Текст книги "Искусник. Потери и находки"

– Подождем до обеда, – подумав, веско обронил Кержан. – А сейчас позавтракаем и отдохнем. Эй, староста! Где там обещанные пироги и сметана?

Однако спать до обеда им не пришлось: не успело солнце подняться над верхушками расцветающих яблонь, как из разграбленной деревни приплыл на лодке вестник.

Едва раздалось тихое рычание псов, как спавший вполглаза Инквар насторожился и бессовестно подслушал торопливое пояснение примчавшегося за вожаком парнишки. А узнав ответ Кержана, мнимый старик немедленно встал с лавки и увязался за ним, уверяя, будто никогда не умел дрыхнуть днем.

– Не так и много их было, – хмуро рассказывал собравшимся вокруг него людям еще крепкий селянин с сильно исцарапанными руками и обломанными, грязными ногтями. – Хитростью взяли да снадобьями. Через стену в самом открытом месте перебрались и остальных впустили. У каждого факел в руках, но не огонь, а дым… едкий до невозможности. Все кашляют, слезы льются, а им хоть бы хны, но мордах тряпки намотаны. Пробовали мы отбиваться – куды там… сунут в харю свою головешку – и катишься прочь.

– Так у вас убитых нет?

– Есть, как не быть. Кузнец защищал своих племянников, сестра прислала на лето погостить… овдовела она, а мужнины дела запутанные. Ну и начал он в налетчиков болванками и молотами швырять, когда они потребовали парнишек отдать, мужик был здоровенный. Вот и получил пику в горло, охнуть не успел.

– А вы уверены… – тяжело произнес Кержан, – что это были ночники? Вроде те никогда таких хитростей не изобретали.

– Надписи на них не было, но скот не тронули, только сало потребовали да яйца. И по домам не особо шастали, собрали всех подростков, кто спрятаться не успел, стожки подожгли и ускакали.

– А сено-то зачем? – не понял кто-то из ехавших с обозом горожан.

– Так весна, корма последние, а трава еще не поднялась, – думая о своем, пояснил староста, – вот мужики и бросились сено спасать. Чтобы без скотины не остаться.

– Да если б и не спасали, за ними бы не погнались, – обреченно буркнул селянин. – У них кони лоснятся и запасных десяток, детей по двое привязывали.

Инквар сочувствующе вздохнул и спрятал взгляд. Картина вырисовывалась непонятная и оттого еще более тревожная. Судя по описаниям, совершенно не похожи были ночные грабители на дикие банды охотников за живым товаром. Никогда не было у тех лоснившихся и ухоженных лошадей, да и деньги на зелье ядовитого дыма они тратить не любили. Само-то оно стоило не так дорого, зато противоядие, каким положено было смачивать тканевые маски, продавалось в лавках, где можно достать изготовленные искусниками вещицы, едва ли не на вес золота. Зато всего этого было достаточно у банд, входящих в гильдию ночников; ее главари держали в рабстве несколько черных искусников. Но ночники предпочитали нападать на богатые обозы и крупные села и никогда бы не ушли, оставив нетронутой эту деревню.

Кержан раздумывал недолго, выдал вестнику пару серебрушек и велел старосте готовить для обоза плоты.

– А в засаду мы не угодим? – осторожно осведомился один из путников, запомнившийся Инквару по дорогим зельям.

– На первом плоту сам двинусь, а как станем подплывать, собаку вперед отправлю, – мрачно зыркнул на него из-под мохнатых бровей вожак, и ни у кого больше не возникло никаких вопросов.

Переправа через полноводную по весеннему времени реку затянулась почти до заката. Все устали, переругались из-за очередности и, поскольку прикрикнуть на них было некому, едва не устроили драку.

Инквар не лез ни в ссоры, ни на первые плоты, сидел себе под кусточком на взятой с телеги дерюжке и строил планы на будущее. Он нарочно добирался в Азгор не напрямик, а, как заяц, путал следы и менял направление без видимой причины. Хотя вроде и не наследил, и погони за собой не чуял. Да и лишнего не взял, а повозку зеленщика отправил в город со встречным обозом. Но точно знал: те, кому продала его Хангильда, будут в ярости и непременно пошлют ловцов во все города, куда на его месте они бы отправились сами.

