Текст книги "Хлопок одной ладонью"

Внезапно парень задумался.

– А с другой стороны, будь вы разведчиком, вы бы себя иначе вели. Не подставлялись бы так открыто. Понимаю, способы маскировки бывают разными, но ваши… Перед нашей непрофессиональной командой они совершенно излишни.

– Слушай, Стас, что ты не дурак, я сразу догадался. И отец у тебя хорошие книжки собирает, и ты истории, а не бухгалтерскому учету обучаешься. Теперь давай откровенно и нараспашку: что знаешь и что от меня хочешь.

– Скажите, а когда вы к нам попали, вас ничего не удивило?

Я задумался. Удивило, конечно, многое. Но кое-какие моменты следует сразу отсечь. Другие тоже интересны, но к вопросу студента отношения не имеют. Например, оказался я здесь поздним утром, если не ошибаюсь, а сейчас солнце и за полдень не перевалило, хотя по внутреннему ощущению и по общему раскладу прошло никак не меньше десяти-двенадцати часов. Будем считать – это из другой оперы. А о чем Стас мог всерьез спросить?

– Интересно умеешь вопросы ставить. Далеко пойдешь. Ну а я попаду или нет? Для чего ваш директор в третьем ярусе подвала свой кабинет устроил, когда наверху не в пример комфортнее? Сокровища свои сторожит? Или на самом деле штурма с применением артиллерии боится? Так зачем и кто его будет штурмовать? Может, есть повод? Может, у вас тут бриллианты ведрами хранятся?

Студент не стал больше просить заграничной сигареты, вытащил из нагрудного кармана мятую пачку «Астры».

– Вы там, в Москве, может, не знаете, а у нас здесь с куревом совсем плохо. По студенческому билету в спецмагазине пять пачек в месяц продают. По госцене. А на базаре та же «Прима» или кубинский горлодер без фильтра – вдесятеро. Хотите?

– Ну дай, молодость вспомню.

Сделали по три затяжки. Молча.

Стас явно годился на роль надежного помощника. Умный, соображающий, когда сказать, когда воздержаться.

– Вы правильно угадали, Андрей Дмитриевич. Сидит директор, как Гитлер в своем бункере. А почему? Думаете, за фонды опасается? Нет, у него там штука одна спрятана и, сдается мне, со всем творящимся как-то связана. Он человек очень не простой. Вы книжку про реббе Лева и его Голема читали? Так знаете, очень похоже.

– Фильм смотрел когда-то. По книжке снятый, «Пекарь императора» назывался. Кстати, точно подметил, ваш босс на того реббе чем-то смахивает, хотя и немец. Считаешь, он в своих подвалах черной магией занимается и всю эту заварушку со временем сам учинил?

– Есть такая мысль. Только вряд ли черная магия. Здесь с техникой связано. Я почти уверен, что в каморке за последним нижним залом не просто резервный дизельгенератор стоит. Там похитрее что-то.

– Ты сам видел? Или говорил кто?

Стас замялся.

Ну, понятно, студенты народ любопытный, а тут старинные подвалы, лабиринты, оружие и все такое. Куда до них Пандоре и жене Синей Бороды.

– Чего, гвоздем замок ковырял?

– Да нет, зачем, случайно получилось. Солидная, я вам скажу, аппаратура. Много чего наворочено. Жаль, я не физик…

– Надо бы взглянуть, – без излишней ажиотации сказал я. – Сводишь. А теперь так – колодки от пистолетов и лишние патроны спрячем здесь, потом заберешь. Пушки – под ремень. По паре обойм в карманы, и пока хватит. Незачем внимание привлекать. С чем ушли, с тем и пришли. Я автомат Светлане верну, и вроде снова безоружный. Уловил ход мысли?

– Вполне, – глаза у парня загорелись. Мало ему всего уже случившегося, на новые приключения потянуло.

Момент подобраться к интересующему объекту представился ближе к вечеру, который все-таки начал опускаться на город. На окраинах изредка постреливали и из гладкоствольного, и из нарезного. Где-то что-то горело, но не сильно. Может, дачи.

Мы со Стасом спустились к гнезду (или логову) Вайсфельда под предлогом посмотреть, какой еще из пулеметов можно привести в рабочее состояние. По слухам, мол, из военных кругов, в окрестностях появились конные группы вооруженных людей, и выглядят они совершенно как бойцы отрядов Шкуро, оперировавшего здесь в восемнадцатом году и двадцатом. Неплохо бы усилить фланговую оборону. Один «Максим» хорошо, а три лучше.

