Текст книги "Чужакам тут не место!"

Виктор Акулов.
Чужакам тут не место!

Чужакам тут не место!

Анонимное письмо вместо предисловия

После вождя с символичным пятном на голове, меченного Свыше, моя страна лопнула, будто красный шар, страна до сих пор сдувается. Железный занавес рухнул – и темные герои (или, на чей-то взгляд, антигерои нашего времени), поколение обочины, оставили свои опустошенные края. И на Запад. За пиратской добычей. В переломное время, когда открыты иммигрантские шлюзы. Суицидальная Европа все еще вешается на своих же кишках демократии и гуманизма. И это, конечно, начало конца. Повесть основана на реальных событиях. О субкультуре-бескультурье грабителей стран. Не первая, но последняя повесть автора. Чьи тексты храню в сундуке. Кого больше нет. Мы были знакомы. Он, понятное дело, не претендует на звание писателя. Ведь писатель ему виделся как единое со своим народом, неразлучное, особенно в болевые переломы истории, как ныне у его родины. Автор также осознавал, что миссия настоящего писателя – занять праведную сторону, пусть и банально звучит, но быть воином света. Автор, однако, другой. О чем сожалел.

Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России.

Сергей Нечаев,

«Катехизис революционера»

В детстве мечтал стать бандитом. Так и остался до сих пор в детстве. Вечно молодой.

У нас мало бензина. Вдобавок масло – кот наплакал. Как бы не заглохнуть на трассе. И только что проехали знак Sweiz. Наконец-то. По нашим непроверенным данным, тут даже азартнее, чем в Монте-Карло. Тоже скорехонько обогатишься, но преступным путем. Слухи будто полиция гуляет в розовой форме. А в кобуре леденцы вместо пистолетов. Мусора, дескать, сосут. Будто местный уголовный кодекс такой мягкий, что сгодится за подушку в темную грозовую ночь. Будто в магазинах манекены взамен охранников. Готов поспорить на свой последний зуб, что были времена, когда люди, точно так же трепались о заокеанской стране Эльдорадо. Как там дикари, мол, вооружены исключительно бананами. А море – по колено. Время, тик-так, движется. Джентльмены удачи не меняются.

Незачем удивляться, что по Европе уже прокатилось пополнение криминальных энтузиастов. Кто без раздумий и головной боли о тюремных перспективах. Это правильно. О тюрьме будет время подумать в тюрьме. Такие энтузиасты еще натрут глаза луком. А после расскажут по ушам апокалипсическое дурогонство, как замышляли демократию с флажком. И даже взорвали сарай. Так что давайте жилье и пособие беженца. Таких дешевле оплатить киллеру, чем кормить и греть по приглашению и с барского плеча Женевской конвенции. Впрочем, Европа сама виновата. Нечего себя рекламировать на весь мир как приют для неудачников. Кусайте локти. Прячьте кошельки.

Вот вам ключ-предыстория к нашему путешествию. Едва пересекли границу, а уже на капле, чтобы заглохнуть. Это нельзя. Не то жди, что угодишь в лапы и наручники полиции. Конечно, мы туда, как ни крути, так или иначе, рано или поздно попадем. Дорожка протоптана. Колея наезжена. Но в новой стране не хочется сразу в колючеобразные объятья тюрьмы. Вначале – погулять бы!.. Если машина заглохнет – полиция возможно заметит. «Ваши документы!» – потребуют. Что при себе у всех, кроме меня, но и то – белорусские, где просрочены польские визы. Возьмешь отпечатки пальцев, и прояснится, как прежде замечены под другими вымышленными именами. Тогда неизбежен каменный мешок депортационной тюрьмы. Обычная судьба прибывших сюда. Коли не галопом по странам, значит – тюрьма. Не мы придумали эти ежовые правила.

