Текст книги "Кесари и боги (сборник)"

1

Все подходящие камни громоздились на тропе, но бастиона не вышло, да и не могло выйти. Полсотни человек с наскоро вырубленными кольями за пару часов, может, и перегородили бы горную расселину, но не эту ложбину. Одна радость, что растаскивать вручную валуны трудней, чем спихивать их вниз… Быстрей чем за полчаса прохода не проделать, даже самого узкого, но полчаса – это мало. Мало, черт побери! Нужны еще полтора, а лучше – два…

– Все-таки идут, одержимые. Не могут без крови!

Это заговорил загонщик. Костлявый, хмурый, с разными глазами. Кажется, Иньиго.

– Был сигнал? – Альфорка щурится, словно целясь. – Почему я не слышал?

– Я тоже не слышал, – высунулся из тени Доблехо, – показалось кому-то!

– Хозяева. – Загонщик поднял глаза к выгоревшему небу. – Много.

– Хозяева? – не понял Карлос. Небеса были пустыми – только слепящее белое солнце и дальние птицы.

– Коршуны, – пояснил дон Луис, – их так зовут в Альконье. Тех, у кого на крыльях багряные отметины.

– Тут и коршунов-то не разглядишь, – удивился Себастьян, – а уж крылья…

– Хозяева это, – отрезал загонщик, – провожают.

– Это так, сеньор, – Мигелито выхватил и подбросил нож, поймал, сунул за голенище, – простые коршуны одиноки. Мы идем вниз.

– Хорошо, – неважно, откуда у птиц кровавые пятна, лучше занять позиции раньше, чем опоздать, – только не выдайте себя раньше времени.

– Да, сеньор, – пообещал хитано. Солнечный луч скользнул по серебряному перышку на бронзовой шее. Странный знак, многим он стоил жизни…

– Мигелито…

– Сеньор?

– В твоем адуаре есть девушка, ее зовут Лола. Сейчас она в Сургосе?

– Лола? – Черные глаза удивленно раскрылись. – Сеньор не ошибается?

– Ей лет шестнадцать. Невысокая, тоненькая, черные волосы… Для хитаны слишком короткие… Она бежала из Лоасса.

– Моя дочь. – Один из людей Мигелито, седой и сильный, шагнул вперед. – Сеньор знал мою дочь?

– Видел вчера… нет, уже позавчера, на дороге в обитель. Я купил у нее цветок. – И еще она приходила во сне, обещала оседлать коня, но он отказался, а утром принесло хаммериан. – Я сказал ей, что в Онсии нечего бояться. Вышло, что я солгал. Она в Сургосе или в адуаре?

– Лола мертва. – Голос седого тоже был мертвым. – Уже год… Бесноватые забили ее камнями, а потом остригли. На ее косах повесили ее мать и лоассца… Он был папистом, как сеньор. Я ковал коней в городе, вернулся и нашел всех. Я развел огонь… Большой огонь.

– Хайме!

– Да? – Мальчишка заболтался с Себастьяном, он не слышал разговора.

– Хайме, помнишь хитану на дороге?

– Еще бы! Ты променял цветок на кольцо.

Красный цветок… Инес просила его бросить, а он сунул в карман. Что от него осталось? Неважно что, если это не бред, цветок найдется.

– Эта девушка была хитаной и назвалась Лолой. Что ж, не всякий назовет имя первому встречному.

– Хитана не возьмет имя мертвой. Имя – это тень жизни. – Отец Лолы покачал головой и легким шагом танцора пошел вниз, по склону. Стало тихо, в который раз за этот безумный день. Была Лола сном или нет, но полтысячи хаммериан существуют и с каждой минутой приближаются. Тут не ошибешься – солдат чувствует схватку, как жаба дождь.

Дальний птичий крик, блеск ударившегося о пряжку Маноло солнца, и следом сдвоенный клекот… Сигнал!

– Вот теперь пришли. – Альфорка кривовато улыбнулся. – Постараюсь добыть тебе офицера. Того, на сером…

– Постарайся не лезть на рожон! – прикрикнул Карлос. – «Белолобых», убив вожака, не уймешь, да и вряд ли при них один офицер. Что ж, сеньоры, расходимся по местам и действуем сперва как решили, а потом по обстоятельствам. Хайме!

– Да, господин полковник!

– Пойдешь с сеньором Лиханой.

