Текст книги "От войны до войны"

Закат Дика не испугал. Господин Шабли рассказывал унарам о различных небесных явлениях, в том числе о радугах, световых столбах и ложных солнцах, описанных знаменитым Ливерусом Флавионом. Ученый объяснял их возникновение тем, что в воздухе в зависимости от времени года плавает множество водяных капель или маленьких льдинок, отражающих и преломляющих солнечные и лунные лучи.

Огненные мечи и истекающие кровью сердца Ричарда Окделла не взволновали, возможно потому, что мысли юноши были заняты мечом. Клинок Раканов! Символ славы и величия древней Талигойи, захваченный узурпатором.

Больше всего на свете Ричарду Окделлу хотелось подержать легендарный меч в руках. Подумать только, он был откован в древней Гальтаре, принадлежал великому Эридани, затем его брат Эрнани увез меч вместе с короной и скипетром в новую, только что основанную столицу. Скипетр позднее передали Эсперадору, но клинок и корона остались в Кабитэле и в конце концов достались Франциску Оллару. Последние двести лет меч Раканов провисел на стене Большого Тронного зала, и вот сегодня Фердинанд вручил его Первому маршалу.

А Катари… Катари поцеловала Рокэ, что-то очень тихо сказала и задержала свою руку в его. Другие это вряд ли заметили, но Дик видел, хотя понял правду намного раньше, увидев на шее королевы алую звезду. Юноше было больно, но он не ненавидел ни королеву, ни маршала. Это было справедливо, и вдвойне справедливо, что на трон взойдет сын Катари Ариго и Рокэ Алвы. В молодом короле не будет низкой крови, а значит, реставрация Раканов не так уж и нужна.

Дик знал, что никогда не женится – или нет, женится, но только чтоб исполнить свой долг перед Домом Скал, а сам посвятит себя служению королеве и молодому королю. Он старше наследника на двенадцать лет, и ему посчастливилось воевать под началом Рокэ Алвы. Оскар Феншо говорил, что Рокэ идет вниз, его вершины позади, как же он ошибался! В бедняге говорила зависть и ревность, но Окделлы выше этих чувств. Когда Алва уйдет на покой, Ричард станет Первым маршалом Талига, и…

От будущих войн юношу отвлек сухой короткий треск. Шедший рядом с Соной Моро прянул назад, взлетел на дыбы и как подкошенный рухнул на мостовую. Вырванный из полусонных фантазий Дик лихорадочно завертел головой – он ничего не понимал, а вокруг нарастали шум и суета. Отчаянно кричал поздний прохожий, метался свет факелов, храпели лошади, кто-то громко выругался по-кэналлийски, что-то зазвенело. Моро упал… Моро?! Этого не могло быть! Монсеньор!

Рокэ стоял на коленях, поддерживая голову мориска. Кажется, он был здоров. Ричард, все еще не соображая, что происходит, спешился. Сона сунулась вперед, Дик ее оттолкнул. Слава Создателю, все произошло у самого дома! Откуда-то выскочил Хуан, примчались другие слуги. Старший конюх бухнулся рядом с маршалом, они быстро заговорили по-кэналлийски, потом Ворон поднялся и огляделся, кого-то или что-то выискивая. Юноша не сразу понял, что эр ищет его. Кто-то тронул Ричарда за плечо – Пако! Юноша молча сунул уздечку кэналлийцу и протиснулся к Рокэ.

– Не заметил, откуда стреляли?

Стреляли?! А он даже не понял, решил, что смерть осталась в Варасте, хотя в Варасте они б не попались – там с ними был Лово и адуаны.

– По-моему, стрелок был один и торчал вот в той нише. Всегда ее не терпел, – Алва взял из чьих-то рук фонарь и прошел к высокой стене, за которой виднелся заколоченный дом.

Ричард знал, что особняк принадлежит вдовствующей маркизе Фукиано. Старая мегера много лет не покидала своей загородной резиденции, где коротала дни в обществе многочисленных левреток и дожидающихся ее кончины родичей.

– Да, – Алва оттолкнул ногой брошенный мушкет и присел на корточки, разглядывая землю, – тут он и ждал…

Рокэ что-то поднял, поднес к свету и бросил. Маршальский мундир пропитался кровью, кровью были вымазаны руки и щека. Ворон перехватил взгляд Дика:

– Идите в дом, юноша. Наш убийца, кто бы он ни был, удрал.

