Текст книги "Стихотворения в двух томах. Том второй"

 
Еще Христос не кончил говорить
Ученикам, уснувшим от печали,
Как уж народ пришел Его схватить,
Злодея словно, с кольями, мечами…
Иуда шел открыто впереди,
Пообещав коварным поцелуем
Предать Христа, но Тот предупредил
Его поступок и идею злую:
«Иуда! Целованьем предаешь
Ты Сына Человеческого ныне?»
По телу вора пробежала дрожь,
Когда лобзаньем предал Божья Сына.
«Я каждый день учил и был прямым,
Но ныне ваша власть и время тьмы!»
 

 
«Ты трижды отречешься от Меня», –
Сказал Христос Петру в предсмертный час.
«Пусть даже соблазнятся все, но я
С Тобой умру, не страшен мне соблазн!»
Боренье в Гефсимании, арест,
Допросы, издевательства, плевки…
Христу присужен был Голгофский Крест.
Бежали все, желаньям вопреки.
Бежал и Петр. О клятвах позабыв,
Во двор первосвященника проник,
Сел у костра, где слуги и рабы,
Руками к огоньку меж них приник…
Отрекся трижды он, костер потух…
И где-то близко прокричал петух!
 

 
И поднялося множество людей.
К Пилату Божий Сын был отведен.
Как улей, двор перед дворцом гудел.
Не будет Он теперь освобожден…
«Ты Иудейский Царь?» – Пилат спросил.
«Ты говоришь», – последовал ответ.
«Распни Его!» – народ, крича, просил,
Пилат же медлил, не решался: «Нет…
Он не виновен в том, в чем в злобе вы
Сурово обвиняете Его…
Я не казню невинной головы…
Царя ужель распнете своего?».
Публично руки там омыл Пилат.
А Божий Сын был предан и распят.
 

 
И повели Иисуса распинать
На место, что звалось Голгофский холм.
Друзья пустились кто куда бежать,
Враги толпою шли за Ним пешком…
И Симон Киринеянин помог
Крест донести избитому Христу,
А женщины, от слез не чуя ног,
На месте казни стали на посту.
Там был на крест кровавый вознесен
Целитель тела и души Христос.
Между двумя бандитами казнен
Был Тот, Кто свет во тьму земли принес!
А надпись на доске (как было встарь),
Гласила: «Сей есть Иудейский Царь».
 

 
Он шесть часов висел на том кресте.
Разбойники висели с двух сторон.
Один хулил в бездумной простоте,
Другой вину признал и был прощен!
Толпа бросала вызовы Ему:
«Других спасал? Себя не мог спасти!»
А Он Отцу молился Своему:
«Отец, невежд слепых в любви прости»…
Он Мать Свою Иоанну поручил,
А Ей сказал: «Отныне он Твой сын».
И шесть часов подряд кровоточил,
Оставленный Отцом, совсем Один…
И под конец «СВЕРШИЛОСЬ!» прокричал.
«Отец, прими Мой Дух»… и Дух отдал.
 

 
Иосиф, член совета, ученик,
Добрейший и правдивый человек,
Что Царство Божье ожидать привык,
Порой ночами не смыкая век,
Пошел к Пилату тело попросить,
И получил, и сняв Его с креста,
Решил во гробе новом положить
В своем саду, где быть Ему под стать.
Но женщины пошли туда за ним,
И видели, куда он тело клал…
Суббота наступила… Нелюдим,
Весь день второй сад будто бы проспал.
Не спалось только женщинам, они
Готовились пойти туда одни…
 

 
Поутру очень рано, когда ночь
Еще вбирала блеск последних звезд,
А свет зари, пытаясь превозмочь
Остатки тьмы, рвался из туч вперед,
Пошли ко гробу женщины, как тень,
Тихонько пробираясь по тропе…
Печальные от траурных вестей,
Еще помазать тело не успев…
И видят свет и камень в стороне,
И ангел светлый, молнии светлей:
«Иисуса ищете? Его здесь нет!
Воскрес из гроба силою Своей!»
ВОСКРЕС ХРИСТОС!
Скажите всем о том!
Все верные воскреснут со Христом.
 

1980

Раздумья матери

При кресте стояли Матерь Его,

и сестра Матери

Его Мария Клеопова

и Мария Магдалина.

Иоанн. 19:25

 
Весь день стояла у креста
Оцепенелая, без силы…
Зажала добела уста,
Не плакала, не голосила.
 
