Текст книги "Песни сирен"

– В самую точку. Хороший систематик стоит полудюжины низовых сотрудников, – кивнула Кэрол. – Коннолли был одним из лучших.

Тони откинулся на спинку стула.

– Значит, если Хенди Энди выследил Дэмьена, не вызвав у него никакой тревоги, он чертовски умен. Признайтесь, Кэрол, если кто-нибудь неотступно преследует вас, вы ведь это заметите, не так ли?

– Надеюсь, черт побери! – сухо сказала Кэрол. – Но ведь я женщина. Мы, наверное, всегда чуточку осторожнее мужчин.

Тони покачал головой.

– Я думаю, что такой умный коп, как Дэмьен, заметил бы любой хвост, кроме профессионального.

– Вы хотите сказать, что нам следует искать кого-то, кто состоит на службе в полиции? – спросила Кэрол, повышая голос.

– Есть такая возможность. Я не могу сказать ничего определенного, пока не увижу всех улик. Это – то самое? – спросил Тони, кивая в сторону картонной коробки, которую Кэрол поставила у дверей его кабинета.

– Только часть. В машине остались вторая коробка и папки с фотографиями. А я ведь провела серьезный отбор.

У Тони вытянулось лицо.

– Хорошо, что это ваше, а не мое дело. Значит, нужно сходить за вещами?

Кэрол встала.

– Почему бы вам не начать читать, пока я схожу за остальным?

– Сначала мне хотелось бы посмотреть фотографии, так что я лучше пойду и помогу вам, – возразил Тони.

– Спасибо, – кивнула Кэрол.

В лифте они стояли, прислоняясь к противоположным стенкам, и оба ощущали физическое присутствие друг друга.

– У вас не брэдфилдское произношение, – сказал Тони, когда дверца закрылась.

Если он собирается работать с Кэрол Джордан, ему нужно знать ее профессиональные и личные побуждения. Чем больше он узнает о ней, тем лучше.

– Кажется, вы сказали, что оставляете на нас работу детектива?

– Мы, психологи, хорошо умеем фиксировать очевидное. Разве не это утверждают наши критики из полиции?

– Не в бровь, а в глаз. Я родилась в Уорвике. Потом были университет в Манчестере и переезд в Лондон на ускоренные курсы. А вы? Я не сильна в фонетике, но думаю, что вы с севера, хотя ваше произношение тоже не похоже на брэдфилдское, – отозвалась Кэрол.

– Родился и вырос в Галифаксе. Лондонский университет, потом докторская по философии в Оксфорде. Восемь лет в спецбольницах. Восемнадцать месяцев назад Министерство внутренних дел отобрало меня для определения осуществимости этого проекта. – «Дала мало, чтобы получить много, – с иронией подумал Тони. – Кто тут кого изучает?»

– Значит, мы оба с вами здесь чужаки, – подвела итог Кэрол.

– Может быть, поэтому Джон Брендон выбрал вас, чтобы поддерживать со мной связь.

Дверцы лифта открылись, и они прошли по подземной стоянке к парковке для посетителей, где Кэрол поставила свою машину. Тони вынул из багажника картонную коробку.

– Вы, наверное, сильнее, чем кажетесь, – изумился он.

Кэрол взяла папки с фотографиями и усмехнулась.

– И у меня «черный пояс», – сказала она. – Слушайте, Тони, если этот маньяк работает в полиции, что вы надеетесь найти?

– Я ничего не утверждаю. Я теоретизировал и не хочу, чтобы вы придавали этому значение, ладно? Сотрите запись, – пропыхтел Тони.

– Ладно, но какие могут быть признаки? – не отставала она.

Тони ответил не раньше, чем они вернулись в лифт.

– Поведение, которое выдает знакомство с полицией и судебными процедурами, – сказал он. – Но само по себе это ничего не доказывает. В наше время существует такое количество книг о настоящих преступлениях и телевизионных детективов, что каждый может разбираться во всем этом. Слушайте, Кэрол, забудьте. Нужно, чтобы ум ваш был открыт, иначе работа, которой мы занимаемся, ничего не стоит.

Кэрол подавила вздох.

– Хорошо. Но когда ознакомитесь с уликами, скажите мне, что думаете. Если это нечто большее, чем смутная догадка, нам нужно заново обдумать ход расследования.