Ричард промолчал. Радость улетучилась, остались усталость и недоумение. Выстрел в спину? Как же так!..

– Это… Это, наверное, кагет.

– Вам бы так этого хотелось, – Рокэ негромко засмеялся, но Дику смешно не было. Он и впрямь хотел, чтобы убийцей оказался кагет, а еще лучше бириссец. Кто угодно, только не Человек Чести!

– Спокойно, – Ворон тряханул Дика за плечо. – Я пойду к Моро, а вы приведите себя в порядок. Память о дорогах и дворцах лучше смывать сразу. Если не уснете, заходите – выпьем по бокалу… За счастливое возвращение.

Ричард просидел на лестнице несколько часов, но все-таки дождался. Юноша успел во всех подробностях представить, как загораживает собой Первого маршала Талига, получает смертельную рану и прощается с задыхающейся от слез Катари. Выдумкам мешали мысли о Моро, мертвом или умирающем, и Рокэ, стоящем на коленях над упавшей лошадью.

На войне было легче – тогда они ждали удара. Конечно, Рокэ был жесток, очень жесток, но он все сделал правильно – это признали даже Штанцлер и Катари, а теперь кто-то решил убить маршала, а попал в лошадь.

– Не спите? – Ричард вздрогнул. Алва подкрался, как кошка. Герцог успел смыть кровь и переодеться, черные волосы блестели от воды, обведенные серыми кругами глаза были пугающе огромными. Дик хотел спросить, что с Моро, и боялся.

– Моро повезло, – очень спокойно сказал Рокэ. – Через неделю будет бегать. Раз уж вы меня дождались, пойдемте.

С весны в кабинете маршала не изменилось ничего – кабаньи головы и оружие на стенах, кубки резного стекла, стопки книг. В Надоре в отцовских комнатах висели изображения деда, матушки, сестер отца. В доме Ворона не было ни одного портрета – почему?

Герцог достал два высоких резных бокала и разлил вино. Вообще это было делом оруженосца, но Дикон об этом позабыл.

– В первый раз я увидел Моро случайно, – герцог протянул юноше бокал, – ему было четыре месяца. Парнишку собирались убить, чтобы он со временем не стал убийцей. Так, на всякий случай… Я его взял, хотя меня усиленно отговаривали. Мы вместе шестой год, и пока оба живы.

Дик слышал, что опасных жеребят выбраковывают, но никогда над этим не задумывался. Рокэ подошел к камину и пошевелил угли. На кресле что-то блеснуло… Святой Алан, меч!

– Если хочешь, можешь посмотреть, – Алва вновь держал в руке бокал, – но лично я не советую.

– Почему? – Дик замер на полпути к окну.

– Потому что меч Раканов не более чем дурно сбалансированная старая железка, – пожал плечами Первый маршал Талига, – даже странно… Когда я смотрел на Кольца Гальтары, мне казалось, что построившие их создавали только совершенные вещи. Ничего подобного…

– Эр, я посмотрю.

– Смотри, кто тебе не дает.

Увы, Рокэ оказался прав – старый меч был даже хуже тех, что хранились в надорской оружейной. Короткий, едва ли длиннее медвежьего кинжала, но широкий, тяжелый и неудобный. Сталь, впрочем, была превосходной. Юноша невольно залюбовался едва заметным узором из сплетенных роз.

Клинок был совсем простым, но рукоять украшал довольно грубый узор из странного вида завитков, в центре каждого был вставлен отшлифованный самоцвет, а навершие венчал тусклый лиловатый кристалл, похожий на покрытый бельмом глаз какого-то животного. Маленьких камней изначально было двадцать – четыре побольше и шестнадцать размером с горошину; осталось двенадцать, семь, судя по тому, как потемнели оставшиеся от них лунки, исчезли в незапамятные времена, а один выпал совсем недавно.

– Эр Рокэ…

– Да, – герцог оторвал взгляд от огня.

– Мы потеряли один камень.

– Возможно. Где?

Ричард протянул эру меч рукоятью вперед.

– Вижу. Что ж, раз меч Раканов носить мне, придется привести его в порядок. Здесь должен быть карас. У моего ювелира, помнится, был подходящий.

