Текст книги "Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…"

Три остальные машины (раз конечная точка маршрута известна и связь постоянная) шли параллельными улицами, не столько опасаясь того, что майор слежку заметит, как излишнего впечатления, которое могли произвести на гаишников идущие подряд четыре новых и довольно редких здесь «Самшита».

Не доезжая метров сто до ограды бывшего завода «ЗИЛ», майор велел остановиться. Людмила ещё раз поблагодарила любезного джентльмена, по-русски, но прибавив ещё и «сэр».

– Хорошо это у тебя получается, – похвалил консьерж, когда задние огни пикапа исчезли за поворотом. – Я б тебя тоже за американку принял. Случись что, этот парень никакой толковой информации никому дать не сумеет.

– Школа, – с усмешкой ответил Фёст. – Теперь куда? – И довольно демонстративно извлёк из-под ремня «беретту», снял с предохранителя и засунул на место. О том, что у девушки (сильны в людях, даже опытных, стереотипы) под платьем к симпатичным ножкам пристёгнуты ещё две такие же, он и вообразить не мог.

– Это я ни на что не намекаю, камрад, – сказал Вадим майору, – но стреляю быстрее, чем большинство подумать успевает. Смотри, чтобы кто-нибудь из ваших не переоценил личных способностей. Роковая может выйти ошибка. Глаза завязывать тоже не дам, не в кино. Пошли, порешаем ваши дела побыстрее, а там и нашими займёмся. «Время не ждёт», как писал Джек Лондон.

– Я бы предпочла, чтобы нас знакомые мне товарищи-разведчики встретили, если есть такая возможность, – очень мягким, волнующим, как иногда выражаются, голосом добавила Вяземская.

При этом она через большие накладные карманы платья, снабжённые прорезями, тоже привела в боеготовность свой арсенал.

– Слушай, Петрович, ты правда не обижайся. Я не знаю, как и куда ты смоешься, если что не так пойдёт, а нам ошибаться нельзя, – успокаивающим тоном сказал майор. – У нас только один ход – первый и последний… За стукача я тебя не держу, но вдруг у нас взгляды настолько разные…

– Не продолжай. Мы здесь, начинай второе действие нашей интересной пьесы…

– «Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано», – продолжила театральную тему Людмила. Это она сегодня, полчаса назад афишу какого-то театра (название слишком мелко написано было) увидела. Ей понравилось.

Майор только головой покрутил.

Они пролезли сквозь прикрытую изнутри листом ржавого железа дырку в заборе и оказались словно в декорациях американского боевика. У них там, в Голливуде, половина фильмов снимается на территориях и в цехах заброшенных заводов. Покрутились, следуя за уверенно шагающим майором между корпусами цехов и просто двух-, трёхэтажными зданиями старинного красного и сравнительно современного силикатного кирпича. Кое в каких ещё светились окна, то ли склады какие, то ли офисы фирм-однодневок, а может – общежития гастарбайтеров. Людмила всё время давала пеленг с блок-универсала Герте и Секонду. Обстановка вокруг была более чем спокойная. Блок-универсал Вяземской отметил несколько скрытых парных постов на их пути, но никакой поблизости работающей аппаратуры слежения, включая ночные прицелы и лазерные целеуказатели. Так что «печенежки» смогут держаться на минимальной дистанции. Снаружи, конечно, внутрь зданий им лезть пока не стоит, да и незачем. Свою роль «туза в рукаве» они сыграют и так.

Наконец через вестибюль очередного «строения» спустились в подвал, на целых два марша, майор с фонарём впереди. Прошли с полсотни шагов по сухому и чистому коридору.

– Ну прямо ставка Гитлера «Вольфшанце», – единственное, чем нарушил Фёст тишину, когда Борис Иванович открыл толстую, как в бомбоубежище, дверь. Похоже, именно в нём они и оказались, построенном во времена «холодной войны» или ещё раньше, в тридцатые годы.

– Очень правильно выразились, коллега, – вдруг послышался спокойный мужской голос слева и сзади. Вадим с Людмилой остановились. Оборачиваться не стали.

– Молодцы, выдержка на уровне, – продолжил тот же голос, – даже и не вздрогнули…

– Надрожались уже, во времена лейтенантской юности, – в тон, не повышая голоса, ответил Фёст. – Теперь у нас нервы как стальные канаты…

– Ещё и острите. Ну, заходите. Дешёвых эффектов больше не будет.