 
Опять, как тридцать лет назад,
Событья дней в душе слагала.
«Мой Сын распят… мой Сын распят…»
Беззвучно сердцем повторяла.
 
 
Между крестом и третьим днем
Пролег затишка промежуток.
Он душу поднял ей вверх дном,
Был для нее и благ и жуток.
 
 
И память из прошедших лет
Картинки воспроизводила:
И Вифлеем, и Назарет,
И Храм, куда Его водила…
 
 
Вот, Он Младенец на руках
В худом хлеву вдали от дома,
Где эхом прозвучал в веках
Впервые голос незнакомый.
 
 
Вот, Он подросток в мастерской,
Отца земного подмастерье.
В руках спорился труд мирской,
Росло заказчиков доверье.
 
 
Он чем-то влек к Себе людей,
Был для Нее и них курьезом –
Кудрявый мальчик-иудей
С миндалинами глаз серьезных.
 
 
Он рос, мужал и с каждым днем
Ей непонятней становился.
Молилась по ночам о Нем,
Чтоб дней грядущих не страшился.
 
 
О, сердце Матери! Оно
Уже предвидело разлуку:
«Мой Сын земной и неземной.
Он радость мне несет и муку»…
 
 
Нагрянул неизбежный час.
Она весь день за Ним ходила.
Своих, от слез опухших, глаз
С Него тревожно не сводила.
 
 
Потом… В течение трех лет
Не счесть ночей ее бессонных!
Есть Сын и все же Его нет, –
Он – достоянье посторонних.
 
 
Он толпы учит и целит,
И речь Его мудра и властна.
Но сердце Матери болит:
«Так говорить, как Он, опасно»…
 
 
Не Ей беду предотвратить.
Он был на муки предназначен,
Чтоб грех всемирный искупить.
Так почему же сердце плачет?
 
 
Так вот он меч, что Симеон
Ей предсказал в далеком прошлом!
Спасенье Божье видел он
В Ее, едва рожденной, Крошке…
 
 
«Мой Сын земной и неземной…
Он Божий Сын и Агнец Божий.
Он Сын и Он Спаситель мой!
Смерть быть концом Его не может!»
 
 
Сидит в раздумьях долго Мать.
Ей далеко не все понятно.
Все научилась принимать,
Приятно Ей иль неприятно.
 
 
Она одна и ночь темна,
И сердце судорожно бьется.
В просвет окна глядит луна,
Свет голубой по стенам льется…
 
 
Нашло предчувствие, как тень:
«С Ним что-то будет… что-то будет…»
Не знает, что на третий день
Отец Распятого пробудит!
 

Летние раздумья

 
Трепещет лист у пальмы на ветру.
Как легкий веер в пальчиках испанки.
Деревьям легче пережить жару
И солнечные знойные припарки.
 
 
А люди где-то умирают в зной,
И куры мрут, и скот ведут на бойню…
А мать, гуляя под руку со мной,
Вздыхает: «Сердце бьется перебойно»…
 
 
Июль. Жара. Опять в цветах весь сад.
Еще полгода снова за плечами.
Сижу в тени, глотаю оранжад
Под струйки водной мерное журчанье.
 
 
Бежит водичка из кувшина вниз
На лилии в искусственном ставочке.
Верхушку в небо тянет кипарис,
Исчезла пчелка в чашечке цветочка.
 
 
Так хорошо! Такая красота!
Роптать ли мне на зной в такой усадьбе?
Ведь это сон! Заветная мечта!
Молюся лишь, ее не потерять бы.
 
 
Чтоб продолжалась так на радость всем:
Усталой маме, мужу, мне и детям,
Внучатам и друзьям, как звук поэм,
Написанных прославленным поэтом.
 
 
Закрыв глаза, лицо направив ввысь,
Сижу, молюсь, благодарю… и плачу…
Как благ Господь! А вы, друзья, а вы,
Кого благодарите за удачу?
 

Лето 1980

Осеннее очарованье

 
У осени свое очарованье.
Как женщину не портит седина,
Так ей к лицу природы увяданье.
А без того она, как не она.
 
 
В субтропиках она едва заметна,
Но все же есть. Я радуюсь тому.
Ведь мы похожи в нескольких приметах,
Известных нам и больше никому.
 
 
Она прекрасна в золотом наряде
С ковром из листьев пестрых под ногой.
Я с ней встречаюсь в утренней прохладе,
Такою близкой мне и дорогой.
 
