Текст книги "Одиссей покидает Итаку"

Глава 3

Утром Воронцов сказал Левашову, что у него есть некоторые неотложные дела в Москве, что появится он скорее всего ближе к вечеру, а если нет, то позвонит, и если Олег не передумал и готов ввести его в игру, то может пригласить своих друзей сюда или в любое другое место по их усмотрению.

– А главное, советую тебе соблюдать сугубую осторожность. Судя по всему, от ваших клиентов можно ожидать любой гадости. Обидели вы их крепко…

Олег долго дозванивался до Новикова. Наконец, трубку взял Шульгин. Сонным голосом он сообщил, что Андрей, по всем признакам, должен быть у Ирины, поскольку больше ему податься некуда, но тревожить его не стоит, когда нужно – сам объявится. Он же, Шульгин, собирается соснуть еще часика три. После чего будет готов на любое применение.

В конце концов все устроилось, нашелся и Новиков, и остальные, встретиться договорились у Берестина в мастерской – близко от центра, просторно, и точка совершенно не засвеченная, как выразился Андрей, имея в виду, что там их пришельцы вряд ли обнаружат, поскольку Берестин у них по данному делу не проходит.

Левашов повесил трубку телефона и подумал, что все опять мыслят одинаково, предполагая, что вчерашней историей ничего не кончилось, а, наоборот, только начинается. Не зря вчера Шульгин первый тост поднял «за нашу пиррову победу».

Примерно через полчаса Левашову неожиданно пришла в голову мысль, что дело может обстоять еще хуже, чем они надеются, потому что упущен один весьма существенный момент, и снова набрал номер Андрея, но там уже никого не было. Он послушал длинные гудки, и ему стало тревожно и муторно на душе, как у разведчика перед визитом на ненадежную явку.

Потом опять позвонил Воронцов, спросил, как дела и какой намечен расклад.

– Черт знает что! – не выдержал Олег. – Сделали из меня диспетчера. Весь день сижу на телефоне. Если со стороны послушать, так меня уже можно брать. Не то содержатель притона, не то резидент…

– А может, это для тебя и был бы самый лучший выход? – засмеялся на другом конце провода Воронцов. – В общем, как говаривал Черчилль, не теряйте мужества, худшее впереди. Я подъеду к восемнадцати. Плюс-минус чуть-чуть…

Олег начал говорить, что встреча намечена у… но Воронцов его перебил:

– Стоп токинг. Вот этого не нужно. Тебе говорить, а мне знать. Читай книги из серии библиотечки военных приключений. Адиос, мучачо.

…Воронцов повесил трубку на рычаг телефона-автомата и вышел из будки. Вечерняя встреча интересовала его сейчас очень мало. У него была другая, главная цель – встретиться с Натальей. После долгих бесед с ее фантомом в Замке он острее, чем когда-либо за все прошедшие годы, хотел поговорить с ней наяву. Посмотреть ей в глаза и понять – кем она стала? Раз у него ничего не ушло и не забылось, так, может, и у нее тоже?

Слова девушки с экрана давали некоторые основания думать так, но насколько она, придуманная Антоном, соответствовала оригиналу, вот вопрос.

Увидеться, поговорить и тогда уже решать все остальное. Была тут для Воронцова одна тонкость. Если живая Натали совпадет со своей проекцией, тогда можно допустить, что и в остальном Антон заслуживает доверия, если же нет, его слова и поступки – способ оказать на Воронцова психологическое давление и использовать в своих целях. То есть – если средства неэтичны, то и цели недостойны.

Не выходя из машины, он наблюдал за подъездом дома, где она жила, наблюдал так долго, что начал уже сомневаться в правильности своих расчетов и полученной от Антона информации, но вот наконец дверь открылась очередной раз и в ее проеме появилась несомненно Натали – высокая, красивая, такая знакомая и столь непохожая на свое компьютерное воплощение. Спустилась по ступенькам и быстрой, летящей походкой пошла по аллейке между корпусами. Выжав сцепление, Дмитрий ждал, куда она свернет – направо, к станции метро, или налево, к троллейбусу. Наташа свернула налево. Он облегченно вздохнул и плавно тронулся с места.