– Обещаю, – кивнул он.

Дверцы лифта раздвинулись, поставив точку в разговоре.

Вернувшись в свой кабинет, Тони вынул из папки первую стопку фотографий.

– Прежде чем начнете, может, расскажете, что собираетесь делать? – спросила Кэрол, держа наготове блокнот.

– Сначала я просмотрю все снимки, потом попрошу вас ознакомить меня с ходом расследования. Когда это будет сделано, я сам проработаю всю документацию. После этого я обычно черчу профиль каждой жертвы. Потом у нас начнется следующий этап вот с этим, – послушно рассказывал Тони. – А потом я пойду по натянутой проволоке и нарисую профиль преступника. Это кажется вам разумным?

– Это кажется прекрасным. И сколько времени на это уйдет?

Тони нахмурился.

– Трудно сказать. Конечно, не один день. Однако, судя по всему, Хенди Энди работает в восьминедельном цикле, и пока признаков ускорения нет. Кстати, это само по себе необычно. Когда я изучу материал, у меня появится более четкое представление о том, как он собой управляет. Думаю, у нас есть время до следующего преступления. Он, вероятно, уже выбрал жертву, так что, если в деле появится просвет, нам нужно будет постараться скрыть это от журналистов. Меньше всего хотелось бы сыграть роль катализатора.

Кэрол тяжело вздохнула.

– Вы всегда так оптимистичны?

– Это приходит с опытом. Да, еще одно. Если у вас появятся подозреваемые, я бы предпочел ничего не знать о них на данной стадии – есть опасность, что мое подсознание повлияет на профиль, само того не желая.

Кэрол фыркнула.

– Это была бы большая удача.

– Все так плохо, да?

– Мы вызвали всех, кто состоит на учете за непристойное поведение, приставание или жестокое обращение с гомосексуалистами, но ни один даже близко не подходит.

Тони сделал сочувственное лицо и достал фотографии трупа Адама Скотта. Он взял ручку, пододвинул к себе блокнот и взглянул на Кэрол.

– Кофе? – спросил он. – Я давно хотел предложить, но наш разговор слишком занимал меня.

Кэрол почувствовала себя участницей заговора. Ей тоже был очень интересен их разговор, хотя ее мучила совесть, напоминавшая, что многочисленные убийства не должны быть источником удовольствия, пусть даже интеллектуального. Разговор с Тони – это разговор с похожим на нее человеком, у которого нет своекорыстных целей, чья главная забота – найти путь к истине, а не прославиться. До сих пор в расследовании ей не хватало именно такого человека.

– Меня тоже, – призналась она. – Я, наверное, приближаюсь к той точке, когда кофе необходим. Хотите, я схожу?

– Господи, нет! – Тони рассмеялся. – Вы здесь вовсе не для этого. Подождите, я сейчас вернусь. Какой вам?

– Черный, без сахара. Предпочтительно лекарственную дозу.

Тони взял большой термос из шкафа с папками и исчез. Через пять минут он вернулся с двумя чашками дымящегося кофе и термосом, протянул одну чашку Кэрол и жестом указал на термос.

– Я наполнил его доверху. Подумал, что мы просидим здесь еще какое-то время. Так что пейте, когда захочется.

Кэрол с благодарностью сделала глоток.

– Позвольте предложить вам руку и сердце, – сказала она, пародируя романтический стиль.

Тони снова засмеялся, чтобы скрыть дурные предчувствия, комком шевельнувшиеся у него в желудке, – знакомая реакция даже на самый невинный флирт.

– Вы запоете по-другому через несколько дней, – произнес он и вернулся к фотографиям.

– Жертва номер одни. Адам Скотт, – тихо сказал он, делая пометку в блокноте. Он просмотрел фотографии, одну за другой, потом вернулся к началу. Первый снимок: городская площадь. Высокие дома в георгианском стиле с одной стороны, современное офисное здание – с другой, ряд магазинов, баров и ресторанов – с третьей. Посреди площади – городской сад с двумя аллеями, пересекающими его по диагонали. В центре находился затейливый фонтанчик с питьевой водой викторианской эпохи. Сад был окружен каменной стеной высотой в три фута. С двух сторон были посажены густые кусты. Место казалось убогим, штукатурка на домах местами облупилась. Тони представил себе самого себя: вот он стоит на углу, всматривается, нюхает раздражающий воздух города, смешанный с застоявшимся запахом алкоголя и дешевой еды, слушает музыку ночи. Шум моторов, стук высоких каблуков по мостовой, обрывки смеха и крики, принесенные ветром, болтовня скворцов, чей сон потревожен светом натриевых фонарей. Где ты стоял, Энди? Откуда смотрел на облюбованный кусок сада? Что ты видел? Что слышал? Что чувствовал? Почему именно здесь?

