Текст книги "Меня зовут I-45"

Энцо прилепил ладони к стеклу.

Медленно подтянулся, перевернулся и припустил во весь опор. Впереди светлел распахнутый технический люк моста. Энцо впрыгнул в него с разбега, перекатился уже внутри моста и выбежал через раскрытые шлюзы на лестничную клетку. Наверняка баба сейчас локти кусала, что не заблокировала за собой ходы.

Энцо скатился кубарем по ступеням. Перепрыгивал целые пролеты, вписывался в повороты, цепляясь за перила. За спиной загрохотали ботинки – легионерша не отставала.

В голове помутилось от карусели пролетов. Топот за спиной отдалился. Энцо на радостях припустил еще быстрее. Вылетел на стоянку и помчался вдоль ряда машин. Запетлял между ними, выбирая лучшую для угона.

Остановился.

Присел.

Прислушался.

За колоннами мелькнула тень. Заметив ее, Энцо торопливо ввинтил манипуляторы в замок. Сердце колотилось, даже уши заложило. Скорее же, скорее…

По крыше машины грохнули ботинки, и сверху обрушилось чужое тело с запахом крашеной кожи. Верхние фаланги раскрытых пальцев затрещали и оторвались, остались висеть рваной гирляндой. Энцо влетел лицом в стену. Нос хрустнул о бетон, вспыхнул болью. Легионерша кружила, облизывала окровавленные губы. На шее темнел выбитый номер. Энцо скривился. Номер на службе имперского легиона – отврат, да и только.

Он ухватился здоровой рукой за шасси и пнул легионершу в голень. Она со вздохом отступила, пнула в ответ, загнав Энцо обратно под машину. Ее ботинок вдарил по стойке шасси, и та сложилась. Энцо едва успел выкатиться – машина упала в сантиметре от лица, прищемив рукав.

Он разодрал застежку, выпутался из куртки.

Вскочил – и получил в нос. Хрустнуло, ослепила вспышка боли. Энцо перекатился через капот. Уперся плечом в крыло машины и толкнул. Легионерша вовремя отскочила, машины лязгнули, врезавшись друг в друга. Зазвенело выбитое стекло.

Издали донесся вой сирен.

Еще хуже.

Энцо оценил бабу снова и на этот раз смотрел не на сиськи. Развитые плечи, крепкие ноги и спокойный взгляд – опытный боец. Да и разбитый нос Энцо говорил о том же. Дубинку она успела потерять и теперь просто сжимала кулаки.

Сам Энцо хитростями единоборств не владел. Всегда предпочитал грубый бой – ударить разок, но так, чтобы противник уже не встал. И, сказать честно, ему было плевать, кого бить. Полезла баба-марсианка, да еще и из легиона? Она получит сполна.

Но от этой конкретной бабы получил сам Энцо. Один раз в живот. Один раз головой в колонну. Он в долгу не остался: бросил легионершу на капот, так, что та вскрикнула. Дважды угодил на него сам, пробив затылком лобовое стекло. Весь в крови и крошке стекла, упал на асфальт. Огрызок собственного имплантата вспорол ему щеку.

Подняться не успел – в подбородок уткнулась лазерная спица.

– Не дергайся.

Наручники пискнули, стянув запястья. Энцо рыкнул, попытался сбросить легионершу с себя, но та ударила его в челюсть. Аж перед глазами потемнело.

– Сказала – не дергайся.

Она склонилась, часто дыша. Темные глаза смотрели с презрением. Вблизи стала заметна другая татуировка – орел легиона над ключицей у воротника. Край черного крыла.

– Будь паинькой, или останешься без головы. Понял?

Энцо нахмурился, но все же кивнул. Легионерша тоже кивнула и медленно выпрямилась.

Их ждали у выхода со стоянки. Вдоль бетонных стен гуляло эхо торопливых шагов, тоннель гудел сиренами. Энцо слизнул кровь с разбитой губы и пересчитал собравшихся легионеров. Все настороженные, серьезные, как на опасном задании. Загнали курьера с грузом, герои.

– Бритва, – окликнул молодой легионер в экзоскелете. – Что за улов?

Бритва без церемоний оттянула воротник на шее Энцо, обнажив выбитый номер.

– Двести Шесть, Пятая курия.