Езда по московским улицам за троллейбусом – занятие утомительное, требующее выдержки и внимания. И все время нужно смотреть, не выйдет ли твой объект на очередной остановке, и быть готовым мгновенно принять решение – как поступить в этом случае. Если она вдруг нырнет в двери ближайшего универмага или свернет в непроезжую улицу?

Но Наташа доехала до конечной остановки, пересела на автобус, и все началось сначала. Наконец, на достаточно безлюдной остановке она грациозно перепрыгнула с подножки на бордюр через обширную лужу, отчего-то осмотрелась по сторонам и пошла к ближайшему перекрестку. Попетляла немного по пустынным переулкам и скрылась за косо висящей на одной петле дверью дома, по всем признакам забытого не только богом и людьми, но и всеми коммунальными службами тоже.

Воронцов притер машину к тротуару метрах в тридцати, заглушил мотор и закурил, опустив боковое стекло.

Куда она пришла и зачем? Неужели к любовнику на свидание? Верить в такой вариант Дмитрию не хотелось. А может, она тут присматривает за парализованной старушкой из бывших, в расчете на богатое наследство? Или посещает притон наркоманов? В любом случае – Эжен Сю и парижские тайны. Не многовато ли их вокруг? Тут усомнишься, осталось ли вообще в сей жизни что-нибудь нормальное, бесхитростное, незамысловатое…

Воронцов включил приемник. Последние известия по «Маяку» его слегка успокоили. Жизнь идет как ни в чем не бывало. Такая, как и должно быть в разумно устроенном мире. На Северном Кавказе завершается уборка зерновых, урожай выдался на славу. Металлурги Череповца разлили столько-то тонн стали сверх плана. БАМ вот-вот пропустит первый рабочий поезд. Народ Сальвадора продолжает свою справедливую борьбу. В полете «Космос» тысяча с чем-то. Температура воздуха в Москве плюс 16 градусов, туман, возможны осадки. Дмитрий тоже так думал. Сумрачно как-то вдруг стало, небо заволокла мутная пелена, и туман несло полосами.

Погода в самый раз к пейзажу, подумал Воронцов. Перед ним тянулась унылая улица, настолько унылая, что трудно было поверить, будто она существует в современной Москве, а не в дореволюционном Бердичеве. Узкие тротуары, не обрамленные зеленью, выщербленные кирпичные цоколи двух-трехэтажных домов с ободранной штукатуркой, глубокими провалами подворотен и, наверное, с сотворения мира не мытыми серыми стеклами окон. Непостижимо, как человек с неповрежденной психикой может постоянно жить на такой вот улице. Но живут ведь, и даже, возможно, довольны жизнью: отсюда всего минут двадцать пешего хода до улицы Горького, а не полтора часа на электричке и метро, как из иных шикарных районов.

Темно-бронзовый «БМВ» Воронцова выглядел в этом ландшафте довольно дико. Как франт в лаковых ботинках и фраке в окопах позиционной войны под Верденом или на Сомме. Он сам удивился пришедшему на ум сравнению, но не успел его как следует обдумать.

Из недр зловещего дома появилась знакомая фигура.

Почти не касаясь ногой акселератора, он медленно догонял стройную женщину в светло-сером кожаном плаще и серых же высоких сапожках с медными декоративными шпорами. Ее легкой походки не портила даже туго набитая, судя по всему, тяжелая сумка, оттягивающая правое плечо.

Он бесшумно накатывался на нее сзади, и руки на кольце руля у него слегка подрагивали. Не так, как при первой встрече в Замке, но все же ощутимо.