Негромко позвякивая металлом, мы заканчивали сборку (исправный пулемет в любом случае пригодится), а Герман Артурович со Светланой беседовали в выгородке о чем-то своем, шурша бумагами. «МП» при этом архивистка держала под рукой.

Интересно – вроде бы я вошел в полное доверие, и автомат она мне передавала, а сейчас, будто невзначай, ствол повернут в нашу сторону.

Магия места, может быть? Кто бы тут ни находился, вблизи от заветной комнаты, должен быть под контролем? Карабин студенту с собой деликатно взять не разрешили «постоянные сотрудники», дескать, оставь ты его здесь, чего за перила прикладом цепляться, еще выстрелит невзначай. Пулеметы здесь, а патроны-то наверху, то есть непредвиденные случайности исключены, а что другого оружия у нас нет, как будто само собой подразумевается.

Невоенные люди, даже весьма хитрые и предусмотрительные, вообще чрезмерно склонны полагаться на опасные железки, попавшие им в руки. Мол, если у меня автомат – я царь и бог в зоне действительного огня.

На самом же деле все не совсем так, а часто – совсем не так.

Я поставил на место крышку ствольной коробки. Подвигал тело пулемета в горизонтальной и вертикальной плоскостях: ходит нормально, нигде не заедает.

– Все, Герман Артурович, можно пользоваться. Больше ничего из вашего арсенала в строй ввести не могу – или запчастей не хватает, или калибры не те. Я бы, конечно, и пушечку с удовольствием наверх поднял, так ваши предшественники в свое время боезапасом не озаботились. Хоть один зарядный ящик шрапнели, и пусть есаул Шкуро подходит…

– Спасибо, Андрей Дмитриевич. Забирайте пулемет и несите наверх, а мы со Светланой еще немного поработаем.

– Восхищаюсь! Что значит ученые. За бортом черт знает что творится, а вы работаете. Неужто над древними рукописями? А что у вас там, за стеночкой, не поделитесь информацией? Может, машина времени? – бросил я неожиданно, вставая. Упер кулаки в бока, глядя на Вайсфельда открытым и слегка даже наивным взглядом. – Покажите, я никому больше не скажу, честное слово.

Светлана вскинула автомат, поразительно ловко вздернула затвор левой рукой и нажала спуск.

В тишине подвала звонко лязгнуло, хлопнул капсюль, и ничего больше.

Второй раз повторить попытку ей не пришлось. Реакция и сила сорокалетней женщины и спортивного мужика с боевой подготовкой несопоставимы.

– Садитесь, и вы тоже, Герман Артурович. Фокус рискованный, согласен, но оружие, которым решил пользоваться, нужно знать во всех деталях. Этот автомат стреляет с открытого затвора, следовательно, при закрытом в патроннике пусто. И если верхний патрон в магазине порченый, без пороха, как в нашем случае, то выйдет ровно то, что вышло. На всякий случай, второй я тоже обезвредил. Избавил вас, Светлана, от греха на душе. Уж больно вы нервная. Ну зачем же сразу – и так?

Женщина махнула рукой и отвернулась.

Я протянул «МП» Стасу.

– Приведи в боеготовность.

– А мы, может, поговорим без нервов? – предложил директору. – Я вам ничего плохого делать не собираюсь. И если есть еще пистолет или наган в ящике стола, хвататься за него не советую: живой я вам очень могу пригодиться, а вред? Какой с меня может быть вред на фоне всего окружающего? Это ваших рук дело, не так ли?

Вайсфельд сохранял самообладание с большим трудом. Хотя, казалось, к чему эмоции в такие годы? Китайцы называют восемьдесят – «возрастом начинающейся мудрости».

– Откуда… вы знаете?

– Да ничего я не знаю. Исключительно полет фантазии, как у Шерлока Холмса и патера Брауна. Посмотрел, подумал, сопоставил. Я с подобными штуками уже сталкивался, сам, можно сказать, джеклондоновский «Странник по звездам». Ну, ведите в закрома. Я пообещал – здесь никому ничего не скажу…

– Хорошо. Мальчик пусть останется здесь, и Светлана. Пойдемте.

Вайсфельд шел удивительно твердым шагом. Не испугался, и не поразила его перемежающаяся хромота на нервной почве. Со стариками бывает.

У двери, запертой на массивный, позапрошлого века внутренний замок, обернулся.

– Вас за этим прислали? Это – ваша вещь?