Вдруг стало светло. За приоткрытой дверью в углу горела нормальная лампочка, ватт на триста. Действительно, бомбоубежище. Комната большая, даже скорее – зал. На стенах учебные плакаты и схемы противоатомной тематики, два стола, скамейки вдоль стен, несколько нормальных стульев у столов. В меру тепло, совсем не сыро, но пахнет всё равно как в подземелье, специфический такой запах.

Во главе стола мужчина в армейском камуфляже старого образца, возрастом прилично за пятьдесят, но крепкий, подтянутый, сухощавый. Лицо, как сразу определил Фёст, соответствует строевому полковнику с богатым жизненным опытом, не карьеристу и не сволочи, такие вещи Ляхов сразу просекал. Ещё на собственной службе научился, а потом в школе Александра Ивановича значительно усовершенствовался.

Кроме «полковника» в комнате было ещё шесть человек, среди них, к радости Людмилы, её вчерашние сопровождающие, Григорий и Эдуард.

Мизансцена закончилась, все как-то сразу облегчённо задвигались, начали доставать сигареты. До этого не курили, чтобы гости раньше времени не забеспокоились, издалека учуяв табачный дым.

Фёст с Вяземской сели напротив «полковника», Борис Иванович отошёл в сторонку. Его задача, похоже, на сегодня выполнена.

– Теперь будем знакомиться, Вадим Петрович. Полковник, вы, значит, «Герой России». С этого места – поподробнее, пожалуйста.

– С кем имею честь? Или – удовольствие беседовать? – осведомился Ляхов, тоже доставая сигарету из портсигара. Достал, прикурил, положил блок рядом, под левую руку.

– Резонно. Сергей Саввич, Хворостов, тоже полковник. В отставке. В былое время – начальник разведотдела штаба КДВО. Сейчас – директор ЧОП «Хайратон»[16]16
  Хайратон – пограничный город в Афганистане, на берегу р. Амударья. По Хайратонскому мосту из Афгана выходили последние подразделения 40-й армии, за ними – погранчасти прикрытия.


[Закрыть].

– На Серышева[17]17
  На ул. им. С.А. Серышева (во время Гражданской войны – командующий Восточным фронтом ДВР, член РВС ДВР) в Хабаровске размещался штаб Краснознамённого Дальневосточного военного округа.


[Закрыть], на третьем этаже сидели? – спросил Ляхов.

– Грамотный вопрос. Нет, не на Серышева, на Уссурийском бульваре. Так?

– Очень может быть, я не в курсе, просто пару раз бывал в тех местах, вот и спросил. А «Хайратон» – вы сами придумали?

– Уточните смысл вопроса…

– Да тоже из чистого любопытства. Слышал от старших товарищей такую песню: «Как хочется скорей дойти до Хайратона, где сразу за рекой закончится война…» Выходит, ваша контора – рубеж между войной и миром? Между победой и поражением. Рубикон – Хайратон. Созвучно даже. Вы это подразумевали?

– Вадим Петрович, вы умнее даже, чем я со слов Бориса Ивановича представлял. Ну и зачем же мы потребовались «Чёрной метке»? Поделитесь?

Глава третья

– Насчёт «умнее» вы, пожалуй, слегка преувеличиваете, – с усмешкой ответил Фёст. Вопрос о своём «геройстве» он деликатно обошёл. – Не из того смыслового ряда термин. Сообразительнее – это пожалуй. Не ожидали вы от такого, по вашим воззрениям, «салаги» знания реалий, имевших место чуть ли не до его рождения, умения соотносить факты и делать из них нестандартные, по меркам даже и образованных людей, выводы. Так правильнее будет.

– Ну, и избытком скромности вы тоже не страдаете.

– Сам себя не похвалишь, и сидишь, как оплёванный… Так вы не ответили на мой основной вопрос. Про Хайратон…

– А вам зачем? – удивился Хворостов.

– Хочу отчётливее представлять, с кем дело имею…

– Я, вы знаете, тоже.

Фёст замолчал, затянулся «Кэмелом», внимательно глядя, как быстро укорачивается сигарета. Словно бикфордов шнур. Отчего он и полюбил имперские папиросы. Те – как «наган». Нажмёшь – выстрелит, не нажмёшь – не выстрелит. То есть сгорают они только по воле курильщика, а если тот не затягивается, переходят в «стендбай». Ждут спокойно и не гаснут при этом. Надо не забыть в следующий раз достать из кармана коробку «Корниловских», ещё немного развлечь полковника.