– Карас?

– А разве ты не видишь? Это символы Четырех Великих Домов, вернее, Великих Сил, как они изображались в доэсператистские времена. Каждому знаку полагается свой камень.

– А почему все они разные?

– Леворукий и все его кошки! Это я нанялся блюсти древние обычаи или Люди Чести? Вспомни, у каждой Силы было четыре ипостаси – Рассветная, Полуденная, Закатная и Полуночная, или, если так тебе больше нравится – Весенняя, Летняя, Осенняя и Зимняя. Потому у нас и месяцев шестнадцать, по четыре на каждую силу, а значит, на каждый дом. Ты никогда об этом не задумывался?

– Нет…

– И так во всем, – Рокэ налил себе вина, – забыть о сути, не видеть очевидного и считать себя наследниками и преемниками… Правда, Оллар, называя месяцы, тоже напутал с камнями, но он был королем, а не оценщиком. Может, потому его календарь и не прижился…

– Эр Рокэ! Можно я поищу выпавший камень? Он, должно быть, потерялся, когда упал Моро.

– Нет.

– Нет? Почему?

– Потому что ночью на улицах опасно, – маршал посмотрел вино на свет и поставил бокал на каминную полку, – убийцы, привидения, бродячие собаки и можно простудиться. – Рокэ перевернул меч, всматриваясь в нанесенный вдоль клинка узор из продольных и поперечных черточек. – «Их четверо, но сердце у них одно. Сердце Зверя, глядящего в Закат». Старый девиз.

– Девиз?!

– А как еще назвать надпись на мече? Это – гальтарский алфавит, от него отказались одновременно с принятием эсператизма.

– Но вы его знаете.

– Я много чего знаю, – согласился Ворон, – и половину того, что я знаю, следует забыть. Ладно, юноша, если вам неймется, можете взять Пако и поискать ваш карас. Будет забавно, если вы его отыщете…

Его Высокопреосвященство встал в немыслимую рань, выпил две чашечки шадди, выслушал доклад о ночных происшествиях, набросил на черное кардинальское одеяние плащ, подбитый мехом темной лисицы, и приказал подать карету. Вообще-то Сильвестр не терпел утренних прогулок, тем более в начале зимы, но любителям подслушивать нельзя было оставить ни малейшей лазейки. Кардинал полагал предчувствия и ощущения не вполне сформировавшимися мыслями и никогда от них не отмахивался. На сей раз ему казалось предельно важным как можно скорее переговорить с Рокэ Алвой.

Для встречи Сильвестр выбрал старый королевский парк, разбитый по приказу Франциска Оллара для своей королевы. Октавия любила гулять среди высоких буков и просила себя похоронить именно там. Франциск исполнил волю жены, а затем и сам лег рядом с ней. По приказу короля парк для посторонних был закрыт. Разумеется, возникла легенда о том, что лунными ночами Франциск и Октавия рука об руку бродят вдоль берега озера или отдыхают у бьющего из скалы источника. Призраки Сильвестра волновали мало, но лучшего места для тайного разговора было не найти.

Старый парк встретил вороньим граем, и кардинал улыбнулся мысли, что Алва и Люди Чести разнятся не меньше, чем гальтарские во́роны и серые городские воро́ны. Среди любителей Раканов подлинных аристократов вообще раз, два да и обчелся, зато всякой швали, лезущей в благородные потомки, пруд пруди. Один Хогберд чего сто́ит, да и Штанцлер немногим лучше: ни один, ни другой даже на «навозников» не тянут, но это их сторонников не заботит. Леворукий бы побрал деда Фердинанда, разрешившего наследнику брак по любви! Карл Второй был сильным королем, но сын у него вырос тряпка тряпкой. Только и сумел что жениться. Карл оставил государство в полном порядке, но через пять лет от этого порядка остались только обглоданные косточки. Дриксенская Алиса нагадила Талигу больше всех ее родичей, вместе взятых…

– Ваше Высокопреосвященство, Первый маршал уже прибыл и ждет у Королевского источника.

– Хорошо.