Она подтолкнула его в сторону синих машин Управления, рядом с которыми ожидал «Плутон» – в том же мотоциклетном костюме, но уже без шлема. Половину лица наискось уродовали бугристые шрамы. Другую половину заменяла пластина из биометалла. Не будь Энцо так больно и паршиво, он даже бы восхитился работой хирургов: замена челюстного сустава, вместо глаза – армейский окуляр для оптической винтовки. Серебристые, почти не заметные нити скоб тянулись через коротко стриженную макушку. Настоящее произведение искусства.

Энцо перевел взгляд на обломок собственной руки. Вместо доброй половины пальцев свисали провода. Вот же… Ему стоило таких трудов собрать на нее денег.

– Больше никого? – «Плутон» рассматривал Энцо, как прибывший на склад товар.

– Так точно, центурион, – в тон ему ответила Бритва.

«Плутон» кивнул, и Бритва повела Энцо к машине Управления с приветливо задранной дверцей. Надавила ему на затылок и втолкнула в салон. Дверь опустилась с тихим щелчком, разговоры и вой сирен стихли.

Энцо откинулся на занюханное пластиковое сиденье и уставился на силовое поле между собой и передними сиденьями. В салоне пахло старым потом и кровью. И любимым легионерами гарумом. Уж эти-то пожрать не забывали.

Энцо скрипнул зубами. Что ж… Он еще раз попробовал выдвинуть из пальца единственный целый манипулятор, но тщетно. Имплантат не послушался. Наручники так и остались закрытыми.

Он закусил разбитую губу, чувствуя на языке кровь. Сто тридцать дней. Его отпуск на свободе оказался совсем коротким.

* * *

Зря Малая на него положилась. Он в который раз представил себе легкие белые волосы, хлопковым пухом оседавшие на руке, когда слепая засыпала на его плече. Сбивчивое дыхание. Едва слышный стук сердца за хрупкой клеткой ребер – Энцо слышал его ладонью, там, на пустоши.

Хреновый вышел из него опекун. Делал не то и думал… Он прерывисто выдохнул, когда в паху потяжелело. И думал совсем не о том, о чем следовало думать.

Пульверизатор заурчал, и он пошатнулся под струей воды. Закрыл глаза, пережидая морозный дождь с привкусом металла и следующий за ним порыв горячего воздуха из сушилки. Все так же, голышом, его конвоировали в следующую комнату. Завидев гостеприимно распахнутые гробы криокапсул, Энцо сдавленно замычал. Ноги ослабели и подкосились, но щелчок распылителя в руке охранника заставил идти дальше.

За пультом управления в углу криоприемной сидел лаборант в белом халате поверх облегающего армокостюма. Даже не оторвал взгляда от светящейся над пультом проекции; жевал жвачку так, что его челюсти грозил вывих.

Часто дыша, Энцо встал в ложе капсулы, которое располагалось под небольшим углом к полу. Влажный бипрен прилип к лопаткам. Так же понуро заняли места остальные участники процессии. С синими от холода и страха губами. Голые – заключенным криокостюмы не полагались.

В начале ряда капсул зажужжал аппарат – бочка с манипуляторами. Подъехал к первому заключенному из ряда. Клешни выдвинулись и вцепились так резко, будто хотели выпотрошить тело.

Энцо отвернулся и прикрыл глаза. Нужно было думать о хорошем. Нащупать хоть что-то хорошее в блокированной паникой памяти. Что-то из детства. Но на ум приходила только сестра – в желтой форме работницы фабрики, какой Энцо видел ее в последний раз, перед заморозкой на семь лет. После деконсервации он чуть не бросился с моста, узнав, что торопился домой напрасно.

Может, когда он очнется в следующий раз, то же сообщат и о Малой.

«Сбита машиной», – скажут они.

«Замерзла на улице».

«Без вести пропала».

«Изнасилована и убита».

Ее лицо виделось как живое. Худое и острое, словно вырезанное из белого камня. С большими, на пол-лица, глазами цвета ртути.

Он обессиленно качнул головой. Даже не успел попрощаться.

Жужжание аппарата приблизилось.

Энцо задышал быстрее. Дернулся, когда металлические клешни облепили лицо и разжали челюсти.