– Я думал, приглашая меня сюда, заведомо предполагая, что я приду, и я пришёл – без прикрытия, только с девушкой-подружкой – вы уже имели обо мне более-менее отчётливое представление… Разве нет?

– Сложный вы человек, Вадим Петрович. Ну вот и Хайратон… Дела настолько давних дней. Вы какого года рождения?

«Молодец, что не спросил «с какого года?», – отметил Фёст.

– Семьдесят шестого.

– Значит, вам тогда тринадцать было. Что-то помните, но явно смутно. А я выводил через этот самый мост последний батальон «поддержки погранвойск». Уже и Громова показали по телевизору под развевающимся знаменем, «капитана, последним сходящего с корабля», уже и Героя ему, кажется, дали, а мы ещё там оставались. Вышли, когда все дела закончили, как бы и не существующие солдаты ушедшей армии. Потом двум десяткам бойцов по «Отваге» и ЗБЗ[18]18
  З Б З – армейское сокращение названия медали «За боевые заслуги».


[Закрыть] дали, пяти офицерам – Красную Звезду, мне – не поверите – орден Александра Невского. Им за всю войну человек десять наградили, наверное. Но о том, что мы Громова прикрывали, чтобы он красиво выглядел, – нигде ни слова. Впрочем, не имеет значения. А вы когда и где «Героя» получили, тридцатилетний полковник?

– Ну, к слову, мне уже тридцать два, ещё немного – с генералом армии Черняховским[19]19
  Черняховский И.Д. (1906–1945) – генерал армии, дважды Герой Советского Союза, командующий 3-м Белорусским фронтом, погиб в ходе Восточно-Прусской операции.


[Закрыть] сравняюсь.

– Всё вас на сравнения тянет. Ну так как же?

– Полковник я совсем не по вашему ведомству, Героя получил за боевые действия за границей, конкретнее – Ближний Восток, три года назад. Может, слышали – миротворческие силы ООН, перевал в горах Маалум. Получал тоже втихаря, из рук в руки, без опубликования. Этого пока хватит?

– Бывает, и не такое бывает. А – «Чёрная метка»?

– Что – «метка»? – сделал вид, что удивлён, Ляхов. – Вас она каким краем интересует? Вы же не из тех структур. Она больше, помимо армии, в «правоохранительной сфере» работает. Это уж я Бориса Ивановича решил привлечь как боевой резерв. До него всё больше с начальством выше нас с вами званием общался…

Хворостов неопределённо покрутил головой.

– Слышал, слышал. Но всё равно неубедительно. Вы, предполагаю, специалист по понятной линии, а я – армеец. Мне кое-какие явные ляпы в глаза лезут, а ваши коллеги иногда настолько по-другому думают, что по пустякам привлекают сотню человек и сотни тысяч дензнаков. Не знаю, наши или те «дело Литвиненко» организовывали, но по-любому глупо. Я бы за двести долларов нанял негра, чтоб его в лондонской подземке ножом под рёбра ликвидировал. И никто б никогда концов не нашёл.

– Полностью с вами согласен. Только те люди другие задачи решают. Почему и не позволили Грачёву за час одним десантным полком чеченскую проблему закрыть. А он бы смог. Но это лирика. Ко мне какие вопросы? Только поконкретнее. Мне кажется, что у вас… Не знаю точно – или страх, или ревность. Если ревность – не надо. Вы своё гарантированно получите, если захотите, и мы с вами нигде не пересечёмся. А от страха лекарство – могу, как врач по образованию, кое-что прописать…

Хворостов стукнул ладонью по столу.

