Текст книги "Мой мальчик. You are mine"

Улица редела, и люди рассасывались по своим домишкам. Зажигались окна и затихали голоса. Где-то поодаль доносились пьяные вопли, а рядом вымирала всякая жизнь помимо случайных прохожих, будто выбившихся из графика мира.

Пора спать. Спальный район знал это. Он всегда спит, даже когда притворяется бодрым. Здесь люди рождаются, учатся, ходят и умирают. Во сне. И стоит им проснуться, они бегут прочь от душных построек и соседей, главным в жизни которых является титул «Лучшего подъезда года».

Одни могут ничего не делать для столь гордого звания, но счастливы лишь тем, что имеют возможность прикоснуться к чему-то важному, можно сказать, великому. «А мой подъезд лучший!» – замечают они, и кто-то с завистью удивляется: «Неужели?!», – теряясь в зыбком непонимании, что Вселенной срать на этот жалкий пшик, никчёмный по сравнению с вечностью.

Другие видят ценность своих стараний и приведения в приличный вид хотя бы одного крохотного уголка Вселенной. Они понимают, что живут не зря, ведь их труд оценили, ведь они… они не только родились, учились, ходят и умрут, но и сделали что-то, из-за чего их жизнь, возможно, станет чуточку больше смерти.

Кто-то напротив не пытается бороться и мериться письками ни с миром, ни со смертью, ни с жизнью. Они просто косят свой газон старыми косилками и вдыхают ароматы лета, ароматы крохотных дел, ароматы микроскопической, но огромной важности.

И сквозь кисель сна Лена выныривала, ловя ртом влюблённость, вытягивающую её на поверхность жизни. Имели ли все прошлые события хоть какой-то смысл кроме того, что привели её сюда? Сейчас уж точно они все померкли и утонули в вязкой жиже никчёмности.

Только чувства имели ценность. Кому важны миллиарды, когда вместо улыбки на лице застыла похоронная маска? Зачем путешествовать, если вместо тысячи эмоций ты получаешь лишь крестики на уменьшающейся карте? Зачем всё, если не чувствуешь ничего? Зачем?

Как-то в детстве Лена попросила у мамы мороженое. Был жаркий летний день, вот почти что как этот. Та сурово отчитала её, мол, ты совсем с дуба рухнула – у нас на хлеб денег не хватает, а тебе ещё кеды новые покупать. И Лена подумала, что правда, лучше купить новые кеды и хлеб, но внутри знала, что ей нужно мороженое. Его липкая прохлада обдала бы язык ледяным прикосновением, по коже побежали бы мурашки, а на лице появилась улыбка. Внутри всё взорвалось бы от счастья, от такой никчёмной бессмысленной мелочи, как холодная шняга в вафельном стаканчике. С тех пор она много думала, разбивала на столбики и отмечала плюсы и минусы и выбирала рациональные, нужные варианты, борясь с собой настоящей. И даже её безумная поездка на Гоа была чётко, но неправильно выверенной, потерянной где-то на разделительной полосе между тем, что нужно, и тем, зачем всё это действительно нужно.

Но сейчас разум поутих, он знал, что чувства сильнее. Это животное желание обладать и неистовое преклонение перед красотой юных лица и тела.

– А что ты красивая-то такая?

Лена сжалась. На лавку приземлился пропитый мужичок и уставил на неё свои поблёскивающие глазки.

Она молчала.

– Дашь за сиську подержаться?

Страх сжал виски, глаза забегали в поисках чего-нибудь тяжёлого.

– Бабы-то какие пошли, знаешь? Ни сисек, ни писек, а у тебя вон какие буфера!

Мозолистая лапа потянулась к налитым плюшкам, Лена резко вскочила и бросилась прочь. На повороте она влетела в прохожего, бросила сухое «извините» и только через пару шагов поняла, что это был Он.

Лена резко развернулась, задыхаясь от ужаса. Её больше не пугал озабоченный алкаш. Случилось нечто гораздо более страшное.

Все эти часы она сидела в надежде увидеть Мальчика, отхлебнуть из корыта его распростёртой на все четыре стороны энергии, и вот – какой-то занюханный пьянчужка свёл все труды на нет.