 
Туманный саван покрывает горы.
Заря над морем в лиловатой мгле.
Весна и лето пролетели скоро.
Все пролетает скоро на земле…
 
 
Мне сладок щебет птичий на рассвете
И дорог веток оголенных взмах;
И листьев шепот о весне и лете,
О том, что после осени – ЗИМА…
 

Ноябрь 1982

Ноябрь

 
Ноябрь, и где-то, верно, выпал снег.
Ледок под ним лежит, как вор в засаде.
Ступнет в него нечайно человек,
И вмиг лишится важности во взгляде.
 
 
Поедут ноги накрест иль в шпагат,
И полетит в сугроб вороной шапка.
И будет вид комично-глуповат,
Как при подножкой вызванной посадке.
 
 
Но это где-то, а у нас не так:
У нас не то чтоб вечным было лето,
Но речи быть не может ни о льдах,
Ни о снегах, ни о колючих ветрах.
 
 
И месяца нет лучше ноября,
Безветренней, теплее и прозрачней.
Он каждый год спешит ко мне не зря
С поэзией, что лучших проз удачней.
 
 
Я не забыла прошлых ноябрей
С их ветром, гололедом и снегами.
Но наш куда приятней и добрей.
Нам с ним легко, ему не трудно с нами.
 
 
В моей судьбе давно царит ноябрь
Спокойный и прохладный (но не очень).
Он зиму предвещает мне, но я
Продлить хочу ноябрьскую осень.
 
 
Еще успеет наступить зима.
Пусть подождет, повременит немного.
Мне уже слышен ее крыльев взмах.
А налетит, не буду спорить с Богом…
 

1983 (Ноябрь в Южной Калифорнии)

Осень

 
Осень. Вечный Художник разлил и разбрызгал все краски.
И пестрит и кружится в глазах этот калейдоскоп.
Осень. В зеркале вод себя видит природа без маски.
И земля отдает до последнего плод свой и сноп.
 
 
Осень. Время раздумий и воспоминаний.
Год почти позади. Впереди Рождество, Новый Год…
Осень. Время проверки пройденных путей и желаний.
Время вновь подытожить духовный расход и приход.
 
 
Осень. Сладкое, тихое, грустное время.
Золотая пора листопадов и серых дождей.
Время сбора плодов там, где было посеяно семя
От терновника, плевел, пшеницы, янтарных гроздей.
 
 
Осень. Время подумать о том, что и жизнь наша семя,
Что мы можем по ветру рассеять ее наобум
Или в доброй земле для нее совершить погребенье,
Чтоб воскресла, истлев в ее временном, нужном гробу.
 
 
Осень. Мысли о жатве, о Боге, о жизни и смерти…
О зерне, что по смерти лишь много приносит плодов.
О Христе, Кто сказал: «На Меня посмотрите и верьте,
Что без жертвы и боли не будет плодов от трудов».
 
 
Будет только бесплодность, бесцельность и будет
                                                                  бездарность.
Урожаи не тешат, не радует жизни итог.
Осень. Хочешь Творцу принести благодарность?
Сей и жни так, чтоб жатвой твоею доволен был Бог!
 

День благодарения, 1981

Короток путь…

…Dans се trajet кi court

de la branche а!а terre…

Cyrano de Bergerac – Edmond Rostand

 
Короток путь от ветки до земли,
Осенний день печален, сер и мглист…
Безжизненно, как будто из петли,
Сорвался и упал на землю лист.
 
 
Момент разлуки был неуловим –
От ветки отломился черенок,
Как будто бы незримый херувим
Слегка его коснулся, дав толчок.
 
 
И ветер, как прозрачный парашют,
Понес к земле плавней, чем два крыла.
И лист забыл родных ветвей уют,
Забыл какою жизнь его была.
 
 
Он перешел в иное бытие,
Отдался измерениям другим…
Так кончу я здесь странствие свое.
Дух запоет освобожденья гимн.
 
 
В какой-то день… осенний, может быть,
(Мне Бог на это света не пролил),
Я оторвусь от жизни, чтобы жить!
Короток путь от ветки до земли.
 

Январь 1977

Осенний лист…

 
Как будто плачет виолончелист
Мелодией, что написал Франц Лист,
Когда, срываясь, пожелтевший лист
Летит к земле под ветра вой и свист…
 
 
Как будто молодой евангелист,
Священной Книги раскрывая лист,
Застенчив, неуверен, неказист,
Осенний на ветру трепещет лист…
 
 
Как будто постаревший пессимист,
Надежду потерявший фаталист,
В пустом концертном зале пианист,
Увядший лист последний раз – солист…
 
 
Как будто ветхой древности псалмист,
В глухом лесу под птичий пересвист
Осенний лист до смерти мелодист,
До самой смерти, до конца – теист!
 

