Текст книги "Шкаф с ночными кошмарами"

– ЛЕДА!

Она застыла на верхней ступени. Пораженная. Безмолвная. До смерти напуганная. Сперва Дин решил, что она испугалась случившегося – Леда по-прежнему была без сознания. Но нет. Лицо Лауры перекосилось от первобытного ужаса, и тогда Дин опустил взгляд на ее руки и увидел, что она сжимает в кулаках кусок какой-то белой ткани.

Дин поморщился: «Это что, фата?»

И тут его сердце бешено застучало. Да, это фата, кусок белой ткани с красными пятнами крови. Крови Камиллы Скалларк, исчезнувшей неделю назад. Лицо Дина прояснилось. Он опустил Леду на пол и прислонил ее спиной к стене, а сам шагнул к Лауре, машинально коснувшись своего пояса на штанах, где раньше была кобура.

Прочистив горло, он спросил:

– Что это у вас в руках?

Лаура спрятала руки за спиной. Дин подошел к лестнице.

– Что-у-вас-за-спиной?

И вдруг Лаура заплакала. Ее грудь, затянутая в форменную рубашку медсестры, лихорадочно подергивалась, через все тело прошла судорога.

– Я не хотела, – шепнула она, – боже помоги мне, я не хотела…

* * *

Когда тетю Лауру арестовали, Леда Стивенсон, кажется, впала в шок. Состояние, когда ее глаза остекленели, а губы приоткрылись, пугало Дина даже сильнее, чем когда она появилась из темноты и спряталась в будке.

Дин хотел уйти, но в голове засела просьба Лауры: «Пожалуйста, присмотрите за моей девочкой. Когда до нее дойдет суть происходящего, она может сильно испугаться. Она может… вы знаете. Уже все знают, детектив Дин. Не позволяйте ей делать глупости». Так что он сходил на кухню и приготовил травяной чай. Леда Стивенсон по-прежнему была в сорочке, облепившей ее будто саван.

– Выпей, – приказал Дин, поставив перед ней кружку с чаем. Леда очень удивила его, повиновавшись. Склонившись вперед, она взяла кружку обеими руками. Не боялась обжечься, будто вовсе не чувствовала боли. Дин так и уставился на ее пальцы, по-паучьи тонкие, мертвенно-белые.

– У вас когда-нибудь возникало ощущение, что назад пути нет? – вдруг спросила она. Дин вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Опустившись на диван, он произнес:

– Да, частенько.

– И у меня. Очень часто я понимаю, что уже ничего не будет прежним. Я не буду. Мир не будет. Тетя Лаура тоже… – глаза Леды наполнились слезами, и Дин вздохнул: ну, сейчас начнется представление. Но Леда, казалось, решила больше не пугать его. Она лишь тихонько всхлипывала, вытирая слезы ладонью. Поерзав в кресле, она подобрала под себя ноги и опустила кружку с травяным чаем на бедро.

– Что же мне теперь делать? Все из-за меня. Это я довела тетю Лауру, я ее мучила. Она даже… не могла спокойно спать, понимаете? – Леда посмотрела на Дина глазами, полными слез, и, отвернувшись, вытерла щеку о плечо. Дин вдруг заметил, что у нее вовсе не худое лицо. Да, пусть Леда Стивенсон бледная, но она не выглядела больной; щеки были круглыми, губы пухлыми, глаза живыми. Дин нахмурился и уточнил:

– Что ты имеешь в виду – не могла спокойно спать?

Он очень хотел выяснить все, что знает Леда о своей тете.

– Ее мучили кошмары. Она часто кричала во сне, бродила по дому. Неудивительно… Понимаете, дело во мне. Во всем только я виновата. Тетя здесь ни при чем.

Дин облизал пересохшие губы и, помедлив, спросил:

– Ты помнишь, что делала на Хеллоуин? Где ты была?

– Я была дома. Тетя Лаура позволила мне провести вечер дома, и я была здесь и смотрела телевизор.

– Ты была дома и никуда не выходила?

– Нет, я смотрела телевизор.

– А твоя тетя?

– Она спала.

– Что ж… – Дин украдкой огляделся. Гостиная была светлой, а из камина все еще шло тепло. На полке стояли рамки с фотографиями и депрессивными черно-белыми рисунками.

И вдруг Дин удивил самого себя, когда с его губ сорвался странный вопрос:

– А ты помнишь, что случилось час назад?

