Текст книги "Первые из индиго"

– Почему же?

– Было Варваре видение или сон, что суженый её появится в наших местах со стороны Волги, приплывёт на барже по воде. Так и ждёт-дожидается, и красота её не меркнет, только года идут и идут…

– Выпей, сколько сможешь, – поднесла Варвара к моим губам какой-то зловонный отвар. На вкус он оказался слегка горьковатым, так что несколько глотков я сделать смогла.

– А теперь ложись, мамочка, – бережно уложила меня обратно на лавку Варвара, которая, да, в этом не было никаких сомнений, была моей внучкой. Но как же такое возможно?

Голова от напряжения разболелась так сильно, что я проснулась…

Утром я проснулась от позвякивания посуды, приятно переносящего из колыбели снов в домашний уют. Не знаю, который был час, но солнце уже светило ярко.

– Не дождались тебя, сели чай пить, – оправдывалась бабушка Рая, глядя на пустой стул за столом.

Исходящая лесными ароматами кружка не заставила себя ждать.

– Я с утра уже оладьев напекла, – продолжала бабушка Рая, уютная, очень даже для своего возраста красивая, с добрыми морщинками и смеющимися синими глазами.

Аппетитная горка вздымалась посередине стола.

– Все наши деревенские в сборе, – подмигнула мне Лада. – Только Саши не хватает. Тоже собирался приехать, да спину прихватило.

– А что же Алиса? Не приедет на родственницу посмотреть? – принялась за оладьи, подавая пример, бабушка Рая.

– Ты что! – замахала на неё руками Лада. – Ты же знаешь, сколько у неё дел! Завтра мы к ней сами заедем. Вернее, не к ней, а к Каринке. Она как раз только что закончила ремонт, так что будем праздновать новоселье нашей городской компанией, – снова мне подмигнула.

– А мы уж как-нибудь в деревне жару переждём, – усмехнулась бабушка Рая.

– Сегодня грозу обещали, – вставил веское словцо Петруша.

– Вряд ли… Всю ночь лягушки квакали, – возразила Римма.

– Не квакали никакие лягушки, тебе приснилось, наверное, – стоял на своём Петруша.

Но о лягушках вскоре забыли, потому что появилась сорока.

Сорока не была обычной сорокой, сказочная прямо-таки сорока, огромная, довольная и важная, как почтальон, принесший радостные вести, проскакала от одного окну к другому и обратно.

– Смотрите, не сорока, а конь, – подошёл к окну Петруша, а за ним и мы. – Принесла нам какие-то вести…

– Дядя Саша приедет, – предположила Лада.

А сорока улетела, но отходить от окна не хотелось.

Я и отвыкла уже от сельских пейзажей. Всё работа и город. И спешка, конечно. А так, чтобы просто отдохнуть душой – такого не было давно.

– Смотрите, правда, дядя Саша! – обрадовался, как ребёнок, Петруша. – Не обманула, значит, белобока.

И мы поспешили на улицу.

– Надо же, совсем малявкой была, помню, шустрая такая, гусей по деревне гоняла, – обнялись мы с дядей Сашей, – и вот погляди-ка! Поди и языки знаешь?

– Знаю.

– Только я думал ты ух, а ты худая, как банан, – добавил ложку дёгтя.

Правда, уже через минуту он изменил своё мнение обо мне, потому что в гости заглянула наша дальняя родственница тётя Кира.

– Глянь, какая красавица к нам приехала, стройная, как тростиночка… – занял с порога беседой. – А ты опять на всё лето в деревню?

– А что делать в городе? Там сейчас такая пыль и жара и пахнет асфальтом. От земли хоть тоже испарения, но куда как легче переносятся.

– Всё книжки читаешь?

– Да, новая книга вышла о здешних местах, как закончу – дам тебе почитать…

– Кира у нас учёная, – отрекомендовала бабушка Рая. – Можно сказать, краевед.

– Какой там краевед! – махнула рукой тётя Кира. – Так, для себя интересуюсь, как предки жили. Вот этот дом у вас старинный – лет сто пятьдесят ему точно.

– Потому-то призраки его и выбрали, хотя есть дома и поближе к кладбищу, – нервно засмеялась тётя Римма.