– Да что вы за человек? Мы всё могли за три минуты решить, а вы так поворачиваете, что полчаса говорим, и только вязнем…

– Не я первый начал, коллега. Всё решить можно было и из дома не выходя. Давайте, я вам просто картинку текущего состояния дел нарисую, и будем обсуждать… «Чёрная метка». Правда, красиво? Детство, «Остров сокровищ», пират Билли Бонс и так далее. Да ещё Борис вам напел про десятикомнатную квартиру, про деньги, что я ему давал, про разные чудеса в стиле театра «Варьете». Эдуард и Григорий с моей сотрудницей вчера по Москве погуляли, тоже порассказали… Вот вам и захотелось познакомиться, когда от верных друзей узнали, что Президента больше нет и сейчас самая гульба пойдёт… Сейчас, я думаю, – Фёст посмотрел на часы, обычные «Командирские», не «Бреге», не «Роллекс», – где-то в их штабе, на Мясницкой, скорее всего, идут лихорадочные совещания, как в Петроградском ВРК[20]20
  ВРК – военно-революционный комитет, орган для руководства захватом власти 25 октября 1917 г.


[Закрыть] 24 октября… Интересно, кто раньше успеет, мы или они?

– Снова уходите в сторону, – одёрнул его Хворостов. – «Чёрная метка»?

– А, – небрежно махнул рукой Ляхов. – Это, по сути, этакий «пазл», знаете такую игрушку? Нет никакой организации. Есть коробка с детальками, есть я и ещё несколько человек, знающие, как они друг с другом соединяются, и держащие в памяти картинку, которую нужно сложить. Сами же «детальки» понятия не имеют, что являются составной частью некоей сущности высшего порядка.

Вот, возьмём ваш ЧОП. Считай, штыков двести вы имеете, хороших, опытных. А что с ними сейчас делать, знаете? Допустим, второй «Форос» его организаторам удастся. Вы не боитесь, что завтра вас разоружат, а послезавтра – к стенке или по этапу?

Тут он как бы невзначай достал из кармана коробку белогвардейских папирос, подвинул полковнику.

Хворостов сначала долго смотрел на картинку с портретом Лавра Георгиевича и прочими деталями оформления. Как-то очень осторожно открыл, взял папиросу, понюхал, помял, закурил, наконец.

– Вы в том, что происходило в Москве в позапрошлом году, участвовали? – спросил, не глядя в глаза.

– Было дело. Только недоработали, о чём сейчас жалею…

– И всё равно, мне трудно вам поверить. Есть гораздо более простые объяснения, и они мне не нравятся…

– Очень жаль. Я думал, без демонстраций обойдёмся. Да вы курите, курите, это немного времени займёт…

Посмотрел на Вяземскую.

Та сидела, совершенно безразличная ко всему окружающему, будто просто ждала, когда командир что-то прикажет. Дождалась. Достала из кармана свой портсигар, под настороженными взглядами всех присутствующих вынула сигарету, щёлкнула зажигалкой. Одновременно пошёл сигнал Секонду.

– А я могу и ваш отряд вставить в свой «пазл», и послезавтра вы наденете давно заслуженные генеральские погоны, примете под команду дивизию «особого назначения» или – сами придумаете, что захочется. Вам ведь сколько? Пятьдесят три, пять?

– Всего пятьдесят один. Это я выгляжу старше…

– Ну, тем более. Служить и служить ещё можно. Помните, сколько Брусилову[21]21
  Брусилов А.А. (1853–1926) – российский военачальник, генерал от кавалерии (1912 г.), с 1916 г. Главком Ю.-З. фронта, автор т. н. Брусиловского прорыва, положившего конец «позиционной тактике». В мае 1917 г. назначен Верховным главнокомандующим (вместо Николая II) российской армии.


[Закрыть] в шестнадцатом году было? А ведь до этого никто о нём почти и не слышал. В шестьдесят три Галицийскую битву выиграл, на весь мир прославился, в шестьдесят четыре Главковерхом стал…

– Вашими бы устами… Но не уходите в сторону, сколько можно просить. Конкретно – кто вы на самом деле, что такое «Чёрная метка», какая ваша роль в творящемся бардаке и что вы хотите от нас?

Никуда не деться от литературных ассоциаций и даже аллюзий. Но что поделаешь, если происходило всё, как в известной книге, правда, с некоторыми коррективами: «За выкрашенной казарменной синей краской дверью послышался шум, полковник Хворостов недовольно оглянулся. А его собеседник, зловеще усмехаясь, медленно поднялся…»[22]22
  Источник – А. и Б. Стругацкие «Трудно быть богом».


[Закрыть].

Пока Сергей Саввич и его вернейшие, судя по всему, паладины только тянули руки к пистолетам, у кого в традиционных кобурах на поясе, у кого в других местах, Ляхов и его нежная возлюбленная уже держали в руках свои. Просто на всякий случай. Как в «Великолепной семёрке»: «Хлопай руками, быстрее хлопай!»

