Текст книги "Дети лагерей смерти. Рожденные выжить"

Твоя Пира».

В письме от 12 марта Тибор отвечает:

«Золотая моя Пиречка, как же я счастлив читать твои письма. Какая радость! В эти безотрадные будни твои милые слова, как лучи солнца, пронзают темные тучи. Я хотел бы выразить свою радость и благодарность… Но боюсь, что не смогу! Я думаю о том, что уже завтра в 4.30 мы увидимся, думаю об этой приятной возможности провести вместе время, но сталкиваюсь с осознанием произвола судьбы. Ведь на наш пятимесячный юбилей мы не сможем быть рядом. Я не стану сейчас тратить все слова, оставлю на завтра, когда наконец-то увижу тебя… Не могу дождаться мгновения, когда заключу тебя в объятья… До завтра, моя дорогая… а до этого мгновения пусть мчатся к тебе мои поцелуи,

Твой Тибор»

Пара оформила свои отношения 21 июня 1941 года в Братиславской синагоге. Невеста, 25 лет, была одета в прекрасное вышитое белое платье, белые туфельки, маленькую шляпку и жемчуга. В руках она несла букет белых лилий, что означало ее согласие с ктубой (еврейским брачным контрактом). Жених, 27 лет, был одет в модный черный костюм с брюками-багги. Родители Приски, Эмануэль и Паула, считали жениха «идеальным» и с удовольствием дали свое согласие – для них самих было важно устроить праздник в это темное время. Родители Тибора на свадьбе не присутствовали. Его отец покончил с собой в этом году, оставив мать в одиночестве. Тибор поехал ее навестить и поддержать, но вскоре вынужден был возвратиться в Братиславу, потому что рисковал быть арестованным за нахождение вдалеке от места прописки. Приска и ее родители стали его новой семьей. Союз был счастливым, молодожены идеально друг другу подходили. «Мы ни разу не ругались», – говорила Приска, которая всегда считала своего мужа восхитительным человеком. Ей нравилось, что он говорил на «правильном» словацком, чем немногие могли похвастаться; иногда они в разговоре переходили на немецкий или венгерский. «Он всегда был добр ко мне и искренне восхищался моими способностями к языкам. К Тиборко остались самые теплые чувства. Такого замечательного мужа сложно было даже представить».

Но эхо войны омрачило хрупкое счастье. В день их свадьбы Гитлер напал на Россию согласно своему плану «Барбаросса» по захвату российских территорий. Молодожены все еще надеялись на лучшее и даже представить не могли, что ждет их впереди. Они переезжают в дом 7 на улице Рыбарска брана (Rybárska Brána), позже переименованной в Fischertorgasse, в самом центре города, сразу за главной Площадью (Hlavné Námestie). Они жили счастливо, несмотря на окружающие обстоятельства. Почти сразу Приска забеременела, чему они несказанно радовались. У Тибора был стабильный доход. Он сумел сохранить работу благодаря расположению начальства даже в 1941 году, когда всем евреям в Словакии предъявили новый список правил и ограничений (Židovský Kódex), в котором было не менее 300 нововведений. Среди них было и обязательство носить повязку со звездой Давида, хотя казалось, что эта традиция ушла в прошлое более 100 лет назад. Все документы евреев должны были штамповаться большой буквой J (от нем. Jude – еврей). Повязки, нарукавники и эмблемы они покупали в рулонах, которые производились на фабриках, где эти же самые евреи некогда зарабатывали на жизнь. Эмблема пришивалась и спереди, и сзади на всю верхнюю одежду, но чаще всего ее носили слева на груди. Гонения на евреев усугубились в связи с тем, что теперь они еще сильнее выделялись из толпы. В опасности были не только их предприятия, они сами каждый раз подвергались насилию, выходя за порог собственного дома. Многие друзья Приски и Тибора отдавали огромные суммы денег за поддельные документы, хотя все же оставалась вероятность быть пойманными.