– Кстати, тётя Римма, вот вы вчера говорили, что за печкой… – я на секунду задумалась, стоит ли продолжать рассказ при впечатлительной родственнице, но со всех сторон на меня уже сыпались вопросы о том, кто и как мне явился, и я рассказала свой сон от начала до конца, поощрённая всеобщим молчаливым внимание. А особенно зачарованно меня слушала тётя Кира.

– Надо же, – произнесла она после недолгого молчания. – Ведь это сам протопоп Аввакум тебе явился.

– Первый писатель на Руси? – не поверила я.

– Он самый, продолжала уверять тётя Кира. – Не веришь? Пойдём, покажу, – она увлекала меня за руку на улицу.

Заинтересованная, я полностью отдалась на её волю, которая привела меня в домик почти на самой окраине деревни.

– Сам протопоп Аввакум во сне тебе явился, – повторила тётя Кира и, ни слова больше не говоря, повела на кухню, где в углу на иконе старообрядческий святой и впрямь был очень похож на приснившегося мне батюшку.

– Так он жил в этих краях?..

– Не только жил, но и начинал здесь своё служение, – укоризненно покачала головой тётя Кира. – В соседней деревне Лопатцах. Очень строг был и к себе, и к другим. Как-то проплывал по Волге воевода, и нажаловались ему, значит, на чрезмерную требовательность здешнего батюшки. Но воевода сказал ему: «Благословишь моего сына – не накажу». А сын у него был безбородым, что в те времена не приветствовалось. И батюшка отказался наотрез: «Не буду благословлять брадобрея» и всё тут. За это воевода его в Волгу и бросил… Чудом только спасся…

Сон в руку был не единственным удивлением, ожидавшим меня в здешних краях. И даже дома бобров мы с Павлушей увидели наяву, правда, подойти к ним поближе помешала гроза.

Но началась она после обеда, а когда я возвращалась от тёти Киры, возле дома меня ожидал экипированный в камуфляж Петруша.

Рядом с ним покуривал молодой человек тоже в штанах защитного цвета и с обнажённым торсом. Образ искателя приключений дополняли чёрные очки.

Я ожидала, что в столь удалённой от цивилизации деревне молодёжи не будет совсем, но…

– Кстати, тоже Голубев, – представил дальнего родственника Петруша. – Андрей. Он же Кен. Вы, кстати, коллеги.

– КЕНТАВР, – поправил Голубев.

– А где же копыта? – сострила я, наверное, не слишком удачно.

– Не Кентавр, а Кен Тавр, – довольно повторил Кен, видимо, давно заученную фразу. – Сначала я был просто ди-джей Кен, а потом стал Кен Тавром. Правда, созвучно «Кинотавру»?

– А ты и на «Кинотавре» был?

– А как же!

– А что ты там делал? – удивился и Петруша, знавший Кена-Андрея с самого детства.

– Как это что? – обиделся Кен Тавр. – Ты разве не слышал, наш документальный фильм получил спецприз на кинофестивале в Кракове. Ну ты даёшь! Совсем телевизор не смотришь! Деревня! Теперь будем брать «Кинотавр»!

– А о чём фильм? – показала в свою очередь неосведомлённость и я.

– О чёрных археологах…

– Интересно…

– Но фильмы – это больше для души, также как и археология. А вообще я директор медиахолдинга. А ты где работаешь? – обратился ко мне.

– А я работаю в криминальной газете.

– Криминал – это круто, – одобрил Кен Тавр. – Я тоже на телевидении с криминала начинал, а теперь только загранки себе оставил, Россию – всю уже объездил. Остальное – пусть теперь другие ноги бьют.

– Везёт же! А я ещё ни разу не был заграницей, – вздохнул Петруша.

– Ещё успеешь, – похлопал его по плечу Кен Тавр и снова обратился ко мне. – А что ты раньше не приезжала?

– Не знаю… Как-то не получалось, – пришлось мне оправдываться.

– Молодец, что, НАКОНЕЦ, приехала, – сделал ударение на слове «наконец».

Всегда немного странно увидеть такого как Кен Тавр в деревне. И всегда интригует.

– А ты каждое лето здесь проводишь? – поспешила я удовлетворить своё любопытство.

– Каждое – не каждое, но иногда заезжаю. Здесь есть, что посмотреть… Обязательно покажите ей Волгу, – дал указание Петру.