Дверь открылась. Сначала в неё цепочкой вошли пятеро солидных мужчин в камуфляжах. Руки у всех за спиной зафиксированы, и рты толстым специальным пластырем заклеены. За ними – четыре пёстро, совсем не по-военному одетые девушки с автоматами через плечо. Замыкающей – вездесущая Глазунова. Она с грохотом свалила на ближайший стол груду оружия и патронных подсумков. Выпрямилась и замерла, как бы охраняя свои трофеи. Глазами при этом постреливала по сторонам вполне дружелюбно. А присутствующие сотрудники Хворостова пока что только ошарашенно вертели головами. Молча.

– А где вторая половина отделения? – спросил Фёст у Полины.

– На постах. Этих ребят подменили. Система охраны и обороны не нарушена, – поручица опять улыбалась Ляхову так, что Людмилу передёрнуло. Нет, ну нельзя же так наглеть! Только Герте она готова что-то простить, но никому больше.

– Молодец, Полина. Завтра же здесь четвёртую звёздочку получишь, обещаю, а с остальным – твоё начальство разберётся. Ну и господин полковник пусть делает выводы, как у него караульная служба поставлена.

Повернулся к Хворостову.

– Вы садитесь, садитесь, Сергей Саввич. Где вы там служили, до штабов? Спецбатальон поддержки погранвойск? А до этого наверняка ведь рассказы про штурм дворца Амина слышали. Моим бы девчатам поручили – без стрельбы и ненужного кровопролития справились. Как оцените – ваши бойцы ведь далеко не мальчики. И кто их без шума снял и обезоружил? Вы, Глазунова, никого не покалечили?

– Обижаете, господин полковник. Пареньки и не рыпнулись… За что их бить?

Ляхов сел, совершенно машинально взял очередную папиросу. Ну не выходил без этого разговор.

– Так что, товарищ Хворостов, фронткамерад, про «Чёрную метку» вы можете предполагать, что вам угодно, а вот что вы думаете про моих девочек?

Вся прибывшая команда уже рассредоточилась по помещению, без нервного напряжения, но чётко контролируя весь его объём по многократно пересекающимся директрисам. И глазами, и стволами.

Главе принимающей стороны было крайне тяжело сохранить подобие самообладания.

Ещё и Людмила не выдержала, добавила «свои пять копеек».

Спросила, обращаясь к своим вчерашним спутникам, Эдуарду и Григорию, достаточно вроде бы опытным фронтовым разведчикам:

– Ну, что же вы своему командиру сразу всё не объяснили?

– Мы объясняли, он не поверил, – не то удручённо, не то со скрытым торжеством человека, чья правота подтвердилась самым наглядным образом, ответил Эдуард.

– Приношу свои извинения, – выдавил Хворостов. – Не скрою, не поверил, думал, чего-то вы недопоняли в происходившем. И сейчас не могу поверить. Как вы… ваши сотрудницы всё это провернули? Я ведь своих людей знаю…

– Своих знаете, моих – нет. А если разведке не удалось установить силы и средства противника, уровень его подготовки – нужно быть трижды осторожным. Да что я вам прописные истины объсняю? Вы обратили внимание, в каком чине госпожа Глазунова?

– Вы сказали – поручик. Я решил, что позывной такой…

– Отнюдь, это её подлинный чин, или, по-нашему, воинское звание. Дело, видите ли, вот в чём, – Ляхов щёлкнул пальцами, подбирая походящие слова. – В той армии, где служат эти прелестные существа, уровень военно-технической оснащённости значительно ниже, чем в нашей российской или, не к ночи будь помянута, американской. Приходится компенсировать. Про японских ниндзя слышали, конечно, или, если поближе взять – вьетнамцы в известной войне. Да, кстати, ваших ребят нужно освободить. Пусть не обижаются, что так с ними поступили, наглядный урок, ничего личного.

По его кивку девушки, сохраняя бдительность и осторожность, развязали охранникам руки, убрали пластыри.

– Скажите, – обратился Фёст к ближайшему из них, – вы что-нибудь вообще успели заметить, услышать, почувствовать?

Чоповец был в таком состоянии и настроении, что говорить не стал, просто отрицательно мотнул головой.