Да только и он не был ни самоуверенным снобом, ни новичком в этих играх и никогда не имел привычки считать своих врагов дураками. И отлично знал, как они будут рассуждать и где попытаются его поймать. И делал все, чтобы быть хотя бы на пару шагов впереди.

На берег он сошел последним и не торопясь поплелся за телегой в сторону ограбленного села, прикидывая про себя, как поступит вожак. Немедленно скомандует отправление или остановится здесь до утра. Догонять уходящих с добычей бандитов – не самая лучшая шутка, и Кержан это, несомненно, знает, значит, можно готовиться к ночлегу, но лично для него, Инка, в этом нет ничего хорошего. Лишний день пути значительно уменьшит с таким трудом добытую фору.

Однако предугадать поворот событий в этот раз ему было не суждено. Возле настежь распахнутых ворот толпились люди, в основном мужчины, и почти половина из них были его спутниками, а остальные щеголяли домоткаными крестьянскими штанами и вязаными жилетами из грубой шерсти. Даже издали было понятно, что беседуют они вовсе не о погоде и не о ночном налете. Судя по напряженным позам путников и вилам, которые поудобнее перехватывали селяне, между ними разгорелась нешуточная ссора, и Инквар знал всего пару причин, какие могли так разъярить местных жителей. И первая – не сошлись в оплате за перевоз – казалась ему совершенно невероятной.

Кержан отлично знал местные цены и никогда бы не пожалел лишней серебрушки для пострадавших селян. А вот вторая причина была намного серьезнее, и искусник, поспешивший обшарить толпу взглядом, вскоре ее нашел. Прижавшийся к воротному столбу рыжий парнишка в невзрачном, длинноватом и слишком просторном, явно с чужого плеча, кафтанчике и растоптанных ботинках, тоже переживших не одну починку, диким волчонком смотрел на Кержана и наседавших на него мужиков. Их было трое, и у каждого в руках были не вилы, а топор. И не простые, какими рубят лес или плотничают, а боевые, с широкими, остро наточенными лезвиями и длинной ручкой.

Вожак держал наперевес длинную зазубренную пику на кованой рукояти, в умелых руках становившуюся страшным орудием. По обе стороны от Кержана страшно щерили огромные клыки волкодавы, а позади них стояли те двое путников, которых заприметил ночью Инквар. Один из них жестом фокусника небрежно крутил в пальцах небольшой, почти игрушечный кинжал-шило, словно собирался чинить упряжь или лямки походной сумы, а второй с таким же скучающим видом вкладывал болты в многозарядный арбалет, стоивший никак не меньше выездной пары лошадей.

Не доходя до места стремительно надвигавшейся драки, искусник приостановился и состроил на лице самое испуганное выражение, одновременно хладнокровно прикидывая, где можно будет спрятаться от случайных ударов разъяренных соперников. Знал по опыту – в таких потасовках разгоряченные боем противники лупят, не разбирая, и правых, и виноватых, и не успевшим сбежать зевакам порой достаются самые тяжелые раны.

Разумеется, пожелай Инквар остановить эту драку и пожертвовать одним из своих флаконов, он мог бы одним броском уложить всех присутствующих спать, но сам после этого должен был бы немедленно бежать отсюда и прятаться намного усерднее, чем прежде. Поэтому у него и в мыслях не было делать такую глупость, и, кроме того, искусник ни грана не верил в необычайную смелость и воинственность селян.

Где же эта смелость была у них ночью, когда бандиты вытаскивали из стогов и подвалов их детей и привязывали к седлам? Интересно Инквару было другое: каким образом не попал в лапы ночников этот рыжий пастушок и зачем он так нужен Кержану?

Инквар пристально рассматривал парнишку, ничуть не боясь этой откровенности, – все остальные путешественники изучали причину внезапной войны с не меньшим любопытством.