– Что вы имеете в виду? – Леда округлила глаза.

– Ты была на улице.

Леда вдруг вскочила и бросилась в сторону кухни. Дин обернулся вслед удаляющейся фигуре. Смутилась? Еще бы! Он видел ее в таком состоянии, в котором… она была в будке. Пряталась от него, словно безумное животное, скованное страхом и желанием выжить.

Немножко подумав, он направился вслед за девушкой; уже приготовился к новой вспышке гнева, но войдя на кухню, обнаружил Леду за столом: она нарезала хлеб.

– Вы голодны? Хотите тост?

Дин был ошеломлен такой внезапной сменой настроения и медленно покачал головой. Вообще-то он надеялся, что Леда попросит его уйти, скажет, что ей хочется побыть одной.

– Нет, я не голоден.

Дин посмотрел на окна. Голые, без занавесок и жалюзи. На подоконниках нет ни горшков с цветами, ни украшений. Возможно, именно в это окно, прямо над раковиной, он заглядывал с улицы. Пока он размышлял, Леда уже выложила на тарелку два свежих тоста и как ни в чем не бывало осведомилась:

– Вы ведь знаете, что можете уйти в любое время?

– Могу?

Леда посмотрела на него на удивление проницательным и взрослым взглядом.

– Да, можете. Вы не взаперти, детектив, а мне не пять лет. Я справлюсь. Почему вы так смотрите?

Дин бесстрастно ответил:

– Потому что час назад ты шаталась по двору словно привидение, а затем пряталась от меня в будке. И все это под ледяным дождем.

Леда ничего не отвечала долгое время, и Дин подумал: она абстрагировалась или снова находится в своем мире, а может…

– Вас когда-нибудь насиловали?

Пришла его очередь молчать. Значит, Леда не была в своем мире, она размышляла. Прошла целая вечность, прежде чем Дин проглотил склизкий противный осадок в горле и ответил:

– Нет.

– Вот и не смотрите на меня. Вы никогда меня не поймете. – Леда с вызовом выгнула белые брови. – И, если не хотите тост, вы знаете, где выход. До свидания.

Тон голоса, каким Леда произнесла «до свидания» был однозначным: не возвращайтесь. Она вернулась к тостам, подтянула к себе банку с яблочным джемом, зачерпнула немного и шлепнула на хлеб.

Но Дин уже отбросил мысль уйти, напротив, он, нахмурившись, сделал шажок вперед, встав с другой стороны стола. В голове всплыли слова Каи Айрленд о том, что Леде грозит опасность. Она это имела в виду? Кая знает, кто за всем этим стоит? Нет, она бы сказала.

– А тебя? – А тебя когда-нибудь насиловали?

Дин ступал по кафелю так тихо, словно подсознательно боялся спугнуть Леду – жертву неприятной беседы. Она даже не подняла головы, когда он задал вопрос, лишь напряглась и зачерпнула из банки больше джема. Затем опустила ложку назад и посмотрела на Дина с улыбкой.

– Нет, а почему вы спрашиваете?

Дин помрачнел, уже не понимая, кто перед ним. Казалось, внутри Леды жило два, а может быть, три человека, и они сменяли друг друга так быстро, что Дин не успевал их фиксировать. Так кто сейчас на него смотрит? Разумная девушка или девочка, которая час назад спряталась от него в будке?

В одном Дин был уверен: Леда Стивенсон – жертва насилия.

– Это твой отец? – спросил он, сделав еще один крохотный шажочек в ее сторону, в то время как Леда перестала дышать. – Твой отец это сделал? Ты сказала, что мне не понять, что ты чувствуешь, ведь меня никто не насиловал, а тебя – да.

– Я не то сказала, – дрожащим голосом возразила Леда, не отрывая взгляда от столешницы.

– Это сделал твой папа?

Она превратилась в мраморную статью. Она хотела закричать на Дина, возразить, швырнуть в него что-нибудь, но просто застыла. Поэтому он не усомнился в своем предположении. Это мог быть сосед, учитель, просто незнакомец, но это был ее отец. Это был Джек Стивенсон. Это он, когда дочь была маленькой, покупал ей мягкие игрушки, чтобы она не рассказывала никому об их играх. Это он избил ее первого парня до полусмерти, когда увидел их целующимися в машине. Он был тем, кто оставил на ее теле шрамы.