Вторая фотография изображала часть стены и кустов со стороны улицы. Фотограф, по мнению Тони, проявил достаточную смекалку и запечатлел маленькие железные прямоугольники наверху стены – все, что осталось от ограды, которая, вероятно, была снята во время войны и пошла на изготовление пушек и снарядов. У некоторых кустов были поломаны ветки и смяты листья. На третьем снимке Тони увидел тело мужчины, лежащего лицом в землю, его руки и ноги располагались под странными углами. Тони втянулся в работу, пытаясь поставить себя на место Хенди Энди. Как это ощущалось, Энди? Был ли ты горд? Испуган? Ликовал? Чувствовал сожаление оттого, что оставлял предмет своего желания? Как долго ты позволял себе впитывать это зрелище, эту странную сцену, сотворенную тобой? Спугнул ли тебя звук шагов? Или тебе было все равно?

Тони поднял глаза. Кэрол наблюдала за ним. К его удивлению, впервые ему не стало неловко от женского взгляда. Может, потому, что их отношения стояли на твердой профессиональной основе, но без прямого соперничества. Напряжение в нем слегка ослабло.

– Место, где нашли тело. Расскажите мне о нем.

– Кромптон-Гарденз. Это в самом центре Темпл-Филдз, где соприкасаются городок геев и район красных фонарей. По ночам он плохо освещен, в основном потому что уличные фонари разбивают жрицы и жрецы любви, нуждающиеся в темноте. Люди совокупляются в Кромптон-Гардензе в кустах и на садовых скамьях под деревьями, в дверях учреждений, в подвалах домов. Прокат, проституция и случайные знакомства. В этом квартале всю ночь крутится много людей, но они не из тех, кто станет рассказывать о чем-то необычном, даже если они что и заметили, – объясняла Кэрол, пока Тони делал заметки.

– Погода? – спросил он.

– Сухая ночь, хотя земля была очень влажная.

Тони вернулся к фотографиям. Тело было снято с разных точек. Потом, когда тело убрали, влажную землю тоже сняли. Следов видно не было, только обрывки черного пластика. Тони указал на них кончиком ручки.

– Мы знаем, что это такое?

– Мешки для мусора Брэдфилдского городского совета. Стандартная продукция, используются всюду, где не годятся контейнеры на колесах. Такие мешки были в употреблении последние два года. Нет ничего, что помогло бы установить, когда они там появились, – сказала Кэрол.

Тони поднял брови.

– Со вчерашнего вечера вы запомнили чертовски много деталей.

Кэрол усмехнулась.

– Очень соблазнительно изобразить из себя сверхженщину, но придется признаться, что я постаралась узнать все, что могла, о двух других расследованиях. Я была уверена, что все они связаны, хоть шеф и не согласен. Нужно отдать должное моим коллегам – у инспекторов, которые ведут два других расследования, не сволочной характер. Они не возражали против того, чтобы я половила рыбку в их водах. Разбираясь ночью, я просто освежила все в памяти.

– Вы не спали всю ночь?

– Как вы сказали, это приходит с опытом. Я буду в форме примерно до четырех часов. Потом меня как будто кувалдой стукнут, – призналась Кэрол.

– Сообщение принято и понято, – ответил Тони, возвращаясь к фотографиям.

Он перешел к серии снимков мертвого тела. Труп лежал на спине на белом столе в морге, впервые были четко видны отвратительные увечья. Тони медленно просмотрел всю серию снимков, время от времени возвращаясь к предыдущим. Закрыв глаза, он смог представить себе, как нетронутое тело Адама Скотта медленно разворачивается ранами и синяками, точно неведомый цветок. Он почти мог вообразить себе руки, умертвившие плоть. Через несколько секунд он открыл глаза и снова заговорил:

– Эти синяки на шее и груди – что сказал патолог?