И с каждым мгновением, с каждой деталью начинал все отчетливее понимать, как неверно оценил с первого взгляда этого паренька, и, что намного обиднее, не только его одного. Не менее загадочными ему теперь казались и двое очень нетрадиционно вооруженных спутников, да и сам вожак.

Причем вожак более всех. Если бы Инквар несколькими днями раньше хоть на миг заподозрил открывшуюся ему сейчас истину, то никогда бы и близко не подошел к его обозу. И теперь нужно было срочно решать, стоит ли рисковать и ехать с этими людьми дальше или все же придется остаться в деревне. Ненадолго, разумеется, всего на день-два, а потом отправиться в путь в одиночку. Очень нелегкая и рискованная задача, но не такая уж невыполнимая.

– Надеюсь, все вы понимаете, – неожиданно мягким, звучным баритоном заявил селянам путник с арбалетом, – что шутить никто из нас не собирается и отступать тоже. И могу вас уверить, если вы не бросите оружие и не разойдетесь миром, вечером ваши заречные соседи поделят ваш скарб и ваших женщин. Неужели этот чахлый городской отпрыск того стоит? Вожак ведь предлагает за него неплохой выкуп, значительно больше, чем дают за таких задохликов бароны.

– У нас теперь огороды полоть некому и скотину пасти! – выкрикнул какой-то горлопан из задних рядов.

– Не смеши меня, – презрительно фыркнул Кержан. – Какой с него полольщик? А скот у вас пасут опытные пастухи, которые каждую кочку и каждый перелесок наизусть знают. И с детства привыкли целыми днями с неоседланных коней не слезать. А этот и сам сгинет, и скот потеряет. В общем, так, в последний раз спрашиваю: берете серебро? Или и без денег его увезу.

– А вам-то он зачем? – дерзко выкрикнул вздорный мужичок, прятавшийся за спинами соседей. – Небось продадите втрое дороже!

– А простое соображение, что я хочу хоть одного сына вернуть матери, тебе в голову не пришло? – едко осведомился Кержан. – Или туда светлые мысли никогда не заглядывают? Ну и в память о Парвене, не раз он мне коней ковал и повозки чинил… хороший был мастер и человек душевный, не чета вам.

– Прибавь хоть пяток монет, – мрачно буркнул стоявший напротив него мужик, и искусник перевел дух.

Слава богам, селяне оказались не законченными негодяями, а просто жадными дураками.

– Три, – бросил ему монеты вожак. – И только ради ваших баб. Им и так сегодня горя хватило.

Дождался, пока селяне отступят и разбредутся в стороны, кивнул рыжему на свою повозку и только после того, как тот исчез под пологом, сурово оглядел хмурые лица путешественников и негромко скомандовал отправление.

Спорить никто не стал, даже словечка не проронили. Прекрасно понимали – выдержать без сна вторую ночь будет очень нелегко, а спокойно лечь спать в этой деревне может только последний лопух.

Инквар тоже безропотно полез на свое место, ситуация в корне изменилась, и теперь не было и речи о том, чтобы оторваться от спутников. Возможно, позднее… но это решение он примет, лишь тщательно все обдумав.

Глава 3

Кержан гнал обоз едва ли не до полуночи, сделав лишь пару кратких остановок, чтобы путники могли сбегать в кустики, и Инквар окончательно убедился в правильности своих догадок, понаблюдав, как вожак отправлял свое новое приобретение прогуляться под надзором умного пса.

Теперь ему было понятно все. И ради чего дядя обрядил рыжика в такие обноски, ведь кузнецы во всех селах – самые зажиточные люди после трактирщиков, и почему парнишка не стирает с мордочки грязные разводы, и кто так неровно и уродливо обкорнал его яркую шевелюру. Хотя, вполне возможно, это вовсе не его собственные волосы, искусник сам частенько пользовался париками и знал множество хитрых способов их крепления.