Но прежде Петруша собирался показать мне другие местные достопримечательности, красоту которых в полной мере оценит только тот, у кого жили предки в здешних краях. И тем более тот, кто вырос здесь сам.

В общем, было решено подняться в гору, посмотреть с высоты на окрестности.

– Ты собираешься подниматься в гору в сарафане? – окинул меня чуть ли не презрительным взглядом Петруша, как будто я собиралась совершить какую-то невероятную глупость.

Тётушки тут же принялись хлопотать вокруг меня, как сороки. Нашлись и резиновые сапоги тридцать седьмого размера, и трико с футболкой в горошек.

– Теперь можно идти, – одобрил Петруша.

Едва мы миновали вишнёвый сад, большой и символичный для нашей семьи, как у Чехова, я поняла, как всё-таки мудр Петруша, иначе я оказалась бы не только по щиколотку в грязи, но и ужаленной крапивой, да и по осоке идти с голыми ногами не особенно приятно.

– Хорошо ещё, здесь нет змей, – изобразила я улыбку.

– Их много там, – показал он в сторону отдалённой горы.

– Там, действительно, много змей? – стало мне не по себе, но тщетно я надеялась, что название себя не оправдывает.

Правда, змеи почему-то водились исключительно на той самой горе. Так что в здешних местах даже родилось поверье, будто бы она очерчена невидимой чертой, пересечь которую рептилии не могут.

Но Петруша пересекал её не раз, естественно, в резиновых сапогах. Но не будем о страшном…

Наградой за мужественное преодоление зарослей крапивы был ключ с ледяной и чистейшей водой.

Умывшись и напившись из горстей, мы двинулись дальше наверх.

Кто хоть раз пробирался по некошеной траве, меня поймёт. Я едва поспевала за Петрушей, но что-то, наверное, азарт, останавливало от того, чтобы попросить его идти хоть немного помедленнее семимильными своими шажищами.

Но я молчала, и Петруша шагал и шагал. Наконец, на моё счастье, он остановился ненадолго, обернулся на пройденный путь:

– Надо же, а в детстве гора казалась такой высокой…

И вот, оцарапавшись о малинник, мы на самой вершине по пояс в ромашках.

Не знаю, как вы, а я обожаю ромашки даже больше, чем мои любимые подсолнухи. Мне они почему-то гораздо больше по душе, чем слащавые розы и жеманные орхидеи. Что поделать, крестьянские корни!..

За каймой Иван-чая начинался хвойный лес, где до грозы мы успели набрать почти полный пакет шишек, чтобы вечером раскочегарить давно уже замерший в углу без дела под связанной прабабушкой салфеткой самовар.

Гром понеиствовал над нами и утих, а ливень продолжался, но Петруша во что бы то ни стало хотел посмотреть на плотину бобров, о которой ему рассказал Кен.

Поэтому, спускаясь с горы, мы свернули в сторону к ложбине, заполненной водой, которую облюбовали бобры прямо за огородами дачников. Будут знать, как совать носы в такие девственные дебри.

– А ты думала, я шишки привёл тебя собирать? – прищурился Петруша, глядя свысока на окрестности.

Промокших насквозь, нас спасла от неминуемой простуды только русская баня, уже предусмотрительно растопленная дядей Сашей.

Самовар фыркал паром, думается мне, только для виду, а сам рад-радёшенек, что его праздно начищенные бока налились крутым кипятком.

Дождь, между тем, продолжался, и всё бы ничего, но гроза оставила нас на весь вечер без света.

Ладу в свои семьдесят два с половиной неисправимую оптимистку и даже по-прежнему красавицу это ничуть не расстроило. Она, пока совсем не стемнело, слазила на чердак за обоями и теперь зажгла свечу, потому что в целях профилактики пожара отключили электричество, и что-то там к тому же ещё сломалось на станции, и принялась чертить на обратной стороне какие-то схемы. Оказалось, генеалогическое древо. Тут же рядом на столе лежал старинный альбом с фотографиями, как, впрочем, и всё в этом доме от русской печки до самого настоящего самовара. Над стеклянными чашками высятся на полке рядком их глиняные предки-кувшины. Настоящий музей старины!

