Текст книги "Веста"

Я это сделала. Предварительно выполоскав эту самую бледную задницу в ванной с ароматными травами.

И наутро фамилия в завещании изменилась.

* * *

На Терране я была другой – честной, открытой, душевной, что ли. Настоящей. Любила смотреть по утрам, как встает солнце, любила помогать матери в саду, любила ощущать пятками прохладную упругую траву. Запах спелых яблок, прогретых полуденными лучами; слушать ладное девичье пение под вечер; свое село в закатном свете.

В мире Уровней жила другая Веста. Здесь я просто делала то, что требовалось делать для того, чтобы выжить и получить желаемое. Как солдат, как наемник. И потому чувствовала странное родство с Кей Джеем. Он ведь тоже, наверное, не всегда был таким – когда-то и где-то Кей Джея звали иначе, и другой была его профессия.

Незаметно минула еще одна тихая, наполненная мирным покоем неделя. Никто больше не дергал меня идиотскими просьбами, не пытался пощупать, не принуждал играть роль, которую я ненавидела. Самый большой ключ к успеху в делах с собственной ненавистью – не думать о ней. Забывать при каждой возможности.

Я заботилась о Фредерике так, как он того хотел, пока он жил, я развеяла его прах у озера Тинтор, когда он умер. Все, как было попрошено в прощальной бумаге.

Я получила время на короткий отдых. Свой собственный.

И заполняла его чепухой: просмотром фильмов, поеданием мороженого, чтением книг любой тематики – предпочтение, конечно же, отдавалось тем, в которых была любовь.

Куда делись еще семь дней… Просеялись, как мука сквозь сито, – не заметишь.

Сколь мирными были мои ленные после дневные мысли, столь же сильно пахли гарью мои ночные сны.

И вот настал день, когда снова стоило подумать о важном. Позаботиться, так сказать, кое о чем заранее.

Я достала из кармана трубку сотового:

– Макс? Попросите Кей Джея меня навестить.

Получив положительный ответ, я нажала отбой.

* * *

Он пришел под вечер – я как раз собирала на столе разноцветную блестящую мозаику. После жизни в слишком «взрослой» шкуре, которая мне обрыдла, хотелось простых и понятных занятий. Чтобы очиститься, что ли, вспомнить, что на свете существует нечто приятное, легкое и светлое.

– Ты меня звала?

Он сел, не дожидаясь приглашения, в кресло. Не холоп, в самом деле, чтобы стоять перед хозяйкой.

– Звала.

– Зачем?

Я подцепила щипчиками тонкий шелестящий кусочек, который собиралась осторожно наклеить на бумагу. Да, есть вещи, которые невозможно забрать с собой, но есть минуты, которыми можно наслаждаться, пока ты жив.

– У меня для тебя задание.

Вопросительная тишина. Мол, не тяни мое время – какое?

– Сколько ты берешь за один выстрел?

– Зависит от ситуации.

– Если ситуация самая простая? Когда не нужно ни следить, ни собирать информацию, ни выкраивать нужный момент. Просто пришел, выстрелил, ушел.

– Так не бывает.

– Всякое бывает.

Он смотрел на меня, будто прикидывал, не стоило ли мою странность умножить на пять.

– Так сколько?

Мозаика выходила красивой – алый цветок на фоне огненных лепестков. Фотографировать бессмысленно, но запомнить стоит.

– Самый простой случай?

– Да.

– Десять тысяч.

Я не стала «присвистывать» вслух от удивления. Однако киллер – сложная профессия, потому и дорого.

– Я заплачу в два раза больше.

– За что? Если сложности нет.

– За то, чтобы точно знать, что тридцатого сентября, ты работаешь на меня, – до тридцатого ровно семь дней, но о важном лучше заранее. – Не хочу, чтобы заказы пересеклись. Ты меня понимаешь…

– У меня никогда не пересекаются заказы.

