гигант держал большой сверток.

Они прошли под арку подворотни, миновали пустой двор и очутились у дверей черного хода доходного дома, в котором служил привратником Циглер. Мужчина в котелке вставил в скважину замка тонкую стальную отмычку и отпер дверь.

Войдя, они начали подниматься по лестнице и через несколько минут остановились у двери на чердак. Мужчина в котелке снова достал связку отмычек и, наклонившись, стал ковыряться в замке. Приятель терпеливо ждал – его гладко выбритое лицо с усиками щеточкой, оставалось бесстрастным.

Наконец, они оказались в душном, насквозь пропахшем пылью помещении. За день солнечные лучи раскалили крышу и от нее несло жаром, свет слабо проникал через слуховые окна, но мужчина в котелке быстро отыскал мостки из досок, брошенные на балки и пошел в другой конец чердака. Когда на мостки ступил гигант, они жалобно застонали под его тяжестью, заставив мужчину в котелке оглянуться:

– Гонзик, – ласково попросил он, – ступай на цыпочках, потихонечку.

Атлет, в котором без огромных накладных усов поклонники вряд ли смогли бы признать знаменитого циркового силача, – разве только по фигуре, – согласно кивнул и, высунув от усердия кончик языка, на цыпочках двинулся дальше.

Вот и дверь в другом конце чердака. Вчера Кривцов не зря провел столько времени с Циглером, дотошно выясняя систему противопожарной безопасности. Дальше начинался чердак дома, в котором жила Марта Ланкаш. Осмотрев замок, Владимир вставил в него отмычку, повернул ее, дернул дверь, но она не поддалась. Кривцов оглянулся на циркача:

– Кажется, с той стороны задвижка.

Гигант молча отодвинул его и налег на дверь плечом. Послышался слабый треск, и она распахнулась.

Фотограф на мгновение застыл, напряженно прислушиваясь: вдруг, здесь устроен наблюдательный пункт или притаилась засада? Вроде бы, не должно такого быть – он провел в кафе напротив несколько часов, наблюдая за домом, однако не заметил никаких признаков опасности. Но все же…

Нет, на смежном чердаке тихо, а с улицы доносились только привычные шумы большого города – где-то прогремел на стрелках трамвай, стуча колесами по мостовой, проехал, экипаж, кричали мальчишки – разносчики газет, тонко посвистывал ветер в щелях.

Сделав знак Гонзе остаться на месте, Кривцов шагнул за порог, быстро и бесшумно пробежал в другой конец чердака и попробовал открыть замок следующей двери. Через несколько минут его усилия, увенчались успехом – путь в подъезд был открыт.

Бросив взгляд на часы, Владимир подошел к слуховому окну и поглядел на улицу – сейчас там должен появиться человек, который поможет им проникнуть в квартиру Ланкаш. Прошло еще несколько минут и он увидел его. Поманив к себе Гонзу, фотограф шепнул:

– Тони пришел. Выходим на площадку. Только тихо…

* * *

По улице шел негр в летнем клетчатом костюме, держа в руках большой букет белых роз. Некоторые прохожие оборачивались ему вслед, а в отдалении за негром тащилась ватага уличных мальчишек, привлеченных необычным зрелищем. Но чернокожий не обращал на них ни малейшего внимания.

Зато сам он сразу же привлек внимание дежуривших на улице сотрудников полицейской службы наружного наблюдения. Проводив его взглядами, они отметили, что чернокожий направляется к дому, за которым им поручено следить. Старший из полицейских на всякий случай подал условный сигнал повышенного внимания. И не ошибся. Перейдя проезжую часть, негр нырнул в подъезд, где располагалась квартира интересовавшего полицию объекта.

Старший полицейский вытер усы платком и тут же рядом очутился один из подчиненных.

– За ним! – показав глазами в спину негра, прошипел старший. – Погляди, но не высовывайся.

Подчиненный понимающе кивнул, изобразил на лице отсутствующее выражение и шмыгнул в оставшуюся приоткрытой дверь подъезда.