Начальник Тибора помог ему избежать некоторых ограничений, в том числе ношения звезды, но у Приски такого покровителя не было. Каждый раз, когда они вместе шли в места, где евреям было запрещено появляться, Приска прикрывалась сумкой или отгибала лацкан пальто так, чтобы спрятать звезду. В скором времени поступило распоряжение всем евреям покинуть центр Братиславы и перебраться на бедные окраины. Приска нашла себе работу учительницы в начальной школе города Пезинок в 20 километрах от Братиславы. Тибор каждый день в 6 утра уезжал в столицу. «Он любил свою работу, мы ждали ребенка». Родителям Приски, деду и сестре Боежке удалось остаться в своей квартире на берегу Дуная, где Боежка продолжала шить на продажу. Сплоченная семья продолжала верить и надеяться.

Приска преподавала вплоть до запрета всем неарийцам учить арийских детей. Тепло попрощавшись со своими учениками, она успокоила их, рассказав, что англичанин из местной языковой школы пригласил ее преподавать у них, да и зарплата там выше. «Мне было из чего выбирать. У меня все еще оставались частные ученики, которые продолжали ездить ко мне, будто ничего не случилось. Я не страдала. Мне платили, и я жила дальше». Желая помочь семьям, которым не так повезло, она бесплатно давала уроки немецкого, французского и английского языков.

У нее случился выкидыш.

Они тихо горевали в то время, как вокруг нацисты еще сильнее ужесточали ограничения. Евреев обязали описать собственное имущество: серебро, предметы искусства, украшения, мебель, а потом и самостоятельно привезти все нажитое в местные банки. Затем последовала конфискация теплой одежды. Животных тоже нельзя было содержать: кошек, собак, рыбок и птичек следовало сдать в общее хранилище.

Словакия под началом отца Тисо стала первым союзником стран «оси», помогая СС выселять евреев в гетто, забирая в концлагеря и принуждая работать на Германию. Чтобы поддерживать население Словакии, государство обязалось выплачивать по 500 марок за каждого депортированного еврея. В свою очередь нацистское правительство заверило Тисо, что «паразиты» никогда не вернутся и не посягнут на собственность, которую у них изъяли. В этой репрессивной атмосфере десятки тысяч людей были арестованы словацкими солдатами и дружинниками и отправлены в трудовые колонии на территории Словакии – Середь, Выхне, Новаки.

Несколько тысяч узников работали в лагерях, обеспечивая немецкую армию, но еще приблизительно 58 000 евреев отправились в рабочие колонии на востоке. Нацисты звали эту депортацию «Осттранспорт». Предполагалось, что там заключенные будут работать в непосредственной близости к оккупированным польским территориям, на которых находились стратегические оружейные заводы, за что евреям будут давать еду и кров. Многим обещали, что они будут собирать урожай и возводить новое еврейское государство.

Беспомощным и брошенным евреям в Словакии уже никто не мог помочь – оставалось лишь мириться со своей чудовищной судьбой. Они сознавали, что их ждут только лишения и репрессии, но надеялись, что после войны снова смогут вернуться к нормальной жизни. Целые семьи добровольно отправлялись за своими заключенными родственниками, лишь бы держаться вместе. Или обещали присылать деньги, письма и посылки с едой, в полной уверенности, что те достигнут адресата.

В марте 1942 года, спустя 9 месяцев после свадьбы и во время, когда им предполагалось праздновать пополнение в семье, Приска узнала о том, что Боежку отправили в лагерь после приказа словацкого правительства выделить тысячу одиноких работоспособных женщин. Узнав о судьбе Боежки, Приска кинулась на вокзал, чтобы спасти сестру – а ведь это могло стоить ей жизни. Поезд уже был набит до отказа перепуганными женщинами, в этой толпе не удавалось ничего толком разглядеть. Приска начала бросаться на солдат с просьбой освободить ее сестру, на что они отвечали: «Если не замужем – полезай в поезд, если замужем – проваливай отсюда».