– Карлос, но…

– Ты пока еще не рубака. – Герцог взял родича за локоть и понизил голос: – Сеньор Лихана немолод и нездоров, я за него беспокоюсь. Мне бы хотелось, чтоб ты приглядел за стариком.

– Хорошо, Карлос. – Лицо Хайме прояснилось. – Я все сделаю.

– Я на тебя рассчитываю. – С Лиханой у тебя будет больше шансов уцелеть, но такое перед боем мальчишкам не говорят. – Удачи!

– Не забудьте про «Повелителя обжор», молодой человек. – Альфорка с хохотком ударил Хайме по плечу. – Карлос, мы тоже пошли. Открывающий бал не может опоздать.

– Удачи, черти б вас побрали! – Они ведь первый раз расстаются перед боем, но так надо. Маноло и Себастьяну место среди стрелков, а он после раны может бить только в упор.

– Я счастлив нашим знакомством. – Лихана старомодно поклонился. – Судьбе было угодно свести нас ради боя. Поверьте, драться рядом с де Ригаско для меня огромная честь.

– Я предпочел бы кабанью охоту, ну да какая есть. Хайме! – Горящие глаза, на щеке пятно, волосы дыбом… Пусть твой первый бой не станет последним! – Не забудь – с тебя ужин на нас всех!

– Не забуду!

Шаги, шорох веток, скрип гравия под ногами. Ушли… А шиповник цветет, и пчелы гудят, им все равно, и правильно. Жизнь не только грызня двуногих, но и бегущие облака, плющ, оплетающий камни, цветы, пчелы, птицы… Жизнь – это чудо, которое нужно защищать. Жаль, в Туторе он сменил дорожную одежду на охотничью, а как хочется сунуть руку в карман и убедиться, что цветок, а значит, и странная девушка не были сном. И еще жаль, что он не догадался написать Инес, но кто же знал, что все обернется боем. Таким боем…

По щеке рябого загонщика скользнула тень – хозяин Альконьи проплыл над самой головой и скрылся за пронизанной светом кроной, а из-за поворота показались всадники. Человек восемь. Бодрая рысь, знаменитые колпаки, беспокойно вертящиеся головы, а позади – искрящаяся лента дороги. Пока пустая. На сколько корпусов отстает голова колонны? Десять, двадцать, сорок, полсотни? Сейчас передовые увидят баррикаду, поймут, что камни свалились не сами по себе. Заметили! Крайний слева в первом ряду вскинул руку, предупреждая своих, разъезд начал заворачивать коней. Не успели – залп из нижних кустов грянул раньше. Вскинулась раненая лошадь, шарахнулась вбок другая, повалились под копыта люди. Пять всадников, две лошади… Неплохое начало!

2

Лабри видел, как смешался и повернул назад, выходя из-под обстрела, передовой дозор, вернее, то, что от него осталось. Паписты били наверняка, как у Сальса, но, слава Господу, засада невелика, иначе б разъезд полег полностью, и не только разъезд.

Полковник в сердцах дал шпоры коню, оставив позади что-то кричащего графа, и понесся вперед. Хорошо, что колонну вел Мату. Старина никогда не подводил, не подвел и на этот раз – аркебузиры первого эскадрона уже спешивались, чтобы развернуться в шеренгу… Лабри поравнялся с другом в тот миг, когда по предательским зарослям ударил мощный залп. Белое пороховое облако заволокло стрелков, посыпались ссеченные пулями ветки. Рявкнул еще с десяток аркебуз, эхо откликнулось низким ворчанием и нехотя стихло, но пропыленные кусты молчали – ни крика, ни ругани, ни ответных выстрелов. Онсийцы либо отошли вверх по склону, либо затаились, благо было где. Переплетенный отцветшим вьюном и конским плющом торчевник мог укрыть хоть роту, счастье еще, что противоположный склон был крутым и голым. Камни, разумеется, сбросили оттуда и совсем недавно, только кто? Давешние охотники или все же солдаты?

– Неприятная неожиданность. – Догнавший Крапу вежливо улыбнулся. Он еще никогда не был столь близок к пощечине.

– Неожиданность?! – оскалился Мату. Старик был готов разорвать королевского любимчика раньше папистов. – В таких местах неожиданностей не бывает. Нас ждали, гори они синим пламенем!

– Проводник? – оживился Крапу. – Что ж, я вижу на склоне премилое дерево, оно ему пойдет!