Лена метнулась за ним и встала как вкопанная. Он шёл к подъезду лёгкой походкой, до боли знакомой, прям как в песне поётся. Только без галифе и панам.

– Куда ж ты, красавица?! – возопил пропитой товарищ и шлёпнулся с лавки. – Мля…

Мальчик обернулся, и Лена затаила дыхание пытаясь запечатлеть на плёнку памяти любимое лицо. Свет фонаря вычерчивал профиль ровного носа и поднятую скулу. По коротким волосам пробежался лампочный зайчик, спрыгнувший с подъездного освещения, и Мальчик отвернулся.

Лена даже немножечко описалась. Совсем чуть-чуть.

Дверь снова поглотила его статное тело.

Как и вчера, он исчез, даже не попрощавшись.

Раздалось пиликанье, кто-то вышел из подъезда. Дверь какое-то время оставалась открытой, затем стала медленно возвращаться на исходную позицию.

Лена сделала шаг, но замерла.

Куда ей идти? Что делать? Пристать к нему в лифе?

Точно! Она бросилась, в последнее мгновение успела ухватиться за ручку, шмыгнула внутрь и, переведя дыхание, шагнула в сторону лифтов. Приставать к нему она не собиралась – слишком сыкотно. Но отчего бы просто не проехаться вместе? Дом большой, он, поди, и понятия не имеет, кто в нём живёт, а кто нет. Да и если бы и знал всех поимённо, она могла быть обычной гостьей одного из многочисленных жильцов этого муравейника.

Пусто. Его уже и след простыл.

Лифт со скрипом тащился наверх, оставив мечты о том, чтобы понюхать незнакомца, несбывшимися. Лена вовремя очухалась и увидела над створками табло с цифрами, отображавшими местонахождения лифта. Бинго! Теперь она точно узнает, где живёт её милый Мальчик.

Цифры неохотно менялись одна на другую. Пять, шесть, семь… Сколько же можно? Тринадцать. Четырнадцати не последовало. Шахта отдалась эхом остановки лифта, и «13» зависло, чтобы дать получше себя разглядеть.

– Тринадцатый этаж… тринадцатый… – повторяла Лена, боясь забыть или ошибиться. Она сверлила взглядом табло, чтобы точно знать, что этаж обитания её Мальчика не какой-то там, а именно тринадцатый. – Тринадцатый, – наконец уверенно заключила она, ещё немножечко потопталась и, заслышав звук открывающейся двери, пошла на выход.

Алкаш уже сладко сопел под лавкой, и Лена беспрепятственно прошествовала до метро. В прохладе вагона она не оглядывала пассажиров, как делала раньше. Все её мысли и чувства остались там, в том пропахшем кошачьим ссаньём подъезде, где она почти что зашла в лифт вместе со своим любимым, обожаемым Мальчиком. И тут её осенило – ведь она коснулась его! Коснулась, ё-моё!!! От этой мысли, ударом молнии ворвавшейся в начавший разжижаться мозг, у Лены стянуло вагину, а клитор набух так, что стал напоминать маленький членик. Она стиснула ножки в похотливом исступлении и закусила губу, будто одёргивая себя от воображаемых яиц. Глубоко вдохнула, принюхиваясь к их флёру, и потекла.

Короткая дорога домой казалась бесконечной. Эта пытка могла сравниться разве что с капанием на темечко, но была такой приятной. Ещё немного, и случайные попутчики могли стать свидетелями прилюдной мастурбации, а Лена – звездой ютюба.

Не успев закрыть входную дверь, она схватила через толщею шмоток торчащие соски и застонала. Рука скользнула между ног, одежда оказалась на грязном полу рядом с корчащимся телом, недавно её таскавшим. Пальцы собрали с языка обильную слюну и ухнули в письку, смачно заелозив по розовой шкурке. Не успела Лена поворошить свою дырку, как выгнулась натянутой тетивой, готовой выстрелить очередным «Гаамхом».

Ночь была полна размышлений о способах знакомства с Мальчком.

«Может, снова случайно с ним столкнуться и сделать вид, что повредила что-нибудь?..»