Сентябрь 1980

Листья и семена

 
Нам осень раздает не только листья, –
Она нам рассыпает семена.
И рыжая окраска ее лисья,
Как золото созревшего зерна.
 
 
Летят на парашютиках-пушинках,
Стреляют из коробочек, как дробь,
И падают на землю, как снежинки,
Беззвучную в ней вызывая дрожь.
 
 
Срываясь, листья на ветру кружатся,
Срываясь, тихо вьются семена
Все ниже, ниже, чтоб к земле прижаться
И лечь в нее для временного сна.
 
 
И под давленьем зерен невесомых
Покорно разверзается земля,
Чтоб выносить в своей утробе темной
И превратить в зеленые поля.
 
 
Бессмыслицы у Бога не бывает.
Сменяются у года времена.
Дожди весною землю поливают,
И плод приносят зерна-семена.
 
 
И знаю я, когда желтеют листья,
И осень мне про старость говорит,
Что сколько ни проси и ни молись я,
Зима придет и все преобразит!
 
 
И жизнь, что в сердце мне Господь посеял,
Когда-то расцветет и явит плод.
Ведь невесомое, невидимое семя
Во мне живет, живет, живет!
 

Октябрь 1984

Зимний маскарад

 
Под Новый Год созрели апельсины.
Одежды зимней никому не надо.
Носи весь год костюм из парусины,
Срывай лимоны или авокадо.
 
 
Гуляй зимой в сандалиях, панаме,
Лежи на пляже в январе, как летом.
Смотри на чаек, говори с волнами,
Дыши морским, соленым, влажным ветром.
 
 
Срывай цветы (сезонные, конечно),
В саду срывай, а не в оранжерее.
Под кипарис садись, что зелен вечно,
Под фикус или лавр, что не стареет.
 
 
Покажется, что жизни нет предела,
Что миф старенье, увяданье, слезы…
Пока увидишь, что зима раздела
Родные, белоствольные березы,
 
 
Раздела липы, тополи и клены,
Сгустила облака над цепью горной,
И на вершину и на склон зеленый
Спустила белый снег из тучи черной.
 
 
Тогда ошеломленный откровеньем,
Придешь домой немного очумелый,
И в первый раз в зеркальном отраженье
Увидишь тусклый взор и волос белый…
 
 
А во дворе созреют апельсины,
Одежды зимней никому не надо,
Но ты видал безлистые осины,
Ты не обманут этим маскарадом.
 

Январь 1977

В ту ночь…

 
В ту ночь, когда на небе Иудеи
Звезды таинственной нездешний свет горел,
Слепец перевернулся на постели:
Ему приснилось вдруг, что он прозрел!
 
 
В ту ночь, когда до пастухов у стада
Донесся звук небесных голосов,
Глухой во сне дрожал от звуков града:
Ему приснилось, что он слышит вновь!
 
 
В ту ночь, когда в хлеву в объятьях Мамы
Младенец льнул щекой к Ее щеке,
Во сне калека шевелил ногами:
Ему приснилось – он бежит к реке!
 
 
В ту ночь, когда над только что Рожденным
Мария нежно наклонила стан,
Презренный улыбнулся прокаженный:
Ему приснилось, что он чистым стал!
 
 
В ту ночь, когда в руках Пречистой Девы
Младенец-Царь внимал Ее устам,
Во сне еще не согрешившей Евы
Блуднице снилось, что она чиста!
 
 
В ту ночь, когда в убогих яслях лежа,
Небесный Сын глядел на звездный свет,
В холодном сне, уже на смертном ложе,
Больному снилось, что могилы Нет!
 

(свободная адаптация с английского)

Великие поиски

 
Сменялись дни несчетно темной ночью,
Верблюды шли вперед неутомимо
По каменистой и песчаной почве,
Пересекая реки и долины.
 
 
Три седока, три мудреца с Востока
Настойчиво животных подгоняли.
Слова живые древнего пророка
Им дивное событье предсказали:
 
 
«Родится Царь в далеком Вифлееме…»
Они Его рожденья ожидали.
И вот Звезда зажглась на черном небе
И поманила их в глухие дали.
 
 
Они нашли Того, Кого искали.
Ничто в пути их не остановило.
В улыбке хитрой Ирод зубы скалил,
С докладом во дворец просил зайти он.
 