– А я вижу дерево здесь, – рявкнул Мату, – говорящее! Мы не можем торчать у этой кучи, гори она…

Но куча гореть не собиралась, и обойти ее не представлялось возможным. Будь в запасе хотя бы полдня, следовало поискать другой путь, но удравшие охотники лишили Лабри свободы маневра. Выбор был предельно прост – отступить, сорвав планы маршала, или исполнить свой долг. Любой ценой. Густаво клялся, что эта гряда последняя. На равнине лошади пойдут кентером, на равнине не будет ни булыжников под ногами, ни засад…

– Господин полковник, – малыш Роже держал под уздцы гнедого, на шее которого повис мертвый сержант. В боку бедняги торчал знакомый болт, – посмотрите. Это охотники!

– Спасибо, Роже!

Итак, в торчевнике все те же посланные Сатаной еретики, то ли одержимые ненавистью к святому делу, то ли обуянные гордыней и излишней храбростью. В любом случае их не больше полутора дюжин. Даже меньше, ведь кто-то наверняка поскакал за подмогой.

– Дорога перекрыта баррикадой из камней. – Роже не уймется, пока не доложит до конца, даже если все ясно без доклада. Его отец был таким же. – Не слишком высокой, но перескочить не получится. Лошади ноги переломают, надо разбирать. Камни крупные, но растащить можно. За самой баррикадой никого не видно. Господин полковник, если охотники отступили к лесу, они работам не помешают, слишком далеко.

– А если они в кустах? – одернул юнца Лабри, но Крапу решил, что вопрос обращен к нему.

– Что ж, – изрек он, – значит, мы с ними покончим и двинемся дальше. Десяток папистов нас не остановит.

– Пока нас остановили камни, – уточнил Лабри, разглядывая графа в упор. – Возьмите полсотни человек и уберите их. Если вам станут мешать, отойдите на безопасное расстояние и предоставьте действовать Мату. Конечно, если вы опасаетесь за свои перчатки…

– Вижу, эта часть моего гардероба поразила вас в самое сердце. – Крапу со смешком сорвал злополучные перчатки и швырнул под ноги лошадям. – Во имя Господа и короля, я готов.

– Петух! – пробурчал Мату вслед удаляющемуся всаднику. – Навязался на нашу голову.

– Не суди собрата своего! – одернул друга Лабри. – Крапу не так плох, как мог бы быть. Зло не в нем, а в папистской девке.

– Не будь Бутор и его друзья одержимы бесом похоти, Диана бы ими не вертела. – Мату зло дернул повод, и серый Гру наступил на брошенные перчатки. – Им всем надлежит очиститься… Будь оно все проклято! Они тут!

Сумасшедшие охотники все еще были здесь. Они не собирались подпускать солдат к завалу ближе чем на выстрел. Упал, взмахнув руками, старина Бубу, схватился за живот Рыжий Пьер… Кому еще не повезло, было не разобрать. Что-то прокричал, размахивая руками, Крапу, его люди шарахнулись назад. Аркебузиры прикрытия и бесноватые паписты ударили почти одновременно, взмыл к небу и оборвался чей-то крик. Больше Лабри на дорогу не смотрел, вперив нехороший взгляд в предательский склон.

Рано или поздно еретиков ждет негасимый огонь, но сейчас не до них. Ловить в зарослях сумасшедших можно до ночи, а время не терпит. Остается загнать папистов наверх, откуда они не помешают разобрать баррикаду. Главное – время, время, а не месть!

– Мату! Твое дело – засада. Не ловить! Отбросить к лесу и не выпускать, пока Крапу возится с камнями. Скажи Бустону, чтоб прикрыл… Роже, Пивоне ко мне!

– Да, полковник!

– Господин полковник, господин Крапу снова ранен!

– Куда на этот раз?

– В плечо!..

– К Дени болвана! Клеро, заменишь, и чтоб проезд был чист!

3

Спешиваются. Идут по склону вверх. Полсотни, не больше! Для дюжины охотников хватит с избытком, но кто вам сказал, что нас дюжина? А впереди тот, с переправы, хозяин серой лошади… Не потерять бы его в дыму. Ничего, Маноло не потеряет и не промахнется! Погодите, «бичи Господни», дойдет до драки, и станет вам весело. Еще веселей, чем сейчас. Полчаса мы уже отбили и пока целы, а вот вы – нет! Десяток покойников, раненые, подбитые лошади и околевшая тайна… Но главное – время! Время, которое нужно Хенилье.