На ночлег встали на берегу небольшой речушки, и по тому, как уверенно Кержан провел в темноте повозки по петляющей между кустов почти незаметной тропе, было ясно – зелье ночного глаза он не экономит. Да и это укромное местечко было ему, по-видимому, хорошо знакомо. Здесь, несомненно, безопасно, иначе вожак никогда бы тут не остановился.

Но, несмотря на все эти доводы, прятать далеко приготовленные на крайний случай флаконы Инквар все же не стал. Не прекращая исподтишка наблюдать за сиротой, искусник с каждым часом все яснее осознавал, какую огромную головную боль и ничуть не меньшие неприятности приобрел могучий обозник вместе с рыжиком.

Разжигать костры вожак не разрешил, велел перекусить остатками снеди, полученной у селян правобережья, и путешественники снова смолчали. Хотя некоторые и посматривали на нового спутника очень хмуро, однако Кержан не обращал на эти взгляды никакого внимания. Не проявлял особого интереса к путешественникам и рыжий, считавшийся со времени заключения сделки личным имуществом обозника. Сжавшись в комок, молча сидел в уголке повозки и изредка стрелял по сторонам недоверчивыми, злыми взглядами.

Сам вожак относился к нему с показным равнодушием, и эта тактика исподволь начинала тревожить искусника. Кержану стоило бы поговорить со своей покупкой начистоту или доверить это Гарвелю, тому самому обладателю шикарного баритона и редкого оружия. И сделать это нужно было как можно скорее, Инквару на собственном примере было известно, на какие безумные поступки способны доведенные до отчаяния люди.

Жаль только, сам он в этом обличье ничего советовать не мог. Кто же станет слушать старого ротозея, проворонившего собственный кошель?

Но все же решил принять некоторые меры, и не столько ради Кержана или его неожиданной головной боли, сколько ради самого себя. Ведь если с девчонкой, так хитроумно переодетой в парнишку, что ее не разоблачил ни один из приметливых селян, случится какая-нибудь неприятность, можно будет забыть о своевременном прибытии в Азгор и о выигрыше во времени, полученном с таким трудом.

Инквар помянул недобрым словом проклятых ночников, так некстати подгадавших свой налет, и откусил порядком помятый холодный пирог, невольно припомнив свиные ребрышки с острым соусом, которые так часто подавал к ужину повар Хангильды. Это только на приемах и танцевальных вечерах его сожительница корчила из себя томную неженку и могла с самым несчастным видом весь вечер ковырять одно пирожное. Зато дома, едва сорвав с себя украшения и платье, почти бегом мчалась к столу и уничтожала дожидавшийся ее ужин с таким аппетитом, какому мог бы позавидовать любой из баронских наемников.

Неведомым путем мысли искусника вновь вернулись с жареного мяса к сидевшей на повозке девчонке, и он едва не подавился, внезапно отчетливо осознав простую истину, которая до сих пор почему-то ускользала от его внимания. А ведь девчонка-то никак не смогла бы сама замаскироваться так ловко! Да и кузнец тоже вряд ли приложил к этому руку, поскольку племянники прибыли к нему уже в таком виде. Значит, над ее обликом поработал кто-то из тайных мастеров, и осознание этого совершенно меняло дело.

Все мастера, верные тайным законам братства свободных искусников, считали долгом чести помочь собратьям по ремеслу, если подворачивалась такая возможность. И теперь Инквар просто не имел права оставаться в стороне от рыжей напасти, которая, судя по всему, была очень дорога кому-то из его коллег. Значит, первым делом необходимо дать рыжей понять, что он знает ее секрет и обязательно поможет ей вырваться из так внезапно свалившегося на нее рабства. А потом доставит сироту в надежное место, откуда она сможет сама добраться до матери. Или послать той весточку.

Инквар кряхтя поднялся с пригорка, на котором сидел, отряхнул со штанов крошки и побрел в кусты, радуясь своей предусмотрительности. Если бы он спрятал свои флаконы в тайные карманы жилета, пришлось бы уходить подальше и потом изображать заблудившегося. Нищему старику никак нельзя показывать спутникам своей способности ориентироваться в темноте не хуже большинства из них.