Мы склонились над столом и мыслями ушли в девятнадцатый век.

Представьте, за грозу мы восстановили семь колен по линии мамы, в девичестве Голубевой, от моих троих племяшек до того момента, когда неизвестно откуда на этой земле появился Георгий.

Дождалась-таки Варвара суженого!

Обидно было одно: мы собирались на Волгу, а дороги размыло так, что о том, чтобы выбраться из деревни в ближайшие несколько дней не могло быть и речи.

Да, я начала о сороке. Возможно, я излагаю мысли и события несколько сумбурно, но дело в том, что эту историю я пишу, как и где придётся – в автобусах, поездах, если попутчики молчаливые или спят, в залах ожидания…

Потом, конечно, приведу свои записи в приличный вид, а может, так и оставлю, чтобы сохранить достоверность. К тому же, это мой первый роман, и я не представляю, что из этого получится…

Да, странно и как-то очень правильно, что приметы срабатывают в глубинке, где люди и птицы, и травы заодно под общим небом.

Мало ли в городе тех же сорок, но только лично я их почему-то не замечаю.

И мало ли в городе зеркал, в квартирах, офисах и, конечно же, магазинах. Отражения нас живут рядом с нами, а иногда кажется, мы рядом с ними. Они подделываются под нас, под наши представления, страхи и ожидания и научились изворачиваться и лгать, как будто для того и созданы, чтобы искажать реальность, пока не остановишься однажды перед зеркалом, которое скажет тебе всю правду-матку в глаза.

– Кто я? – спросила я Старинное Зеркало, в которое смотрелись мои далёкие предки.

– Ты взрослая девушка или молодая женщина – как самой тебе нравится – ты выглядишь моложе своих лет… – не будем о грустном.

– Попрошу без ехидства, Свет-Мой-Зеркальце-Скажи…. Что ты скажешь мне ещё?

– Ты вечно носишь маску безразличия на лице, и сама уже забыла, кто под ней. Ты, кстати, правильно сделала, что вернула натуральный цвет волос. Только надо их ещё отпустить…

– Итак уже до лопаток. Но с волосами я разберусь и без тебя.

– Хорошо. Хочешь правду? Кстати, чёлку можешь оставить.

– Оставь мою чёлку в покое.

– А правда в том, что ты, крутая журналистка Инга Иволгина, боишься встречи с самой собой.

– Я не боюсь ничего.

– Кроме змей. И пауков. И насмешливых взглядов.

– Прекрати!

– А Кен Тавр-то всё равно круче! – показало мне язык отражение.

– Перестань!

– И сними эти жуткие джинсы!

Едва мы вышли из маршрутки в городе юности Лады, её походка стала такой летяще-стремительной, что мы с тётей Риммой едва успевали за ней.

Лада как будто старалась догнать прошлое, пристрастно обличая портившие город перемены.

Весь этот новый псевдоарбат ей совершенно не нравился, куда уютнее казалось в больших городских парках, где время шло медленнее. Но в целом город, где она не была уже десять лет, хоть и живёт в каком-нибудь часе езды от него, ей по-прежнему был симпатичен и, может быть, даже больше, чем когда-то – как объявившийся вдруг неожиданно помолодевший кавалер, некогда безнадёжно влюблённый, с огромным букетом цветов.

Таковых, и кавалеров, и букетов, у Лады было много, даже слишком, потому-то, может, и не выбрала никого.

Только к городам – любовь на века.

«Хорош!» – торжествовало восхищение в глазах Лады, и даже вслух она заговорила почти стихами:

– Раскинулась Русь по обе стороны Волги. Не река, а море, только не вширь, а вдаль…

Я видела пару лет назад Волгу в Волгограде, но там она торжественнее и суровее, а здесь величественно-праздничная со снующими, как белые муравьи по древу жизни, пароходами, и так приятно знать, что на таком плавали твои деды-моряки…

Правда, тётушку Алису, о которой я расскажу немного позже, предки-моряки не впечатлили…

Вообще-то тётушка Алиса – милейший человек, только знают об этом, честно говоря, не многие.

Удивительно, но вот уже не скажу даже сразу, сколько лет мы с мамой не поддерживаем с ней ровным счётом никаких отношений, не считая поздравлений с праздниками по телефону, так как тётушка Алиса предпочитает их проводить вдали от дома в vip, естественно, отелях вместе со своим мужем Олегом.