Поднимаются, размазываются по склону… Еще бы, не переть же колонной по четыре в ряд. Подставили фланг? Молодцы! Вы подставили, те, кто пойдет по вашим следам, тем паче подставят, и как же они удивятся. Одно плохо: когда завяжется рукопашная, на баррикаду бросится целая орава. Таскать валуны нужно втроем-вчетвером…

Хватит ли Хенилье часа? То есть не Хенилье, а как же его… Он еще был под Сан-Марио… Те, кто видел белолобых убийц в деле, мешкать не станут, но мы предполагаем, а черти располагают. Можно спутать дорогу, нарваться на забившую мост отару или на праздничную толпу, а по дорогам ходят люди. Люди, которые попадутся бесноватым. Тот же адуар или запоздавшие паломники. Всех не предупредишь и не остановишь. Нет, час – это мало! Нужно добыть еще час, а «белолобые» бьют и бьют… Бедный торчевник, так ему еще не доставалось. Хаммериане стреляют, Альфорка молчит, он и не такое видел! Ну свистят над головой пули, не в первый раз… Когда налетчики подойдут вплотную, аркебузы заткнутся, чтобы не попасть в своих. Вот тогда стрелки и встанут. Последний выстрел придется в упор.

Крылатая тень на миг заслонила свет, неспешно поплыла дальше. Сколько же здесь коршунов! Неужели у них крылья и впрямь в крови? В небе птицы и солнце, внизу – солдаты и смерть, а здесь – ожидание. Последние его минуты… Пляшут по напряженным лицам прорвавшиеся сквозь листья лучи, алеет доцветающий шиповник, пахнет пылью и порохом. Знакомый запах, привычное дело, а хаммерианам остается тридцать шагов… двадцать… десять… Альфорка ждет, по своему обыкновению закусив губу, а рядом – Доблехо и горцы.

Карлос не видел друзей, он просто знал, что с ними. Он тоже ждал, вглядываясь в приближающийся строй, высчитывал расстояние, готовился к тому, без чего не обойтись, не загадывая о завтрашнем и не жалея о вчерашнем.

Солдат в нелепом колпаке заступил за невидимую черту, и заросли плюнули огнем. Пыльные ветки расцвели дымами, шедшие впереди белоколпачники налетели на невидимую стену, замахали руками и сбитыми кеглями повалились в разные стороны. Уцелевшие рванулись вперед, словно поднятые с лежки кабаны.

Треск, топот, рвутся плети плюща, распрямившиеся ветки хлещут чужаков, сапоги мнут срезанные листья, спотыкаются о камни, наступают на мертвецов. Просвистела стрела… Горцы с арбалетами умудряются стрелять и на бегу. Падает один бесноватый, хватается за плечо второй! Ну и отлично, чужие потери лишними не бывают, а вот и Маноло! Цел… Бежит последним! Ему всегда везло… Ни единой раны за семь лет. На ходу взмахнул рукой, – дескать, приступай, – и исчез в кустах. Закачались колючие ветви, заплясала у самого лица живая малиновая искра. Жаль, если ее погасит пуля!

Ждать дальше не было сил. Карлос поднялся, и вместе с ним поднялись слуги и шестеро загонщиков. А вот и цель! Широкоплечий малый ломится сквозь колючки. Вроде бы молодой. Кирасы нет, грубая куртка с распахнутым воротом, белый колпак, под колпаком – лицо… Маска мрачного азарта и уверенности. Маска смерти. Нужно было написать Инес, но кто же знал… Еще миг, и пуля бьет налетчика в грудь.

4

Первый ряд выбит залпом в упор, но тут уж ничего не поделаешь. Те, кто шел впереди, могли надеяться разве что на чудо, но Мату поклялся идти в середине… Только б старина сдержал слово, остаться без Мату – остаться без шпаги. Хуже, без руки!

Матье Лабри поймал взгляд Роже и неторопливо вытер платком трубу.

– Ты вернешься в Виорн настоящим солдатом.

– Да, господин полковник… Господин полковник, им нужна помощь?

– Не думаю.

Выстрелов больше не слышно. Дым медленно затягивает небо, пыль оседает еще медленней, темными тенями встают кусты, зло трясут ветками. Заросли скрыли живых, только мертвые остались лежать на иссохшем склоне… Четырнадцать солдат строем вошли в Господний рай, тридцать шесть продолжают бой. Хватит, чтоб загнать папистов в лес, будь они прокляты! Вывести из строя две дюжины человек, спутать все карты и безнаказанно уйти! Воистину, дьявол заботится о своих подручных!