Наверное. Если он профи.

– И все-таки.

Я клеила на бумагу один лепесток за другим – шелест золоченой фольги перемежался со стуком кисточкой о край банки с клеем и редкими выдохами, когда выходило неровно, и приходилось переклеивать.

– Тебя опять нужно спасать?

На какой-то момент я и забыла, что он сидит рядом, за последний год научилась абстрагироваться.

А взгляд пронзительный, как сканер. Кажется, с застывшей на дне стальных глаз «дерзинкой» – мол, придется тебе опять меня слушаться.

– Нет, я же сказала – нужно будет убить.

– Но не дала деталей.

– Каких деталей?

– О цели. Имя, фото, адрес – все необходимые данные.

– А, с этим все просто…

Снова повисла вопросительная пауза.

– Не тяни.

– Я не тяну… – просто хотелось ровно доклеить серебристую тычинку внутри перелива из красного и бордового. – Убить нужно будет меня.

Он – хвала его выдержке – не поднял брови и не спросил тупым удивленным голосом: «Что?»

Кей Джей просто смотрел. Только взгляд его стал еще тяжелее и пронзительнее. Он знал, что не ослышался, как и знал то, что я не оговорилась.

И потому тишина; тиканье больших старинных часов в углу за стеклом. Спустя минуту: бом, бом, бом…

– Это самая еб№;нутая просьба, какую я только слышал.

Он так и сказал: «еб№;нутая». Без попыток приукрасить предложения эмоциями, просто передал этим словом точный смысл.

– С чего?

Я даже глаз поднимать не стала.

– С того, что никогда еще на моей памяти клиент не был целью.

– А теперь есть. И я тебе говорила: никакой мути. Пришел, выстрелил, ушел. Здесь уберут, я договорюсь.

Из кресла напротив такой взгляд, будто прессом плющит. Я лишь дернула плечами – этот взгляд мне мешал сосредоточиться на мозаике, а ведь осталось всего шесть кусочков.

– Ну что, деньги тебе сегодня перевести?

Но мой гость просто поднялся и пошел к выходу.

Он задолбал.

– Сколько надо заплатить? Тридцати тысяч хватит?

Мне в ответ:

– Ты больная.

– Я не больная, мне просто нужно умереть. Так переводить деньги?

– Я не сказал, что согласен.

Вот же упрямая задница.

Он так и ушел, не согласившись. Я вздохнула. Киреи верят, что самоубийц под землей пожирает богиня Края. Пожирает для того, чтобы удобрить ими землю для полноценных людских побегов и чтобы быть уверенной, что «неполноценные» уже больше никогда не осквернят своими стопами поверхность Террана.

Я не верила в Краю.

Но и суицида себе не желала. Есть в этом что-то противное – в таблетках, веревках, прыжках с крыши… Позвонить, что ли, другому киллеру? Более сговорчивому?

Ладно, время есть. Еще семь дней.

И шесть кусочков, прежде чем я открою коробку с другой мозаикой.

* * *

Кей Джей.

(Игорь Корнелюк – Письмо)

Кей зарекся иметь дело с бабами. Давно.

И удивлялся самому себе, потому что в третьем часу ночи все еще собирал информацию по объекту «Веста Керини».

Собирал почти что тщетно. Профиля в соцсетях нет, фотографий в интернете нет. В социальных движениях и мероприятиях не участвовала, нигде ни разу не засветилась и не всплыла. Черт. Она такая же, как он сам.

Сведений с места работы нет. Друзей нет, врагов нет. Хоскин не в счет – он залег на дно сразу после той «гонки», побоялся, что за противоправные действия на него надавит Комиссия. А ему было, что терять, и потому про Весту и упущенные миллионы он предпочел забыть. Кей проверил: ни телефонных звонков между этими двумя, ни сообщений, ни писем, никакой другой корреспонденции. Хоскин в детективные и иные агентства не обращался, убийц не нанимал. В общем, «слился».