На обратном пути искусник словно случайно набрел на повозку вожака, зашлепал ладонями по всем вещам, какие попались под руки, старательно тараща глаза и состроив испуганную гримасу в ответ на тихое ворчанье пса. Резко метнулся в сторону, едва не запнулся о чьи-то ноги и оказался в крепких руках Кержана. Тот без лишних слов подтолкнул старика к его месту и пошел дальше, не слушая благодарного бормотания.

Инквар устроился в своем уголке телеги, поплотнее замотался в одеяло, подоткнул полог и еле заметно лукаво усмехнулся. Он был уверен в чистоте проделанного фокуса. Никто из спутников и не подумает искать крохотную еловую иголку, одним виртуозным движением пальца приклеенную под воротник затрапезного кафтанчика рыжей комедьянтки. Ну а зелье на иголку нанесено простое, расхожее, его часто берут купцы и торгаши разных мастей. Достаточно немного капнуть на любой предмет, а потом на амулет поиска, и ни одна ценная вещица не уйдет из лавки в карманах забывчивых посетителей.

Угомонился обоз почти мгновенно: сказалась бессонная прошлая ночь и напряженный, трудный день. Не стал исключением и Инквар, хотя привык спать очень чутко, беспечность – непозволительная роскошь для его профессии.

А на рассвете искусника разбудило встревоженное гудение мужских голосов, похожее на зуд пчелиного роя. И даже еще не открыв глаза, Инквар уже твердо знал: произошло нечто из ряда вон выходящее. Никакая обыденная неприятность не заставила бы вожака обоза скрипеть зубами и взрыкивать, подобно загнанному барсу.

– Доброе утро, – осторожно приветствовал спутников Инквар и неторопливо поплелся мимо них к речке, попутно рассматривая все, что попадалось на глаза, намереваясь составить собственное мнение о важности происходящего. И первым делом для его собственных планов, в которые судьба и так добавила забот о незнакомой ему доселе рыжей девчонке. Впрочем, рыжая ли она на самом деле, тоже пока неизвестно.

У крохотного костерка, умело разожженного под огромным выворотнем, сидел на корточках Кержан и грыз сухарь, пытаясь этим хрустом скрыть свою ярость. Его обычно угрюмо-непроницаемое лицо потемнело от гнева, но во встревоженном взгляде чуть прищуренных черных глаз изредка мелькали растерянность и едва заметная обида. Но больше всего поразило Инквара поведение его собак: они лежали под кустом, положив головы на лапы, и поглядывали на вожака виновато, как щенки, пойманные в момент уничтожения хозяйского сапога.

– И тебе, – пристально оглядев старика, благодушно отозвался Гарвель и с наигранным легкомыслием поинтересовался: – Хорошо спал?

– Да, как младенец, – довольно улыбнулся искусник. – За две ночки наверстал. Пойду умоюсь… небось скоро двинемся?

– И ничего не слыхал? – поднял на него темный взгляд Кержан.

– Ни одного звука, сморило как отрезало, – все медленнее говорил Инквар, начиная понимать, что так замечательно спал он вовсе не один. – Ох ты, боже ж мой! Так случилось чего?

– Парнишка сбежал, – спросив взглядом разрешения вожака, посвятил его в суть проблемы Гарвель. – Вчерашний, рыжий.

– А собаки? – оглянулся старик, и псы еще плотнее прижались к траве, словно поняли, о чем речь.

– Спали вместе с нами, – нехотя буркнул путешественник и отвернулся от старика, потеряв к нему всякий интерес.

Зато вожак глянул как-то загадочно, поднялся с корточек, отряхнул с колен крошки.

– Идем, провожу тебя к речке, – равнодушно буркнул он. – Все равно воды набрать нужно.

Подхватил почти пустой бурдюк и первым шагнул к кустам. Искусник мгновенно почуял опасность, натренированная бдительность так и взвыла раненым зверем, но теперь у Инквара не было никакой возможности куда-либо свернуть или отказаться. Раз Кержан хочет с ним поговорить, то уже не отступит.