Ветки больше не колыхались, и Лабри опустил трубу. Рядом шумно дышал Роже и переминался с ноги на ногу Бустон. Как просто драться, как трудно ждать. Матье положил руку на плечо старого товарища.

– Мату в порядке. Не в первый раз…

– Не в первый, – повторил Бустон. – Ты их отпускаешь? Этих…

– Господь их накажет! – Лабри вновь был полковником. – Рано или поздно, а мы должны сделать, что поручено! Роже, глянь, что у Клеро. Как только разгребут, двинемся. И двинемся очень быстро.

Роже умчался к завалу, Бустон уставился в кусты. Исполнять приказы и злиться проще, чем командовать боем, но замысел Танти дороже их отряда. Да что там, он дороже и армии, и короля! Поддаться гневу, покарать дюжину еретиков и при этом загубить великое дело, что может быть хуже? Есть вещи, которыми не поделишься даже с лучшими из друзей. Для них рейд на гнездо папистов – всего лишь ответ на вызов Рэмы.

Из кустов вывалился одинокий солдат, спотыкаясь побежал вниз. Упал, поднялся, шатаясь, сделал пару шагов, остановился.

– Смотри, – выдохнул Бустон, сжимая кулаки. – Дави Окорок!

Навстречу раненому побежали два аркебузира охранения, подхватили, поволокли вниз. В том, что солдат вышел из боя, нет ничего странного. Каждый бы так поступил. Каждый, но сегодняшним днем распоряжается Нечистый.

– Господин полковник, – прохрипел Дави, – их больше… Столько, сколько нас… Драка по всему склону… Местные и другие… Не солдаты, но дерутся, как дьяволы!

Еще одна промашка, не смертельная, но досадная. У стрелков оказалось прикрытие. Чего удивляться? Знатные еретики штаны без дюжины слуг не снимут! Конечно, солдат им не одолеть, но зачем сражаться на равных, если можно задавить числом?

– Бустон, бери еще полсотни и помоги Мату. Только не зарывайся! Мы выполняем приказ!!!

Промолчал, и на том спасибо. Когда-нибудь за бутылкой вина Мату с Бустоном узнают все, и пусть ворчат сколько душе угодно, старики всегда ворчат, но сейчас не до споров. Сейчас он, Матье Лабри, – руки маршала, и в них будущее Лоасса и будущее святого дела. Вот так, на пыльной дороге, и понимаешь, что ты избран и призван. Ты, а не твои друзья и не граф с его перчатками, будь он хоть сто раз приятелем Луи Бутора. Его величества Луи, который будет делать, что ему сказано!

Лабри поднял трубу. Вторая полусотня быстро взбиралась на холм. Люди заранее разбились на мелкие группы и растянулись, сейчас они навалятся на оставшихся противников, и все будет кончено. Двое-трое умелых бойцов на гуляку или слугу – это даже боем не назвать.

5

«Белолобый» выскочил вслепую из-за кустов. Один. Осталось чуть вытянуть левую руку, и виорнец сам насадил себя левым боком на кинжал. Повезло, но раз на раз не приходится… Получив по лапам, лоассцы старались атаковать вдвоем, а то и втроем, но минуты уходили кровью в песок… Их не вернуть, сколько б вас ни лезло наверх! Слышите, твари? Не вернуть!

Под ногами треснула сухая ветка, попятился, уклоняясь от шпаги, еще один бесноватый, заорал и исчез за спиной хромого горца. Карлос прыгнул в сторону, изогнулся, чужой клинок, не встретив отпора, беспомощно свистнул, понесся вниз, увлекая хозяйскую руку. Дальше Карлос не смотрел. Он крутился, отбивал и наносил удары, иногда попадал, но считать чужие раны было некогда. Сколько идет бой? Кто рядом? Что внизу? Что наверху? Лица, спины, листья, клинки, ветки мелькают, словно холм стал очумевшей каруселью. Крутится небо, бьет по глазам солнце, хлещут колючие плети… Одна оказалась стальной, но порез на ребрах еще не беда!

Навстречу летит кто-то огромный, разогнался, занес руку… Шагнуть навстречу, выставив шпагу, в последний момент вскинуть руки, словно в танце. Здоровяк рубит воздух, открывается… Удар, брызги крови на лице… Хорошо, что не в глаза! Просвет в бою, просвет в кустах, низкое гуденье – Лопе взялся за свой посох… «Белолобый» пробует подобраться со спины. Внезапный тычок назад как раз под горло, виорнец корчится на траве, двое его товарищей растерянно пятятся, уши режет пронзительный свист. Седой хитано… Отец Лолы! Хаммерианин разворачивается к новому врагу, его приятель остается один на один с Лопе. Делать здесь больше нечего.