Ах, да! Забыл представиться. Похвалиться о себе нечем. Моя жизнь в глаголах – дисквалифицирован, отчислен, изолирован, уволен, депортирован, отлучен. Нечего, говорю, отбиографировать хвалебного по меркам системы. Мир отказался от меня. И я тоже отказался от мира. «Незаконное пересечение государственных границ, Victor», – болтали на европейских судах. А потом загородили мое небо решеткой. Я не согласен. Верните мой смех! Отдайте и небо! Я снова хочу упасть в небо! Не вы сотворили планету, чтобы указывать, где ходить, а где – нельзя. Я, например, сам себе хозяин Дальше раскрашу с оттенком темного юмора. Не то вы, доходяги, мертвые живые, гляди, завянете от ужаса и тоски. Порой не хватало адреналина, чтобы ощутить себя человеком. Кому-то довольно прыжка с парашютом. А мне и на земле уютно. Бежишь, бывало, с только что похищенной курткой «Дольчепропало». За спиной, на «хвосте» – и продавцы, и охранники, и прохожие, кому нечего делать, в целом шумная и бегущая толпа. Что скажешь – весело. Догонят – затопчут. Вот, черт побери, житуха! Улизнешь от них – затем новенькое «дольче», конечно, в печку приюта бездомных взамен дровишек. Не иначе. Ведь я воспитан на сказаниях о Робин Гуде, Дубровском и экспроприациях капиталистов. Поэтому дома и кошельки не беспокоил. Там простые, как я, люди. Больше отдавал предпочтение магазинам. За что отвечать в первую очередь перед толстосумами. Эти из-за меня не обанкротятся. Какой там голодать! С ними вдобавок страховые компании. Или там, случалось, чего греха таить, давал сражение настигшим меня врасплох магазинным охранникам. Хотя какое, боже, сражение! Больше брал на испуг. Или крикну: «У-у-у!» Или: «А-а-а!» Или в качестве зрительного спецэффекта обнажу иглу шприца. Дескать, стоять на месте и считать до ста! Или еще драгдилеру, то есть, говоря по-русски, барыге, вправим мозги вмешательством карате. Ну а наркоту и деньги конфискуем в целях безопасности социума. Или еще!.. Хотя довольно. Не то, Витя, жди очередные тюремные каникулы и гордое одиночество в «обезьяннике». Припишут там задним числом. Мало, что ли, было? Тише, потише, тсс-с. И без того уже ясно, что тебе, хвастуну, по душе вой полицейских сирен и гром темного неба. Лишь такой музыке улыбнешься деснами. Да, деснами. Зубы растерял по миру. Довыпендривался. Ну и ладно. Тоже мне – ха-ха! – беда. Как сказал мой беззубый экс-сокамерник Тыреткин: «При нынешнем развитии медицины – один укол и проснусь с новой челюстью».

К месту ли мой восторг? Тут, знаете ли, не совсем я. Все это моя тень. У каждого своя тень. Надеюсь, дальше различите, где я, где она. Как бы два автора. Давайте начистоту. Даже у солнца и свет, и затмение. С какого перепуга надо врать, будто я исключительно и подозрительно хороший – любите, на руках носите?!

На счет перечисленных выкрутасов – не советую повторять, как и все, что случится далее… В тюрьму приходишь и уходишь. От себя не скроешься.

Какие мои шансы в будущем? Незавидные шансы. Скончаться при очередной тюремной голодовке? Погибель от ножа в руке такого же отчаянного, как я? Если, правда, не пристрелят при покушении на политикана? Должен ведь кто-то этим политиканам оборвать карманы и маски! Ибо звезды по-прежнему ждут своих стальных и голодных ребят. Или так. Или опять душа на лезвии ножа. Устал от себя. Я уже давно на краю гроба. Хотя мне некому подать сбитых досок. Хотя не надо мне ваших досок. Придет время – верните меня ветру во время дождя. И за это спасибо. Ну, вот и все мои шансы, если без юмора, как обычно. А пасмурно серьезным встречусь не всегда. Иначе бы давно разбежался и прыгнул, пусть и не со скалы, то небоскребов всем хватит. Не под лучом счастья я родился. Под лучом счастья родился не я. Ну вот опять отговорки своих неудач. Уже и лучи, и чуть ли не звезды ему виноваты. Нет бы еще раз заглянуть в себя.

Я увлекся. Монолог затянулся. Прежде не имел возможности выговориться. Не с кем. Что ж, раз так – пусть бумага впитает мою боль.

Пора о других. В главных ролях – в машине нас пятеро. На заднем сиденье трое. Девушку называли Малой. Так всех девушек окликают в Гродно. А тут она одна. Не ошибешься. И красивая до того, что пока не изобрели настолько белой, без единого пятнышка бумаги, куда уместно перенести на хранение ее красоту. И нет такого чистого воздуха, где позволительно прокричать без пощады голосовым связкам о красоте Малой. Разве что на горных хребтах Гималаев. Ну, или еще гора Пик коммунизма. Вот, к слову сказать, две возвышенности, к которым не стыдно прийти с поклоном. О природе вспомнил неспроста. Мы проезжали горы.