«Надо уронить что-то, чтобы он поднял…»

«Нечаянно облить его водой?..»

«Просто познакомиться?.. – нет, это бред полнейший. Глупость!»

Ближе к трём часам ночи Лена додумалась до того, чтобы метить в его подъезде, как собака, чтобы он привыкал к её запаху и потом на уровне инстинктов признал в ней свою. Была идея даже насрать ему под дверью, вот только зачем, Лена и сама не знала.

День был пасмурный. Дождик наплакивал сопливые лужи, разводя сырость в душах жителей города. Приезжие сетовали на погодные условия и уныло шастали по музеям и уютным кафе. Ароматы кофе и корицы заманивали их в тёплые жерла общепитов и грели промокшие туши жирдяев и кости доходяг.

С крыш капало, как с больных гонореей кончиков, и Лена грустно думала о том, как же она будет ждать своего Мальчика в такую непогоду. Возможно, стоит караулить прямо в подъезде? Или возле, под крышей, а когда он придёт, сделать вид, что забыла ключи.

– Скажите, как Вас там?

– Елена…

– Да, Леночка, когда мы уже будем стоять на голове и скручиваться в рогалик? Это йога или курсы вялого анонизма?

«Леночка» уставилась на новенькую взглядом усталого имбицила и отрапортовала до унижения снисходительным тоном:

– Это Ваджра йога. Ваджра. В рогалики скручиваются преимущественно на Аштанге. Следите за расписанием. Если есть какие-то вопросы, администратор пояснит все особенности каждого класса. После этого можете записываться на любой, соответствующий Вашим ожиданиям.

– Ваджра-хераджра, – брезгливо фыркнула дамочка и сложила коврик. – И кто такую херню придумал? Хочешь найти успокоение души и тела, а тут секта для пидоров.

Дверь смачно хлопнула, глубоко пропенетрировав кипящий мозг инструктора, с нечеловеческими усилиями нашедшего силы не послать посетительницу на куй.

Занятие было испорчено. Лена говорила невпопад, прерывисто дышала, мысленно возвращаясь к конфликту, и желала смерти зарвавшейся хамке.

И день был испорчен. Лена спотыкалась на каждом шагу, вляпываясь в лужи и натыкаясь на злых от дождя прохожих. Её прохудившийся полиэтиленовый плащик развевался на суровом ветру и больше раздражал, чем спасал от промокания. Единственным успокоением были мысли о встрече с Ним. И они же вгоняли в пахучие аналы депрессии. Такие слаженные в мыслях планы никак не могли быть претворены в жизнь. Лена знала. Она никогда не сможет заговорить с ним первой – начнёт заикаться, как малолетняя дурочка, или ловить немым ртом воздух, так ничего и не сказав.

И как это, вообще, будет выглядеть? Взрослая тётка подкатывает сиськи к пацану! Да это просто курам на смех! Даже гуси заржут, как ишаки. Надо было что-то придумать. Придумать… Только вот что?

«Думай, думай, думай…» – приказывала себе Лена, как забугорный недалёкий Винни-Пух. Ей не хватало мудрого Кролика. Или просто кролика с высоким уровнем производительности.

Несмотря на все усилия, её хватило только на идеи о том, чтобы случайно оказаться в его поле зрения, сымитировать ранение или… «Точно! Нужно застрять с ним в лифте! Только как это сделать?..» Думая над этой сложной задачей, она брела под проливным дождём уже знакомым маршрутом, ведшим к многоквартирному дому, в котором на тринадцатом этаже жила её малолетняя мечта.

И вот она, обитель Мальчика, окутанная туманом брызг непрекращающегося дождя. Словно фаллический исполин дом возвышался над всем сущим и ссущим на углу господином. «Может, в такую погоду он сидит дома и не выйдет сегодня?» Но она же вышла. Она-то здесь. Какие могут быть сомнения в том, что и он появится? Никаких.

Встав под козырёк, Лена тряслась, как сумасшедшая.

– Вам холодно? Зайдите погреться, – предложил вежливый мужичок, которому было невдомёк, что даму колбасит вовсе не от холода.