А в памяти темноволосая Веста. И этот странный взгляд…

«Она не такая, как Элена».

Да, они совершенно разные, только кого заботит, если обе бабы?

Элена сделала главное – отучила его доверять кому бы то ни было. И не важно, какого цвета волосы и какой у кого взгляд…

«Кей» – потому что Кей. Его именно так и звали. «Джей», потому что Джеронимо – фамилия.

Во времена любви к Элене он работал обычным автомехаником, обожал спорт, в том числе боевые искусства, ходил в тир. Умел и любил стрелять, даже участвовал в местных соревнованиях, часто побеждал – в подтверждение тому ряд наград, стоящих на полке гаража. Позже он избавился от них всех, когда вкусил настоящей боли и крови, когда сходил на войну…

Сейчас невозможно представить, чтобы будучи в здравом уме и твердой памяти, он согласился бы на такое. Но тогда рядом была хрупкая и светловолосая, невероятно красивая Элена, которая мечтала о большом доме. Не просто о доме, но о просторной вилле с бассейном, какие в изобилии красовались на восточном побережье. Она даже выбрала одну – любимую.

Он поклялся себе, что заработает на нее. Как? Вариантов было немного. Кей владел навыками ближнего боя, к тому же отлично управлялся с огнестрельным оружием. А наемникам, которые «успокаивали» на краю одиннадцатого уровня в пустыне Гебуа разбушевавшихся мельтов, платили больше всего.

И он отправился воевать.

Дурак.

Здесь умирали пачками. Жара, песок; обожженная кожа. Он до конца своей жизни возненавидел змей и палящее солнце. Элене писал вечерами, когда становилось прохладней, когда утихала саднящая душа. Он будто излечивался, когда рассказывал ей о своей любви, о том, как скоро они смогут начать жить совершенно другой жизнью – такой, о которой она мечтала. Ему бы выстоять, не стать следующим завтра или этой ночью, не уехать в кузове, в черном мешке, а там… все получится. Про смерть он упускал – ни к чему ее травмировать. Писал про жизнь.

Она плакала, провожая его, клялась, что дождется, обнимала у поезда так, что он не мог расцепить ее рук, и об эти воспоминания мысленно грелся. Гладил любимое лицо своими воображаемыми пальцами, шептал ей, что он рядом, что все хорошо. Рвались близко-близко гранаты.

Месяц, второй, третий… Кей выгорал изнутри с каждым днем. Слишком много дыма и тлена, и какой-то неважной вдруг показалась ему чужая мечта и лежащие на его банковском счету деньги. Но Элена… Он верил, что она залечит его раны, она исцелит его счастливой улыбкой, она подарит ему покой, которого он так жаждал.

Ее письма приходили к нему два месяца. На третий вдруг перестали. Накрывало беспокойство и волнение – с ней все хорошо? Перебои с почтой? Еще и лучшего друга ранили так некстати, не с кем стало переброситься словечком. Стало совсем тяжело.

Спустя еще месяц он узнал главное.

Раненый друг уехал в Пайнтон раньше него. Сначала в госпиталь, затем к Элене. К Элене, которая почему-то перестала ждать Кея, но обрадовалась Остину. Тот признался ей в любви, а после купил большой дом…

Потому и возвраты последних писем.

И печать «Такие больше не проживают».

Война расколола Кея на части. Он бы сросся, зажил, но самая большая граната разорвалась в сердце. Разлетелись по краям вселенной его ошметки, кое-как поджили, но дыра в центре размером с космос осталась.

Он более не был прежним. Понимал, что не может работать с людьми, не может с ними даже общаться, и потому профессию выбрал под стать настроению – черную.

Его устраивало. Работы мало, делать ее он умеет. Платят достаточно.