– Не глотай. Носом дыши, – безразлично предупредил его кто-то. Видимо, лаборант за пультом управления. В горло протолкнулась жесткая трубка, оцарапав небо и гортань. Затошнило. Аппарат загудел громче, и желудок похолодел от втекшего физиогеля. Предплечье укусила игла, и Энцо обмяк, повис на ремнях. Смутно, через дымку наркотика почувствовал другие иглы – капсула подключалась к его телу и переходила на самообеспечение.

В затылке кольнуло.

Странное состояние – пребывание в крио. «Рациональное использование человеческих ресурсов на благо общества» – так они это называли. «Безопасная технология, дополнительное хранилище данных». Волшебная штука, которая позволяла использовать на полную катушку даже самый выжженный наркотиками мозг. Добавляла его в информационную систему на орбите, наполняла кодами, стирала их и наполняла заново…

И вопреки всем авторитетным мнениям, одобрениям комиссий по защите прав номеров Римской империи и опытам, проведенным над заключенными, сознание во время заморозки работало. Сознание Энцо работало после того, как крышка капсулы захлопнулась и за миг покрылась инеем. Мысли кружили разрозненными обрывками, словно испорченные дроны. Порой они соединялись в воспоминания и планы, в разговоры из прошлого. В чужую, ненужную информацию, которая текла через его мозг. В затылке назойливо жужжало, и от этого зуда хотелось орать.

После крио частенько сходили с ума, и Энцо знал почему.

Зрячая незрячего

– Лабиринт был темный, ничего не видать, но Тесей шел дальше. За каждым поворотом под его ногами хрустели кости. Издали слышался рев Минотавра. Монстр был голоден и чуял человеческое мясо.

– Почему Тесей не убежал? – перебил Тиберий Младший, один из трех сыновей булочника Цепиона. – У него же была нить. Он мог выбраться и уплыть обратно в Афины.

Малая довольно улыбнулась и отложила вилку. Мораль была любимой частью истории.

– Конечно, мог, но для Тесея была важнее справедливость. Не убей он Минотавра, афиняне продолжили бы приносить людей в жертву.

Ей нравилась эта легенда. У Тесея – того Тесея, образ которого сложился в воображении, – имелись принципы.

Тесей бы не бросил человека в беде только потому, что тот номер.

Тесей бы не поднял руку на девушку. Особенно на слепую девушку. Не чета многим патрициям Римской империи.

– И потом… – Она провела руками по столу, совсем как сказитель по струнам инструмента: по меньшей мере Гомер из древних времен. – Тесей услышал топот за спиной!

Дети ахнули.

– Но у него был меч, который дала ему Ариадна…

– Что такое «меч»? – на этот раз перебил Марк, средний сын.

– Древнее оружие.

Честно говоря, Малая сама слабо понимала, как выглядел меч. Но Тесей проткнул им Минотавра, значит…

– И выглядел он как большая игла.

Дети понимающе замычали. За их расплывчатыми тенями перемигивалась цветом и светом настенная панель. Краем уха Малая слышала обрывки новостей: что-то про запуск новых моделей личных челноков, смерть уважаемого патриция из центральной курии и ночную облаву на окраине Четвертой. «Задержан на подземной стоянке», – сказали они.

Скукота.

– Тесей ухватил Минотавра за рога и убил его мечом. Затем вывел людей из лабиринта и вернул их в Афины.

Сказки ей рассказывала мама, когда на мосту проводили ежегодную смену покрытия, и машины выстраивались в бесконечные пробки. Ночь наполнялась ревом турбин и сигналами, тарахтели строительные роботы, воздух горчил отработанным топливом. Шумно, людно. Не уснуть. А мама сидела на кровати рядом, гладила по плечу и тянула очередную историю. Слова терялись в пыльной тьме, и вслед за ними приходил сон.

Как иногда хотелось снова стать маленькой! Никаких забот…

– Еще, – привел ее в чувство Марк. – Расскажи еще.

Малая почувствовала его цепкие пальцы на своих запястьях и со смехом высвободилась.

– Еще будет завтра.

Ей нравилось проводить время с детьми – они были такими открытыми и добрыми. Нравился Цепион, владелец сети булочных, – мягкий, как булочки, которыми он торговал. Совсем не такой, как большинство патрициев. Нравилась комната общежития на нижнем уровне, с ревом машин и смехом прохожих, который слышался за окном шириной в ладонь. Вечный голос города.