– Нет, спасибо, – Лена улыбнулась, поймав себя на мысли, что этот тип вполне мог оказаться Его отцом.

Люди проходили, пробегали и матерились из-за промокших туфель. Время шло, а Лена стояла на месте. Притаилась, чуть дыша и лелея надежду на удачное воплощение в жизнь задуманного. Она хорошо подготовилась – гуглила целых пять минут. Автоматические подсказки при введении поискового запроса её крайне удивили тем, что далеко не одна она такая шибанутая. Стоило ей начать набирать «как застрять в л…», как добрый дядюшка Гугл сказал: «пс, слышь чё – ты не вот это вот ищешь: «как застрять в лифте с парнем»?». Ей даже стало как-то неловко, что какой-то левый неодушевлённый чувак в курсе её коварного плана. Да и очередное свидетельство в неоригинальности её мышления не принесло шекелей в копилку самоуважения. Хотя чувство причастности к общему делу немножечко грело душу хиленьким костерком первобытности.

Советы пестрели однообразием, и Лена выделила для себя три основных: первый и имевший перед остальными явные преимущества – на ходу раздвинуть двери. Нет, конечно же, вовсе не нужно было превращаться в Халка и учинять погром, просто легонечко потянуть дверцу в сторону, аккуратно и незаметно. Лена даже немного потренировалась в собственном лифте, отчего пришлось вызывать лифтера, который так и не вызвался. Проблема решилась сама собой, когда кто-то из соседей нажал кнопку вызова на первом этаже. Как ни в чем не бывало Лена выпорхнула из кабины, радостная, как после удачной сессии. Теперь полученные в ходе обучения и практики знания нужно было применить в жизни – а на этом, как известно, многие сыпятся, даже имея возможность гордо подтираться красными дипломами.

Вторым вариантом значилось попеременное нажатие на кнопки «стоп» и любого этажа – только, конечно, не тринадцатого. Здесь было сложнее – каким образом потыкать на эти кнопочки так, чтобы жертва осталась в непонятках? Это Лена тоже хотела опробовать, но при первой же попытке ее грубо оборвал попахивавший дерьмом мужчинка и сделал всё сам. Вот где мужики, думала Лена, когда хочешь сесть в переполненном метро, или почистить картошку? А как испоганить гениальный план – так вот они, пожалуйста. Правда в итоге она все же сочла это везением, ибо в противном случае ей пришлось бы нюхать человека-говно куда дольше двадцати положенных секунд. В любом случае, даже если Мальчик тоже окажется сердобольным и заметит её нелепые тырканья в кнопки, он заговорит с ней и предложит помощь – уже кое-что.

Ну и третий, самый запасной из запасных вариантов – попрыгать в лифте, на худой конец – раскачать его. Худые концы Лена не любила, поэтому надеялась, что обойдется без столь радикальных мер. Но все же на всякий пожарный решила, что завопит «крыса» и подпрыгнет как сумасшедшая.

Дождь продолжал мочить улицы и прохожих. Лужи разрастались, как жопа после Макдоналдса. Лена, как прожженная прорицательница, предсказывала скорое появление Мальчика. Она тем самым разрастающимся местом чуяла, как он шлепает по лужам, как брызги мочат его светлые джинсы, как косой дождь умывает прекрасное лицо. Не хватало только коня и героически-романтического музыкального сопровождения.

Ветер заунывно взвыл, подогнав развязку. «Смотри! Смотри, презренная!» И Лена смотрела. Смотрела, как бежали двое: Он и она. Сквозь шум дождя слышался их заливистый смех. Они прятались под его курткой, распростертой им поверх уже мокрых голов вместо зонта. Под козырьком Мальчик расторопно полез в карман, девчонка в нетерпении ждала, когда он достанет ключи, откроет дверь, которая непременно запищит, повествуя о своей готовности, как прыщи на роже целки, и впустит её внутрь, как в скором времени и она впустит Его.

Дверь закрылась. В ней исчезли двое: Он и она, малолетняя прошмандовка с блёклой внешностью и пустой башкой. Разве она могла быть другой? Могла быть интересной и забавной? Весёлой, умной? Конечно, нет. Молодые берут только своей молодостью, больше в них нет ничего. Ровным счётом ничего. В это так хотелось верить, что верилось с крайне небольшим трудом.