– Нет.

– Да. Просто скажи правду, Леда.

– Что за бред вы несете, детектив?! Вы следили за моим домом, поэтому вам нужно придумать историю? Этим вы занимаетесь в участке – рассказываете небылицы?! – завопила она. – Вы сошли с ума? Мою тетю арестовали по обвинению в убийстве, и вы считаете, что этот вечер – подходящее время для дурацких шуток?!

– Тогда кто, Леда?

Эндрю Дин, поговаривали в участке, был чуточку эксцентричным и сумасшедшим (некоторые называли его идиотом), и именно поэтому его приставили к детективу Гаррисону – чтобы тот присматривал за нерадивым малым. И выходка после смерти наставника и друга была лишь поводом для вынужденного отпуска – его отстранили не потому, что он напился. Дело в том, что за безумным и жестоким детективом Дином теперь некому было присматривать.

– Никто! – завопила Леда, брызжа слюной. – Не ваше дело!

– Не мое? А чье тогда? Ты, повторяю, бродила под дождем, напугала меня…

– А не нужно было соваться в чужой двор!

– И ты спросила, насиловал ли меня кто-нибудь, – закончил Дин таким тоном, словно его не перебивали. Леда подавилась воздухом. Она сжала виски указательными пальцами и уставилась себе под ноги. Тяжело дышала, издавая странные, рыкающие звуки.

– Просто убирайтесь, убирайтесь прочь!

– Леда, послушай. – Он тут же решил сменить тактику и смягчил тон. – Это не шутки, понимаешь? Мы должны выяснить правду, и ты должна помочь…

– Ничего я вам не должна! – рявкнула она, придя в ярость. Дин опешил: орет так, словно кто-то много раз повторял, что она что-то должна.

– Хорошо, оставим эту тему. Мы просто волнуемся, и не зря, верно? В Эттон-Крике некто охотился… точнее, охотится, – исправился он, решив, что, если заявит перед Ледой что ее любимая тетушка – убийца, она ни за что не станет продолжать разговор. – Некто преследует молодых девушек, таких, как ты.

Он за секунду до того, как сболтнул о видениях, свернул в другую сторону:

– Ты говорила, что за тобой кто-то следит, что он…

– Откуда вы знаете? – она подозрительно прищурилась.

– Ты ведь написала в полицию заявление, помнишь? Утверждала, что в твой дом кто-то вломился и пытался напасть на тебя. Кто-то следит за тобой, и поэтому ты…

– Так! – перебила она вновь и резким шагом обогнула стол. Дин не успел спохватиться, а она уже схватила его за локоть и стала тащить к входной двери. – Вам здесь не рады!

Ему нигде не рады.

– Леда. Стоп. Ты не имеешь права выпихивать меня, – заявил Дин, поворачиваясь к девушке. О том, что он временно без работы, он не стал упоминать. А ей было все равно – она рассмеялась:

– Не имею? Имею. Это мой дом, так что катитесь! – и толкнула его в грудь.

Она была права, поэтому он сдался и, отвернувшись, проследовал в коридор. Он специально медленно принялся зашнуровывать ботинки. Сначала один, затем второй. Леда при этом опасно нависла над ним, будто гильотина.

– Послушай, – Дин выпрямился и потянулся к вешалке, где висела его влажная куртка. На Леду он не смотрел, хотя она буравила его злым взглядом. – Если это твой отец, помни: он мертв.

– Вон, – бросила она в ответ, распахивая входную дверь.

– Ой! – на пороге стояла миссис Томпкинсон под белым в черную крапинку зонтом. – А я даже постучать не успела…

Женщина подняла голову вверх, чтобы взглянуть в лицо детектива Дина. Догадаться, что этот человек – детектив, было проблематично, поэтому она сделала только один вывод:

– Ох, Леда, дорогая, ты с молодым человеком?

– Он уже уходит, – отрезала та, выжидающе посмотрев на Дина. Он кивнул ей:

– Помни, что я сказал, – и посмотрел на посторонившуюся миссис Томпкинсон. – Добрый вечер.

Он вышел под дождь и быстро скрылся в темноте, а Леда поежилась, представив, как ему за шиворот стекает ледяная вода. Она опомнилась от неподходящих мыслей, когда миссис Томпкинсон, стряхнув с зонта дождь, проскользнула в дверь, которую Леда не успела закрыть.