Нравилось новое имя, которое она выбрала себе сама. Малая. Теперь ее звали именно так. Пускай легионеры и патриции обращались к ней исключительно как к Сорок Пятой, но она-то знала, кем была на самом деле. Малой.

Его Малой.

Энцо жил на одном с ней этаже. Каждый вечер Малая стояла у двери и ждала, одна в затухающих сумерках. Когда в комнате становилось совсем темно, со стороны лестницы слышались шаги. Поступь уверенная и легкая, как у кошки. Сердце замирало, когда он проходил мимо, с редким и сухим кашлем возился у двери – он слишком много курит. Замок с писком принимал ключ-карту, Энцо переступал порог, и наступала тишина.

Но прошлым вечером он так и не вернулся.

Малая сломала голову, перебирая варианты. Он мог задержаться на работе. Мог вернуться домой раньше ее – чего никогда не случалось.

Мог встретить друзей. Или остаться у девушки.

На этом она упрямо хмурилась и включала наушник с музыкой. А спустя пару минут все равно его снимала и вновь подходила к двери.

Конечно, она ни на что не надеялась; слепая и костлявая, кому такая нужна? Но просто слышать его голос, звук его шагов она имела право и чувствовала себя обманутой, не получив даже этого.

Хотелось поговорить с родителями. Рассказать обо всем, что делается вокруг, спросить совета. Хотя… Малая поежилась. Отец бы точно не сказал ничего хорошего ни о ее затее, ни о компании. Прямо слышался его строгий голос: «Не для того я старался, устраивая тебя на завод».

Но ведь булочная куда лучше завода.

Малая уставилась на хаотичную пульсацию света на телепанели. Даже не заметила, как дети вскочили и скрылись в коридорах дома. Совсем как стайка беглых номеров. Она нажала кнопку на наушнике-поводыре, и электронный голос сообщил точное время. До конца обеда осталось пятнадцать минут.

За окном забарабанил дождь. Малая поднялась и вышла на крыльцо. Капли освежили лицо. Теплые, как солнцем нагретые.

Она улыбнулась серому небу…

И коротко вскрикнула, когда на голову надели мешок.

* * *

Малая очнулась на холодном полу. Раскрыла глаза и растерянно уставилась на луч света, который направили в лицо. Больно не было, но все казалось белым и ярким.

– Этих мутантов везде полно, – сказал мужской голос. – Кто с тремя ногами, кто без глаз, а кто вон блокноты ломает. Егерь, может, она только это и умеет? Ломает, и все.

Егерь! Тот самый, из канализации Седьмой курии! У Малой словно узел в животе завязали. Нашел ее, боги помогите! Хочет отомстить?

Она подобралась, сжала кулаки. Двое против одной – счет неравный. Значит, нужно врать и соглашаться на все, что скажут; выбора особо не осталось.

– Нет. Я сам видел.

Егерь сплюнул. Видимо, вспомнил, как грохнулся в обморок от боли.

– Хорошо, тебе мозги не поджарила, – загоготал первый и, судя по звуку, получил под дых. – Ну ты че? Может, глюки?

– Нет.

– Она ж слепая. Че с нее взять-то?

– Способность.

Шаги приблизились, пальцы грубо ухватили за подбородок. Малая часто задышала.

Спокойно. Только спокойно. Только не реветь…

– Слепая не слепая… Покажи мне.

Чего он от нее хотел? Да она сама не знала, как у нее вышло.

– Давай же! – прикрикнул Егерь. Его пальцы сдавили челюсть сильнее, до боли.

– Дык, может, того, блокнот ей дадим?

– Он сам… – промычала Малая, еле разжимая рот в тисках пальцев. – Он сам сгорел. Я не виновата.

Егерь помолчал, видимо, оценивая ее слова.

Затем прилетела оплеуха, от которой зазвенело в ушах.

– Вот врать не надо.

Со вздохом он уселся рядом. Малая почуяла запах его пота, услышала его дыхание.

– Сейчас я дам тебе блокнот, и ты мне все покажешь.

– Я не знаю, о чем вы…

Вторая оплеуха перекинула на другую сторону. Затылок ударился о какой-то угол. Под носом повлажнело, и Малая вытерла кровь. Кровь была и на языке – прикусила.