Лена сделала шаг, потом второй, третий, четвёртый… Позади оставался дом, подъезд, лифт, в котором она непременно должны была застрять со своим Мальчиком. Теперь там, в недрах крохотной кабинки, стояли, тесно прижавшись друг другу, Мальчик и девочка.

А древняя тётка плелась одна под проливным дождём, скрывающим её слёзы от редких прохожих, которым было на неё откровенно начхать. Как и ему, её милому сердцу Мальчику.

Миллионы людей засыпают в мыслях о чужих мужчинах и женщинах, мальчиках и девочках, старичках и старушках. Миллионы людей плачут, страдают и дрочат на тех, кто так о них никогда и не узнает. Так и Лена лелеяла образ случайно увиденного в метро юнца. Она уже болтала с ним часами напролёт, касалась его лица, члена и кожи, она верила его обещаниям, которых он никогда не давал. Ещё даже не познакомившись с Мальчиком, она уже имела с ним общую историю, хранимую в альбоме воспалённого. Вот здесь фото их первого поцелуя, а здесь – первого минета. Где-то в промежутке между риммингом и признанием в любви завалялись совместные просмотры фильмов и поход в вегетарианское кафе. Он, безусловно, уважал её выбор и даже сам стал подумывать об отказе от мяса, но Лена его отговорила, ведь, помнится, когда-то кто-то ей говорил, что мужик должен есть мясо. И правда, парочка её бывших веганов крайне вяленько орудовали своими агрегатами, всё больше как-то Тантра, да медитации. Пусть лучше он пожирает трупы, чем она страдает от хронической формы неудовлетворённости плотоядной дырки.

Но кому нужен этот самопальный «фотоальбом»? Тут один фотошоп. Одна фикция.

Лена окончательно расклеилась. Ноги шли сами собой, зачерпывая воду из луж. Мясо отделилось от кожи, оставив опустошённую форму шаркать по унылой улице. Невидимая стороннему глазу раздетая до самой души Лена упала на колени и закричала, пронзив ливень болью непонимания. Ведь она всё продумала. Она знала. Она хотела.

А он…

В переходе метро кучковались люди. Они надеялись, что дождь скоро устанет и даст им возможность выйти на улицу. Сквозь толпу сухих, как сухари, людишек шла мокрая Лена. С неё текло ручьями, образовывавшими за ней полноводную Лену. Люди с удивлением косились на неё и нераскрытый зонт в руке.

Она молча прошла через турникет и встала на эскалатор. Тот нехотя вёз её вниз, на самое дно, хотя казалось, что Лена уже там.

Долгая поездка по «лесенке-чудесенке», как называла её маленькая Лена, пока та не «зажевала» её монетку, немного привела в чувства. Негоже так разнюниваться на людях, нужно взять матку в кулак, а уже дома ослабить хватку и хорошенько прореветься. Всё-таки ей не пять лет, как в тот злополучный день, когда чёртов эскалатор сожрал её «пятачок».

Неуютный свет вагона слишком ярко давал окружающим понять, что Лена недавно плакала. Её вспухшие веки и бодовый нос красноречиво сообщали, что и взрослая тётка может пускать сопли. Самые любопытные гадали, что там у неё случилось – чужое горе всегда крайне занимательно. Сердобольные одёргивали себя от желания пожалеть и почувствовать собственную необходимость в этом жестоком мире, где нет места протянутой руке, если только ты не проплатил его в переходе.

Возможно, прямо в те минуты её попутчики влюблялись и уносили свои чувства, выходя из вагона. Они возвращались в уютные квартиры и вспоминали прекрасные глаза, губы и сиськи, сведшие их с ума. Быть может, даже спустя годы они будут возвращаться к секундной улыбке, к пристальному взгляду или аромату, напомнившему о чём-то очень и очень хорошем. Крохи, крупицы многочисленных событий, дней и лет, они так и будут яркими всполохами на графике времени их жизней. Но кто-то просто выйдет, почешет жопу и забудет, как только что пускал слюни на аппетитную попку, обтянутую короткой юбкой.