– Я не хотела вам мешать, – первым делом сказала она. Леда вежливо улыбнулась:

– Мы с этим мужчиной не встречаемся, и вообще вы пришли очень вовремя.

– Правда? – с сомнением спросила миссис Томпкинсон, посмотрев на дверь, словно могла видеть сквозь нее.

– Да, я как раз собиралась перекусить. Пожалуйста, проходите на кухню, – приветливо произнесла Леда. На самом деле ей хотелось, чтобы женщина последовала примеру детектива Дина и удалилась к себе. Ей хотелось остаться одной, подняться наверх, залезть под одеяло, закрыть глаза…

Как там тетя Лаура? Что она сейчас делает? Наверное, сидит в допросной комнате. И может быть, прямо сейчас этот высокий красивый мужчина с пристальным взглядом зеленых глаз направился к ней? Будет разговаривать с ней резким тоном, грубить и «выбивать правду»?

– Мне, пожалуйста, ромашковый чай, – сказала миссис Томпкинсон, присаживаясь за стол посреди кухни. Леда вздрогнула и кивнула:

– Да.

– Надо поспать хоть немножко. И тебе тоже, Леда. Выглядишь ужасно. Еще бы! Но я уверена, детективы разберутся в происходящем, дорогая, я уверена! Твоя тетя ни в чем не виновата! Я знаю ее очень хорошо, и такого добродушного и ответственного человека надо поискать.

Леда промолчала. Ей сейчас было не до болтовни, она пыталась придумать, как отделаться от соседки. И еще она знала: как только миссис Томпкинсон уйдет и Леда останется одна, придет Он. Он приходит, когда она остается в одиночестве и ее некому защитить. Поэтому Леда почти что с нетерпением ждала, когда же уйдет миссис Томпкинсон. В этот раз, до того, как его тяжелые ботинки шагнут на порог, она сделает это – просто перережет себе вены. Он не успеет причинить ей боль, Леда сделает это сама. Она наконец-то победит его.

– Неплохой. – Леда подскочила, внезапно услышав голос миссис Томпкинсон.

– Простите?

– Я сказала, этот молодой человек, который только что ушел, неплохой. Высокий, статный. Взгляд серьезный. Чем-то напоминает мне моего Романа в молодости, до того, как он запил. А теперь каждый вечер бутылку пива выпивает перед телевизором. Я ему говорю: «Мозги пропьешь, дурак», а он отвечает, что это его мозги и он будет делать с ними все, что захочет.

– Это не мой парень, – повторила Леда. Ей не хотелось говорить, что человек, которого поздним вечером встретила в доме Стивенсонов миссис Томпкинсон, был детективом. Тогда в их районе поползут такие грандиозные сплетни, что… а впрочем, Леды уже не будет в живых.

Решив, что можно подшутить над женщиной, она сказала:

– Он на самом деле мой жених.

Соседка тут же подавилась ромашковым чаем и вытаращила глаза, доставив Леде невероятное удовольствие.

– Да как же так? – прокряхтела миссис Томпкинсон сквозь кашель. – Почему мы ничего не знаем?

Леда пожала плечами, едва сдержавшись, чтобы не ответить, что это не ее, миссис Томпкинсон, дело, чтобы она знала, что творится в сумасшедшей семейке Стивенсонов.

– Ты беременна? – с придыханием спросила соседка, бросив взгляд на живот Леды. Та быстро замотала головой, откладывая на тарелку тост, который собиралась укусить.

Стоило подумать, что она и детектив Дин… что они… Ее сразу же бросило в жар, а затем в холод.

– Разумеется, нет! Что такое вы говорите? Ничего подобного, миссис Томпкинсон. Я не беременна. Просто мы с д… с Дином решили пожениться.

– Дин – его так зовут? – уточнила миссис Томпкинсон. Леда кивнула, начиная жалеть, что затеяла эту игру и притворилась невестой детектива Дина. Это совершенно на нее не похоже!

– А что Лаура думает на этот счет?

Она сейчас в комнате для допроса, – хотела ответить Леда, – и детектив Дин ее как раз допрашивает.

Но прочистив горло, она легкомысленным тоном ответила:

– Я не знаю, что тетя Лаура думает на этот счет. Но я уверена, что она согласна.

