Книга: Работа горя - Вера Полозкова

В. Полозкова – очень женский автор, в том смысле, что она по-женски пишет женские стихи для женщин, мужчины в принципе могут особо не заморочиваться. Но и некоторые женщины – тоже, потому что здесь нужны некая склонность к истеричности, бесстрашие и даже вызов в прикосновении к собственным душевным ранам, намерение, стиснув зубы, «дуть свое» и продолжать жить во что бы то ни стало. В. Полозкова – боец, и, как ни странно, за лиричностью время от времени проглядывает... хищность, какой-то ожесточенный оскал.

В книге все сто стихов на контрастах, все качается от максимума к минимуму и обратно: мрак, боль, тоска, мука («только вьюга, дорога, каторга, кали-юга; всякая книга – “десять столетий снега”») и одновременно – сверкающие проблески надежды, наводнение чувств от утешающих мелочей, катарсические, все облегчающие слезы («Я живу при ашраме, я учусь миру, трезвости, монотонности, пресности, дисциплине»). Ее стихи, как мне кажется, должны совпасть с какими-то личными моментами читателя, то есть читательницы, иначе они будут казаться форсированными или, наоборот, избыточно повседневными, житейскими. Это тот самый случай, когда смыслы надо не столько вычитать из текста, сколько вчитать и… завести вновь остановившиеся часы собственной жизни («мир бесконечно щедр, ты теперь прощён»).

лучше йогурта по утрам только водка и гренадин. обещай себе жить без драм — и живи один.

(отмечу, что прочие два четверостишия не вызывают никаких эмоций) — чем вообще уникальна Вера Полозкова, так это тем, что она вроде как ушла в тень и в большие поэты никогда не лезла, но её популярности официальные поэты сильно возмущались, как же! Где силлаботоника? Хорей неправильный и ямб хромает! Слышать это от престарелых неудачников в протертых пиджаках, которые сто лет никому не упёрлись — та еще забава. Силлаботоникой задолбают кого угодно. Видишь такого в общественном месте — плюнь ему на плешь. Я бы даже Найману на плешь плюнул, если честно. Но с уважением, небольшим количеством слюны и почистив предварительно зубы.

Слово живет, как оно хочет; «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин 3:8); а знали ли вы, что дух здесь это ветер? Так, в новом переводе (IBS 2014) звучит совсем по-другому: «Ветер дует, где хочет. Ты слышишь его шум, но не можешь определить, откуда он приходит и куда уходит». Сколько красоты унесла конкретика, а?

Из книги Веры Полозковой конкретика тоже выдула всю красоту подобно ветру. Добрая половина стихов имеет посвящения — а это самое худшее, ведь тогда стихотворение не про читающего, нельзя примерить его на себя (исключения крайне редки, вроде Бродского с его М.Б. как знаком качества). Вера немного иронизирует над своими хейтерами, но хейтеров и не слышно; да и рецензии на книгу будут, я думаю, хорошие.

Но Вера больше не пишет про нас, всё. Она пишет про своих детей, про свой псевдодуховный опыт в Индии (других опытов не бывает, все там шарлатаны как один), небрежно помечает место написания стихотворения «Венеция, 2017» и всё у нее, кажется, хорошо. Когда у поэта всё хорошо, ему надлежит молчать в тряпочку. Впрочем, Вера, кажется, и молчала все эти годы? И сейчас рифмы у нее порой небрежны и даже невежественны, но вы почти не найдете в книге того, за что читателю может быть стыдно.

«Комсомольск» поёт «идёт на*** Вера Полозкова» и Вера идёт с блаженной улыбкой. И любой сарказм разбивается о выражение ее повзрослевшего лица.