Ее грубо ухватили за горло, приподняли, вдавили в стену. Она закричала, отбиваясь руками и ногами:

– Я ничего не знаю! Не знаю!

– Врешь! Кому врешь, а?!

Малая принялась извиваться, двинула Егеря коленом. Слишком слабо, Юпитер помоги… Был бы у нее пистолет! Или хотя бы нож.

– Пятый, держи крепче…

В отдалении зашипела дверь, обрисовалось пятно света. В нем темнел силуэт. Малую мигом выпустили, и она забилась в угол.

– Босс? – голос Егеря надломился.

– Разве я говорил вам ее трогать?

Воздух вздрогнул, следом долетел звук – потрескивание, как из неисправной розетки. Запахло паленым мясом.

Егерь заорал. С такой болью, что Малая окаменела от страха.

– Нельзя так грубо.

Незнакомый голос. Спокойный и мягкий, но от его звука по спине бежали мурашки. Этот незнакомец казался страшнее Егеря и Пятого, вместе взятых.

Кто-то прикоснулся к плечу, и Малая отпрянула.

– Не волнуйся, я тебя не трону. И эти глупые номера тоже. Позволь…

Ей помогли встать, бережно подхватив под локоть. Провели несколько шагов к маячку лампы и усадили на пластиковый стул.

Стоны Егеря скрылись за дверью.

– Прошу, прости моих людей. Они будут наказаны.

Еще прикосновение. Судя по голосу, мужчина в возрасте, но ладони у него были мозолистыми и тяжелыми. Как у старика рабочего.

Малая спрятала руки и одернула футболку. Ей не хотелось, чтобы ее касались, и в сторону лампы, откуда слышался голос, она предпочитала не поворачиваться.

– Какой твой номер?

– Нет у меня номера. Малая я.

Рядом скрипнул стул, зашуршали складки одежды. Звук был как от рабочей спецовки.

– А меня зовут Аларих. Я – друг Энцо.

Ну да, конечно.

– Друг Энцо не стал бы так себя вести.

– И снова прошу прощения за своих людей, больше этого не повторится. Понимаешь ли, нам нужно было вытащить тебя и спрятать. Я бы хотел, чтобы какое-то время ты пожила под нашей защитой. Для твоего же блага. Иначе за тобой придут легионеры.

Малая нахмурилась.

Легионеры?! Это еще почему?

– Почему? – От нехорошего предчувствия даже пальцы похолодели. – И где Энцо?

Аларих помолчал, прежде чем ответить.

– Ты понимаешь ли… Энцо в тюрьме.

* * *

Задняя дверь гаража подалась со скрипом, тяжело – автоматика не работала. Пришлось налечь плечом. Кто-то из людей Алариха провел Малую по подземным переходам наверх, но с дверью не помог. Остался во тьме внутри.

Она вывалилась на улицу и застыла на пороге, хватая ртом ледяной воздух. Целый час ждала момента, когда сможет выбраться на поверхность. Казалось, что на улице, в жужжании машин и гомоне голосов, она окажется в безопасности. Что ей станет легче.

Как же она ошибалась.

Малая сжала зубы, отчаянно борясь с желанием сигануть под огни какого-нибудь авто за полосой тротуара. Судя по дальнему бою барабанов из храма, она оказалась на окраине курии. В вязком белесом мареве плыли фигуры прохожих, и от их вида наваливалось зубастое одиночество. Впивалось под ребра, как голодная крыса. Выгрызало сердце.

Снова некому крикнуть, не с кем поговорить.

«Четыре года Орбитальной тюрьмы. Энцо, ну зачем? Чего тебе не хватало?»

Крио. Рассказывали, что оттуда не выбираются. А если и выходят, то тряхнутыми на всю голову.

Это будет уже не Энцо, совсем не он.

Малая стиснула кулаки, давя подступающие слезы. Какое же она ничтожество! Даже сделать ничего не могла, ничем помочь. Только и оставалось, что реветь.

Дверь гаража скрипнула. По крыльцу шаркнули неторопливые шаги, щелкнула зажигалка. Запахло табаком. Так же, как от Энцо.

– Я постою, покурю рядом. Ты не против? – спросил Аларих.