Устрашающие бойцы Глинковской гвардии, натренированные в СС, арестовали Приску, и она провела ночь в тюрьме. Обезумевший от ужаса Тибор не знал, что с ней и где она находится, но на следующее утро ему пришло сообщение: «Приходите в отделение и заберите свою жену. От нее много проблем». Он пришел в участок и даже убедил полицейских не взимать штраф, но был так зол на Приску за необдуманный риск, что отказался с ней разговаривать – правда, только на полдня. Его жена была убита горем от того, что не смогла спасти свою милую Боежку.

Вскоре Приска снова забеременела. Мир вокруг рушился, но пара исполнилась радости. Они до конца не понимали всей опасности, а между тем ночами глинковцы собирали тысячи людей и отправляли в колонии. Однажды, услышав стук сапог в коридоре, родители Приски выбрались из окна – к счастью, им удалось сбежать.

Но 17 июля 1942 года удача от них отвернулась. Эмануэль и Паула были бессильны против распорядителей жизни и смерти, их схватили без предупреждения. Приска узнала об этом слишком поздно. Им обоим было под 60, последний шанс попрощаться исчез. Так же, как и сестре, Приска не могла ничем помочь. Не смогла она уберечь и второго ребенка. «Я думала отправиться на восток, мне стало нечего терять».

Тибор узнал, что и его мать забрали в польскую Силезию. Она была стара и одинока. Тибор понял – теперь он сирота. Приска сохраняла некоторые контакты со старыми знакомыми и через Гизку узнала, что большая часть еврейского населения Злате-Моравце зачищена – все друзья, родные и близкие. Отныне хранение вещей, переданных Гизке, потеряло всякий смысл. Лучшая подруга, с которой они вместе прошли каждый шаг старшей школы, рисковала жизнью, храня у себя их вещи. Родителей и сестру увезли, ребенка она потеряла – и зачем, спрашивает она себя, нужен будет китайский сервиз и серебряные приборы, если не с кем сесть за шаббатный стол?

Аничка под псевдонимом и с помощью друзей-немцев смогла сбежать в Высокие Татры, где работала официанткой под присмотром дяди по материнской линии, доктора Гиза Фридмана, старшего пульмонолога в местном санатории для туберкулезных больных. Он забрал к себе и 83-летнего Давида Фридмана, деда Приски, который остался один после ареста родителей. Сына Анички, 11-летнего Отто, спрятали в католическом монастыре. Банди обжился в Палестинском мандате. Янко сбежал из рабочей колонии и вступил в ряды партизан, нападавших на глинковцев и сражавшихся с прогерманским правительством. О нем долго ничего не было слышно.

Возвращаясь к своему давнему интересу к христианству, Приска приняла крещение в надежде, что это ее спасет. Тибор, выросший в более строгом соблюдении иудейских канонов, не верил, что это выход из положения. Но оба продолжали соблюдать иудейские традиции. Несмотря на изменчивость окружающей ситуации – а может, вследствие нее – Приска снова забеременела, но и этого ребенка не смогла выносить.

К осени 1942 года словацким правительством были остановлены отправления на восток. Политическая и религиозная элита вместе с еврейским подпольем (Братиславская рабочая группа) начали оказывать на Тисо давление, узнав, что 58 000 евреев отправили на смерть. Среди них более 7 000 были детьми.

В следующие два года словацкое правительство пересмотрело свою политику и не отпускало оставшиеся 24 000 евреев, так что они оказались в относительно безопасном положении. Рабочая группа прилагала нечеловеческие усилия, чтобы склонить на свою сторону ключевые фигуры режима. Они добрались даже до канцлера СС по еврейским делам в Словакии, Дитера Вислицени, и предлагали ему миллион марок золотом. План «Европа» окончился, когда Вислицени сместили. Меньше чем за год им удалось облегчить ограничения, наложенные на евреев, сократить преследования, но опасность витала в воздухе.

Благодаря работе Тибора и частным урокам Приски они смогли вернуться в Братиславу и, несмотря на ограничения, жили намного лучше, чем тысячи людей по всей Европе. Каждый раз, когда в Приске просыпалась прежняя сладкоежка, они заходили в свое новое любимое заведение, кафе «Стефанка», где позволяли себе кусочек торта.