Ну да, ну да. Согласна, как же. Стоит только вспомнить, каким презрительным и злым был ее взгляд после их знакомства. Теперь для Леды все встало на свои места. Тетя Лаура просто боялась, что детектив Дин откопает правду, узнает обо всех ее преступлениях. Вот почему она так ненавидела его.

Миссис Томпкинсон, увидев, что на лице девушки промелькнуло чувство страха, похлопала ее по ладони:

– Не переживай, милая. Все разрешится. Это просто обычная беседа, вот и все. Ведь Камилла была вашей соседкой. Это обычная процедура. С нами детективы тоже беседовали. Но Роман, как обычно, был пьян и не смог связать двух слов, старикашка!

– И что вы рассказали, миссис Томпкинсон? – спросила Леда, возвращаясь за стол.

– Налей мне еще чаю, – попросила та, и Леда тут же схватила чайничек и заново наполнила кружку гостьи. Сделав глоток, миссис Томпкинсон произнесла:

– Конечно же, я рассказала правду. О том, что ее папаша, этот мерзкий тип, избивал и жену, и дочь. Досталось ему, конечно! Я слышала… – ее голос снизился до шепота, хотя в доме никого не было, – что его порубили на кусочки. Крошечные кусочки. Когда полиция зашла в ванную комнату, он был в трех разных мусорных мешках.

Леда отшатнулась, услышав последние слова, и выразительно посмотрела на соседку. Та кивнула:

– Так все и было. Мать была завернута в шторку для душа, а Скалларк…

– Исчезла, – эхом закончила Леда.

Миссис Томпкинсон кивнула, глядя на Леду широко открытыми глазами. Она выглядела так, словно хотела всласть насплетничаться, но Леде это казалось дикостью – обсуждать все так, будто это случилось не здесь, не в Эттон-Крик. Леда прекрасно помнила Скалларк, они же были соседями.

Наконец-то миссис Томпкинсон пожелала спокойной ночи и ушла, напоследок спросив:

– Ты, наверное, сильно удивилась? Ну ничего, милая, не переживай, все разрешится…

Леда солгала. Она не была удивлена, увидев сегодня в руках тети странную окровавленную вещь. Она не была удивлена, услышав, как с ее уст срывается признание, полное чувства вины и горечи. Леда, напротив, ощутила облегчение, почувствовала, как с ее собственных плеч спадает груз тревог, стыда и вины. Потому что Леда знала о преступлении уже целую неделю.

– Он был в трех разных мусорных мешках, – вспомнила она слова миссис Томпкинсон и сморгнула слезинку.

Тетя Лаура не могла этого сделать. Это не она, это кто-то другой; кто-то безумный и жестокий, кто-то сумасшедший, кто-то, кому плевать на жизнь других людей. Ее тетя Лаура не такая, она старшая медсестра в больнице, она заботится о больных. Она заботилась о Леде, пыталась уберечь ее от самой себя.

Это не тетя Лаура.

Но ты видела ее, Леда, это она. Ты же помнишь ту страшную ночь.

Нет…

Но Леда Стивенсон помнила.

Первого ноября она проснулась поздней ночью, потому что решила, что дети кидаются в ее окно камешками, но, когда выглянула на улицу, поняла, что пошел снег. Он был восхитительным, пушистым и мягким.

Леда так любила снег, что тут же открыла окно и перегнулась через подоконник, подставив снежинкам заспанное лицо. И вдруг она увидела внизу во дворе что-то странное и застыла.

Какая-то фигура, скрючившись, стояла под раскидистой елью. Это тетя Лаура. Несмотря на снег, появляющийся из темноты, тетя Лаура совершала методичные движения. Леда, прищурившись, высунулась из окна ниже. Она что, копает?

У Леды в груди заворочалось плохое предчувствие. Она вернулась в комнату, накинула на плечи шерстяную кофту и стремительным шагом спустилась на первый этаж. Сунув ноги в резиновые сапоги, она набросила на голову капюшон куртки и выбежала из дома.

Ее тут же яростно атаковал ветер, швыряя холодные снежинки ей в лицо, но Леда, ни секунды не мешкая, прикрыла глаза капюшоном и обошла дом. Тетя Лаура по-прежнему стояла под елью и, похоже, пыталась выкопать яму. Орудуя огромной лопатой, она не заметила, как Леда приблизилась. Взмах – и земля летит в сторону аккурат на большую коричневую кучу грунта рядом; взмах – земляной ком стал выше. Тетя Лаура копала, не щадя сил, и лишь дважды отвлеклась – чтобы промокнуть лоб.