Воронцов обогнал Наташу, чуть не коснувшись бортом полы ее плаща, в боковом зеркале уловил любопытствующий взгляд на красивую заграничную машину, прокатился вперед метров сто, затормозил и вышел на замусоренный асфальт. Облокотился на полуоткрытую дверцу, вновь закурил и стал ждать.

Несмотря на свои тридцать пять и на не совсем удавшуюся жизнь, в глубине души Воронцов все же оставался романтиком. Не мог он отказать себе в некотором налете театральщины, организуя столь долгожданную встречу.

Он стоял к Наташе спиной и все равно почувствовал обостренной интуицией ее нарастающее беспокойство: эта внезапная машина на пустой улице, ее водитель, кого-то неуловимо напоминающий…

Воронцов обернулся не раньше и не позже, чем нужно, как раз когда до Наташи оставалось меньше десятка шагов. Увидел, что она узнала его – сразу – и сбилась с ноги, и он сделал движение ей навстречу, широко, почти простодушно улыбаясь.

– О боже! Ты? Откуда? – Прошедшие годы не изменили тембра ее голоса, интонаций и любимых выражений. И тоже как когда-то: «Ну, здравствуй», – сказал Воронцов.

Она сидела с ним рядом, в зеркале заднего вида Дмитрий рассматривал ее лицо и убеждался, что, воспроизводя Наташу, Антон не погрешил против реализма. Постарше она, конечно, чем в зазеркалье, но в целом один к одному. Кое в чем даже лучше. Может, потому, что рядом, касается его локтем, слышен запах ее духов, к которому примешивается запах натуральной кожи нового, не обношенного еще плаща.

Но о том, что было между ними всего лишь позавчера, Наташа не помнила ничего. Здесь Антон тоже оказался прав. Но как раз это неважно. Главное, что она не просто рада встрече, она ею потрясена не меньше, чем сам Воронцов в Замке. И, значит, все было не зря.

– Нет, ты представляешь, я же тебя видела во сне недавно. Вот пусть и говорят, что вещих снов не бывает. За все время ни разу не снился, и вот на тебе…

«Постой, постой, что она говорит? Как это недавно?» От удивления Воронцов чуть не спросил это вслух. Но сумел не показать своих чувств, сказал шутливо и как бы между прочим:

– Есть многое на свете, друг Горацио… В каком хоть виде я перед тобой предстал? Сны, они тоже разные бывают, не всегда к добру.

– Старалась-старалась вспомнить, и никак, – погрустнела Наташа. – Знаю, что был именно ты, разговаривали мы много, а вот о чем и какой ты был – хоть убей…

– Ну и выбрось из головы. А когда хоть снился-то? Я, когда сюда ехал, тоже тебя вспоминал.

– Недели две назад, кажется, или дней десять… Тогда утром особенно сильный дождь лил.

«Совсем ерунда началась. Две недели назад я только-только в Сухуми обосновался, никакого Антона и в помине не было». Впрочем, на фоне прочих событий двухнедельный сбой во времени можно счесть пустяком. Как ошибку в пару миль при определении координат по звездам.

– А я еду – смотрю, изумительная девушка впереди движется. И кого-то мне ужасно напоминает. Неужели, думаю! Обгоняю – точно! Вот тебе и теория вероятностей. Ты что, живешь здесь?

– Да ну, вот еще… – Наташа замялась, будто не зная, стоит ли говорить правду. – К спекулянтке приезжала. Девчонки на работе адрес и пароль дали. Туфли купила, платье австрийское, кофе фээргэшный, на десять банок разорилась. По-другому не достанешь ничего.

Воронцов прикинул, что при средних заработках одинокой женщины деньги на сегодняшний визит Наташе пришлось копить чуть не полгода.

– Знать бы, я тебе такого добра сколько хочешь привез… Куда поедем?

– Не знаю. Если хочешь, можно сначала ко мне. Брошу барахло, а там видно будет. Твоим планам это не помешает?