А Лена забыть не могла. Бредя к своей занюханной съёмной квартирке она думала о Нём. Что бы было, не выйди она тогда следом? Может, в том случае почёсывания жопы было бы достаточно? Или она бы всю жизнь жалела, что так и не вышла следом?

Импульсивность и любовь с первого взгляда – это какие-то ругательные слова, детские. Им нет места во взрослом мире. Любовь должна иметь цену и развиваться по определённым канонам в зависимости от жанра. У писькастрадалиц она будет наращиваться на хлипкий фаллос избранника, поколачивающего их и периодически обмазывающего козявки и всякий шлак. У независимых дам есть целый списочек, чек-лист, только отметившись в котором самец имеет право на вязку. А с первого взгляда влюбляются только инфантильные глупые малолетки. Любовь – это же серьёзное чувство, это вам не хухры-мухры! А всё серьёзное должно быть строго классифицировано, проанализировано и зафиксировано за подписью Председателя. Так вот на любовь с первого взгляда сей субъект наложил вето, да и ещё кое-что, о чём история умалчивает.

Что бы там у Лены ни вспыхнуло при первом взгляде на Мальчика, где бы там ни засвербило при втором, она считала это любовью. Пускай больной, извращённой, собственнической, ненормальной, но любовью. Кто запатентовал значение любви? Кто ставит диагнозы и приписывает частичку «не», анализируя чужие чувства? Лена была несогласна, как и её кузен шизофреник с бесовскими речами пузатого психиатра.

В подземном переходе, где подслеповатая лампочка с трудом справлялась со своей задачей, тёрлись две цыганки. Одна брезгливо осматривала мокрый подол длинной юбки и говорила на своём. Вторая нервно теребила усики и зыркала по сторонам. Завидев Лену, она тут же метнулась в её сторону и запричитала:

– Ой, милая, вижу, беда у тебя. Всё из-за него, дай руку, всё скажу!

Лена вяло выдернула ладонь из шершавых клешней цыганки, но та продолжала распевно поскуливать:

– Я вижу, милая, всё она. Всё она. Наташа. Наташа, ведь верно говорю? Охмурила, одурила, под тебя метит. Достань денежку, всё скажу. Я не заберу, не бойся. Но правду хочешь – деньги всё скажут. А он твой будет, вот увидишь, если послушаешь. Помогу, всё скажу.

Лена вышла из перехода, оставив позади надоедливую гадалку. Та тут же увидела следующую жертву и метнулась к ней.

– Ой, милая, вижу, беда у тебя. Всё из-за него, дай руку, всё скажу! Всё она. Наташа. Наташа, верно говорю?

«Наташа…» Имя назойливо крутилось в голове. И тут до Лены дошло – девчонку её Мальчика точно зовут Наташа! И ведь правда, всё из-за неё, из-за этой потаскушки. А страдает Лена на полном серьёзе из-за «него» – всё как сказала цыганка, как пить дать, по фамилии Барнум. Но виновата она, «Наташа»! «Может, надо было дать ей денег? Послушать?»

В приступе безумной веры Лена стала припоминать, что там ещё несла усатая гадалка. Сквозь вереницы неразборчивых слов Лена выцепила «под тебя метит». А ведь действительно эта «Наташа» была ровно на том самом месте, где должна была быть сама Лена. Вот зря её с детства учили не верить цыганкам! Или, может, имелось в виду, что она буквально под неё метит, как мартовский котяра? Это уже было не важно, важно было то, что, несмотря на фатальный облом, появилась надежда. Девчонка только лишь занимала её место. Если она её место занимало, то было вполне логично предположить, что на самом-то деле оно реально принадлежит ей. А коли так, то нужно его вернуть. Вернуть во что бы то ни стало.

Логическая цепочка напоминала ту, которая спасла Лену в пятом классе от нервного срыва, когда одноклассник Вася, так нравившийся ей, влюбился в Галю с длинным носом, а вовсе не в неё. Умная подружка заключила, что если Васе понравилась Галя, то у него ужасный вкус, поэтому Лена ему и не нравится, ведь она очень красивая. Понравься она ему, то могла бы даже и обидеться, ведь он уродок любит. Хотя несколько лет спустя эта самая Галя лично сосала у Васьки и смачно причмокивала.