Кардинал отпустил помощников и ступил на покрытую инеем дорожку, ведущую к источнику. Когда-то это был обычный родник, но Франциску Оллару захотелось превратить его в нечто величественное. Мастера из Ардоры заставили воду изливаться из оскаленной каменной морды, над которой выбили барельеф с неизменным Победителем Дракона. За триста с лишним лет мраморное чудище изрядно позеленело, но вода из пасти исправно стекала в глубокий водоем, на дне которого скопилось немало таллов и суанов, пожертвованных «на счастье» теми, кому довелось побывать в знаменитом парке. Монеты никто не доставал – это считалось святотатством и сулило неисчислимые бедствия.

Рокэ Его Высокопреосвященство заметил издали – кэналлиец сидел на кромке бассейна, рассеянно глядя в воду. Сильвестр не имел ни малейшего желания карабкаться вверх по узкой каменной лестнице и предпочел Ворона окликнуть. Тот оглянулся с видом только что разбуженного человека, поднялся и легко сбежал вниз.

– Доброе утро, Ваше Высокопреосвященство.

– Вы выглядели весьма живописно. Будь я художником, я бы с вас аллегорию Одиночества писал. Задумавшийся человек в черном среди облетевшего бересклета, льющаяся вода, равнодушное небо…

– Простите, Ваше Высокопреосвященство…

– Это вы простите, видимо, на меня действует обстановка. Я редко гуляю по утрам. Вас нужно поздравить с очередным чудесным спасением. Что ваша лошадь?

– С ней все в порядке, – если Рокэ и удивился осведомленности собеседника, то виду не показал. – Ваше Высокопреосвященство, вам никогда не приходило в голову убить моего оруженосца?

– Вы весьма странно ставите вопрос. Допустим, я скажу, что был бы рад видеть последнего настоящего Окделла мертвым.

– Я вам поверю, – сапфировые глаза были безмятежнее летних небес, – но я хочу знать, пытались ли вы доставить себе такую радость.

– Представьте себе, нет, по крайней мере, пока. Я ответил на ваш вопрос? Разрешите полюбопытствовать, какое это имеет отношение к вчерашнему происшествию?

– Самое непосредственное. Или убийца не умеет стрелять, что вряд ли, или он целил в Ричарда Окделла.

Вот так новость! Окделлы и Эпинэ Талигу в тягость, и давно, но вряд ли на сына Эгмонта охотятся, чтоб облегчить жизнь кардиналу. Такие подарки делают себе сами, ненужные доброжелатели нам не нужны. А Ворон тоже хорош, мог бы и понять, что стрелять в оруженосца, когда рядом маршал, он не позволит, мало ли что… Мушкет вещь своевольная.

– До сего момента, Рокэ, я полагал, что единственная тварь, к которой вы привязаны, это ваша безумная лошадь, а вы ею жертвовали, спасая мальчишку. Мне остается развести руками и предположить, что сердце Ворона преисполнилось благодати.

– Чушь. Если вы мне докажете, что мертвый Окделл лучше живого, можете делать с ним что хотите, но мне не нравится, когда моими оруженосцами распоряжается кто-то, кроме меня.

Справедливо. Ворон горд, как Леворукий, и не терпит, когда лезут в его дела, но мы привыкаем к своим игрушкам, нравится нам это или нет.

– Хорошо, что юный Ричард вас не слышит. Кажется, вы его неплохо приручили.

– Его чувств ко мне хватит на пару дней, ну, может быть, на неделю. Потом ему напомнят, что я враг Людей Чести и убийца его отца. И это, к слову сказать, истинная правда.

– Рад слышать. Признаться, ваша возня с сыном Эгмонта несколько озадачивает. Наши привязанности суть наши уязвимые места. Так вы говорите, молодому Окделлу угрожает опасность?

– Если смерть можно считать опасностью, – Рокэ проводил взглядом белощекую синицу. – Было бы не лишним узнать, кто и зачем охотится на Ричарда. Сначала я думал, что это вы, но вы бы, во-первых, действовали иначе, во-вторых, добились бы своего. Затем я решил, что кому-то захотелось украсить нас с вами убийством невинного отрока, но в последнее время склоняюсь к мысли, что дело в самом Ричарде.

– В последнее время? – кардинал внимательно посмотрел на собеседника. – Вы хотите сказать, что вчерашнее покушение не первое?

– За четыре я могу поручиться, еще два под вопросом. Даже обидно – юноше всего семнадцать, а за меня убийцы взялись всерьез, когда мне исполнилось двадцать четыре!