– Тетя Лаура, что вы делаете? – наконец спросила Леда дрожащим голосом, обхватив себя руками и переступив с ноги на ногу. Женщина резко обернулась. Не без труда выпрямившись, она пристально осмотрелась.

Леда не могла понять, что происходит. Тетя Лаура не дала нормального объяснения происходящему, а, наоборот, выглядела воровато, так, словно ее застали за непотребным делом.

– Что вы делаете? – Леда приблизилась, и тетя Лаура отступила на шаг назад, к яме, которую вырыла. – Вы что-то пытаетесь спрятать?

– Нет! – вскрикнула она, затем взяла себя в руки и твердо сказала: – Леда, возвращайся домой. Иди наверх. Уже поздно. И холодно. Иди домой.

– Но что вы делаете? Зачем роете яму?

– Ни за чем, милая, – успокаивающим тоном ответила тетя Лаура. Она сделала несколько шагов по направлению к племяннице и приобняла ее за плечи, ласково повторив: – Иди наверх, дорогая.

– Но…

– Никаких «но»!

– А что это у вас выпало? – спросила Леда, наклоняясь к земле. Тетя Лаура тоже склонилась, рывком хватая с земли выпавшую из кармана вещь. Леда потянулась к ней, но тетя Лаура отступила.

– П-п-п-почему на ней кровь?! Что это значит?! – Леда вытаращилась, требуя ответа, но тетя указала на дом, разъяренно вскрикнув:

– Немедленно возвращайся внутрь!

– Тетя Лаура, что вы наделали? Чья это кровь?

– В ДОМ! – так громко завопила она, что Леда подскочила, и на ее голову, кажется, свалился целый сугроб снега. На соседнем участке загавкал пес. Заливистый лай подхватили другие собаки, а где-то в лесу, Леда могла поклясться, послышался волчий вой.

– Прости, дорогая, – пробормотала тетя Лаура, поднимая ладонь к лицу племянницы. Леда шарахнулась в сторону от протянутой руки, покачала головой.

– Не трогайте меня.

– Леда!

Но она развернулась и бросилась бежать в дом, окна которого горели неприветливым холодным светом. На втором этаже в ее комнате занавески вырвались наружу сквозь распахнутое окно и призрачно колыхались, будто кто-то выглядывал во двор. Но этой ночью Леда боялась не того, кто был снаружи, а того, кто прятался внутри дома.

Теперь, вспомнив тот страшный эпизод, случившийся неделю назад, Леда почувствовала себя лучше, зная, что все закончилось. Оставшись наедине со своим тихим, умиротворенным домом, снаружи которого бушевала гроза, она ощутила себя свободной. Словно раньше, пока здесь был детектив Дин, миссис Томпкинсон и тетя Лаура, ей некуда было деваться. Теперь, когда дом опустел, Леда снова смогла дышать.

Она оттолкнулась от двери и, расправив плечи, направилась наверх. Каждый ее шаг был неспешным, несмотря на то что он мог нагрянуть в любой момент и прервать очередную попытку. И пусть Леда до смерти его боялась, ей хотелось уйти из жизни неспешно, перед этим прочувствовав ее каждое болезненное мгновение. Она стала повелительницей своей жизни. Это она решила надеть белоснежное кружевное платье этой ночью. Это она решила выйти в нем под дождь, когда увидела детектива Дина – никто не заставлял ее.

Когда несколько часов назад Леда скинула с себя тяжелый свитер и шерстяную юбку, которые отталкивали ненужное внимание, а вместо мешковатой одежды надела любимое мамино платье, ей показалось, что она избавилась от тяжелых оков.

Леда не могла остаться наедине с собой долгие годы, за ней всегда кто-то присматривал. Больше никого нет. Этим утром никто не вытащит ее из ванной комнаты. Никто не станет делать ей искусственное дыхание, никто не перевяжет запястья марлевой повязкой, никто не позвонит в больницу, чтобы ее спасти.

Дом пуст. Впервые за долгое время Леда почувствовала свободу, почувствовала, что сама несет ответственность за свои поступки. Она больше не марионетка. Она обычная девушка. Она вольна выбирать смерть.