Малая мотнула головой. Вытерла щеку тыльной стороной ладони и отвернулась к автостраде. Как будто он уйдет, вздумай она отказаться.

Машины продолжали жужжать мимо.

– Да, жалко его. Хороший был парень.

Он так говорил, словно уже похоронил Энцо. Малая обхватила себя руками; так зябко вдруг стало.

– Неужели… – Голос сорвался, пришлось перевести дух. – Неужели ничего нельзя сделать?

Аларих затянулся.

– Отчего же, можно. Есть у меня один знакомый в Управлении. Мог бы посодействовать, пока Энцо не отправили на орбиту. Оттуда вытаскивать тяжелее, знаешь ли. С орбиты. Недели две есть, но…

– Так попросите его!

– Но это очень непросто.

Снова какие-то условия и недоговорки.

Она тряхнула головой и постаралась собрать мысли в обычный стройный ряд. Малая – та самая Малая, подруга Энцо, – не трусиха, как Сорок Пятая. Малая всегда находит выход. Не жалеет себя, а ищет решение. А решение есть у любой проблемы – так ее учили. Оно, конечно, может не нравиться, но оно существует.

Лучше сдохнуть, чем отдать друга на заморозку.

Друга. Малая распробовала свои чувства к Энцо. Они полыхали пожаром. Из-за них мысли путались, а во рту сохло, и ни одного дельного слова не приходило на ум, когда он был рядом.

Малая невесело улыбнулась. Друга ли?

Без его рук, без его голоса и поддержки было холодно. Будто ее саму заморозили в крио.

– Пожалуйста, если вы можете помочь ему. Помогите.

Ладони вспотели. Она знала, что выглядит неубедительно. Что своим невнятным бормотанием может выпросить лишь пинок под собственный костлявый зад. Но лучше попробовать, чем не делать ничего.

– Я сделаю все, что хотите. Пожалуйста.

– Малая, я даже не знаю, – удивленно протянул Аларих. – Мне неудобно говорить с тобой об этом. В твоем-то положении…

Кого он пытался обмануть этим приторно-заботливым тоном? Хотя, может, ему и правда стало совестно. Может, они с Энцо были близкими друзьями?

– Ваш человек, Егерь. Его заинтересовало то, что я сделала с блокнотом.

– Да, до меня дошли кое-какие слухи.

Снова чиркнула зажигалка.

– Это не слухи, – ответила Малая, в тихом ужасе от собственной лжи. – Это правда. Я вывела блокнот из строя.

– Да ты что? – Аларих присвистнул. – Силой мысли? Ты правда это умеешь?

Правда заключалась в том, что Малая понятия не имела, как у нее это вышло. Как выходило все эти годы. Она просто чувствовала блокнот изнутри. Так же, как чувствовала окуляры Егеря. И знала, что сам Аларих имплантатов в теле не имел. Пользоваться этим знанием она не умела.

Но в любом случае отступать было поздно.

– Я помогу вам, если вы поможете Энцо.

– Ты уверена? У меня есть работа, но она не из легких.

– Да!

«Пожалуйста, пожалуйста, только согласись…»

– Значит, ты готова на все, что я попрошу? – уточнил Аларих.

Он приблизился. Малая сжалась, почуяв странную вонь пепла и горелой плоти, которая исходила от его одежды. Словно Аларих недавно кого-то сжег. Может быть, заживо.

«Все, что угодно», – мысленно повторила она про себя, стиснув зубы.

Да, дорогая, ты сама это предложила.

Тяжелая ладонь хлопнула по спине – так, что Малая пошатнулась. Перед глазами возникла тень – похоже, кулак. С него что-то свисало. Что-то круглое на тонком проводе.

– Сломай это.

Малая вздрогнула. Протянула к предмету руку, но кулак Алариха удалился.

– Только силой мысли. Ты же можешь так сделать, верно?

Она сглотнула и уставилась на круглый предмет – будто могла различить детали из ровно-серой тени. Там, внутри, что-то неуловимо тикало. Она поймала этот странный ритм – как биение сердца, и ухватилась за него как за спасительную нить.

Оставалась самая мелочь – понять, что делать дальше.

Тук-тук. Тук-тук.

Она попробовала разозлиться. Но предмет продолжал тикать как ни в чем не бывало. Мимо жужжали по автостраде машины, где-то голосила уличная реклама.