Теперь Элена далеко, в другой жизни, он даже больше не вспоминал о ней. Не пытался узнать, счастлива ли, решил, что переместился в соседнюю галактику, где красавица блондинка с фамилией Майлз вообще никогда не существовала.

На заработанные деньги он приобрел себе небольшой дом, стоящий на удалении от других, и быструю неприметную машину. Чтобы не тревожила совесть, завел два главных правила: хороших людей не убивать и с бабами дел не иметь.

Хороший человек или плохой, Кей определял безошибочно. Война научила. Заказывали тех и других, но брался он только за «мудаков» – нормальных, честных не трогал. Женщин перестал замечать вообще.

Веста…

Веста Керини.

Почему он до сих пор не спит?

Потому что его терзает вопрос: для чего человеку заказывать самого себя? Если нет врагов, если ты здоров.

Она здорова. Внешне. Только что-то не то с глазами – он уже думал об этом в их первую встречу. У нее взгляд человека, сидящего на Бероне.

Берон им выдавали на войне. Запрещенный к распространению среди мирного населения препарат – мелкие, желтые таблетки, сладковатые на вкус. Если кто-то срывался и начинал паниковать (а они все срывались время от времени), Берон был первым, что заталкивали в рот. И эмоции моментально отступали. На поверхность выходил некто безжалостный и очень сосредоточенный, сконцентрированный на цели. Настоящая же личность уходила в глубокий колодец, и о ее существовании можно было узнать по едва заметной пульсации страха в зрачках.

Берон действовал шесть часов. И принимать его можно было не чаще одного раза в неделю.

Веста Керини. Спокойная, уверенная в себе, сосредоточенная? Отчасти. А так же накрепко запершаяся за маской безразличия, бездушности и пофигизма.

За каменной, совершенно не пробиваемой маской.

Кей вдруг подумал, что так выглядел бы человек, принимающий Берон три раза в сутки.

От чего она прячется? Против кого воюет?

И зачем ей умирать?

* * *

Он навестил ее следующим вечером.

Виллу охраняли мужики из «Четтера» – с такими бы ему пришлось повозиться, но его пропустили.

Веста – мирная, домашняя, сидящая в кресле в халате и тапочках, – читала роман. На него едва взглянула; Кей понял, что не наймут его, наймут кого-то другого.

«Она всегда добивается своей цели. Как он сам».

Вот только в бронебойность мисс Керини он отчего-то не верил. Да и в категорию «мудаков» она попадала едва ли. Скорее, в категорию шлюх, но разве за это убивают?

Зачем он здесь?

Кей уселся в кресло, которое занимал вчера, какое-то время рассматривал хозяйку дома. За это время та бросила на него лишь два коротких взгляда, но ему хватило понять – он прав, она не бронебойная. Что-то толкало ее вперед к неведомой цели, как паровоз, и потому она давно наплевала на себя настоящую. Однако осталось в самой глубине ее глаз отчаяние. И еще грусть, которая навечно прилипает к тебе после того, как исполосована слишком многими шрамами душа.

Веста прячет свою настоящую историю и свое мягкое место в центре сердца так же надежно, как прячет он сам. Не достучаться.

Но почему-то он решил попробовать.

– Ты любила его?

– Кого?

Удивленный взгляд, скользнувший от страниц книги к его лицу.

– Своего мужа.

– Издеваешься?

– Тогда зачем ты с ним жила?

– Из-за денег.

Легкий и спокойный ответ. Совершенно искренний. Кей вновь удивился себе – ему бы испытать презрение, но внутри отблеск одобрения – молодец, что не врет. Что не прячется, не тушуется, не приукрашивает себя. Они действительно похожи – он и она. Как люди, прошедшие свою собственную войну, и оттого ставшие предельно простыми.

– Ну, вот они – деньги. Ты их получила. Умирать зачем?

– Так надо.