Да и собаки, повинуясь незаметному щелчку хозяйских пальцев, мгновенно поднялись с места и двинулись за ними.

– Старик… – уйдя по берегу шагов на двадцать, напряженно произнес Кержан, – я уважаю чужие тайны и никогда в них не лезу. Но этого мальчишку мне нужно найти обязательно. Ничего не пожалею, если сможешь хоть что-нибудь сделать…

– Ничего мне не нужно, – сухо произнес Инквар, с огорчением понимая, что его тайна давно раскрыта и вовсе не так уж безопасно он путешествовал, как наивно считал до этого момента. – Только честные ответы на мои вопросы.

И хотя очень надеялся на устраивающее обоих окончание переговоров, все же крепче стиснул в руке флакон с мощным парализующим зельем, который достал, пробираясь сквозь кусты. Жаль, конечно, ценное снадобье, но если цена за молчание и помощь будет слишком высока, придется им пожертвовать.

– На какие могу – отвечу сразу, – объявил Кержан, твердо глядя в глаза Инквара. – А про чужие тайны – извини.

– Хорошо, – не стал спорить искусник. Если сведений будет достаточно, выводы он сделает и сам. – Первый… где я ошибся?

– Нигде, – загадочно усмехнулся вожак, взглянул на построжавшее лицо лжестарика и нехотя признался: – У меня тоже дар, совсем крохотный, но амулеты и напоенные силой вещи я чую, если они, конечно, совсем рядом, как сейчас. Тем и живу… как ты можешь понять, одним проводом обозов состояния не скопить.

– Ясно, – кивнул Инквар, успокаиваясь.

Признание в обладании даром дорогого стоит, и никогда ни один из тех, кто живет свободно, не выдаст собрата. А вот те, кого правители городов либо вольные бароны поймали и связали по рукам обещаниями и шантажом, поневоле вынуждены шпионить для своих хозяев. Хотя далеко не все делают это с должным рвением, большинство мечтает однажды оказаться на свободе, и все они отлично понимают, что собратья никогда не забудут и не простят предательства.

– Тогда скажи, почему ты купил этого парнишку?

– Парвен был таким же, как мы, и прятался в этой глуши от одного из баронов. Он умел делать особые клинки – они резали дыры даже в стальных щитах. Разумеется, никто, кроме меня, этого не знал… он нарочно внешность сменил, – тяжело выговорил вожак. – И хотя в свои дела меня не посвящал, но его подопечных я заметил еще в прошлый раз, когда вел обоз на запад. И в память о нем должен хотя бы их уберечь.

Знакомая боль резанула сердце Инквара: вот и еще один из них ушел, не справившись с тяжкой жизнью загнанного в угол зверя.

– Ты еще тогда понял, – помолчав и оглянувшись, еле слышно осведомился искусник, – что рыжик не мальчишка?

– Трудно не понять, когда это твоя главная работа – определять по лицам и поведению людей, кто из них встанет рядом в трудное время, а кто воткнет в спину кинжал, – хмуро усмехнулся вожак. – А если ты понял… то почему не приглядел?

– Да с чего ты так решил? – так же сумрачно фыркнул Инквар. – Успел я ее пометить… А вот почему спал так крепко, теперь могу только догадываться. Над ней ведь мастер поработал и зельями наверняка снабдил… или амулетами? Ты же чуешь, вот и подскажи?

– Есть у нее амулеты… и спрятаны в разных местах, в рыжих лохмах, думаю, под париком и где-то на уровне груди, – веселея, доложил вожак. – Так куда она делась?

– Сейчас скажу, – доставая амулет поиска, пообещал Инквар.

Впрочем, только он один знал, что держит в руках весьма ценную вещицу, способную вести одновременно до пяти-шести предметов или существ. Для обычных же людей артефакт выглядел как крохотное, старенькое, облезлое и поцарапанное зеркальце, перед какими прихорашиваются деревенские сиротки да скоблят на щеках щетину старые калеки.