– Поподробнее, пожалуйста, – попросил Хворостов, – что это за армия такая, с дореволюционными чинами, плохим оснащением и высочайшим уровнем индивидуальной подготовки? Не израильская ведь?

– Упаси бог. Я как раз с самого начала хотел вам всё рассказать, да вы меня всё время отвлекали. Теперь слушайте. Удивляться не обязательно, просто так уж мир устроен…

Он буквально за десять минут, умалчивая лишь о том, что сейчас не имело непосредственного отношения к делу, рассказал и про другую Россию, и про «Мальтийский крест». Не стесняясь присутствия полутора десятка бойцов Хворостова. Таиться теперь незачем, если завтра всем этим людям придётся работать в связке с «печенегами» или любой пришедшей с той стороны воинской частью. На весьма ответственных должностях. Наверняка все присутствующие – офицеры, от капитана, как минимум, и выше. Каких служб – несущественно.

– Поразительно. Действительно, поверить почти невозможно, – сказал Хворостов, машинально жуя мундштук уже третьей «корниловской» папиросы. Теперь смысл коробки и картинки на ней приобрёл другое значение. А поначалу он просто за этакий прикол принял.

– Этим девушкам наша действительность тоже при первом знакомстве казалась абсурдом. Ничего, свыклись. Так что, будем вместе работать, или как?

У Хворостова и его окружения тотчас возникли примерно те же вопросы, что мучили и самого Президента. Насчёт аннексии, оккупации и прочего.

– Вы иначе на это дело взгляните, – предложил Вадим. – Вот абхазы, например, не обижаются, что мы к ним на помощь пришли. Живут, как жили, даже лучше, и имеют за спиной сто сорок миллионов друзей и семнадцать миллионов квадратных км надёжного тыла. А не пять миллионов врагов, мечтающих этих самых абхазов ассимилировать, в самом лучшем случае, и крайне сомнительное в роли гарантов «мировое сообщество». Так мы с ними всё же разного этнического происхождения, а в нынешнем случае вам готовы помочь четыреста пятьдесят миллионов единокровных братьев и сестёр, проживающих на двадцати пяти миллионах квадратов территории. При этом Император абсолютно не заинтересован как-то нас притеснять и ущемлять. Скорее – всё наоборот.

В ином случае – я, честно, устал уже повторять очень многим людям один и тот же довод – всё здесь пойдёт так, как уже началось. И чем оно закончится? Девяносто первый год рождественской сказкой покажется. Вас, как русских офицеров, этот вариант устраивает?

Фёст вдруг широко улыбнулся, будто ему надоело быть серьёзным и жёстким.

– Да вы на моих девчат посмотрите – все из другого мира, а сильно от наших отличаются? На оккупанток похожи? Если кого слегка ушибли невзначай, так они извиняются, правда, Полина? И все, к слову, незамужние. Имейте в виду, мужики.

Обстановка сама собой разрядилась. И девушки в ответ на слова Ляхова заулыбались, бессовестная Глазунова подмигнула самому Хворостову. Его «снятые с постов» офицеры тоже начали отходить от стресса. В общем, этакая «встреча на Эльбе». Только Людмила оставалась в фазе натянутой струны. Что-то ей всё же не совсем нравилось в обстановке, или приказ Тарханова, возложивший на неё ответственность за безопасность операции и лично Фёста в том числе (невзирая на его формально неизмеримо более высокое должностное положение), оставался доминирующим, не позволял расслабиться, как бы ни складывалась обстановка.

– Разрешите вас на минутку, господин полковник, – обратилась она к Ляхову.

Они вдвоём вышли за дверь.

– Что у тебя?

– Во-первых – как-то мне не по себе. Интуиция… Словно по спине оптическим прицелом шарят…

– Принимается. Во-вторых?

– Надо бы тебе с Президентом, а лучше, с Мятлевым связаться. Сказать, чтобы остальных своих друзей, если они ещё живы и на свободе, срочно к нам на квартиру вызвал…

– То есть?

– На этой стороне, конечно. Прикажи, чтобы всё бросили и туда мчались. Поднимутся на этаж, позвонят в дверь. Яланская, её предупредить тоже надо, объяснит, как впустить. Президенту их показывать пока не надо. Я правильно рассуждаю? Вернёмся, сам и решишь, показывать им наш терминал или как-то иначе… Те люди нам наверняка понадобятся, а их сегодня ночью вполне изъять могут, если не уже.