Их единственный сын и тоже, разумеется, Олег, в настоящее время проживает с женой и сыном Олегом в Париже.

На сей раз нас свело новоселье Карины – ещё одной моей вечно юной двоюродной тёти. Кто-то скажет, что за безобразие: «Инги», «Алисы», «Карины», а где исконно русские имена? И будет, увы, прав. Хотя я уже упоминала о трёх Олегах, родством с которыми городится вся семья.

Ну да я о тётушке Карине, такой же искромётной, как и её имя…

Её тоже не вполне устраивали перемены в городе, центральную улицу которого вдруг выложили брусчаткой, в которую неудобно впивались шпильки. А ходить Карина привыкла на высоких каблуках и, естественно, с высоко поднятой головой.

А как же иначе с такими пышными рыжими кудрями, ямочками в уголках пухлых губок и конопушками на чуть вздёрнутом носике?

Мы с Ладой и тётей Риммой поджидали её с работы на набережной, и, конечно, заметили издалека. На красавицу в обтягивающих стройные ноги горчичных брюках и полупрозрачной нежно-салатной блузке засматривались идущие навстречу мужчины. Девушка с небесными фонариками вручила ей один.

– Спасибо! – зацокала дальше Карина, заставив догонять хозяйку. – Ой, я думала, это бесплатно!

Состроила притворно-обиженную гримаску и, вернув фонарик, замахала нам руками.

Обменявшись любезностями, как мы все замечательно выглядим, мы повернули на остановку. По пути Лада позвонила занятой племяннице напомнить о родственной встрече…

Тётушка Алиса сначала сказала, что не придёт, сославшись на вчерашний корпоратив и критические дни. Но потом передумала, не смотря на то, что с утра не в офисной одежде, так как в обеденный перерыв собралась на рынок за викторией и даже, представьте себе, не на такси.

Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь отпраздновать собственное новоселье. Дело в том, что мне почему-то очень жаль вкладывать деньги, силы и особенно время в стены и потолки, отгораживающие от неба и деревьев. Да, я понимаю, где-то это глупо. Я бы и сама, конечно же, не согласилась спать под дождями в стогу, особенно если дождь не грибной. Так, разок-другой ради экзотики можно, конечно. Но только где сейчас найдёшь настоящие стога, накиданные вилами огромным семейством, как на одной из самых старых фотографий из альбома бабушки Раи?

Там этот стог высился горой на телеге, в которую впрягли бедную клячу, но другой лошадки, видно, не было, и сами сели рядом, позируют фотографу, что само по себе уже праздник, не то, что сейчас – бери фотоаппарат и щёлкай хоть целый день. И каждый сам себе фотограф. А тогда – почти что целый ритуал.

Да, я патологически не люблю евро всякие ремонты, но при этой патологической нелюбви меня всегда радует, когда кто-то из моих близких, друзей или просто хороших знакомых с честью завершает непосильное для меня дело.

Я, конечно, предполагала, что дизайн обычной квартиры Карины превзойдёт все мои ожидания, но чтобы такое…

Как оказалось, Карина долго скрывала свои художественные способности. Хотя дизайнер по интерьеру, конечно, тоже художник, но Карина – художник в полном и самом высоком смысле этого слова.

И, конечно, не зря считается одним из лучших дизайнеров интерьера в городе. И со вкусом, и с фантазией у неё полный порядок.

Даже слишком маленькая кухня оказалась похожей на этакий уютный тихий бар для двоих с высокими стульями и столиком-стойкой. Картины в стиле афиш «Мулен Руж», лёгкие выдвижные шкафчики над мраморной столешницей. И никакого загромождения посудой.

Не хочу хвастаться, но тётушка у меня, действительно, редкий экземпляр. Говорит, что это ещё не всё, и остались какие-то последние штрихи, и уж тогда будет полная лепота. А раз говорит, значит, так и будет. Уж я-то свою тётушку знаю…

Тётушка Алиса нарисовалась в дверях в простенькой салатной футболке и почему-то зимней юбке, но обвешанная, как ёлка в Новогоднюю ночь мишурой, драгоценностями.