Аларих ждал.

«Пожалуйста, остановись», – взмолилась Малая.

Тик-тик, ответил предмет.

Аларих кашлянул. Как показалось, в нетерпении.

Малая сжала кулаки. Представила, как ее воображаемые руки сдавливают несчастный тикающий предмет. Почувствовала хрупкий корпус в ладонях.

– Ну, если не получается… – начал Аларих.

Тик.

– …Ты могла бы попробовать…

Малая надавила сильнее, так, что пластик (именно пластик, она была уверена) промялся под пальцами. Представила, как раскаляются и дробятся микросхемы внутри.

Тик.

– …В другой ра… Что?

Тиканье сменилось тишиной.

Тень предмета исчезла – Аларих принялся крутить его в руках.

– Молодец, девочка! – наконец воскликнул он.

Неужто получилось? Малая слабо улыбнулась, до сих пор не веря в произошедшее. Она сделала это, но пальцы дрожали, будто она действительно ломала пластик. Голова взорвалась острой болью. Глаза будто выдавливали из глазниц, и Малая приложила прохладные ладони ко лбу.

– Что это было? – выдохнула она.

– Кардиоимплант, – довольно ответил Аларих. – Только что ты остановила чье-то сердце.

Малая застыла. Сердце? Искусственное сердце?

Что-то пролетело мимо и глухо стукнуло о край мусоросборника.

– По рукам. Есть у меня одно дельце здесь, в Четвертой. Ты поможешь.

Она растерянно моргнула, не в силах поверить своему счастью… Или несчастью; она еще не поняла, как расценивать скрепленный кровью Энцо контракт.

Шаги Алариха отдалились, лязгнула дверь, и Малая осталась одна.

* * *

Утро она встретила в лаборатории – той, где вытравливали набитые номера, взятые на учет татуировки и особо приметные шрамы. Вживляли фальшивые чипы с новыми личностями. Аларих делал это только своим, так он сказал. Пока Малая ожидала в коридоре, она успела наслушаться, как за дверью что-то жужжало, шипело, хрустело и кто-то ругался, поминая Марса и всех его детей. Пахло горелой плотью.

А затем пришла ее очередь.

Она поежилась. Сталь холодила обнаженные лопатки. В стенах гуляло эхо – выстреливали шаги хирурга, прищелкивал пальцами Аларих, инструменты звякали в лотке, мерно гудела какая-то здоровая установка. Сама же Малая боролась с диким желанием вырваться и сбежать куда подальше. Ведь могла попросить остановиться, сказать, что передумала…

Шаги приблизились. Чей-то палец тронул шрам на брови.

– Откуда?

Аларих. Его голос.

– Не знаю, – ответила Малая, медленно замерзая. Зуб на зуб не попадал. – С… с детства.

– Сильно тебя приложили. Может, из-за этого и зрение плохое?

Родители никогда не говорили, как она его получила. «Упала», – отвечали и меняли тему. Упала и упала, Малая особо об этом и не думала. Так ли это было важно?

– Потерпи, сейчас уколю, не больно, – сказал хирург откуда-то из пятна яркого света. Голос оказался по-женски высоким и мягким; пальцы размяли ей кожу под глазом.

Ее уже кололи тем утром – вкачали что-то в сгиб локтя, отчего закружилась голова, а к горлу подступил горький ком. На этот раз игла впилась под глаз, быстро, как москит. Малая вскрикнула и рефлекторно дернулась, порываясь вскочить, но ремни на запястьях, лодыжках и лбу держали крепко.

– Потерпи, деточка… – пробормотал Аларих. Все это время он стоял рядом, неизменно прищелкивая пальцами. Звук выходил звонкий и хлесткий, как пощечина. – Сейчас схватит и будет не так больно… Будешь летать, как в храме на Сатурналиях.

Боль и правда ушла. Половина лица словно отмерла, перестала существовать. Малая хотела было потрогать щеку, но руку держал ремень. Пахнущая спиртом жидкость расползлась по лбу, затекла в глазницу, испарялась на коже.

– Помню, был я на прошлогоднем праздновании в Третьей курии…

Похоже, теперь Аларих обращался к хирургу. Тот поддерживать разговор не рвался. Молча щелкал тумблерами на гудящем аппарате. Мигнула дюжина индикаторов; Малая заметила бусины огней.