– Повторяю: я не понимаю, о чем вы говорите. Меня никто не присылал, я понятия не имею, в чем здесь дело. Я только спросил – что у вас там, за дверью?

Директор пожал плечами с таким видом, будто ему все наконец-то надоело, и готов он отказаться от должности, передав свои функции тому, кто поумнее и помоложе.

Однако такие старички могут быть опасны. Вдруг у него на полочке за дверью все-таки лежит пистолет или баллончик с газом?

Но нет, никаких резких движений Вайсфельд не совершал. Распахнул дверь, сделал полшага вбок и указал на занимающее полкомнаты устройство.

– Прошу. Смотрите, изучайте, забирайте, если имеете санкцию. Мне это совсем не нужно.

Половину довольно большой комнаты занимало нечто вроде длинноволновой корабельной радиостанции, которую я видел на музейном ледоколе «Ермак» в ленинградском порту.

Гетинаксовые платы толщиной в хорошую доску, стеклянные радиолампы величиной в пол-литровую бутылку и больше, триоды и пентоды в алюминиевых футлярах, путаница без всякой видимой системы спаянных конденсаторов и сопротивлений, реостаты, умформеры, естественно. В школьные годы я еще успел застать именно этот уровень радиотехники.

На стенах распределительные щиты, коммутационные шкафы, амперметры и вольтметры.

Что-то там гудело, мерцало и моментами вспыхивало. Наверное, искры разрядов между сетками ламп. Ничего общего на вид это устройство с машиной СПВ Левашова не имело, но, кажется, исполняло похожую функцию.

– И что это за чудо? Помесь радиолокационной станции наведения с колхозной сноповязалкой? Вам не приходило в голову пригласить для консультации ребят с той стороны площади? Или вы сами вполне справляетесь?

– Ильфа с Петровым цитировать не надо. Старо это. Давайте я лучше расскажу, как все было, а потом подумаем.

Эту комнату мы обнаружили лет пятнадцать назад. Тогда нам выделили деньги на капитальный ремонт и реконструкцию здания. Очень долго в левом крыле размещалась городская библиотека, а потом ей выстроили собственное помещение, а это передали нам.

Ну, естественно, потребовалась перепланировка и все такое. В ходе работ под штукатуркой обнаружилась заколоченная дверь, за ней вот эта комната и оборудование. Судя по количеству пыли и другим признакам, оно пробыло здесь не один десяток лет. Разумеется, я тут же вообразил, что это действительно нечто вроде старинной радиостанции. Может быть, перед войной или уже в войну здесь устроили секретный узел связи, или НКВД вел прослушивание телефонных или радиопереговоров. Ну и в этом роде. Не зря же тогда существовало устойчивое мнение, что «органы» знают все. По телефону люди боялись говорить, радиолюбителей пеленговали после первого же выхода в эфир.

Этот пост тем же целям мог служить. А потом у них что-то произошло. Когда в город немцы входили, такая паника и бардак были, что взорвать не успели. Или не захотели, в предвидении будущего возвращения заперли дверь и штукатуркой наскоро заляпали. А с войны никто из тех, кто был в курсе, не вернулся. Очень вероятно.

Могло и иначе случиться: еще до войны станцию из обращения вывели. Знаете, какие тогда были времена, секретность, сверхсекретность и бдительность на уровне паранойи. Все ведомства таились друг от друга, а с тридцать седьмого и до смерти Сталина люди любого ранга, бывало, исчезали так быстро, что не успевали «передавать дела», и многие тайны уходили вместе с ними.

Я историк, много подобных случаев знаю. Вот, к примеру, в Кремле не слишком давно обнаружили в подвале запертый сейф, принадлежавший самому Свердлову. Кто его туда вынес, почему не вскрыли предварительно, каким образом забыли – теперь не узнаешь. Провалялся он, никому не нужный, больше полувека (!), а когда все-таки открыли – обнаружились прелюбопытнейшие вещи. Золото, валюта, несколько паспортов на разные фамилии и тому подобное. Значит, где-то во второй половине восемнадцатого года он, явно не рассчитывая, что Советская власть удержится, собирался бежать. (Уже умирая от туберкулеза, про себя добавил я.)

И подобных загадок в нашей истории масса. Но я отвлекся. Вы знаете, я человек очень осторожный и предусмотрительный, жизнь научила. Никаким властям об этом открытии рассказывать не стал, мало ли что. Меня же и привлекут, или снова у музея все крыло отберут обратно для государственных надобностей.