 
Они ж ушли окольными путями,
Довольные, счастливые, как дети.
Не так ли и теперь бывает с нами,
Когда мы ищем Господа и встретим?
 
 
Глупцы идут дорогами кривыми,
Где бури воют, злые ветры свищут…
Звезда манит, горит во тьме над ними,
Но только мудрецы Иисуса ищут.
 

Рождество

 
Снова елки в витринах, блестит мишура,
Дед Мороз с бородою из ваты…
Рождества с нетерпением ждет детвора,
Дни и ночи для них длинноваты.
 
 
Этот праздник вошел в обиход у людей
Своим светом из лампочек ярких.
Центром стал у него Дед Мороз-чародей,
Целью стали гостинцы-подарки.
 
 
А убогие ясли в овечьем хлеву,
И Младенец, что в них был положен,
Это все, как во сне… А сейчас, наяву
Весь тот мир непонятен и сложен.
 
 
Но не вычеркнешь то, что свершилось тогда,
Пенье Ангелов шум не заглушит.
И сияет, как встарь, над Младенцем Звезда,
И ничто ее свет не потушит.
 
 
И поныне в пещеры убогих сердец
Она свет свой святой проливает,
И чудесною силой Небесный Отец
К новой жизни людей возрождает.
 
 
И рожденные свыше живые сердца
Каждый год видят снова картину,
Как рука всемогущего Бога Отца
Плоть дарует Единому Сыну!
 
 
Видят ясли в пещере, Пречистую Мать
И Младенца Христа на соломе,
Пастухов на полях, что спешат возвещать
О Рожденном в хлеву, а не в доме.
 
 
Мир погряз в мишуре, ослеплен суетой,
Снова елки сияют в витринах…
О, как нужен ему свет звезды золотой,
И спасение вечного Сына!
 

Рождество 1978

Живая вода Вифлиема

 
В плену филистимском лежит Вифлеем.
Давид в Одолламской пещере.
Давно не снимает доспехи и шлем,
Он доблестен в деле и в вере.
 
 
Но пить захотелось однажды царю.
Колодезь в руках филистимских…
«Кого в Вифлеем за водою пошлю?
Друзей ли вернейших и близких?»
 
 
И вызвалось трое пойти в Вифлеем.
Пробралися в стан перелеском…
Авесса их вел настороженно нем,
Движений не делая резких.
 
 
Колодезь во вражеском стане нашли,
Воды из него зачерпнули.
И той же дорогой царю отнесли,
Хоть знали, что жизнью рискнули.
 
 
Но выплеснул воду на землю Давид
Всевышнему Богу во славу!
«Господь сохрани, чтоб я мог ее пить! –
Кровь воинов верных и бравых.
 
 
Они полагали там жизнь за меня.
Как мог бы я выпить их воду?
Все трое, как та головня из огня,
Вернулись с водой на свободу!»
 
 
О царь, полководец, поэт и певец
С душой благородно-сердечной!
В Священном Писанье Небесный Отец
Оставил портрет его вечно.
 
 
Псалмы его дивные выше поэм.
Я плачу, пою, торжествую!
Творец всемогущий сошел в Вифлеем
Добыть для нас воду живую!
 
 
Купить ее кровью Иисуса для нас
Из вражеских лап преисподней…
Текут благодарности слезы из глаз
На землю для славы Господней!
 

Октябрь 1979

Свет в конце туннеля

 
Очами сердца видели пророки
И Богу посвященные мужи
Во всех делах Создателя уроки,
Во всех тернистых зарослях межи.
 
 
Водимые небесным, тихим светом,
Они сносили горе и беду.
Зиждимые Божественным заветом,
Ловили искры света на ходу.
 
 
На дне колодцев, ям, лощин, ущелий
Они впивались взором в небеса.
В конце глухих, извилистых туннелей
Вперед манила света полоса!
 
 
Она с веками ярче становилась,
Все шире, все доступней и светлей.
Вела, вела…и вдруг остановилась
Звездой лучистой посреди полей,
 
 
Над Вифлеемом – городом Давида,
Над хлевом скромным. Кто б подумать мог,
Что место без величия и вида
Для Сына Своего назначит Бог?
 
 
И оправдались годы ожиданья,
И свет в конце туннеля не подвел.
К Спасителю от смерти и страданья
Он медленно, но верно мир привел.
 
 
В путях земных встречаются туннели.
Не все вопросы ждет прямой ответ…
Но песнь звучит, что Ангелы пропели:
«Христос родился! В мир явился Свет!»
 