– Без вопросов. А муж твой что скажет? Впрочем, логика мне подсказывает: раз приглашаешь, значит, можно. В командировке?

Наташа пожала плечами.

– Три года, как разбежались…

– Ясненько… Случай ненадежен, но щедр. А помнишь, как мы расстались? Выходит, я прав был?

– Помню все, да что теперь об этом говорить? Не переделаешь. Скажи лучше, как ты? Не адмирал еще?

Воронцову снова стало не по себе. Она дословно повторила тот же самый вопрос, что и в Замке. А подумать, так чему удивляться? Один и тот же человек, одинаковые обстоятельства, и вопрос самый естественный, имея в виду их общее прошлое. Он тоже ответил почти по-прежнему:

– В основном нормально. А адмиральство мое там же, где и многое другое-прочее. Я теперь исключительно в мирных целях используюсь. Из порта А в порт Б. Туда руду, оттуда зерно.

– Жаль… – с искренним сочувствием в голосе сказала Наташа. – Ты же всегда хотел быть только военным. Кому же, как не тебе?

– Значит, нашлось кому. Да и вообще это не тема. Давай о чем другом. Тем более, служи я на ВМФ, уж точно тебя не встретил бы сегодня.

– Давай расскажи, как у тебя. Женился, дети есть? – При этих словах Воронцову показалось, что голос ее чуть заметно дрогнул.

– Не пришлось как-то. Кому я такой нужен? По году в море, ни кола ни двора…

В этот момент машина вывернулась из переулка на Кутузовский проспект, Воронцов резко прибавил скорость – так, что Наташу вдавило в кресло. Вцепившись в подлокотники, она с замиранием сердца ждала, что вот сейчас, в следующую секунду, Дмитрий врежется в любую из тех машин, которые он обгонял, или его остановит первый же милиционер. Все ее друзья-автовладельцы боялись сотрудников ГАИ почти панически, она не раз видела, как лощеные, знающие себе цену мужики становились заискивающе-жалкими, как только их тормозил и подзывал к себе повелительным жестом лейтенант, а то и сержант с полосатым жезлом. И ей бы очень не хотелось увидеть в подобной роли Воронцова.

Но их не останавливали, вопреки всякой логике, а на одном из перекрестков, который Дмитрий проскочил под перемигнувший с желтого на красный светофор, стоявший у патрульной «Волги» офицер отдал им честь.

Это было загадочно, но приятно, и Наташа спросила, что такая вежливость означает.

– Наверное, на флотах со мной служил. И до сих пор забыть не может…

Накренившись, как торпедный катер на циркуляции, «БМВ», едва не столкнувшись с троллейбусом, прошел поворот на Садовое кольцо.

Наташа тихо вскрикнула.

– Все, все, больше не буду. Раз взялся, значит, живой довезу. Ты где, собственно, обитаешь, я так и не спросил?

– Пока правильно едем. Я думала, ты знаешь…

– Откуда? – простодушно удивился Воронцов.

…В прихожей он помог Наташе снять плащ, повесил его на крючок и, повернувшись, увидел через открытую дверь свой портрет на книжной полке. «Вот это действительно сюрприз…» Он непроизвольно оглянулся.

Наташа, опустив голову, расстегивала «молнию» на голенище. Почувствовав его взгляд, выпрямилась, тоже увидела фотографию, досадливо прикусила губу и, кажется, даже покраснела, но в полумраке прихожей Воронцов мог и ошибиться.

Он сделал несколько шагов, остановился перед глянцевой картонкой, навек зафиксировавшей давно исчезнувшее мгновение жизни. Ни корабля, здесь снятого, давно нет на свете, ни бравого лейтенанта в нахимовской фуражечке. Однако самым поразительным для Дмитрия оказался сам факт, что, вычеркнув из жизни оригинал, Наталья сохранила фотографию, да еще держит в красном углу.