– Молодец! Талейран в юбке, – он не удержался, коротко поцеловал девушку. – А я и не удосужился. Хуже того, и Президент с Мятлевым про них не вспомнили… Сейчас сделаю. – Фёст начал набирать номер телефона. Действительно, как же это Людмила быстрее него сообразила то, о чём в суматохе даже сам Президент не подумал. Или подумал, но не видел реального способа забрать друзей туда, где сам оказался. Возможно, говорил об этом с Мятлевым и Журналистом, но и только. К нему не обратился.

Яланская сняла трубку. Вадим объяснил «коменданту гарнизона» то, что требовалось от неё, специально подчёркнув, что дверь между смежными квартирами должна быть обязательно закрыта на защёлку, когда (и если) очередные гости прибудут, не позволять им даже подходить к ней.

– Контакт между теми и этими до нашего возвращения исключить. Новоприбывшим накрой стол с закусками в кухне, напитки в баре. Ничего объяснять не надо. Не твоя, мол, компетенция. Теперь позови мне Президента.

Георгию Адриановичу он сообщил, как по этому же телефону дозвониться в другую Москву, выразил надежду, что с Писателем, Юристом и Философом пока что всё в порядке.

– Ну, если нет – примем меры. Лишь бы живы были, выручим из любого узилища. Не буду вдаваться в подробности, но такая тут технология – до моего прихода вы с ними увидеться не сможете. Галина (это так Яланскую звали) вам доложит, что прибыли, ну и радуйтесь. Договорились?

Президент предпочёл не задавать лишних вопросов. До самого дошло, что забыл о друзьях, слишком поглощённый и домашними, и здешними впечатлениями. С другой стороны – по тому же принципу «разновременности» с ними ничего такого просто не успело бы случиться. Зачистки, скорее всего, начнутся завтра и позже, при условии, что всё остальное пойдёт по устраивающему мятежников варианту.

И тут же, едва Фёст отключился от собеседника, на связь вышел Секонд, контролировавший периметр завода снаружи.

– У нас, похоже, тревога, – как-то очень буднично сказал он. – Территория, скорее всего, окружена. Герта говорит, что отслеживает не меньше полусотни человек в непосредственной близости, до десятка единиц техники. Кольцо пока очень редкое. Мы, – он имел в виду себя с Витгефт и оставшихся при нём троих «печенежек», – пока можем пройти к вам. Минут через десять они подходы верняком заблокируют. Решайте там, что в вашей ситуации выгоднее – жёсткая оборона, прорыв с боем или «выход малозаметными группами».

– Понял. Наблюдай, я сейчас.

Счёт шёл на минуты, и основное решение принимать не ему.

– Это вас, полковник, кто-то или выследил, или заложил. Прошу прощения за самоуверенность, но за нами хвостов не было. Эта ваша база, думаю, давно на примете, а сегодня пришло время, как в том анекдоте. Тут не спорю, наше прибытие на четырёх машинах могло спусковым крючком послужить…

– Плохо дело, Вадим Петрович, честно скажу. У меня здесь всего тридцать человек, включая… – Хворостов обвёл рукой комнату. – По тревоге, общему авралу, могу поднять ещё полтораста. Но собираться и добираться сюда им долго. Не меньше часа-двух. Это те, кто не дальше МКАДа живёт. И подходить-то будут, вот беда, поодиночке! Сами понимаете, мы к такому варианту не готовились, чтобы в каком-то специальном месте сначала собрались, потом единым кулаком и со специально к этому случаю назначенным командиром нам на выручку двинулись. С оружием тоже плохо. Пистолеты, дробовики. Настоящих автоматов едва десяток наберётся… Плохо, одним словом. У вас людей сколько?

– Со мной – пятнадцать. Оружия и боеприпасов – на двадцать минут серьёзного боя.

– Боеприпасами помочь можем.

– Едва ли, – мотнул головой Фёст. – У нас, увы, полный разнобой по системам. Если «восьмого года» есть – пулемёт наш постреляет, а так – всего две ленты. И «тэтэшные» пригодятся, почти у каждой девочки – «ППС». У прочих – «беретты» да «вальтеры».