Смерть – это выход. В ее случае – да.

Она вошла в комнату и закрыла дверь. Вдохнула полной грудью, подошла к окну и распахнула его настежь, как той ночью, когда увидела тетю Лауру. В этот раз Леда видела лишь вспышки молнии да белую пелену дождя, которая колебалась от порывов ветра.

В голове – ни одной мысли. В душе нет даже капли страха.

Сначала Леда хотела сменить мамино платье на обычную футболку, но передумала. Пусть ее найдут красивой. Пусть она будет красивой, когда станет свободной.

Подойдя к зеркалу, она пригладила короткие белые волосы. Раньше ее волосы были красивыми и длинными. Учительница в средней школе даже в шутку называла Леду Рапунцель, и та всегда смущенно краснела. Она боялась внимания. Сегодня не боится.

Леда улыбнулась своему отражению. Щеки раскраснелись, губы приоткрыты. Впервые за много лет она накрасила их помадой, придав им выразительный цвет спелой вишни. Еще раз поправив прическу и платье, она направилась в ванную. Включила воду и вновь вернулась в комнату, остановившись у раскрытого окна. Дождь, почувствовав лазейку, ворвался в спальню бешеным вихрем. Всколыхнул занавески, коснулся тетрадей, лежащих на столе, нежно-розового покрывала на кровати, оставил на полу холодную лужу.

Сегодня ты станешь свободной, – ее позвоночника коснулся холодный воздух.

Леда вернулась в ванную и выключила воду. Приподняв подол платья, она ступила в ледяную воду сначала одной ногой, затем второй. На мгновение холод вышиб дух из ее легких, но Леда быстро взяла себя в руки.

Свобода не всегда легкое решение. Свободы нужно добиться, ее нужно заслужить.

Не без труда расслабившись, Леда прикрыла веки и медленно погрузилась под воду. Та перелилась за край и потекла по кафелю в спальню. Раньше Леда бы подскочила и принялась все убирать, но не сегодня. Сегодня она выбрала сидеть здесь, потому что не боится наказания. Ее больше никто не накажет за беспорядок, за длинные волосы, за белые платья, короткие юбки.

Леда Стивенсон свободна.

Игнорируя дорожку воды, которая уже доползла до спальни, Леда потянулась к своей сумке, лежащей на сиденье унитаза, и вытащила охотничий нож, доставшийся в подарок от отца.

Символ ее свободы.

Она вспорет себе вены его оружием.

Время остановилось, пока Леда крутила нож в пальцах, любуясь его красивым лезвием. В нем отражались ее красные губы. Скоро здесь все станет красным.

А стоит ли торопиться? Хочется еще немного насладиться этим чувством контроля. Леда играет с ним, заставляет в венах вскипеть кровь.

Еще немножко.

Тук.

Тук.

Тук.

Леда подскочила так резко, что выронила нож на дно ванны. На пол водопадом хлынула вода. Леда обернулась к двери, затаившись от первобытного страха, словно дикий зверь.

Тук.

Тук.

Тук.

Белоснежная дверь с серебристой ручкой приближалась, но больше ничего не двигалось. Только дверь.

Тук.

Тук.

Тук.

– Леда… – послышалось из-за двери. Шепот был тихим, тягучим и сладким. – Я нашел тебя, Леда…

Тук.

Тук.

Тук.

Он стоял с той стороны, лениво облокотившись о дверной косяк, и отстукивал костяшками пальцев ритмичную мелодию. Раздосадованно вздыхал и стучал вновь.

Тук.

Тук.

Тук.

– Леда…

Она закрыла дверь? – ее первая мысль. Взгляд широко открытых, наполненных ужасом, голубых глаз прикипел к ручке двери. Казалось, она поворачивается. Но она не поворачивалась.

– Леда… открой папе дверь…

Она почувствовала в пальцах невыносимую боль и поняла, что вцепилась обеими руками в бортики ванны, словно в спасательный круг, словно ей велели: «Держись крепче, Леда, мы стремительно падаем!» И она держалась так крепко, что фаланги пальцев хрустнули и сломались ногти.

Тук.

Тук.

Тук.

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник он.

– Ты не рада видеть своего папу?

* * *

Леда Стивенсон закричала и ударила руками по воде. Коснулась пальцами ножа и вскинула его вверх, направив на отца.

– НЕ ПОДХОДИ!