Положив его на ладонь, искусник капнул на середину немного зелья поиска и замер, глядя, как растекается по поверхности светлая золотистая лужица.

Сначала она казалась просто водой, но по мере того, как растекалась по поверхности зеркальца, стала казаться солнечным зайчиком. Кержан даже глаза к небу на миг поднял, решив, что уже поднялось солнце и рассеяло густой предутренний туман.

Оказалось – ничего подобного, как висела над миром серая сырая хмарь, так и висит, запутавшись краями в колючих вершинах, торчавших на взгорке елок. А разлившийся по невзрачному стеклышку свет постепенно стек в одну сторону и замер бледным пятнышком с яркой точкой на самом краю.

– Она находится там, – уверенно сообщил искусник, указывая туда, куда так явно стремился чудесный лучик. – И уже довольно далеко. Не менее пяти лиг.

– Продай мне этот амулет, – протянул руку вожак. – Плачу любую цену.

– Не могу, один он у меня. Однако на время дам, вот кисет, спрячь. Перевернуть не бойся, зелье уже впиталось, но смотри, лишь когда в тени окажешься. На солнце трудно понять, куда указывает лучик.

– Спасибо. – Вожак спрятал зеркальце и махнул в сторону стоянки. – Иди, я догоню. Не нужно сеять сомнения.

Инквар молча кивнул и направился к повозкам, прикидывая, какие из его запасов нужно незаметно переложить поближе, чтобы не оказаться врасплох перед новыми хитростями запуганной девчонки.

Обоз сорвался с места, как стайка потревоженных птиц, и снова никто не высказал вожаку никаких претензий. И в этом дружном молчании искусник видел негласное одобрение действий Кержана. Инквар отлично понимал, каким путем шли бы его собственные мысли, если он не знал про ведущий обозника амулет.

Наверняка считал бы, что сбежавший «мальчишка» вполне может привести к обозу беду, и необязательно это будут ночники или баронские ловцы. Иногда в пустынных местах попадались стаи странных существ, порождений проклятого звездопада. Впрочем, вокруг темы о том, был ли он откровенным злом или все-таки божественной благодатью, до сих пор бушуют яростные, как петушиные бои, споры.

Однако и среди тех, кто никогда не опустится до запальчивых выкриков и прилюдных оскорблений, имеется немало ярых поклонников самых разнообразных мнений.

А ведь сначала абсолютно все сочли волшебным подарком внезапно начавшийся и не прекращающийся почти до рассвета звездопад. Водопад ярко горящих зеленоватых огней, низвергающийся на города, села и угодья густонаселенного центрального материка, превратил самую темную ночь в году в чарующе прекрасный праздник, и горько потом сожалели о своем неведении те, кто лег спать пораньше или сидел дома в одиночестве, плотно занавесив окна.

Многие годы после этой ночи ее называли чудесной, дивной и волшебной, писали о зеленом звездопаде стихи и слагали песни. Тогда еще никто не догадывался, что это была переломная ночь для всего мира и он никогда больше не будет таким, как прежде. Шумным, перенаселенным, слегка голодноватым и очень экономным. А самое главное – совершенно лишенным магии.

Раньше других о ее появлении догадались родители родившихся после звездопада малышей. Едва детишки подросли, как с ними начали происходить странные вещи. Одни видели то, чего не видел больше никто из обычных людей, другие умели предсказывать дожди и бури, некоторые могли утешать боль прикосновением маленьких пальчиков. Разумеется, звездопадная ночь одарила далеко не всех, но исток этого явления был именно в ней.

Все самые большие изменения пришли в этот мир именно со звездопадом, хотя люди осознали это далеко не сразу. Лишь через несколько лет кто-то догадался сверить даты и объявить ошеломляющие выводы. Важнейшим событием тех лет стало резкое повсеместное падение рождаемости. Ровно через девять месяцев после звездопада лекари и повитухи вдруг получили неожиданную передышку и перестали отказывать в помощи тем роженицам, которые не могли заплатить довольно высокую плату за помощь хорошего целителя. В те дни повитухи еще не догадывались, что совсем скоро, буквально через несколько месяцев, им предстоит с горечью вспоминать ушедшее благополучие и срочно искать другую, но уже не столь прибыльную работу.