Я в городе, как уже говорил, всех знаю. Пригласил одного надежного специалиста, он тут возился, возился и объявил, что к радио и телефонии сие явление отношения не имеет. И вообще никаких проводных или антенных выводов от приборов не обнаружено. Только электрокабель подведен и по-прежнему в полном порядке, подает неизвестно откуда триста восемьдесят вольт напряжения. Помимо счетчиков музей ни разу за лишнюю энергию не платил.

Загадочное, короче, устройство.

Чтобы не занимать больше ваше внимание, скажу только, что единственный полезный эффект, который удалось обнаружить, – это возможность реставрировать экспонаты. Любой предмет, помещенный между вот этими решетками, при определенных режимах напряжения и силы тока начинает восстанавливаться. В каком бы он ни был состоянии, хоть ржавый обломок древнего меча, хоть полностью почерневшая икона, за достаточно короткое время возвращается в исходное состояние. Каким он был в момент изготовления.

– Машина времени с задним ходом? А если продолжить? За этот момент? Изделие исчезнет?

– Отнюдь. Восстановилось – и все. Потом вновь начинается естественное старение. У железа – одно, у биоткани – другое. Что особенно полезно для реставраторов, процесс можно остановить на любой стадии. Зачем нам абсолютные новоделы? Вещь должна иметь приличный для экспозиции или изучения вид, но оставаться достаточно старой…

– Действительно. Чудо какое-то. Это ж не только мечта антиквара, это вообще… Беспроблемный ремонт чего угодно… Переворот в мировой экономике.

– И ее же гибель в обозримом будущем. Или как минимум коллапс. Жесточайший всемирный кризис перепроизводства, массовая безработица и так далее… Мы с моими друзьями очень долго размышляли и рассуждали и в конце концов решили все сохранить в строжайшей тайне.

«Ну да, – мысленно согласился я. – Почти то же самое, что дубликатор. Мы и сами ни на миг не вообразили, что следует явить его прогрессивному человечеству для скорейшего построения коммунизма путем достижения всеобщего изобилия. Но ноги тут, похоже, растут из одного и того же места. В смысле, что у дубликатора, что у этой «штуки».

– И как же вы машиной и не попользовались? В реальных целях? Потрясающая выдержка и стоицизм.

– Иногда пользовались. Но нечасто и исключительно в научном смысле. Та же Светлана Петровна много ценных, но безнадежно поврежденных документов ввела в оборот. Экспонаты некоторые привели в подходящее для экспозиций состояние. На этом – все. Но о сути этой работы и самом факте существования устройства знают, вернее, теперь уже знали (увы, годы неумолимы) лишь несколько человек, и никто не проболтался.

– Умеете вы друзей подбирать, – совершенно искренне сказал я. – И, судя по всему, в целях личного обогащения вы аппарат тоже не использовали…

Вайсфельд возмущенно взмахнул рукой.

Да, именно тот типаж, интеллигент-бессребреник.

– Но последнее время случилось нечто неожиданное и непредвиденное, так?

– Именно так. И, может быть, это связано с вашим здесь появлением? – вдруг наставил на меня палец Вайсфельд.

– Или – наоборот. А все же, что произошло-то?

– Неделю назад аппарат включился сам собой, чего раньше никогда не бывало, и заработал в абсолютно другом, незнакомом мне режиме. А обратиться за помощью было уже не к кому. Я умел только включать и выключать систему для «реставрации». А тут началось нечто совсем другое и непонятное. Все гудело, мигало, вспыхивало, вот как сейчас, даже главный рубильник не сработал, хотя я попытался отключить питание…

Вайсфельд указал на мраморный щиток с очень старомодным, массивным медным рубильником, снабженным эбонитовой ручкой, пристойной старому мечу.

– Последним выходом было бы просто перебить силовой кабель, но я, знаете ли, не рискнул.

– Почему?

– Страшно стало, – честно ответил директор. – Самым примитивным образом. Только подумал об этом, как меня охватил страх такой силы, что ни ногой шагнуть, ни руку поднять.

– А то, что случилось там, – я показал пальцем в потолок, – вы связываете именно с включением аппарата?

– Да как же не связывать? Все изменения и парадоксы в городе происходили и происходят в прямом соответствии с тем, как ведут себя стрелки и указатели…

Он показал рукой, и я увидел, что некоторые приборы, внешне похожие на электроизмерительные, но с другими, непонятными символами на циферблатах, круглых и дугообразных, действительно ведут себя как компасы в магнитную бурю или тахометры непрерывно перекидываемых с режима на режим сумасшедшим механиком турбин.