Он знал, что этажом выше квартиры объекта дежурил еще один сотрудник, а у дверей черного хода устроился второй – они не упустят щеголя в клетчатом костюмчике и точно установят, куда он направился. Но если начальник приказал проследить, то приказ должен быть выполнен. Конечно, задерживать чернокожего не станут, даже если он войдет в квартиру объекта. Его просто подождут на улице и приклеют «хвоста», взяв под плотное наблюдение. Ну, куда он пойдет?

Негр поднимался по лестнице, останавливаясь на каждой площадке. «Ищет нужный номер квартиры» – понял полицейский и потихоньку направился следом за неожиданным визитером, недоумевая: откуда тот взялся? Вроде, уже проверены все квартиросъемщики, их родные и знакомые, но среди них нет чернокожих! И еще букет белых роз? Неужели всего лишь для отвода глаз?

Услышав, как негр остановился и позвонил в дверь, полицейский задрал голову, надеясь увидеть, что делается на площадке выше этажом. Наверху он увидел свесившегося через перила коллегу, смотревшего вниз, и помахал ему рукой, давая знать, что все в порядке.

Предчувствие охотника, настигающего загнанную дичь, не подвело полицейских – чернокожий звонил в квартиру объекта! Долгожданный связной?

Щелкнул замок, потом послышались неясные восклицания и шорох бумаги. Секунда другая тишины, и дверь хлопнула. Вошел?

Нет, выше этажом раздались шаги направлявшегося к лестнице человека. Полицейский развернулся и, стараясь производить как можно меньше шума, кинулся бежать – скорее, скорее, надо успеть выскочить на улицу раньше, чем спустится негр. Нельзя его настораживать.

Он успел выбежать из подъезда и спрятаться за афишной тумбой прежде, чем чернокожий в клетчатом костюме вышел и направился к остановке трамвая. Следом за ним покатила коляска на дутых шинах с двумя седоками.

Спрятавшийся за афишной тумбой полицейский поглядел на старшего и, заметив условный знак, потащился за негром, провожая его до остановки. Дальше чернокожего «поведут» те, кто сидел в коляске…

Дежуривший этажом выше квартиры объекта сотрудник полиции, свесившись через перила лестницы, провожал взглядом спускавшегося негра. Проклятье, почему они говорили так тихо? Не удалось разобрать ни одного слова, сколько он не напрягал слух. Но и так сегодня удача, после стольких дней бесплодного ожидания!

Полицейский собрался вернуться на привычное место у окна лестничной площадки, как вдруг почувствовал, что его крепко схватили за штаны и ворот пиджака, оторвали от пола и подняли в воздух. Он хотел закричать от страха, но не успел – мир в его глазах со страшной скоростью повернулся, ноги взлетели к потолку, голова опустилась и пол сильно ударил по ней, моментально погасив сознание.

Держа оглушенного шпика одной рукой, гигант Гонза бережно, как детскую тряпичную куклу, посадил его в угол.

– Жив? – спросил Кривцов, быстро спускаясь к дверям квартиры Ланкаш.

– Очухается, – отмахнулся циркач, – я аккуратненько.

Владимир уже вертел ручку звонка – один длинный, два коротких, секунда молчания, потом два коротких и один длинный. Ну, что она там, заснула что ли? Время дороже денег!

Наконец послышались легкие шаги и дверь приоткрылась. В щель он увидел влажно блестевший глаз и прядь рыжеватых волос.

– Вам кого?

– Здесь живет госпожа Марта? Я привез ей привет из Будапешта. – Приходилось терять время, произнося пароль, но что поделаешь?

– От дяди Яноша?

– Нет, от кузена Миклоша.

Звякнула скинутая цепочка, дверь распахнулась, открывая им путь в слабо освещенную прихожую.

Следом за Гонзой Кривцов прошел в комнату – чисто прибранную, с модной мебелью и большим букетом белых роз в хрустальной вазе на столе.

Хозяйка, зябко кутаясь в темную вязаную шаль, вопросительно смотрела на гостей. Перед ней стояли двое мужчин. Первый – громадного роста, – разворачивал странный сверток, оказавшийся складным саквояжем невероятных размеров. Другой – лет сорока пяти, плотный, с холодными светлыми глазами, – сунул пальцы в жилетный карман и достал пуговицу.

– Я от нашего общего друга. Времени совершенно нет. Вы готовы?