В квартире было тихо, даже соседи не врывались со своими «постирушками». Безмолвный шум проводов давно составлял часть городской тишины и незаметно проникал в мозг, будто подключая очередной прибор в сеть. Когда услышанные по радио, увиденные по ТВ и вычитанные в сети истории загрузились в мысли и развернулись на все задействованные полосы мозга, Лена вдруг вспомнила милаху-парикмахершу, скрутившую вора-неудачника и насиловавшую его три дня.

– Хм…

Уголки губ поползли вверх. Быть безумной было куда привлекательнее, чем старой и никчёмной. Игривые допущения немного развеивали тоску и растворяли боль утраты так тщательно подготовленной возможности.

Сначала всё воспринималось как шутка. Разве взрослая женщина может взять и похитить самца для своих плотских утех? Но история с парикмахершей не давала покоя. Картинки бегущего с малолеткой Мальчика перемежались с образами властной цирюльницы и её могучего страпона. Лена полезла в интернет, чтобы проверить, а был ли страпон, или насильница обходилась народными методами. Подробности увлекали всё больше и больше. Страничка за страничкой вели по аналам человеческих жизней, безумных похищений и влюблённых в своих насильников жертв. Это казалось бредом. Не может жертва какого-то чудика в него влюбиться. Не может и всё тут. Но то одна вышла замуж за террориста, то другая плакала, узнав о смерти своего похитителя, то третья даже не пыталась убежать от своего из-за трогательной симпатии.

Когда обычный человек смотрит на укуренных раздолбаев, они кажутся ему конченными идиотами. Они всё курят, дым добирается до «обычного», тот его вдыхает и уже тянется к косячку. Теперь ему всё становится понятно, он в теме. Вот и Лена оказалась «в теме», насосавшись испарений странных для простого обывателя историй. И в голове стал зреть дикий план. Дикий, дерзкий и невероятно мерзкий, как счёл бы один из её бывший, пацифист и любитель нежной лирики, которой травил Лену, убивая желание секса и сея желание убивать.

«А есть другой выход?..» Вроде его как-то и не было. С лифтом дело провалилось. Ну провалилось же! Завтрашних дней не бывает – раз сегодня он был не один и не сел с ней в этот злополучный лифт, то всё – я так не играю! Выдумывать ещё какие-то глупые уловки? Да ну нет, конечно. Он разве что вежливо предложит перевести её через дорогу, но никак не спросит телефончик. Так что хрен со всем, другого выхода не было. Разве что соскочить с этого дела. Но соскочить Лена просто-напросто не могла. Слишком сильным был этот наркотик, слишком мучительной была ломка.

Но такие вопросы с кондачка не решаются. Нужна была весомая теоретическая и практическая база. Экспериментировать, как с лифтом, она не собиралась, но основательно подготовиться было нужно. Как без этого? Иначе куда тащить? Где трахать? В конце концов, нужно хотя бы Виагрой затариться.

Чтобы быть подкованной в этом вопросе, Лена окунулась в омут классики жанра: «Мизери», «Коллекционер», «Хозяин». Даже пыталась найти рьяно цитируемую книгу «Как наладить личную жизнь с помощью стокгольмского синдрома», но была крайне расстроена, что её так никто и не написал.

Как прилежная ботанка, Лена тщательно выписывала нужные тезисы и идеи. Главным было уединённое место, где никто не сможет обнаружить её жертву. Подвала у неё не имелось, домика на отшибе тоже. Это заводило в тупик. Как заниматься похищениями без соответствующего требованиям помещения?

Первым пунктом в своём списке Лена записала: «Найти помещение». В характеристиках значилось: тихое и уединённое. Эта съёмная квартирка точно не подходила – раз Лена так отчётливо слышит соседей, то и они явно свидетельствуют каждый её бздёх.