Как и большинство их друзей, евреев и неевреев, они старались поменьше переживать и ставили на скорое окончание войны. В 1943 году казалось, что союзники уже на подходе и удача на их стороне. Оставшиеся радиостанции сообщали новости из Польши, где партизаны помогали Красной армии. После 5-месячной битвы немцы потеряли Сталинград. Союзники отвоевали Ливию, Африканский корпус сдался. Италия объявила войну Германии, и Берлин срочно эвакуировали. Свет ли это в конце тоннеля или все усугубится?

Никто не мог ответить на этот вопрос. И о жизнях своих близких они тоже ничего не знали. По Братиславе ходили смутные слухи о том, что делают с евреями и прочими арестованными в колониях. Люди умирали на работах, от голода и вследствие насилия. В 1942 году многие британские и американские источники сообщали о целенаправленном истреблении евреев. Подтверждение и широкое распространение эти истории получили в апреле 1944-го, когда Рудольф Врба и Альфред Вецлер сбежали из места своего заключения на юге Польши и рассказали общественности о газовых камерах. Мужчины дополнили свой рассказ подробными планами Аушвиц-Биркенау. Какое-то время многие им не верили, однако старались избегать поездок на восток.

Приска и Тибор тоже не верили – казалось, что такие зверства просто немыслимы. Среди их друзей также бытовало мнение, что мужчины либо лишились рассудка, либо слухи сильно преувеличены антинацистской пропагандой. Несмотря на все пережитое, молодые люди не верили, что Гитлер исполнил все то, о чем говорил, а именно изничтожал каждую единицу неблагоприятного происхождения во имя создания мира чистой расы. Германия же относится к самым цивилизованным странам, как же так? Нация, взрастившая Баха и Гете, Моцарта и Бетховена, Эйнштейна, Ницше и Дюрера, не может продвигать столь монструозный план – или все-таки может?

Подогревая в себе надежду на скорое окончание войны, суть которой им оставалась неясна, молодые люди продолжали делать все возможное ради поддержания нормальной жизни. В июне 1944 года, за неделю до четвертой годовщины их свадьбы, Приска и Тибор вновь решили завести ребенка. Спустя два месяца их относительно спокойную жизнь нарушило Словацкое народное восстание – вооруженный мятеж, целью которого был государственный переворот, а именно свержение власти марионеток. Среди тысяч мятежников находился и брат Приски, Янко.

Активное сопротивление началось в Низких Татрах 29 августа 1944 года и быстро распространялось, пока до вооруженных сил Германии не дошел приказ немедленно подавить восстание, вследствие чего погибли тысячи людей. И тогда все изменилось. Солдаты, которым было поручено устранить мятежников, подчинили страну руководству гестапо. Первым же заданием было принудить президента Тисо отправить оставшихся евреев на восток. Люди снова пытались сбежать в Венгрию и соседние государства в надежде избежать смерти.

Приска и Тибор даже перед лицом неизбежно печального исхода оставались оптимистичными и не покинули Братиславу, ведь так долго им удавалось избежать поимки. Каждый день, возвращаясь невредимыми домой, они воспринимали как подарок небес. Между тем, приходили хорошие новости – Париж освобожден, а вместе с ним ключевые порты во Франции и Бельгии. Союзники начали обстреливать Голландию – разве не должна Германия капитулировать после такого?

В сентябре 1944 года пара праздновала 30-летие Тибора. В том году на его день рождения выпал Иомкипур, «Шаббат Шаббатов», 24-часовой пост перед Днем искупления и один из самых священных обрядов в иудаизме. Омыв руки, они сели за стол и принялись за ужин, составленный из всего, что удалось найти в столь стесненных условиях. Они праздновали не только юбилей Тибора, но и новую жизнь, которую Приска носила под сердцем уже 8 недель. Они молились, чтобы их четвертый ребенок выжил.