– До этого они были заняты вашим отцом. Вдовствующая королева мечтала съесть сердце соберано Алваро.

– Конечно, это в какой-то мере их извиняет, но я все равно возмущен.

– У меня к вам серьезный разговор, так что давайте побыстрее покончим с покушениями. Так вы не знаете, кто убийца?

– Кто угодно, кроме тех, кто был с нами на войне.

– Пожалуй, иначе Окделл остался бы в Сагранне. Хорошо, я подумаю над этой историей. Как вам вчерашний закат?

– Красивое зрелище, – пожал плечами Рокэ.

– Вам оно не показалось несколько зловещим? Эти мечи, сломанная корона, истекающее кровью сердце…

– Ваше Высокопреосвященство, подозрение за подозрение. Пять минут назад вы обвинили меня в привязанности к оруженосцу, а теперь я готов вас заподозрить в том, что вы во что-нибудь уверовали.

– У вас потрясающий дар успокаивать взволнованных кардиналов, – покачал головой Сильвестр, – но книги, которые вы мне прислали, читали не так уж давно, в том числе и те, что написаны по-кэналлийски и по-морисски, так что не скромничайте. Вы тоже не чужды интереса к непонятному, иначе зачем бы вам ездить в Гальтару и зубрить забытый алфавит.

– Я, кажется, уже объяснял. В детстве меня запугали Изначальными тварями, а я предпочитаю схватить страх за шиворот и посмотреть ему в глаза. Это очень помогает, – Рокэ лукаво улыбнулся. – Ваше Высокопреосвященство, признайтесь, когда в Варасте исчезла сначала армия, а потом и те, кто ее искал, вы, часом, не заподозрили ничего потустороннего?

– Подумал, – признался Его Высокопреосвященство. – Ох, Рокэ, и досталось бы вам, не догадайся вы победить. Как я понимаю, гонцы попадали в объятия Дьегаррона, где и оставались.

– Разумеется. Впрочем, десятка два варастийцев Хорхе отпустил.

– И эти святотатцы поклялись Создателем, что никого не нашли.

– Вы к ним несправедливы. Они поклялись в том, что не нашли МЕНЯ, и это чистейшей воды правда.

– Шутки Бонифация?

– Разумеется. Решение отправить его в Варасту было мудрым.

– Я не намерен обсуждать достоинства любезного вашему сердцу пьяницы и тем более не намерен возвращать его в Олларию.

– А он еще менее намерен возвращаться. Восьми лет в Багерлее ему хватило.

– Он дешево отделался. Рокэ, вы хорошо помните Лаик?

– Я помню почти все. – Запоздалый одинокий лист медленно падал с горбатого клена, кружась в воздухе. Рокэ плавно извернулся и поймал его уже над самой землей. – К несчастью, у меня отменная память. Кто из моих однокашников стал предметом внимания Вашего Высокопреосвященства?

– Представьте себе, никто. Меня интересует, видели ли вы призраки?

– Единственный призрак, не сбежавший при моем появлении, это Валтазар из Нохи. На редкость отважная сущность, хоть и отвратная.

– Валтазара видят все, но меня он не волнует. Значит, в ваши времена в Лаик не случилось ничего примечательного?

– Нет.

– И вам не доводилось сталкиваться с непонятными и необъяснимыми вещами?

– Только в книгах. Для всего остального рано или поздно находились объяснения. И весьма прозаические.

– Рокэ, – Его Высокопреосвященство вздохнул, – что вы думаете о том, что у смерти синий взгляд?

Герцог сосредоточенно разглядывал сморщенный лист. Черноволосый красавец с иронично-печальной улыбкой на безупречном лице – мечта юных дурочек и взрослых дур. Недосягаемая мечта…

– Это намек? – Рокэ соизволил оторваться от созерцания ушедшего лета.

– Что вы, герцог, хотя вы и утопили несколько деревень. Люди умирали и до вашего пришествия в этот мир. И все же, почему у смерти синий взгляд, а не черный и не зеленый? Я уже думал о яде, от которого синеют белки глаз, но это слишком простая разгадка. Я проследил эту поговорку, она возникла в доэсператистские времена, а о них я могу говорить только с вами. В старых усыпальницах часто изображали идущую черноволосую женщину с синими глазами…

– Вы скоро утонете в прошлом, – заметил Ворон, – хотя, если вы правы, из пословицы выпало одно слово. Я припоминаю легенду о синеглазой СЕСТРЕ смерти, обитающей в подземных лабиринтах. Она стережет покой Изначальных Тварей, но больше я не знаю ничего.