Выстрел из пистолета. Кто-то сберег заряд или это хаммериане? Точно! Прут сквозь кусты. Подкрепление! Они послали подкрепление, значит, дорога еще не очищена.

Три лица сливаются в одно, пляска продолжается, кажется, опять задели, или это ветка? Вновь отец Лолы… Отвлекает одного из троих. Ложный выпад, прыжок, а ты не промах!.. Был! Звон клинков, белые от злости глаза, боль в бедре, открывшаяся грудь. Отправляйся в пекло!

– Сюда! Братья!.. Главный! Здесь главный!

Невысокий и юркий орет во всю мочь, не забывая защищаться. Заросли трещат – «белолобые» ломятся со всех сторон. Седой хитано с окровавленной навахой снова рядом. Судьба или он так решил? Пятеро, шестеро, семеро… С шипением вспарывает воздух дубина Лопе, течет по ноге кровь, сколько это длится? Двое шагают навстречу одновременно, из кустов вылетает Маноло. Выстрел… Белое полотно становится красным. Альфорка не промахнется!

– Кто тебя звал?! – Спина к спине, такое уже бывало… Четырежды.

– «Белолобые»… Я им за это… искренне… благодарен… Особенно этому…

Выпад, вопящий хаммерианин заваливается на спину, так и не закрыв рот. Рядом с отцом Лолы еще двое хитано, и откуда взялись? Четверо лоассцев, ощетинясь шпагами, отходят в заросли. Можно утереть пот со лба, глубоко вздохнуть, оглядеться. И увидеть, как снизу лезут свежие солдаты. А камни на дороге все еще лежат, много камней…

– Иди, куда шел! Слышишь? Убирайся!

– Слышу. – Маноло торопливо заряжает пистолет. – Ты ранен…

– Без тебя знаю! Завал, Маноло… Твое дело – завал!

Глава 7

1

Первый удар пришелся мимо. С десяти шагов грохнул залп; «белолобые», преследуя стрелков, проскочили засаду, едва не отдавив ноги Хайме, и встретили Карлоса и хитано. Друзья сражались, а они всё ждали в кустах на краю прогалины – пожилой муэнский сеньор, оставшиеся загонщики и четверка людей де Гуальдо, вооруженных охотничьими рогатинами и похожими на короткие древние мечи кинжалами.

Схватка разгоралась, но Лихана с места не двигался. Только поглубже нахлобучил охотничью шляпу, беззвучно пошевелил тонкими губами и застыл, словно старая цапля на болоте. Вытащивший было клинок Хайме вздохнул и тихонько вложил его в ножны. Их время еще не пришло, это юноша понимал. Он стоял и смотрел сквозь резные ветки, как дерутся другие, а бой то катался по прогалине очумелым дикобразом, то втягивался в дальние заросли. И тогда оставались лишь хруст и вскрики, затем кто-то врывался на поляну, и следом за ним вываливались противники.

Хайме по-совиному вертел головой, пытаясь отыскать Карлоса. Солдаты орудовали шпагами и тесаками, между ними метались хитано со своими навахами, не уступавшими длиной иным шпагам. Мелькнул Лопе, сбил посохом двоих и исчез. Родича не было. Ну и что?! Всех не разглядеть, а Карлос жив! Конечно, жив, просто его закрывают кусты, а издали все так похожи… Хорошо, хаммериане носят колпаки, иначе не разберешь, кого бить.

– Фарабундо! – окликнул Лихана старшего из людей де Гуальдо, светловолосого и светлоглазого, словно житель Миттельрайха. Местного наречия Хайме не понимал, но Фарабундо быстро глянул на юношу и кивнул. О чем это они? О нем?! Горец что-то буркнул своим, те задрали головы, Хайме последовал их примеру, но увидел лишь коршунов.

– Вы что-то хотели спросить? – Муэнец был спокоен, словно собирался к поздней обедне.

– Я… Я хотел бы пригласить вас на обед… В честь моего вступления в полк. Будут все…

– Почту за честь, сеньор де Реваль.