– Сущий Тартар. Один так нажрался, что пытался оседлать статую нимфы. Чокнутый пердун…

Хирург выпрямился – тень отдалилась, на лицо вновь упал свет лампы.

– Вы ее предупреждали? – осведомился он в ответ.

– Предупреждали о чем? – переспросила Малая, чувствуя, как сердце снова ускоряет ход.

Силуэт Алариха придвинулся ближе.

– Послушай, – голос снова был ласков. – Окуляр может не прижиться, тут как повезет.

– Такие случаи уже бывали? – Малая еле шевелила языком. Похоже, укол подействовал – в рот будто смолы налили.

– Разное случается.

Железные распорки ухватили веки левого глаза и раздвинули их, до ощутимого натяжения в уголках. В стальном лотке снова что-то лязгнуло.

– Сейчас немного пощиплет, – сказал хирург. Перед лицом пронеслась тень руки.

И Малая истошно заорала, срывая глотку.

* * *

Первый час в сознании она блевала. Оставила весь скудный завтрак в углу операционной – мозг никак не желал приспособиться. Все было таким пронзительно четким и ясным – с одной стороны. Живой глаз продолжал видеть лишь муть, и от этой разницы тошнило еще сильнее.

– Эй, эй. – Она почувствовала руки на своих плечах. – Сильно не нагибайся, кровь прильет.

Малая навела резкость на круглое, как бородатый мяч, лицо Алариха. Совсем не страшный. Бородатый, с холодными глазами и редкими рыжеватыми завитками вокруг лысины. Патриций, судя по тому, что на шее номера не было; но в спецовке рабочего. Может, раньше был номером, но свел татуировку.

– Давай, Малая, вставай.

Она кивнула и распрямилась. На одеревенелых ногах проковыляла в другой конец сумрачной комнатушки, разглядывая аппараты с блестящими боками. Осмотрела щипцы и похожие на спирали насадки для машин. Несколько полупрозрачных боксов с чипами размером с ноготь. Металлический стол, на котором извивалась совсем недавно. Впервые она видела, а не догадывалась.

Открывшееся стерильное царство ее бы даже порадовало – приятно знать, что тебя оперировали в чистоте. Но в мякоть мозга словно сверло вворачивали. Медленно, с расстановкой. Малая подавила зазорное желание попросить еще инъекцию обезболивающего. Или крепкой настойки. Чего угодно, что могло дать ей отдых хотя бы на пару часов.

Времени на отдых не было. У Энцо времени не было.

Она оперлась обеими руками на какой-то аппарат, пережидая боль. По экрану у ее пальцев в два ряда бежали символы – как зеленые муравьи.

Очередной приступ едва не ослепил. Малая зашипела, сжала кулаки.

Зеленые столбцы вдруг смешались. Экран потух. Из решетки на боковой стенке аппарата потянулся дым, запахло паленым. Малая сглотнула и торопливо сдвинулась от него подальше. Только и умела, что ломать.

Рядом что-то мелькнуло. Она вздрогнула и обернулась. Зеркало, всего лишь зеркало. А в нем тощая девчонка с бледным, будто выпачканным мелом лицом. Губы кривятся. На шее и бандаже на груди темнеют засохшие потеки крови.

Новый глаз подмигнул зеленым огоньком. Круглая линза, вокруг которой серебрилась пластина из легкого сплава. Она закрывала глазницу полностью, от брови до скулы; тянулась через висок до линии роста волос.

– Теперь один глаз у меня зеленый, – тихо сказала Малая.

– А также ударопрочный, водонепроницаемый, жаро– и морозоустойчивый. Имперский, с повышенной кратностью увеличения. Таких окуляров в канализации не найдешь.

Аларих говорил, как заправский продавец из телевизионной рекламы.

– Что, если я все-таки выведу его из строя?

Он фыркнул:

– А ты как думаешь? Останешься без глаза.

Хирург вытряхнул лоток в раковину, встроенную за лазерным аппаратом, ополоснул сталь. По кипенно-белым стенкам раковины побежали розовые потеки.

Вновь подступила тошнота. Малая отвернулась к зеркалу и странной девушке в отражении.

– И что теперь?

Губы девушки шевельнулись в такт словам.