– Ничего? А я хотел расспросить вас о картине еретического содержания, которая находится в Алвасете.

– Картина есть, – кивнул Рокэ, – и на ней изображена очаровательная древняя оргия. Какие-то богословы углядели в одном из гостей Леворукого и чуть было не сожгли истинный шедевр. К счастью, у короля хватило ума отослать картину в Кэналлоа.

– Я недавно прочел описание этой оргии. Исполненный праведного негодования «истинник» утверждает, что Леворукий смотрит на выходящую из стены черноволосую синеглазую женщину. Уж не сестру ли смерти изобразил Диамни Коро?

– Видимо, «истинник» не видел подлинника. Леворукий, если это, конечно, он, смотрит на пустую стену. Существует позднейшая копия, там и впрямь намалевана женская фигура, но это такое убожество…

– В Алвасете есть и оригинал, и копии?

– Не совсем так. Подлинник принадлежит моей семье, копию я видел у Дьегарронов.

– Когда она была сделана?

– Не знаю. Я еду в Кэналлоа, могу полюбопытствовать.

– Буду весьма признателен. Рокэ, у меня создается впечатление, что кто-то усиленно пытается докопаться до древних тайн. И я хочу знать, что это за тайны. Последние месяцы важные дела кажутся мне ерундой, а ерунда в моем воображении разрастается до размеров вселенских бедствий. Вы будете смеяться, но маленькие странности меня волнуют больше объяснений с Гайифой и наших интриганов, хотя вы меня вдохновили. С врагами внутренними нужно поступать так же, как с внешними.

– Вы собираетесь утопить Штанцлера в дворцовом фонтане? Могу его подержать.

– Если избавляться, то от всех и сразу, так что придется поискать другой способ.

– Да, бассейн всех не вместит, – согласился Алва, – обойдетесь без моей помощи?

– Надеюсь. Более того, я предпочел бы, чтоб вы где-нибудь задержались до лета.

– Извольте, по дороге из Кэналлоа я гляну на верфи, а потом заверну в Торку. Фок Варзов хочет меня видеть.

– Дружба между бывшим оруженосцем и его господином умиляет, особенно если первый обошел второго… Окделла вы с собой берете?

– Ричард отправится в Надор засвидетельствовать почтение матушке, – Рокэ расправил манжет. – Его опекун прямо-таки завалил меня письмами на сей счет. Видимо, бедняга не знал, что Первый маршал Талига иногда воюет.

– Да. Эйвон Ларак несколько отстал от жизни. Что ж, Надор – безопасное место, хотя боюсь, оно покажется юному герою скучноватым.

Рокэ пожал плечами. Он неплохо рассчитал – убивать мальчишку в родовом замке не станут. Если Ричард мешает родичам или Людям Чести, они избавятся от него так, чтоб подозрение пало на врагов. Или сделают оруженосца жертвой покушения на Первого маршала Талига.

– К слову сказать, Рокэ, что вы собираетесь делать с мечом Раканов?

– Приведу в порядок. В последний раз сию реликвию точили лет пятьсот назад, про выпавшие камни я и вовсе молчу. С чего это Его Величество осчастливил меня эдакой древностью?

– С того, что вся Оллария во главе с Ее Величеством сходит с ума по древней эпохе. Вас, без сомнения, будут расспрашивать о вашем гальтарском вояже.

– А я, без сомнения, буду отвечать, – Рокэ усмехнулся, – у бакранов есть прелестные легенды и обычаи. Я их состарю на пару тысяч лет, дамы будут в восторге.

Довести дам до восторга нетрудно, особенно если за дело возьмется красивый наглец. Синие глаза, глаза святой Октавии, – что это? Проклятие, награда, шутка природы?

– Воистину, Рокэ, кажется странным стрелять в какого-то оруженосца, когда рядом находитесь вы. А теперь я хочу услышать про Варасту, Бакрию, Кагету и Робера Эпинэ. То, чего не было в ваших докладах…