Следом нужно было решить вопрос заполучения «материала». Ну каким образом она сможет затащить его в своё логово? Тачка, в которую можно было бы пригласить надрюкавшегося Мальчика, отсутствовала. Как и фургон, в который она бы его закинула, потравив предварительно хлороформом. О проваленном экзамене по вождению и думать не хотелось. У самого Мальчика, судя по всему, тоже машины не имелось, так что это лишало Лену возможности спасти любимого после аварии, а потом заново перебить ноги кувалдой или отхрячить ступню топором.

Да и калечить-то она его не хотела. А хотела любви. Простой, взаимной и глубокой.

Всю ночь не спалось. Лена обдумывала план. Это дело нельзя было откладывать. Нужно было взять быка за рога, пока не включился мозг и не отговорил от самого отчаянного и уголовно наказуемого в Лениной жизни шага.

Ближе к утру она заснула. Ей что-то снилось, но двенадцатичасовой будильник стёр воспоминания истошным воплем. У нормальных людей был выходной, а Лену ждала субботняя студия для желающих прочистить засорившиеся чакры.

Перед глазами были чужие стены и потолок, за которые Лена своевременно вносила арендную плату. Безликие обои сегодня вдруг нахмурились и отразили зародившийся стыд. Как-то Лена надрюкалась. Она тогда была ещё молодой, красивой и согласной с этими эпитетами. Под руку подвернулась отчасти знакомая девчонка, и Лена проболтала с ней три часа к ряду. Наутро ей было жутко стыдно, будто вывернулась наизнанку и показала запрятанное внутри говнецо. Но говно так и осталось, а вот что-то ценное пропало. Несмотря на то, что вчера Лена была трезва, да и левой девчонки вроде не наблюдалось, она выболтала сама себе кое-что о чём не подозревала или тщательно пыталась скрыть. Теперь это вылезло, теперь это уже не скроешь.

Почти так же ей было стыдно, когда она узнала, что девочкам пися нужна не только для того, чтобы писать. До этого случая Лена уже слышала о сексе как о чём-то гадком и постыдном. Мальчишки смеялись, девочки фыркали. А тут она поняла, что у неё есть дырка, в которую этот секс и сношается. Это была она, её тело, её дырка. С этим нужно было как-то ужиться. Время прошло, она стала её использовать по назначению.

Впереди было время, чтобы ужиться с очередной новостью о себе и решить, что с ней делать.

В студию пришло много людей. Они чуть ли не залезали друг на друга, расстилая коврики и скидывая тяжёлые кроссовки. И чего им всем не жилось спокойно? Искали какого-то там снятия стресса, просветления, открытия третьего глаза. У попёрдывающего хрыча он давно вылупился и никак не мог закрыться, чтобы сдержать удушающие газы.

Худосочная вобла с неистовым рвением вставала в асаны и дышала настолько громко, что было страшно представить, как она имитирует оргазм. Её длинные жерди распростёрлись в разные стороны, как паучьи лапки, и Лена с брезгливостью смотрела на её жалкие ужимки.

Рядом пыхтел подстароватый перец. Что-то дико бесило Лену в его мерзкой роже. На ней отражались все муки и страдания земли. Он поскрипывал и будто ждал, что все оценят его усердия и вручат медаль за отвагу.

В дальнем углу сверкала аморфная баржа в леопардовых леггинсах. Её зубы торчали, как у Багза Банни, из-за чего рот вечно был приоткрыт.

Лена поморщилась. Ей вовсе не нравилось всех ненавидеть, но пары истошного отвращение наполняли голову, и даже обычные люди начинала казаться мерзкими тварями, алкочеловеками с полотен Шульженко.

Настало время пения мантр. Лена проинструктировала всю группу, но, как обычно, нашлась парочка тормозов, которые ничего не поняли. Пришлось повторять снова. На этот раз до них дошло, или они только сделали вид, и Лена включила запись. Кое-кто переглядывался и похихикивал, смущая тех, кто хотел выполнить всё, как надо, но боялся выглядеть идиотом.

Лена пела. За закрытыми глазами остались собравшиеся в этом кажущимся от их обилия тесным зале.

– Ап Сахаи Хоуа…

– Хоуа, – прыснула кудрявая сучка, но Лена уже была не здесь. Её это уже не злило.