Она вновь вернулась к чтению. Казалось, они буднично обсуждали погоду. Но Кей не сдавался – не давала покоя та самая пульсация в центре ее зрачков, которую он научился отличать. Пульсация сознания человека, едва держащегося на краю.

– Он обижал тебя?

Веста опустила книгу. На этот раз посмотрела с раздражением, как на назойливую муху, и Кей понял, что угодил в одно из болезненных мест.

– Обижал. Что с того? Какая теперь разница?

Вроде бы никакой, но прокатилась внутри него далекая и почти незаметная, как рокот землетрясения, волна злости. Он ненавидел слабых, аморальных мужиков.

– Деньги того стоили?

– Да, стоили, – она отвечала, как солдат, глядя ему в глаза. – И я вытерпела бы больше, если нужно. Это был осознанный выбор. И вообще, ты всех своих «клиентов» пытаешься понять?

– Да. Всех.

Кажется, на этот раз удивилась она. Не знала о том, что он тоже производит осознанный «отбор».

– Я прошла твой тест?

Глаза смешливые, в голосе легкость. Шутки, юмор, смех – он во все это не верил, не в случае с ней.

– Еще нет. Зачем тебе деньги, если ты хочешь умереть?

– Все тебе расскажи…

Кажется, он опять наткнулся на преграду, и так просто этот колючий забор не преодолеть. Сейчас она пошлет его к черту – он видел. Конечно, ей было бы проще, если бы выстрелил он. Почему? Кей этого не знал. Но Веста была согласна и на другие варианты, потому ни за кого не цеплялась.

– У тебя еще вопросы?

– Да. А как насчет смерти двадцать девятого?

Он дразнил. Тыкал пальцем в небо, надеялся случайно выудить важный фрагмент информации.

– Исключено.

– А тридцать первого?

– В сентябре тридцать дней.

– Тогда первого?

– Нет, – раздраженное фырканье ежа. – Не пойму, ты занят тридцатого?

– Свободен.

– Так в чем дело?

– Напои меня кофе.

На него посмотрели так, как посмотрел бы он сам в глаза той, которая уже трижды отказалась выпить с ним по чашечке.

* * *

(Tommee Profitt feat. brooke – Here I Am)

Веста.

– У тебя проблемы?

– С чего ты взял?

«С чего?» – он смотрел на меня, как на душевнобольную, пытающуюся замаскировать свое безумие. «С того, – говорил его пристальный взгляд, – что люди без проблем не торопятся на тот свет».

Ну, тут он был прав. На «тот» не торопятся, а вот «домой»…

– Тебе кофе черный? С молоком? Какой больше любишь?

Кей Джей подвис. Теперь он выглядел, как человек, который привык говорить в забегаловке: «Мне черный, стакан средний». Но которого давно не спрашивали: «Какой любишь больше?»

Эта просторная кухня обычно пустовала. Пока Фредерик был жив, мы сюда захаживали разве что разложить привезенную из ресторанов еду по тарелкам, а когда умер, я вообще только грела здесь чайник и хранила пакетики с заваркой. Завтракать, обедать и ужинать предпочитала либо в кафе, либо у себя в комнате. Кому может нравиться обилие пространства, стали и мрамора? Верно, разве что больному манией величия старику. И вот впервые за долгое время на высоких стульях сидели.

– С молоком.

Отлично, пусть будет с молоком. Хорошо, что упаковку вчера обновила домработница.

– Веста?

– Да?

Меня так давно никто не называл по имени, что я отвыкла. Даже опешила на секунду – слишком долго пробыла «цыпленком», «ласточкой» и прочей живностью.

– Тебя шантажируют?

Меня? Если бы… Лучше бы шантажировали. Потому что деньги найти легче, чем вернуть родню к жизни.

– Кто-то обижает? Один, двое? Банда? Я проверил, это не Хоскин.

Мне вдруг стало непривычно. Тепло. Он… как будто заботился. Иллюзия, конечно, – наверное, профи от того и профи, потому что знает, как срубить больше денег.