– Метки. Вроде любовных укусов.

Причудливая пародия на любовь!

– А эти места на шее и груди, там, где плоть была срезана? – отчужденно спросил Тони.

– Они были удалены после смерти. Может, ему нравится поедать их?

– Возможно, – с сомнением в голосе сказал Тони. – Вы не помните, были ли следы кровоподтеков на тканях?

– Кажется, были. – В голосе Кэрол слышалось удивление.

Тони кивнул.

– Я просмотрю доклад. Он умный малый, наш Хенди Энди. Мой первый вывод – это не сувениры и не каннибализм. Думаю, это следы укусов. Но Хенди Энди достаточно много знает о судебной стоматологии и понимает, что следов укусов, по которым можно опознать личность, будет достаточно, чтобы упрятать его за решетку. Поэтому, остыв, он убрал улики. Эти порезы на гениталиях – сделаны до или после смерти?

– После. Патанатом заметил, что они, похоже, сделаны неуверенной рукой.

Тони улыбнулся с удовлетворенным видом.

– А что он сказал об увечьях рук и ног? На снимках покойник напоминает тряпичную куклу.

Кэрол вздохнула.

– Он не хотел, чтобы его подталкивали к выводам. Все конечности вывихнуты, некоторые позвонки смещены. Он сказал… – Кэрол замолчала и повторила слова врача: – «Не нужно меня цитировать, но мне представляется, что такие увечья имели место после пытки на дыбе».

– На дыбе? Черт, мы действительно имеем дело с извращенным умом. Ладно. Следующий набор. Пол Джиббс. Это, наверное, ваш? – спросил Тони, откладывая фотографии Адама Скотта, вынимая содержимое второй папки и повторяя те же действия. – Где находится это место по отношению к первому?

– Сейчас покажу.

Кэрол открыла одну из коробок и вынула крупномасштабную карту, которую прихватила с собой. Она разложила ее на полу. Тони поднялся из-за стола и встал рядом с ней. Она сразу ощутила его запах – шампунь, аромат кожи, никакого лосьона после бритья, как у «настоящего мужчины», никакого одеколона. Она взглянула на крепкие бледные руки, на короткие пальцы с аккуратно подстриженными ногтями и с ужасом ощутила, как в ней шевельнулось желание. «Ты жалкая, как подросток! – жестоко выбранила она себя. – Как тинейджер, который влюбляется в первого же учителя, похвалившего ее работу. Пора повзрослеть, Джордан!»

Кэрол слегка отодвинулась, как бы хотела дать Тони больше места.

– Здесь Кромптон-Гарденз, – сказала она. – Улица Кэнел примерно в полумиле, вот здесь. А паб «Королева Червей» здесь, на полпути между ними.

– Можно ли предположить, что он хорошо знает эти места? – спросил Тони, рисуя свою собственную мысленную карту мест преступления.

– Наверное. Кромптон-Гарденз – всем известное место свалки, но два других предполагают высокую степень знакомства с Темпл-Филдз. – Кэрол опустилась на корточки, пытаясь понять, предполагает ли расположение мест, что к ним подъехали с одного определенного направления.

– Мне нужно посмотреть на эти места. Предпочтительно в то же время, когда были выброшены тела. Мы знаем, когда это произошло? – спросил Тони.

– Насчет Адама – нет. Установленное время смерти – за час до или через час после полуночи, но не раньше. Что касается Пола, мы знаем, что дверной проем был пуст после трех часов пополуночи. Время смерти Гэреса установлено между семью и десятью пополудни накануне того дня, когда было обнаружено тело. Что до Дэмьена, двор был пуст в половине одиннадцатого, – перечисляла Кэрол, закрыв глаза, чтобы было легче вспоминать.

Тони смотрел на лицо женщины, радуясь, что может рассматривать его в свое удовольствие. Даже когда блеск синих глаз не оживлял его, лицо это с полным правом можно было назвать красивым. Овальное, с широким лбом, чистой бледной кожей, густые белокурые волосы подстрижены слегка неровно. Сильный, решительный рот. Морщинка, которая появляется между бровями, когда она задумывается. Он давал ей оценку, как если бы смотрел на фото в истории болезни. Почему это так – стоит ему оказаться с женщиной, которую любой нормальный мужчина счел бы привлекательной, как что-то в нем наглухо закрывается? Потому ли, что он запрещает себе чувствовать, боясь утратить контроль, быть униженным? Кэрол открыла глаза и удивилась, увидев, что он ее рассматривает.