– Систему с непривычки заметить трудно, но я за пятнадцать лет кое-как начал в этом разбираться. Вот эта, например, стрелка при работе с предметом весом в килограмм, перемещаемым ко времени своего создания на триста, к примеру лет, отклоняется едва ли на пару микроделений, а сейчас ее зашкаливает, ограничитель едва не гнется. А это может значить что? Я думаю, или деформация по времени на тысячи лет, или по массе на сотни тысяч тонн. Что, в общем, и соответствует наличным потрясениям. Так это только один указатель, а тут их посмотрите, сколько, и все они словно взбесились…

Разобраться во всем этом мне, само собой, было не по силам. Не тот уровень подготовки.

– И что, – осенило вдруг меня, – вы, когда здесь разбирались, никаких схем, инструкций, табличек-указателей не обнаружили? Так ведь не бывает. Обязательно хоть что-то похожее должно быть. Тем более если техника старая. Мы, когда пацанами были, и немецкой трофейной техники насмотрелись, и ленд-лизовской. Станки, машины, радиоприемники, телефоны, самолеты, само собой… Да вы помните. Все было в табличках и надписях. Даже на немецком микрофоне, как сейчас помню, на тангете надпись «Друкен», то есть – «Нажми», а вокруг решетки – «Фейнд херт мит!» – «Враг подслушивает!». Я на токаря учился, на любом станке возле каждой ручки и маховичка – обязательно разъяснение, любому, хоть немножко знающему буквы, понятное. А у вас – не было?

– Было, – согласился Вайсфельд. – И таблички, и довольно толстая рукописная тетрадь со схемами. Только все – шифрованное. Точнее, не шифр, а тайный язык. Написано кириллицей, и почерк хороший, как в старых прописях, но лексика – не иначе с острова Рапа-Нуи. Ничего лучшие лингвисты за все время не поняли. Сами можете взглянуть…

Вайсфельд достал из ящика стола выглядящую должным образом, в меру замусоленную, общую тетрадь в клеенчатой обложке. Я пропустил под пальцами страницы. Действительно, совершенно нечитаемый текст, не имеющий ничего общего ни с одним из знакомых языков. И довольно много листов схем, без пояснений бессмысленных.

И тут в дверь застучали. Сильно и явно нервно.

Когда входили, директор машинально или намеренно повернул головку внутренней защелки.

– Что такое?

Светлана, не входя, крикнула:

– Тревога! Наверху – бой!

– Оставайтесь здесь, – не зная почему, почти приказал я Вайсфельду. – Мы – наверх. Разберемся – вернемся. Если нет – лучше вам все это уничтожить. Даже через страх. Гранату бы вам… Нету! Тогда натащите сюда всякого мусора и зажгите. Может, Стас, ты останешься, поможешь Герману Артуровичу?

– Нет, я с вами. А если что – вернусь, тогда и сделаем…

С крыши я увидел вполне бессмысленное в нормальной логике, но здесь уже неудивительное зрелище. С трех сторон охватывая здание музея, массами подходили верховые, действительно одетые наподобие классических махновцев или «зеленых» со степных хуторов. Черт знает какие жупаны, казакины, венгерки, бешметы и черкески облачали этот народ, горячащий коней, стреляющий в воздух из винтовок, карабинов и маузеров.

Их было довольно много – сотни три-четыре.

Если сейчас открыть шквальный огонь из пулеметов, почти в упор, да курсанты с той стороны поддержат, столько можно навалять, что уцелевшие наверняка разбегутся.

Но смысл происходящего, наверное, не в этом?

– Не стрелять! – во всю силу голоса закричал я, надеясь, что услышат не только свои, но и чужие. – Не стрелять до первых прицельных в нашу сторону. Эй вы там, кто у вас главный, что нужно? Я начальник гарнизона, высылайте переговорщиков…

Уже нормальным голосом, только для адъютанта:

– Стас, беги к телефону, скажи дежурному в училище, чтоб пока ждали. А если нас всерьез станут штурмовать, пусть бэтээры выпускают. У них там три штуки у ворот стоят. Наверняка всем хватит…

Едва я успел выдать последнюю команду, меня, как и раньше уже случалось, вышибло из этой реальности. Я снова ощутил тот самый удар ногами о землю, что предшествовал удару по затылку в музейном дворе. Всего лишь сегодняшним утром…