Два дня спустя их надежды на счастливую жизнь рассеялись, когда в их дом вломились члены Freiwillige Schutzstaffel (добровольцы СС) – организации, состоявшей из словацких немцев. Молодым людям было приказано собирать пожитки в два небольших чемодана, чей совместный вес не должен превышать 50 килограммов.

«То были чудовища, – рассказывает Приска, – совершенно бесцеремонные. Я молчала, они тоже ничего не говорили. Я знала, как сохранять спокойствие перед лицом опасности. Сцен я не устраивала». В тот приятный осенний день Приска и Тибор были куплены нацистами за 1 000 марок. Их насильно вывели на улицу и затолкали в автобус. Пришлось оставить коллекцию марок, трубок, рубашек и долгие годы записей во всевозможных блокнотах.

Молодую пару отвезли в большую братиславскую синагогу на улице Хэйдукова. Там их надолго заперли с другими арестованными. Люди сидели на полу, вповалку со своим багажом. Приска впервые испытала приступ утренней интоксикации. Борясь с подступающей тошнотой, Приска жалась к Тибору, а он успокаивал ее, заставляя думать об их будущем ребенке. «Он гладил меня и успокаивал: “Может, они потом просто отправят нас домой, Пиречка”. А я думала о ребенке. Я невыносимо хотела родить этого ребенка».

В тот день их в числе 2 000 других людей посадили в автобусы и отправили на железнодорожную станцию города Ламач, откуда переправили на восток, в лагерь Середь в Дунайской долине. Бывшая военная база Середь до Словацкого народного восстания управлялась Глинковской гвардией, а после перешла под руководство офицера СС Алоиса Брюнера, оберштурмбаннфюрера и ассистента Адольфа Эйхмана, который был одним из исполнителей гитлеровского «окончательного решения еврейского вопроса».

Брюнер был послан в Словакию, чтобы лично проконтролировать заключение оставшихся евреев после успеха в подобной операции в Виши, во Франции. Он любил надевать белую униформу, поэтому из многих свидетельств можно сделать вывод, что именно он причастен к отправке 100 000 евреев в Аушвиц.

Новоприбывших в Середь загнали в деревянные бараки. При таком количестве людей невозможно было даже дышать. Дегуманизация начиналась с утренней сирены на подъем. Узники отправлялись заниматься изнурительным физическим трудом, их постоянно избивали. Предполагалось, что они должны существовать весь день на чашке горького «кофе», миске супа сомнительного происхождения и краюшке черствого хлеба. Наиболее религиозные евреи использовали суп для омовения рук, после чего делили между собой свой более чем скромный рацион. На Иом-кипур, день, когда Тибора и Приску схватили, нацисты разожгли посреди двора костер и поджарили свинью, пригласив всех желающих отведать мяса. Говорят, что, несмотря на голод, никто не сделал этого.

Первые транспортировки на восток из Середи начались сразу после прибытия Приски и Тибора. Брюнер должен был устранить всех из лагеря, потому что новая партия была уже в пути. Среди ночи словацкие и венгерские офицеры СС строем вывели к поезду 2000 братиславских евреев и насильно затолкали в вагоны. От 80 до 100 человек умещали в один вагон без окон, а когда закрывалась дверь, люди оставались во тьме и едва могли дышать. Маленьких детей поднимали и на руках передавали в конец вагона, где была небольшая дощечка, на которую можно было сесть и держать ребенка на коленях. Остальные могли только стоять или сидеть на корточках.

Из санитарных условий были лишь деревянное ведро и банка воды, и в скором времени вагон наполняло зловоние, а переполненное ведро при каждом толчке изливалось на пол. Кто-то пытался вылить его содержимое в окно, но колючая проволока мешала сделать это в полной мере. Людям приходилось справлять нужду прямо на том месте, где они стояли.