Он почувствовал, как у него вспыхнули уши, и снова повернулся к карте.

– Значит, это ночная сова, – резко сказал он. – Мне бы хотелось взглянуть на эти места сегодня ночью, если можно. Может, вы могли бы найти кого-то еще, кто показал бы мне эти места, а сами пошли бы и выспались?

Кэрол покачала головой.

– Нет. Если мы отправимся туда часов в пять, я потом поеду домой и немного посплю. Идет? – с запозданием спросила она.

– Превосходно, – сказал Тони, вставая и возвращаясь к своему столу. – Если вы не возражаете. – Он взял фотографии и заставил себя посмотреть на них глазами Хенди Энди – Пол – единственный, кто был избит так жестоко. У Гэреса есть порезы на лице, но ничего экстремального. А у Пола лицо раздроблено, превратилось в месиво – сломан нос, сломаны зубы, вывихнута челюсть. Анальные повреждения ужасают: его частично выпотрошили. Уровень насилия был одной из причин, почему суперинтендант решил, что мы имеем дело с разными преступниками. Ни один сустав у него не вывихнут, в отличие от остальных.

– Это тот, которого прикрыли мешками для мусора?

Кэрол кивнула.

– Такие же обрывки найдены под телом Адама.

Они перешли к Гэресу Финнегану.

– Я хочу хорошенько подумать об этом человеке, – сказал Тони. – Здесь преступник изменил свою манеру по меньшей мере в двух важных пунктах. Первое – место, куда он выбросил тело, переместилось из Темпл-Филдз в Карлтон-парк. Там тоже встречаются геи, но это отклонение от нормы. – Он на мгновение остановился и глухо рассмеялся. – Что я говорю! Как будто все его поведение не есть полное отклонение от нормы. Второе. Его письмо и видеоматериал, посланные в «Сентинел Таймс». Почему он решил объявить об этом теле, в отличие от всех остальных?

– Я думала об этом, – вступила в диалог Кэрол. – И спрашивала себя, не имеет ли это отношение к тому факту, что в противном случае оно могло пролежать там несколько дней, даже недель?

Тони сделал отметку в блокноте, а большой палец другой руки поднял вверх в знак похвалы.

– Потом раны на руках и ногах. Я знаю, это звучит дико, но тело выглядит так, словно его распяли.

– Патанатом не бредил, когда сделал такую же запись. Но раны на руках в сочетании с вывернутыми суставами плеч… варианту с распятием трудно что-либо противопоставить, особенно если вспомнить, что все случилось в Рождество. – Кэрол встала, потерла глаза, отгоняя сон, не смогла удержаться и зевнула, едва не вывихнув челюсть. Кэрол начала ходить по маленькому кабинету, пожимая плечами, чтобы ослабить напряжение мышц. – Психованный ублюдок, – бормотала она.

– Гениталии истерзаны еще более жестоко, – продолжал Тони. – Он практически его кастрировал. И смертельная рана – порез на горле – тоже стала глубже.

– Все это о чем-нибудь говорит? – невнятно спросила Кэрол, широко зевая.

– Как и вашему патанатому, мне пока что не хочется высказывать вслух предположения, – сказал Тони.

Он перешел к последнему набору фотографий. В первый раз Кэрол увидела, как с его лица спадает профессиональная маска: в глазах Тони был ужас, губы чуть дрогнули, он со свистом вобрал в ноздри воздух. Кэрол не удивилась. Когда они перевернули Коннолли на спину, детектив шести футов ростом, игрок в регби, упал в глубокий обморок. Даже многоопытный полицейский патолог на мгновение отвернулся, удерживая рвотный позыв.

Из-за трупного окоченения конечности Дэмьена Коннолли застыли, вывернутые суставы торчали под безумными углами. Но это еще не все. Его пенис отрубили и засунули ему в рот. Все тело от груди до низа живота было испещрено маленькими звездочками ожогов, составлявшими причудливые узоры.

– Боже мой! – выдохнул Тони.

– Он набил руку, не так ли? – с горечью спросила Кэрол. – Гордится своей работой, верно?