Рождество 1982

Рождественская декламация

 
Он был обещан нам еще в раю.
О Нем Отец любви благовестил.
Бросая взгляд на хитрую змею,
Он ей слова такие говорил:
«Я между вами положу вражду –
Меж грешною женою и тобой.
Вражду, что родилась вот здесь, в саду,
Где был поступок сделан роковой.
Меж семенем твоим, коварный змей,
И семенем жены навек вражда!
Оно придет в свой срок тебя сильней,
И разразится над тобой беда:
Хотя в пяту ужален будет Он,
Ты в голову Им будешь поражен!»
 

 
Из Ура вывел Авраама Бог,
Сказав: «Пойди из дома твоего.
Исколесишь ты множество дорог,
Но станешь предком Сына Моего.
Я любящих тебя благословлю,
Злословящих навеки прокляну.
В тебе благословлю людей семью,
Тобой народ великий Я начну.
Бесплодной Сарре сына подарю,
И с ним завет наш снова заключу.
От чресл твоих рожденным быть Царю,
Внимай словам, которым Я учу!»
Дрожал старик, не понимая слов,
Но исполнять их все же был готов.
 

 
У Иакова двенадцать сыновей.
Прекрасная, богатая семья.
Стадам числа нет, пастбищам межей,
Вода в колодцах, родниках, ручьях…
Отец обетований не забыл,
Что Бог дал до него его отцам,
Потом ему – Израилю повторил,
Что в нем благословятся все сердца.
И он на смертном ложе сыновьям
Пророческое слово говорил:
Иуда – лев! Отцом будет царям,
И от него законодатели,
Доколе Примиритель не придет,
И покорится перед Ним народ!
 

 
Пророк Исаия, темы той держась,
Сказал, как о свершившемся давно:
«Младенец дан нам, славный мира Князь,
Владычество на раменах Его.
Он крепкий Бог, Он вечности Отец,
Советник, Чудный, Сын… Его престол
Бог утвердит навек… Его венец
И Царство Он от Бога приобрел…»
Пророческие сроки уточнил
В своих писаньях мудрый Даниил.
А место исполненья утвердил
Пророк Михей, когда провозгласил:
«Ты, Вифлеем, хоть мал среди ста сот,
Владыка из тебя произойдет…»
 

 
Лет за семьсот до исполненья слов
Через пророка Бог проговорил:
«У Девы будет Сын в конце веков,
И назовут Его Еммануил»…
Нить повести вошла в Новый Завет,
Евангелист Лука ее поймал
С момента, когда в город Назарет
Спустился Ангел и пред Девой встал.
Мария чистой девушкой была,
Невестою Иосифа святой,
И Ангел Ей сказал: «Ты обрела
Пред Богом благодать. Господь с Тобой!
Дух осенит Тебя и Ты зачнешь.
Рожденного Иисусом назовешь».
 

 
Легко сказать: «Сойдет… зачнешь… родишь…
И Сына Иисусом назовешь»…
Объяла Деву ночи темной тишь…
«Иосиф, неужели ты поймешь?»
Но Ангел и к Иосифу пришел,
Когда уже готов был отпустить
Судьбе на прихотливый произвол,
Чтобы позор Ее не огласить…
Бог так сказал Иосифу во сне:
«Прими Ее, Пречистую, прими.
Она родит от Духа Сына Мне,
Я плод Ее навек благословил»…
Иосиф понял, принял и не знал
Ее, пока отцом Младенца стал.
 

 
Свершалось слово, что сказал пророк:
Из Назарета в малый Вифлеем
На перепись пошел людей поток –
Иосиф и Мария на осле…
Она была уже в последних днях.
Застигнуть роды их могли в пути.
Народу тьма… Мария на сносях…
Гостиницу не так легко найти.
Стучали тут, потом стучали там.
Везде ответ: «нет места», «полон дом»…
Нашелся хлев – убежище скотам –
И путники остановились в нем.
Смущенно Дева расстелила плед,
Прикрыв солому и овечий след…
 

 
Звезда струила благодатный свет
На хлев, где Дева Сына родила.
На вопль души в ту ночь дал Бог ответ.
Земля встречала то, чего ждала!
Иосиф, не вполне вмещая все,
Стоял склонясь над Матерью-женой.
Мария трепетно Дитя Свое,
К груди прижав, прикрыла пеленой…
Картина потрясающей была:
Семья святая: Мать, отец, Дитя!
Звезда на них свой чудный свет лила,
Остановившись на своих путях.
Тянулась вдаль пророческая нить…
Ее никто не смог остановить!