Наташа подошла к Воронцову, неслышно ступая по паласу. Услышав ее неровное дыхание, Дмитрий повернулся и, еще секунду назад имея совсем другие планы и намерения, вдруг привлек ее к себе, сомкнул руки у Наташи на спине, начал жадно, пожалуй, даже слишком, целовать. Она успела только коротко ахнуть от его внезапного порыва, потом сама прижалась к нему грудью, ответила на поцелуй.

Как будто не было ничего между их последней встречей и этим моментом. Под пальцами Воронцова оказался язычок застежки платья, с тихим шелестом он пошел вниз.

Наташа не сопротивлялась, скорее напротив, но, оторвавшись от ее губ, чтобы перевести дыхание, Дмитрий вдруг увидел широко открытые глаза. Они словно кричали: «Да, да, милый, все правильно, я твоя, только твоя, но если можно – не сейчас…»

Он вздохнул глубоко и отстранился, убрал руки. Воронцов понял, что с ней происходит. Она просто не готова к безоговорочной капитуляции. Ему показалось даже приятным сделать такой жест. Как полководцу, который давно потерял надежду осадой или штурмом взять крепость, от взятия которой зависели его судьба и карьера, и вдруг узнавшему, что неприятельский комендант только и думает, как бы сдаться, но только сдаться прилично, сохранив оркестр и знамена.

Наташа благодарно опустила ресницы, сама потянулась к нему и коснулась губами его щеки. Доверчиво повернулась спиной, и Дмитрий, усмехаясь над собой, подчеркнуто медленно застегнул ей платье.

На улице как-то сразу пошел дождь, капли забарабанили по оцинкованному козырьку подоконника, под ветром зашумели, раскачиваясь, ветви вытянувшейся до третьего этажа березы. В комнате стало почти темно.

Совсем как в Замке, подумал Воронцов, только между нами нет стекла.

Наташа за руку подвела его к дивану, села в уголке, положила голову на плечо Дмитрия. Он осторожно обнял ее за талию.

– А ты правда из-за меня не женился? – шепотом спросила Наташа.

«Везде вам нужно найти повод для тщеславия», – чуть не ответил он то, что вдруг пришло ему в голову, но сдержал готовую сорваться фразу. Сказал иначе:

– Обязательно тебе нужно знать – почему, отчего… Угадай лучше, в чем смысл. За столько лет ни разу не встретились, а именно сейчас это вдруг случилось. В мой прошлый приезд ничего бы у нас не вышло. Нет?

Наташа не ответила. Она думала о своем.

– Все-таки почему ты тогда так бесповоротно отказался от меня? – неожиданно спросила она. – Сейчас я вспоминаю… Я ведь ничего по-настоящему не решила. Если бы ты приехал, пусть на день, на два, все могло бы получиться совсем по-другому.

– Брось. Не обманывай себя. – Воронцов посмотрел в потолок, по которому скользили зеленоватые тени. – Ничего бы не было. В твоем тогдашнем возрасте отвергнутых поклонников обратно не принимали. Их тем больше презирали, чем они настойчивее добивались. Это с годами вы начинаете ценить каждого влюбленного в вас мужчину. А в двадцать лет жизнь кажется бесконечной и за каждым углом чудится новый капитан Грей… Только, правда, разговоры эти сейчас ни к чему, теория…

Они снова начали целоваться.

Потом Наташа, совсем, кажется, потерявшая голову и свою обычную сдержанность, вдруг резко отстранилась, высвободилась из объятий Воронцова, встала, одернула платье, провела обеими руками по лицу, убирая с глаз волосы, и, ничего не сказав, вышла из комнаты.

Дмитрий подумал, что она сейчас вернется, но ее все не было, а с кухни стали доноситься характерные звуки.

– Иди, я тебя обедом буду кормить, – позвала Наташа. – Если хочешь в комнате, выдвинь стол на середину.