– Зачем тебе?

– Я умею решать проблемы.

– Да уж.

– Ты видела.

Видела. Это правда.

– Думаешь, справился бы с бандой?

Тишина. Ответ лаконичный – такой, которому сразу веришь.

– Справился бы. Просто нужны детали.

– И немножко доплатить?

Хотелось развенчать собственную надежду на то, что я неожиданно стала кому-то небезразлична. Какие этому причины? Никаких.

Кей Джей смотрел странно, тяжело. Почему-то непривычно – будто в душу. Качнул головой.

– Если бы твою проблему можно было решить деньгами, ты бы ее уже решила.

И ведь он снова прав. Внимательный мне попался киллер, вдумчивый. И приятный внешне, хоть это никоим образом делу не помогает.

«Делу – нет. А вот радоваться взгляду – да».

Себе кофе я налила молча. Тоже дешевый, из банки, – так и не разобралась, как управляться с навороченной кофемашиной. Предпочитала позволять эту работу делать баристам в кафе – у них выходило лучше. И меньше времени на ненавистной кухне. Которая с Кей Джеем, что удивительно, казалась не такой… противной. Почти обжитой.

– Ты мне не поможешь.

Я решила не обманывать, не пудрить мозги и не играть.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю.

Увы. Оставалось лишь грустно улыбнуться.

– Что за история, в которую ты влипла?

– Длинная.

– У меня есть время.

– Твое время дорого стоит, разве нет?

И опять этот укоризненный взгляд за то, что я о деньгах.

«Я ведь на кофе напросился сам? И помощь предложил сам?»

Он действительно предлагал свою помощь? За так? Или я до сих пор чего-то не понимала?

Потому спросила прямо:

– Зачем тебе это?

Ему непросто было смотреть в глаза. Этот человек обладал удивительно прямым и пронзительным взглядом.

И тишина сказала за него – «сложно убить человека, не понимая причин».

Или мне показалось? Не может быть тяжело убивать тому, кто много раз это делал.

Я продолжала молчать, греть пальцы о кружку с кофе, смотреть в сторону. Когда мне впервые подумалось о том, чтобы выпить с этим парнем кофе, верилось, что будет иначе. Что я пофлиртую на прощание, подразню его в удовольствие, может, даже поцелуюсь. Ради развлечения, конечно же, потому что ничего серьезного с мужиками мне уже не светит. Но я и предположить не могла, что наши посиделки выльются в душещипательную беседу. Точнее, в попытку ее завести.

– Что с тобой случилось?

«Где затык?»

«Нигде. Все как раз хорошо».

Но такой ответ он не примет.

– Ты не здорова?

– Здорова. Насколько я знаю.

– Тогда в чем дело?

Мы заходили на третий круг. Или четвертый?

Кофе он, как назло, пил медленно. Всегда выбирал верную тактику, искал пути «додавить». Мне делалось забавно.

– Извини, но я не делюсь своей историей. Нет смысла.

– Тогда «продай» ее.

– Что?

– Обменяй на то, что тебе интересно.

– От тебя?

– Да, от меня.

Я удивилась. И не сразу нашлась с ответом.

А спустя пару минут мой гость уже стоял у дверей, обутый. Протягивал мне кусочек белого картона – визитку с собственным телефонным номером. Никаких букв, только цифры.

– Чтобы не через «Четтер». Если надумаешь.

– Очень… мило.

Он только фыркнул на мое «спасибо».

Уже собирался уйти, но на мгновение замер, обернулся и пояснил.

– Я – Кей.

– Да, я знаю. Кей Джей.

– Нет. Кей – мое настоящее имя. На «Джей» начинается фамилия.

Вот те раз. Кто бы думал. Зачем, если мы не друзья?

Но странный киллер, собеседующий своих жертв перед тем, как совершить преступление, уже ушел в темную сентябрьскую ночь.