Из кустов со свистом выскочила черная змея, полоснула по белым головам. Пара наседавших на раненого налетчиков мигом позабыла обо всем на свете. Раненый, лишившись противников, повалился в траву. Вожак хитано перескочил через упавшего и обрушился на «белолобого». Удар! Клинок вываливается из рассеченной руки! Удар! Окровавленные ладони пытаются прикрыть глаза. И последний удар – уже навахой.

Бесноватый, корчась, оседает у ног хитано. Мигелито на мгновенье замирает и вдруг, не выпуская ни кнута, ни навахи, кидается на землю. Перекатывается, вскакивает и пропадает из виду.

Тяжело топая, на прогалину врываются трое запоздавших лоассцев. Не запоздавших! Это подкрепление! То самое подкрепление, которое они ждут, – Карлос рассчитал верно! Хаммериане заполоняют пространство – суконные спины, грязно-белые головы…

– Любуетесь? – Альфорка. В одной рубахе, лицо в пятнах копоти, но вроде цел.

– Карлос жив?

– А что ему сделается? Сеньор Лихана, мы на вас надеемся!

– Маноло!..

Но Альфорка уже исчез. Затопившие прогалину хаммериане штурмуют дальние заросли. Кусты за спиной их не волнуют, Карлос на это и рассчитывал!

– Спустимся немного, – велит Лихана, и они бегут вниз. Заросли становятся ниже, приходится пригибаться, перебегая от куста к кусту. Бой скользит навстречу, вверх и вбок, сквозь отдаляющиеся треск и звон проступают отрывистые команды и какое-то уханье – хаммериане расчищают дорогу. Белоголовые фигурки в клубах пыли суетятся среди валунов, по сторонам они не смотрят, зачем?

2

Клеро расчистил тропу больше чем наполовину, правда, не без потерь. Неподвижное тело темнело на освобожденном участке, а двое раненых ожидали Дени Мясника. Какой-то арбалетчик сторожил баррикаду до последнего. Аркебузиры несколько раз выстрелили по зарослям, и папист замолчал. То ли поднялся к своим, то ли поймал наконец пулю.

Матье Лабри отвернулся от суетящихся носильщиков и попытался рассмотреть, что творится на склоне. Увы, для этого холм был слишком заросшим, к тому же папистов оттеснили к вершине. Ясно было одно, бой и не думал кончаться. Мату с Бустоном будут разочарованы, они не привыкли выпускать добычу, но охотников придется оставить. Ничего, мельницы Господа рано или поздно размелют и это. Еретиков, пусть они трижды сдохнут в собственной постели, ждет ад!

– Странные здесь охотники, господин полковник. – Крапу неумело прижимал к груди перевязанную руку. – И птицы странные. Вы не находите?

– Птицы? – переспросил Лабри. – Не нахожу. Как ваши раны?

– Они унизительны. Мне придется вернуться и отдать долги. Самым трудным будет отыскать наших «друзей».

– Арбалетчика, всадившего в вас болт, вы вряд ли найдете, – заметил Лабри, прикидывая, не пора ли отзывать хотя бы Бустона. – Но хозяина вы отыщете без труда. Судя по всему, нас преследует вельможа из Доньидо. Он вряд ли станет молчать.

– Вы меня утешили. – Щеголь вновь потеснил солдата, но злиться на графа, как прежде, Лабри уже не мог. Он просто пожал плечами и повернулся к завалу. Словно для того, чтоб увидеть валящихся на землю людей и поднявшиеся над кустами дымки.

– Воскресенье Господне! – Крапу, позабыв о ране, погнал лошадь вперед. – Не может быть!

– Стоять! – рявкнул Лабри, посылая гнедого наперерез лезущему под пули болвану. – Жить надоело?!

– Господин Лабри!

– Вы не при дворе! – рявкнул полковник. Он отдал бы полжизни за право первым броситься на проклятых стрелков, но у него был отряд. И у него был приказ. – Отозвать Клеро! – Голос Лабри был холоден и бесцветен. – Аркебузиров на дорогу. Три залпа! Вымести эти кусты и сразу же прочесать. Крапу, вы хотели посчитаться со стрелками? Прошу. В вашем распоряжении тридцать человек. Гийом, бери еще полсотни. Поднимешься до того шиповника и ударишь еретиков с тыла. Видит Господь, они сами выбрали смерть, как до этого выбрали ересь.