Хозяйка взяла с его ладони пуговицу и близоруко прищурилась, поднеся ее ближе к глазам. Потом опустила руку за вырез платья и вынула точно такую же пуговицу.

– Материалы при вас? – поторопил ее светлоглазый гость, а гигант нетерпеливо встряхнул саквояж, расправляя его складки.

– Да. Подождите минутку, я возьму вещи.

– Скорее, ради Бога! Неужели вас не предупредили? Берите только самое необходимое.

– Торопливость губительна, – холодно усмехнулась Марта, направляясь в смежную комнату. Звякнули какие-то склянки; скрипнула дверца платяного шкафа, зашуршала одежда.

Кривцов сердито засопел – копается, черт бы ее побрал! Наверное, жила здесь под видом модной певички или дамы полусвета? Вон какая она ухоженная, статная. И молодая, – лет двадцать пять, не больше, – а у таких обычно полно дури в голове и серьезные дела все еще воспринимаются как увлекательные, захватывающие дух игры, щекочущие нервы и придающие остроту рутинным будням. Неужели никак не может решиться расстаться с тряпками и побрякушками, флакончиками и зеркалами? Сейчас надо исчезать отсюда, как призракам, а она заставляет терять драгоценное время. Или не понимает, что если их сцапают, то непременно затянут на шее веревку. А тогда ни тряпки, ни зеркала больше не понадобятся? Или надеется обольщать тюремщиков и дьяволов в аду?

Марта вышла из смежной комнаты в маленькой темной шляпке с вуалеткой, держа в руках небольшой дорожный чемоданчик.

– Я готова.

Кривцов выхватил из ее рук чемоданчик, кинул его в бездонный саквояж Гонзы и не терпящим возражений тоном приказал:

– Полезайте! Живей!

– Куда? – женщина недоуменно подняла тонкие брови.

В другое время и в иной обстановке фотограф, наверняка, обратил бы на нее внимание и, не исключено, что на него подействовали бы ее чары, заворожил голос, заставив легко кружиться голову и учащенно биться сердце в предчувствии возможного флирта. Но это в другое время и в иной обстановке, а не сейчас, когда счет шел на секунды и даже невозмутимый Гонза от нетерпения притоптывал огромными башмаками. Сейчас Владимир испытывал только злость и раздражение от ее непонятливости.

– Туда, – он подтолкнул ее к широко разинутой пасти гигантского саквояжа. – Ну, смелее!

– Но я там не помещусь, – она сделала еще одну робкую попытку воспротивиться натиску Кривцова. – Я задохнусь.

– Здесь есть клапан, – прогудел Гонза.

– Придется потерпеть, ничего, сложитесь пополам, – заставляя ее встать ногами в саквояж, приговаривал фотограф. – Нельзя, чтобы вас кто-нибудь увидел. Садитесь, а теперь обнимите колени руками и пригните голову. Да ниже, ниже!

Не вытерпев, он сильно нажал на ее плечи, не обращая внимания на сдавленные вскрики женщины и, при помощи циркача, закрыл замки саквояжа.

– Поднимешь? – выглянув в прихожую, спросил Кривцов у Гонзы.

Атлет взялся за ручку и приподнял саквояж, оторвав его от пола. Встряхнул и оттуда снова раздался глухой, сдавленный вскрик.

– Замрите! Ни звука! – зло прошипел фотограф и кинулся по комнатам, заглядывая во все закоулки квартиры.

– Никого, – вернувшись, сообщил он циркачу. – Выносим. Я впереди.

В прихожей Владимир осторожно приоткрыл дверь и выглянул: на лестничной площадке пусто и тихо. Выпустив Гонзу с его драгоценной ношей, он отпустил предохранитель замка и захлопнул дверь. Все, теперь только вперед!

Полицейский шпик все так же безучастно сидел в углу. Мимоходом бросив на него взгляд, Кривцов понял, что тот еще очень не скоро придет в себя. Что же, тем лучше. Теперь быстрее наверх, к спасительному чердаку!

Сзади, чуть покряхтывая под тяжестью неудобной ноши, торопился Гонза. Марта в саквояже молчала. Может быть, она лишилась чувств?

– Тише ты, не топай, – распахнув дверь чердака, предупредил циркача Владимир. – Донесешь?