Утомленные, без воды и воздуха в тесном вагоне, люди начинали срываться друг на друга. Те, кто что-то видел в щелях между досками, сообщали остальным о станциях, которые поезд миновал на своем трехсоткилометровом пути. После польской границы многие старики зачитали «Эль Мале Рахамим» (погребальная молитва у ашкеназских евреев) и отошли в иной мир. Мертвых выносили на станциях, тем самым освобождая немного места живым. Как и многие другие, направленные из Середи на восток, 1850 словацких евреев отдавали себе отчет в том, что если они сейчас путешествуют в таких условиях, то дальше будет только хуже и, вероятнее всего, там они встретят свою смерть.

Приска и Тибор боялись не меньше остальных, но пытались поддержать друг друга, представляя, как вернутся домой полным составом и наконец станут родителями. Приска особенно старалась не терять самообладания: «Мне бесконечно нравилась моя жизнь». Она напоминала Тибору о своих знаниях языков, убеждала, что с помощью них она будет общаться с другими заключенными, а немцы обязательно проявят чуточку уважения. У нее есть голова на плечах, и она умело ей пользуется. Вера Приски была ей опорой в самые темные времена жизни: «Вера в бога – самое важное в жизни. Верующие люди знают, как жить честно и праведно. Каждую ночь перед сном я благодарю за все Господа». Приняв христианство, она все реже видела в себе еврейку. И была очень удивлена, когда нацисты не обратили на это внимания. «Они страшно издевались над евреями. Ужасно…Обращались, как с животными. А ведь мы все люди, мы должны друг другу сочувствовать. Но с евреями обращались просто чудовищно. Сначала затолкали всех в грузовые вагоны, а потом так же пинками выбрасывали наружу. Немыслимое поведение».

Путешествие длилось больше суток, запертые люди задавались вопросом, увидят ли они своих родных и близких, потерянных два года назад. Найдет ли Приска свою сестру и родителей? Встретит ли друзей из Злате-Моравце, с которыми она когда-то танцевала, пела и шутила на английском и немецком? Сможет ли Тибор вновь прижать к груди свою вдовую мать?

Истощенный переживаниями Тибор тем более не мог выносить страданий жены. Приска также страдала от приступов тошноты, в помещении без воздуха и воды она едва сохраняла сознание, а Тибор целовал ее макушку и старался утешить. Пусть он сам и выхватывал каждый глоток воздуха, но не переставал говорить, убеждая ее, что нужно мыслить позитивно, смотреть на светлую сторону любой ситуации. То были слова, которые «как солнечные лучи, пронзали грозовые тучи», о которых он говорил в своих письмах.

А поезд все ехал, и мужество стало покидать Тибора. Он вслух молился о том, чтоб выжили его жена и долгожданный ребенок. Осознавая, что это может стать их последним разговором, они решили выбрать имена для новорожденного: Анка (Хана) для девочки и Мишко (Михаэль) для мальчика.

В толпе рядом с ними находилась Эдита Келаманова, 33-летняя швея из Братиславы, которую тронули их слова. Она обратилась к Тибору: «Если нас не разлучат, я обещаю всегда заботиться о вашей жене». Эдита понимала, что это ее мицва (моральный долг), который, возможно, ей зачтется, и Господь поможет создать ее собственную семью. Тибор поблагодарил незнакомку, а Приска, узнав акцент, ответила на венгерском: «Köszönöm» – «Спасибо вам».

Все вскрикнули, когда поезд затормозил на границе между Польшей и Германским рейхом, где заключенных официально передавали другому руководству. Двери не открывались, люди не представляли, что происходит снаружи. Поезд тронулся вновь, и после нескольких часов пути лязг железа оповестил их о том, что они прибыли на место назначения – самое сердце Аушвиц II-Биркенау. Это было воскресенье, 1 октября 1944 года. Сквозь зазоры в деревянных стенках вагонов люди услышали отзвуки будущего насилия – грубые выкрики мужчин и лай собак.

«Все будет хорошо, золотая моя!» – прошептал жене Тибор за мгновение до того, как двери распахнулись. Пробираясь к порогу неминуемой судьбы, Тибор успел выкрикнуть: «Не унывай, Пирошка! Думай только о хорошем!»