– Для «ТТ» есть, но немного, меньше цинка. В большинстве «ПМ», «АК-7,62» да охотничьи для «Сайги» и помпового «ИЖа». Уходить надо, не отобьёмся…

– С таким боезапасом – точно. Но главное – смысла нет. А куда уходить?

– Да хоть в леса. И будем твоих друзей ждать. По первому сигналу выйдем и встретим. Есть хорошие места, с полсотни кэмэ отсюда, хрен нас там найдёшь и выковырнешь, а у нас – полная свобода манёвра.

– Толково. Но чтобы всех твоих ребят обзвонить – не меньше часа уйдёт. Потом вызовешь, когда прорвётесь. Ну, не мне тебя учить. Потом мы вам поддержку окажем, даже и бронетехникой. Связь со мной, Сергей Саввич, вот по этому телефону держать будешь. – Фёст протянул полковнику дешёвенький «Сименс». – Здесь «симка» совсем новая, с ходу не перехватят. Только сначала план подконтрольной вам местности покажи, будь добр, – попросил Фёст, уже составивший в голове план собственных действий.

– Эдик, быстро, – распорядился Хворостов, отходя с телефоном в дальний угол. Бывший командир разведбата отпер сейф, положил на стол ксерокопии плана заводских корпусов и прилегающей территории.

– Глазунова, с отделением бегом на позицию, в распоряжение командира. Вяземская – при мне. – И перешёл на немецкий.

Среди окружающих если кто и знал языки, так скорее английский. В школах и военных училищах немецкий, кажется, давно не учат.

– Лови идею. И передай Герте и Секонду. Блоки к бою. В подходящий момент обозначить себя и начать как бы отход… – он взглянул на план, отыскал устраивающее его место, – сюда, скажем. Через пять минут ты перемещаешься даже. Блоки – на парализатор. Как только в нужном пространстве соберётся подходящая масса – работать. Под пули подставляться запрещаю. Лично тебе приказываю – вернуться живой и целой. Ферштеен зи?

– Ага! – нагловато ответила Вяземская. – Вообще-то мне при тебе приказано неотлучно находиться. Герте приказывай…

– Одна не справится, – стараясь оставаться в рамках должности и возраста, ответил Фёст. – А я твои зихера терпеть не намерен, особенно – в боевой обстановке. Исполнять!

– Мы с Эдиком можем по старой памяти девушку сопроводить, – сказал Григорий, вынимая из шкафа два массивных помповых ружья, похожие на «ремингтон» или «мосберг», но с вдвое укороченным стволом. Двенадцатый калибр. Если заряжен картечью или полукартечью, в коридорах и подвалах ему цены нет. Классическая «окопная метла». В руках мощных разведчиков тяжёлые «дробомёты» выглядели как детская «воздушка».

– Нам не привыкать. А что такое «парализатор»? Как на Каретном?

Фёст с удивлением сообразил, что Григорий говорит на прекрасном «хохдойче». Тот улыбнулся и ответил на незаданный вопрос:

– Видите, и вы проколы допускаете. А я с десяти лет и до призыва в армию жил с отцом-офицером в Эберсвальде. У Люды немецкий лучше, чем у Шиллера и Гейне, вместе взятых, а вы, простите… Любому ясно, что если не из самой Рязани, так из окрестностей.

Это он намекнул на фильм «Парень из нашего города» и разговор пленного героя в исполнении Крючкова с немецким офицером.

– Да, это ты прав. Не подумал. Однажды ещё хуже было, в Намибии обругал таксиста матом, а этот «дядя Том» в канотье ответил мне очень адекватно. Оказывается, академию Фрунзе заканчивал.

Ещё посмеялись.

– В общем, иди, поручик, и ни о чём не тревожься. Главное, момент не упустите.

– Это уж вы с Секондом согласуйте, – буркнула Людмила, крайне недовольная, выдернула из-под юбки «беретту», не стесняясь чужих людей, выжидательно посмотрела на Григория.

– Подожди, – сказал Григорий. – Покурим напоследок. Дальше нельзя будет, а у меня через полчаса без курева руки трястись начнут. Сам знаю, что патология, а ничего поделать не могу.

И курил он обычную «Приму», затягиваясь так, что за один раз сгорала чуть не четверть сигареты.

– Если живы останемся, могу помочь вылечиться, – неизвестно зачем сказала Вяземская. Что ей до этого человека и его привычек? А вот сказалось, и всё.