3

Они подменили стрелков Альфорки под самым носом лоассцев, а те ничего не поняли! Стрелки отошли, чтоб вернуться, когда бой откатится вверх, Маноло, на бегу подмигнув Хайме, скрылся в кустах, и тут же перед юношей возник «белолобый» с тесаком. Первый настоящий враг в его жизни!

Солдат в нелепом колпаке шагнул вперед, занося руку, сверкнула чужая сталь. Хайме поднял шпагу, а дальше, дальше все получилось, как на тренировке? – ложный удар, ненужная защита… Сильной частью своего клинка Хайме отбросил чужой в сторону. Правый бок противника был открыт, а теперь – кинжал! Как легко вошло, будто бы и не в тело. Повезло, что лоассец был лишь с тесаком… Вообще повезло!

– Слева! – крикнул беловолосый горец. – Бесноватые!

Высокий человек с белой головой словно нехотя махнул клинком и пропал, его сменил солдат с изуродованным лицом. Почти старик… Первый же выпад ветерана едва не стал для Хайме последним, но юноша как-то увернулся. Они замерли друг против друга среди хрипящей свалки. Злые темные глаза завораживали, подхлестнутое нахлынувшим страхом сердце бешено колотилось. Хаммерианин был страшен и опытен, скольких он уже отправил на тот свет? Скольких еще отправит? Рука Хайме судорожно сжала эфес. Ветеран усмехнулся, показав неровные зубы. Юноша тряхнул волосами, отгоняя навалившуюся слабость, и очертя голову ринулся вперед. Хаммерианин рассмеялся и слегка шевельнул рукой. Раздался отвратительный хруст – горская рогатина вошла «белолобому» меж ребер… Хайме пролетел мимо упавшего врага, запнувшись обо что-то податливое и неживое, выскочил из зарослей и замер, сжимая клинки, не зная, что дальше.

Впереди, очень близко, лежала дорога. Пустая. Таскавшие камни «белолобые» отошли под прикрытие аркебузиров, а те торчали недобеленными столбами. Прицельно бить они не могли – мешали солнце в глаза и густая листва. Хайме завертел головой, соображая, куда бежать. Совсем рядом рухнул хаммерианин, покатился вниз по рыжему склону. Выскочивший следом за юношей Фарабундо поудобней перехватил ставшую красной рогатину, что-то крикнул. Хайме не понял, но бросился к горцу. Сверкнуло, отразясь от клинка, солнце – наперерез мчался здоровенный лоассец. Юноша развернулся навстречу, но солдат пробежал мимо. Хайме обернулся – ниже по склону «белолобые» прижали кого-то к камням. Кажется, Лихану и одного из загонщиков. За спинами нападавших было не разобрать, но бегущего на подмогу лоассца Хайме остановил. «Белолобый» передернул плечами и замахнулся. Левша! Целит в голову! Юноша отпрыгнул, лоассец, уворачиваясь от кинжала, тоже. И налетел на Фарабундо.

Облизнув губы, Хайме глянул вниз. Лихана остался один, но его спину прикрывал камень. Муэнец сделал выпад, Хайме скрипнул зубами и обернулся на топот. Удар, чужая кровь на лице, полный ненависти взгляд и смерть. Тоже чужая.

Юноша перешагнул длинное тело, он опять был один. Слева трое горцев вовсю орудовали рогатинами, справа упал загонщик, а Фарабундо сцепился сразу с двумя. Помочь? Хайме оглянулся на Лихану, в пыли и мелькании спин и рук ничего не было видно, но будь муэнец мертв, «белолобые» бы занялись живыми. Хайме тряхнул головой и бросился на помощь. Сзади кричат? Неважно! А вот и противник. Скрещенные клинки, удар, парирование… Он ответит, он знает, как отвечать! Тяжелая дубина ломает лоассцу руку, и тут же второй конец врезается в суконный лоб.

– Не дури! – рявкает загонщик. – Держимся вместе!.. А теперь – к сеньору!

4

Паписты не стали отступать, приняв бой в тех самых зарослях, откуда стреляли. Сошли с ума? Может, и так. Господь, решив наказать, лишает разума… Что ж, тем лучше, Гийом и Крапу пожмут друг другу руки на могиле еретиков. Возможно даже помирятся, но Гийому лучше бы поторопиться. Паписты огрызаются как звери, да они звери и есть. Упрямые, злобные, дикие… И это даже хорошо. Резать монахов и паломников – дело не солдат, а палачей, но муэнские охотники развязали слугам Господа руки. Онсийцы пролили кровь, да падет она на их головы!