Туфли, правда, были итальянские. Небрежно сбросив их, она прошествовала на кухню, где мы нарезали салаты.

– Что тут у вас? А, курицу со шкуркой сварили, – бросила она презрительный взгляд на отброшенную в сторону шкурку копчёного окорока, купленного десять минут назад в супермаркете, и остановилась перед холодильником, пристрастно изучая магниты.

– С Кипра есть, с Мальдивов, с Корсики… А где же из Италии?

– Из Италии ты мне не привозила, – наморщила лоб Карина.

– Как же не привозила, когда привозила. Ты потеряла его, наверное.

– Ничего я не теряла…

– Подеритесь ещё из-за магнита, – взяла на себя роль арбитра тётя Римма. – А ты, – обратилась к старшей, взяла б лучше Карину куда-нибудь с собой, чем магниты дарить.

– Сама не маленькая, дорогу найдёт, – фыркнула тётушка Алиса. – Ну давай показывай, что здесь у тебя за ремонт.

Хозяйка радостно принялась исполнять просьбу-приказание, отданное в весьма капризной манере.

– Ну как тебе? – пристрастно спросила Карина.

– Ничего, – хмыкнула тётушка Алиса. – Простенько, но со вкусом.

На столе в зале, между тем, появилась и белая скатерть, и всё, что полагается, на ней.

– А салфетки кладутся не под тарелку, а на тарелку, – обличила тётушка Алиса. – И столовые приборы лежат у вас не так.

Она принялась было перекладывать вилки, но подоспела уже порядком рассерженная Карина:

– Это ты у себя дома командовать будешь, а здесь ты в гостях.

В атмосфере концентрированного хвастовства, которую принесла с собой тётушка Алиса, каждый невольно пыжился, старался придать себе какую-то особую значительность.

Конечно, мы ещё имели возможность увидеть тётушку Алису во всей красе, ведь фотографии со вчерашнего корпоратива были уже при ней.

– Розы, – акцентировала она внимание на букете юбилярши, – сорт «Софи Лорен», как раз для vip-персон. А платье на мне – африканское, стопроцентный шёлк.

В чёрном длинном платье с ярко-алым поясом тётушка Алиса выглядела великолепно, несмотря на то, что несколько портил облик цвет волос, которые vip-стилист упорно продолжал красить в желтовато-пережжённый оттенок. Зато у тётушки Алисы ослепительной белизны зубы и, если бы не извечная брюзгливо-надменная мина, красивая улыбка.

– Ты там, я смотрю, блистала, – восхитилась Лада.

– Блистала я бриллиантами, – возразила тётушка Алиса. – Вот этими, которые в ушах, нет, в ушах у меня, кажется, сегодня изумруды, а это кольцо как раз с бриллиантами. А платье мне сын подарил, когда я у него гостила в Африке. А какая у него там машина!

– Какой же марки? – поинтересовался подъехавший как раз к накрытому столу Петруша.

– А, не знаю! Чёрный внедорожник, но выглядит – отпад! А в Москве, когда он приезжает, ему сразу другую дают. А другое платье, вы бы видели, тоже Олежек мне подарил, тоже шёлковое, только голубое. Жалко только, я в него уже не влезаю.

– А вот ходила бы на работу пешком, была бы стройной, как мы, – победоносно взглянула на двоюродную сестру тётя Римма.

– Ну и что, что двадцать лишних килограмм, – осталась невозмутима тётушка Алиса. – А меня моя внешность устраивает, я вообще себя любимую люблю, – для пущей убедительности она погладила саму себя по голове. – И нравлюсь себе любой. Мужа, правда, мой вес не устраивает, и сама я ему всё меньше нравлюсь, но мне, как вы понимаете, на это на-пле-вать!

– Да как же так можно жить! – испуганно округлила глаза тётя Римма. – А как же любовь?

– Можно. И очень даже неплохо, – заверила тётушка Алиса.

– А у нас вчера в деревне вырубило свет, и мы весь вечер пытали дядю Сашу и составляли генеалогическое древо, – постаралась я увести разговор в сторону.

– Это вы молодцы, – заслужили мы, наконец, одобрение тётушки Алисы. – И что же – все крестьяне или… – спросила с надеждой, плохо замаскированной под безразличие.