– Придумала – в комнате. Тарелки-то мне придется носить, а я отвык. Давай на кухне.

За столом они вели легкий, совершенно нейтральный разговор, молчаливо согласившись, что еще не время обсуждать перспективы дальнейших отношений. Воронцов заодно решил не делать пока и попыток пробудить ее память о встрече в Замке, хотя средство для этого имел безотказное. Он просто не видел необходимости в таком шаге. Достаточно и тех проблем, которые возникли сами собой и которые предстоит решать. С Левашовым, его друзьями и пришельцами, буде они себя проявят. Если и Натали окажется сюда замешанной, у него просто не хватит душевных сил. Пока он может отвечать и решать только за себя. А Наташа – пусть она останется его запасной позицией, тем рубежом, куда можно отступить.

Мыслю только фронтовыми категориями, с иронией подумал он, но ирония, признаться, получилась вымученная.

– Давай куда-нибудь сходим сегодня, – предложила Наташа. – Сто лет никуда не выбиралась. В театр, например, или даже в ресторан…

Ему очень не хотелось ей отказывать.

– Давай, – согласился он. – Только вот встреча у меня одна назначена. Исключительно деловая, с товарищем и коллегой… – Он посмотрел на часы. – Можно бы ее, конечно, отменить, но там еще и другие люди завязаны, я же не знал, что тебя встречу… Давай так. Я туда быстренько сбегаю, постараюсь в час или два уложиться. И – в полном твоем распоряжении. Идет? А ты пока думай, что и как. Полный тебе карт-бланш. Но ежели хочешь знать мое мнение, так я за ресторан. На искусство не очень тянет. А вот «Прага», к примеру, зимний сад… Помнишь?

– Помню, конечно, – вздохнула она. – Только мы туда не попадем. Отстал ты от жизни, сейчас не семьдесят первый год.

– Как раз здесь вопросов нет, – успокоил он ее. – Не бывает ресторана, куда не пустили бы капитана Воронцова, тем более – с дамой.

Он вздернул подбородок жестом не то Цезаря, не то Остапа Бендера.

– Ох, Дим, какой ты был, такой остался…

– Чем и хорош. Жаль, что, кроме тебя, это никто не ценит.

Наташа наморщила лоб.

– Слушай, опять то же ощущение. Мучительно стараюсь вспомнить. Кажется, в том сне ты очень похоже говорил… Вообще, как будто все уже второй раз повторяется.

– Конфабуляция, она же – ложное воспоминание. Есть у психиатров такой термин. У всех бывает. У меня довольно часто.

– Дим, давай, ты сегодня никуда не поедешь, – жалобным тоном попросила Наташа. – Не по себе мне как-то. Словно боюсь, что не увижу тебя больше. Исчезнешь – и все. Я ведь и адреса твоего не знаю, вообще ничего о тебе…

Был бы он верующим, наверняка бы перекрестился. Можно бы также трижды сплюнуть через плечо или произвести иные ритуальные действия. К его настроению только Наташиных слов и не хватало. «Исчезнешь – и все». Знала бы она, насколько близка к истине в своих интуитивных опасениях.

– Брось ты… – как можно небрежнее сказал Воронцов. – Я на два часа, не больше. Слово русского офицера. А адреса у меня в Москве нет. В Питере – да, имеется. Телефон разве Олегов дать… – и тут же прикусил язык, вспомнив свои и Антона опасения. – Хотя я к нему заходить не буду. Так, переговорим накоротке… Вот багаж свой я у тебя брошу. В залог. Я же с моря еду, так все в машине и лежит. Не против?

– Оставляй, конечно. А я пока буду ждать и собираться. Как там у вас говорят – форма одежды парадная?

– Примерно. – Воронцов посмотрел на часы. – Сейчас семнадцать. Ждут меня к восемнадцати. Значит, в двадцать нуль-нуль буду как штык. Плюс-минус десять минут на превратности судьбы и уличного движения.