Тони ничего не сказал, заставив себя внимательно изучать жуткие фотографии.

– Кэрол, – произнес он в конце концов, – у кого-нибудь есть предположение насчет того, чем он выжег эти знаки?

– Нет. – Она покачала головой.

– Они странные, – продолжал психолог. – Рисунок меняется. Если бы он взял случайный предмет и все время пользовался им, все выглядело бы иначе. Здесь по меньшей мере пять вариантов узора. У вас есть специалист, который мог бы проанализировать это на компьютере? Выяснить, нет ли здесь скрытого смысла? Этих чертовых ожогов здесь десятки!

Кэрол снова потерла глаза.

– Не знаю. Мы с компьютером уживаемся не лучше Чарльза и Дианы. Я выясню, когда вернусь на работу. Или попрошу брата.

– Вашего брата?

– Майкл – компьютерный гений. Он занимается программным обеспечением игр. Если хотите, чтобы проанализировали ваш образец, обработали, превратили в игру, – он именно тот, кто вам нужен.

– И он умеет держать язык за зубами?

– Если бы не умел, не занимался бы подобной работой. Миллионные прибыли или потери зависят от того, поднимется ли его компания на следующую ступеньку лестницы раньше других. Поверьте мне, он знает, когда нужно повесить на рот замок.

Тони улыбнулся.

– Я никого не хотел обидеть.

– Вам это и не удалось.

Тони вздохнул.

– Видит бог, мне хотелось бы поскорее это выяснить. Хенди Энди не собирается останавливаться. Он слишком влюблен в свое дело. Посмотрите на эти снимки. Ублюдок намерен ловить людей, мучить их и убивать, пока вы его не поймаете. Это профессиональный убийца геев, Кэрол.

Дискета 3 ½, метка тома: Backup. 007; файл Любовь. 005

Я смело прохожу по дорожке и нажимаю на звонок. За те мгновения, пока он идет к двери, я изображаю на лице извиняющуюся улыбку – во всяком случае, я на это надеюсь. Когда он входит в холл, я вижу расплывчатые очертания его головы и плеч. Потом дверь открывается, и мы оказываемся лицом к лицу. Он вопросительно улыбается. Как будто раньше никогда в жизни не видел меня.

– Прошу прощения за беспокойство, – говорю я. – У меня сломалась машина, и я не знаю, где здесь платный телефон. Нельзя ли воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить в автосервис? Конечно, я заплачу за звонок… – И мой голос замирает.

Его улыбка становится шире и спокойнее, в уголках темных глаз появляются морщинки.

– Конечно. Входите. – Он отступает, и я вхожу в дверь. Он жестом указывает на холл. – Телефон в кабинете. Вон туда, направо.

Я медленно иду по холлу, настороженно прислушиваясь к звуку закрывшейся у меня за спиной двери. Когда замок щелкает, он добавляет:

– Надеюсь, ничего страшного?

– Я только найду номер. – И я останавливаюсь в дверях, чтобы сунуть руку в рюкзак.

Адам тоже останавливается, так что, когда я вынимаю баллончик с газом, он оказывается всего в паре футов от меня. Ничего не может быть лучше. Я распыляю газ прямо ему в лицо.

Взревев от боли, он отшатывается назад, к стене, царапая лицо руками. Я действую быстро. Одна нога между его лодыжками, рука – на его плечах, быстрый поворот – и вот он упал ничком на ковер, судорожно разевая рот. Мгновение – и я сижу на нем, хватаю за одно запястье и выворачиваю руку назад, чтобы на нее можно было надеть браслет. Теперь он сопротивляется, по лицу текут слезы, но мне удается схватить другую руку и закрепить на ней вторую половину наручников.

Он молотит ногами, но моего веса достаточно, чтобы удерживать его на полу, пока я достаю из рюкзака пластиковый мешочек на молнии. Открыв его, я вынимаю пропитанную хлороформом подушечку и прижимаю ее к его носу и рту. Тошнотворный запах достигает моих ноздрей, и я чувствую легкое головокружение и тошноту. Надеюсь, хлороформ не выдохся, пузырек стоял у меня года два, с тех пор как был украден из аптечки на советском корабле, после ночи, проведенной с одним из старших офицеров.