– Крестьяне в основном и моряки.

– Как я и думала. А вот у меня по отцовской линии в роду был даже генерал, и если постараться, я ещё могу вернуть себе нашу усадьбу, ведь по документам он передал её государству в пользование, а не в собственность. Очень красивая, я была там, старинная усадьба…

– А почему он передал её государству? Это в семнадцатом году, что ли, было? – предположила Лада.

– Нет, раньше ещё, там странная какая-то история. Был он, говорят, человек непредсказуемый и вспыльчивый и грубый, и неожиданно на старости лет вдруг порвал завещание и укатил куда-то в глушь, куда, никто не знает, где вроде бы и обрёл свой последний приют.

– Последний приют генерала, – вспомнились мне слова Прасковьи, и я даже не заметила, что думаю вслух.

Римму же занимало другое:

– Всё равно, даже если ты себе нравишься, какое удовольствие ездить туда и обратно на переднем сидении с водителем?

– Я всегда сажусь на заднее, по этикету, – фыркнула тётушка Алиса. – Буду я сидеть рядом с вонючим во…, то есть водители у нас, конечно, не вонючие, а чистенькие водители, и машины приезжают без опозданий, тем более, что я vip-клиент, и ко мне и отношение особое, и скидки. Вот что значит работать с недвижимостью! Потому-то мы с Олегом и присматриваем себе коттедж…

– Мы тоже сейчас присматриваем здесь жильё, – поделилась планами на будущее тётя Римма. – Хотим поближе к родне перебраться, да пока работа не пускает…

– Как же! Как же! – театрально воскликнула тётушка Алиса. – Здесь же школ у нас нет, ни одной, только там, в подмосковном Ухрюпинске! А знаешь, сколько у нас стоит в центре жильё?

– Я наши возможности прекрасно понимаю – учитель и врач. Может, не в центре города, а где-нибудь на периферии…

– Отличная идея купить домик в деревне, – усмехнулась тётушка Алиса.

– Ага, – усмехнулась и тётя Римма. – Вот именно в деревне…

И тут же испуганно заморгала, потому что тётушка Алиса медленно выросла над столом, упираясь в него руками, что шло уж совершенно вразрез с этикетом.

– Ах вы мармышки! – грозно прикрикнула она. – Деревня им, значит, уже не деревня, забыли, как по грязи всё детство носились в закрученных колготках!

Теперь захлопала ресницами и Карина, ставшая вдруг похожая на незаслуженно обиженную первоклассницу.

– Что это ещё за мармышки? – неодобрительно вскинула брови Лада. – Мармышки, моя милая, на рыбалке.

Покачала головой, а тётушка Алиса неожиданно принялась оправдываться, что вообще ей не свойственно:

– Мармышки – это значит ма-аленькие мышки, такими они для меня и остались с тех пор, как в скрученных колготках…

– Да неужели тебе кроме скрученных колготок и вспомнить нечего из нашего детства? – воспрянула, ободрённая поддержкой, тётя Карина.

– Представьте себе! – ухмыльнулась тётушка Алиса. – Такие вы и были, все лучшие годы мне испортили, только женихов мне разгоняли.

– Да. Что-то я только одного и помню, толстого Павлика, что песни тебе пел под гитару.

– А-а, – нахмурилась тётушка Алиса. – Вы ему тогда ещё мой дневник подсунули, где было синим по белому написано, что я ни его, ни тех двоих, которых вы забыли, не люблю. Не помню вот только, кто из вас это сделал.

– Да я же не нарочно! – не выдержала взгляда-прицела Карина. – Там с другой стороны у тебя были слова песен записаны, а он попросил песенник принести, а с той, другой стороны, я и не видела.

– Знаю я вас, – усомнилась тётушка Алиса. – Какими вы были, такими и останетесь! Говоришь им дело, а они выпучат глаза, как бешеный тарашка, и слушать не хотят. Учу-учу уму разуму, эх! Бесполезно!

Подняла и опустила руку.

– Как кто? – нахмурилась Карина.

– Как бешеный тарашка, – повторила тётушка Алиса. – Ты что никогда выражение такое не слышала? А это, между прочим, наше семейное выражение. Баба Даша, помнишь, в деревне так часто говорила?