– Иначе что? – он надменно вскинул бровь, но не приблизился. Не боялся, но хотел послушать. В голубых глазах отразилось искреннее любопытство. – Порежешь меня? Или может… – он вошел, ступая новенькими ботинками по кафелю. – Или, может, себя?

Он схватил дочь за запястье и с силой сжал пальцы, да так, что кожа натянулась, лопаясь, и хрустнули кости. Он поднес ее руку к своему горлу и с улыбкой прошептал:

– Давай. Режь.

Она сжала зубы.

– Режь, – повторил он тверже. Они смотрели друг другу в глаза не моргая. Противостояние длилось целую минуту, и никто не отводил взгляда. Она боялась, а он всего лишь играл. – РЕЖЬ!

– ПАПА! – Леда испуганно выронила нож, услышав его рык. А отец со всей силы ударил ее по лицу наотмашь; ее голова дернулась в сторону, из носа потекла кровь.

– Д-дрянь! – выругался он, хватая ее за ухо и вытягивая из ванны. – Живо выбирайся, маленькая дрянь! Сколько раз я повторял тебе: не играй с острыми предметами! Или тебе интересно взглянуть что будет, если ослушаться?!

– Нет, папа, нет! – Леда бочком двинулась в сторону спальни, прикрывая ладонью ухо, в которое вцепились пальцы отца. Его ладонь была ухоженной, кожа здоровой и красивой. Он жив.

– А что тогда?! – взревел он, грубо отталкивая ее от себя. Из разорванного уха сочилась кровь, из глаз брызнули слезы злости и отчаяния.

Свобода? Она просила свободы? Ей никогда не освободиться от него. Он всегда будет где-то поблизости, насмехаться, контролировать, унижать, бить до полусмерти.

– И для кого ты накрасила губы? – спросил он, презрительно сощурив голубые глаза. – Мало тебе было прошлого раза?

– Ни для кого, папа.

– Может, ты нашла себе мужчину и больше не любишь меня?

Он неспешно прошелся вокруг дочери, валяющейся на мокром полу. С Леды все еще стекала вода, оставляя лужицы. Холодный ветер, забравшийся в дом сквозь окно, жалил обнаженную кожу.

– Нет, папа, ты не так понял. Этот детектив…

– Я видел, как он смотрел на тебя, – оборвал отец. – О, да, видел. Когда ты закинула ногу на ногу, он уставился так, что я думал, он набросится на тебя прямо там. – Отец склонился к ней, сжавшейся на полу, и издевательским тоном произнес: – А он видел твои шрамы?

Он пальцем коснулся бедра Леды, провел выше, задевая кружево маминого платья. Подол пополз вверх.

– Или ты еще не все показала ему?

– Все не так.

– А как?! – взревел отец, острым носком ботинка ударяя ее в живот. – Что это было?! Что-это-было?! – Удар за ударом, и вот уже ребра, кажется, хрустнули под напором. Леда закашлялась и сплюнула в лужицу, натекшую из ванной, кровь. Красные капли тут же стали нежно-розовыми.

– Я спрашиваю, как все было?! – повторил отец, выпрямляясь и уперев руки в бока. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, на шее пульсировала жилка.

– Он никто, – шепнула Леда.

– Никто, – повторил он, опустив на нее взгляд. – Раньше ты была такой красивой. Маленькая милая девочка. А теперь в кого ты превратилась, Леда? Ты все больше и больше напоминаешь мне ее – твою мамашу! – рявкнул он, снова ударив Леду по лицу. Ее голова стукнулась о пол, острая боль пронзила виски и шею. Леда застонала и перекатилась на спину.

– Это был детектив…

– Я знаю, кто это, маленькая шлюшка! Я все, я все видел! Видел, как вы смотрели друг на друга! Это просто детектив, говоришь ты? Я видел, как загорелись твои глаза, когда он касался тебя! Как нежно он поднял тебя на руки. Думаешь… – удар по ребрам, – ты, – вновь удар, – нужна ему?! Никогда!

Леда закашлялась, и кровь смешалась со слезами. Было обидно и больно, ведь она ничего не сделала.

Нет. Сделала.

Она захотела освободиться. Никто никогда не отпускает заключенных раньше срока. Их, скорее, преждевременно отправят на казнь, ударят по ребрам сто двадцать раз, разобьют лицо и вырвут волосы с корнем.