Почувствовав на лице холодный компресс, лишивший его доступа воздуха, Адам начал бороться еще ожесточенней, но несколько минут спустя ноги его брякнулись об пол. Я выжидаю еще немного, просто желая убедиться, что все в порядке, потом скатываюсь с него и связываю ему ноги хирургической лентой. Положив подушечку с хлороформом в надежный мешочек, крепко заклеиваю Адаму рот.

Я встаю и глубоко вздыхаю. Пока все хорошо. Я натягиваю пару резиновых перчаток и все осматриваю. Мне знакома теория французского криминалиста Эдмона Локара, впервые продемонстрированная во время суда над каким-то убийцей в 1912 году: всякий контакт оставляет след, преступник всегда что-то берет с места преступления и что-то там оставляет. Памятуя об этом, я тщательно выбираю одежду. На мне «ливайсы» той модели, которую часто надевал Адам, пуловер с V-образным вырезом – он купил себе такой в «Маркс и Спенсер» у меня на глазах недели две назад. Малейшая ниточка, оставшаяся после меня, будет идентифицирована с содержимым гардероба Адама.

Я быстро оглядываю кабинет, остановившись рядом с его автоответчиком. Модель старая, с одной кассетой. Я открываю крышку и забираю кассету. Будет приятно сохранить на память запись его голоса, потому что на видео тембр меняется.

Дверь гаража заперта. Я поднимаюсь по лестнице и нахожу пиджак от его костюма, брошенный на спинке стула у кухонного стола. В левом кармане лежит связка ключей. Снова спустившись вниз, открываю дверь гаража и отпираю заднюю дверцу его «форда» двухлетней давности. Потом возвращаюсь к Адаму. Он очнулся. В его глазах панический страх, сдавленные стоны доносятся из-под кляпа. Я улыбаюсь и снова прижимаю к его носу подушечку с хлороформом. На сей раз он, разумеется, не может оказать мне сопротивления.

Я придаю ему сидячее положение, приношу из кабинета стул. Мне удается усадить его, а из этого положения – перебросить через плечо и дотащить до гаража. Я бросаю тело в багажник и с силой захлопываю борт.

Проверяю время. Седьмой час. Пройдет еще час, прежде чем стемнеет настолько, что никто из проходящих мимо соседей не заметит незнакомца, выезжающего из гаража Адама. Время ожидания я заполняю, просматривая жизнь Адама. Пакеты фотографий с изображениями друзей, семейного рождественского обеда. Мне бы удалось прекрасно вписаться в его жизнь. Все это было бы у нас с ним, не окажись он таким дураком.

Телефонный звонок отрывает меня от интересного занятия. Пусть себе звонит. Я иду на кухню, беру бутылку с чистящим кремом, салфетку и тщательно промываю все поверхности в холле. Кладу использованную салфетку в рюкзак, потом беру пылесос. Медленно и внимательно обхожу весь холл, уничтожая следы борьбы с потертого берберского ковра. Тащу пылесос за собой прямо в гараж и ставлю его в угол так, будто он всегда здесь стоял, сажусь в машину Адама, нажимаю на кнопку дистанционного управления и завожу мотор. Дверь гаража плавно поднимается вверх.

Закрываю за собой дверь и выезжаю. До меня доносятся приглушенные стуки и мычание. Пошарив в отделении для перчаток, нахожу кассету. Сунув ее в плеер, включаю звук погромче и пою под запись, направляясь к вересковым пустошам.

Были у меня опасения, что машина Адама не осилит весь маршрут, и так оно и оказалось. Примерно в полумиле от дома колдобин стало слишком много. Вздохнув, я выхожу и иду за тележкой. Открыв багажную дверцу, чтобы погрузить Адама в тележку, вижу застывший взгляд широко раскрытых глаз. Но его сдавленное мычание не производит на меня никакого впечатления. Я без церемоний вытаскиваю его из машины и водружаю на тележку. Эти полмили по дороге даются мне с большим трудом, потому что сопротивление Адама мешает мне. К счастью, тетя Дорис оказалась предусмотрительной и купила настоящую строительную тележку с двумя колесами впереди.

Когда мы добираемся до фермерского дома, я открываю дверцу люка. Погреб внизу выглядит темным и зовущим. Глаза Адама расширяются от ужаса. Я глажу его по мягким волосам и говорю:

– Добро пожаловать во дворец наслаждений.