Немного позже обнаружились способности у первых одаренных подростков, чувствующих струящуюся в растениях, воде и крови живую энергию. Еще через несколько лет самые талантливые из них сумели придумать, как применить эту силу на пользу себе и близким, и именно эти самородки были первыми искусниками. Они собирали притянутую с помощью нехитрых пирамидок магию и вливали ее в камни, металлы и даже в осколки хрустальных кубков и зеркал. За ними подросли целители, излечивающие раны и язвы прикосновением ладоней, травники, творящие чудеса целительства с помощью отваров самых простых трав, которые они усиливали собранной искусниками магией, и мастера, ощущающие, в какой камень или предмет можно влить больше силы, и ковавшие и отливавшие первые амулеты, оружие и артефакты.

Конечно, все они, только торившие пути для своих потомков, зачастую ошибались или шли неверными тропками, но именно им принадлежали самые большие и яркие открытия и самые первые победы и поражения в деле изучения свойств обрушившейся на родной мир чудесной энергии.

Как стало ясно много позже, она все-таки не пролилась, а просыпалась, и свидетельством тому стали найденные в почве и в стволах деревьев камни, покрытые черной спекшейся корочкой. Под ней они оказывались ослепительно-зелеными и несли в себе просто сумасшедшее количество энергии. Но далеко не все могли безнаказанно брать их в руки, тем из людей, кто не имел дара искусника, грозило бесплодие, а иногда даже и безумие.

Первый привал Кержан объявил через три часа. И сразу же прошел вдоль обоза, делая вид, будто проверяет животных и повозки. Однако поравнявшись с телегой, на которой ехал Инквар, стрельнул в искусника хмурым взглядом, и тот, правильно поняв вожака, немедленно сполз с повозки и, покряхтывая, поплелся в дальние кусты.

Кержан подошел к нему через пяток минут с другой стороны, оставил пса в кустах на страже и кивнул на поваленный ствол:

– Садись. – Немедленно уселся рядом с искусником и протянул ему зеркальце: – Смотри, что скажешь?

Инквар взял амулет в руки, поглядел на застывшую на его краю светлую точку и выругался про себя. Приличных слов, какие можно было бы сказать в подобных случаях, он не знал.

– Давно это?

– Первые пару часов она явно увеличивалась, – буркнул вожак. – А потом застыла.

– Ты же и сам понимаешь не хуже меня, – вздохнул Инк, – объяснение только одно: беглец едет на повозке или на лошади. А вот сама эта дурочка нашла попутчиков или ее нашли ловцы – можно будет точно сказать только в одном случае: если мы их догоним.

– Нужно нагнать, – твердо сказал Кержан, немного подумал и добавил: – У меня есть зелье… лошади после него мчатся как ветер.

– А потом дружно дохнут, – сумрачно усмехнулся Инквар. – У меня есть такое же, возможно, и сильнее твоего. Допустим, мы помчимся ее догонять… а там отряд ловцов, они тоже с пустыми карманами не ездят. Нет, оставь его до следующего раза, такой шутки твои клиенты тебе не простят. А в одиночку ты уехать не сможешь. И я не смогу поехать с тобой, пока не оставил обоз. Твой выбор спутника всем покажется очень подозрительным, и меня станут рассматривать через алхимические стекла. Давай так – в ближайшей деревушке мы с тобой поссоримся, и ты меня бросишь, а как отъедешь от деревни подальше, то якобы спохватишься, передашь обоз помощнику и вернешься за мной. Не самый лучший план… но другого у меня пока нет. А я за это время куплю себе лошадку и порасспрошу жителей. Если ловцы проехали через ту деревню, мне об этом непременно расскажут. Встретимся на дороге, я буду держаться за вами. На всякий случай возьми вот этот камень, по нему я тебя в любых кустах найду. А амулет поиска верни, я попробую немного усилить, пока добираемся до деревни.