– Никогда она так не говорила, – возразила тётя Римма. – В первый раз от тебя слышу.

– Да, в первый раз, – согласилась Карина.

– Что вообще означает это слово «тарашка»? – стало интересно и мне.

– Рыба такая с выпученными глазами, – пояснила тётушка Алиса.

– Мармышки, тарашка… Ты что состоишь в vip-клубе рыболовов? – хрюкнула от еле сдерживаемого смеха тётя Римма.

– Я состою во всех vip-клубах! – с вызовом бросила тётушка Алиса. – В отличие от вас.

Но последние слова утонули в смехе.

– Смейтесь, смейтесь, что вам ещё остаётся, – состроила обиженная презрительную гримасу. – Пе-да-го-ги, творческие личности!..

– Кстати, мне сейчас предложили быть завучем школы для детей-индиго, – поставила в известность тётушка Римма. – Но особо этот факт не афишируется, она называется просто спецшколой для одарённых детей.

– А дети vip-персон в ней есть? – заинтересовалась тётушка Алиса. – Наверное, и открыли эту школу специально для детей звёзд, чтобы сделать потом какое-нибудь шоу.

– Представь себе, как раз-таки детей звёзд у нас и нет.

– А-а, – разочарованно протянула тётушка Алиса. – Я так и думала, какая-то туфта. Разве ж ты найдёшь приличную работу! Так, ставите над детьми эксперименты, как над кроликами…

От негодования тётя Римма даже раскраснелась, так что Лада даже испуганно зашептала «держи себя в руках». Портить семейный ужин скандалом отнюдь не хотелось.

Римма с честью вышла из положения, как, впрочем, и всегда, ведь то, что другим домочадцам легко сходило с рук, ей не прощалось.

«А ещё учительница», – по поводу и без качают головами все родственники, кому не лень.

К тому же, она не просто педагог, а педагог новой формации, новатор в полном смысле этого слова.

Тётя Римма выбежала из-за стола и вернулась с чемоданом, прикрываясь им, как щитом.

– Вот! – победно распахнула его, искоса наблюдая за реакцией тётушки Алисы, открыв нашим взглядам увесистую кипу дипломов и сертификатов. – Туфта, говоришь? А благодарность министерства культуры – туфта? А диплом лауреата «Учитель года» – туфта? А патент на авторский проект – это тоже туфта? Да как ты вообще можешь рассуждать о том, о чём не имеешь ни малейшего понятия?

Тётя Римма принялась листать дипломы, как козырные карты, рассчитывая, наконец, оставить тётушку Алису в дураках.

– Ты ведь даже не знаешь толком, кто такие дети-индиго, – тётю Римму было не остановить. – Вот скажи мне, ты можешь сказать наверняка, что твой Олег – не индиго?

– Нет, – задумавшись на секунду, согласилась, наконец, тётушка Алиса и неожиданно перешла на сторону против самой же себя, вопреки известному совету Карнеги спровоцировать собеседника сказать три «да» подряд.

– Вот видишь, – обрадовалась тётя Римма, – как мало мы знаем собственных детей.

– А Петруша? – оценивающе посмотрела на племянника тётушка Алиса.

– Не стопроцентный, но зачатки сверхспособностей, определённо, есть. Например, то, что Александру Матвеевну он увидел ещё до того, как ты их познакомила, а ясновидение как раз-таки одна из главных отличительных черт индиго.

– Поколение экстрасенсов что ли? – хмыкнула тётушка Алиса.

– Вы зря смеётесь, – снова заняла оборонительную позицию тётя Римма. – Всё очень просто объясняется – хорошо развитое логическое мышление и никакой мистики, это как в шахматах или при составлении компьютерных программ. Один алгоритм действий – один результат. Другой – значит, другой.

– Ну, мама, ты и загнула, – усомнился и Петруша. – Но ведь человек может думать одно, говорить другое, а делать третье. А иначе все программисты и шахматисты могли бы всё знать наперёд, – Петруша на секунду замолчал, видимо, представляя, каково это – всё знать заранее. – А тогда и жить было бы неинтересно – никаких тебе сюрпризов. Видишь жизнь, как раскрытую книгу. Направо пойдёшь… Налево пойдёшь… Прямо пойдёшь… Выбирай любой из алгоритмов, и все дела.