За рулем Чифир. Он годился нам в отцы по возрасту. С заднего сиденья я видел его татуированные кисти, следы неволи, «пакши забитые». И в какое такое будущее дорулят нас эти руки? С ним и Малой я познакомился давно-давно. Это когда два года тому обратно тоже отправился искать правду в вечнозеленый Амстердам.

Левее Малой – Ежик. Под глазами – синие мешки. На щеках – румянец. Его бросало то в холод, то в жар. Будто лихорадка. Но здесь хуже того – «ломка». Ему бы «медленный», или метадон, или субитекс. За азарт к наркотикам прозвали Ежиком. И нам не встретить драгдилера на трассе. Лишь у Ежика осталось немного франков. Еще в Дании предусмотрительно разменял кроны. Как в воду глядел. Конечно, глядел. Уже какой год на игле. Его франков хватило бы на бензин. Но барыгу сложнее кинуть, чем заправку. Так, по крайней мере, нам вразумлял Ежик.

– Заглохнем на трассе и вообще никого не кинем! – сказал Чифир.

– Если только белку на каштан. – Малая зажгла сигарету. – Но каштан Ежику вряд ли поможет.

– Ой, «сбагрите» меня в больницу! А потом делайте, что хотите! – распорядился Ежик.

– Давай без одолжений! – Чифир сердито посмотрел на него в зеркало. – Не то продолжишь пешком. «Тазик» голодный! Не видишь?.. И какая больница? Это все равно что сдать тебя мусорам, в «департационку»!

Чифир закипел. Вероятно, лишь по старой дружбе не выкинул Ежика на обочину жизни.

– Паспорт «запалится», – Чифир смягчил голос. – И пишите пану в Польшу. Свое имя вскроешь. Визу уже не получишь. И надо тебе эти «рога»?

– Я закопаю паспорт.

– Где? Кругом лес и горы, – сказал Чифир. – Забудешь, где спрятал.

– Он флажок поставит. – Малая, кажется, умышленно выдыхала сигаретный дым на Ежика.

– Сейчас стошнит! Не дыми на меня! – Замученное лицо Ежика подтверждало его слова.

– Думаешь, нас от тебя не тошнит? – спросила Малая.

На том болтовня потухла. Все устали. Позади – дорога из Дании. Разве что Чифир разговорился в приступе гнева после баночки энергетика Redbull. А Еж по-прежнему не инвестировал сбережения в бензин. Эх, докатаемся!.. И не то чтобы крадем и тырим на каждой странице черных книг, а на топливо, странное дело, ни цента. Было время – были деньги. Которые отправляли на родину, если накоплялась сумма более-менее. Ведь при аресте полиция, вероятно, отберет… А с дорогой сюда не рассчитали. Привычка будто, как всегда, прорвемся на авось. Впрочем, был повод, отчего срочно покинули Denmark. И этот повод, по прозвищу Борода, сидел справа от Чифира. На днях он гулял с Малой ночью. И вдруг кого-то за чтото поцарапал ножом. Я там не был. Подробности не знал, не расспрашивал. Не мое дело. Но удивлялся. Борода в магазинных кражах волновался до пота на лбу и краски на лице. То и дело шептал, будто заклинание: «Ой, заметили. Ой, поймают! Что же будет!» Хотя в действительности замечали редко. И вот с ножом не дрогнул. Чифир его упрекал. Борода объяснял:

– Он сам на нож прыгнул. Я не ожидал. Шахид, наверное.

– Не мог дать ему подзатыльник и разойтись?! Мы из-за тебя!.. – Чифир не договорил то, что не нужно договаривать.

Ну, если бы не Борода… Чифир смотрел то на него, то оборачивался на Малую позади. Отвлекался. Выезжал на встречную полосу. Борода поправлял руль:

– Я не спортсмен, чтобы раздавать подзатыльники. Я пью пиво. Я вообще мог уйти оттуда. А Малая разгребала бы. Это ее проблемы.

– Уезжай домой! – настаивал Чифир. Он всю дорогу на этом настаивал.

– А какой Санта-Клаус раздаст за меня долги? – спросил Борода.

– Я помогу, – тихо сказала Малая.

– Не надо. Ты сама босота… Я ему жопу поцарапал. Ему там, в Афганистане, через день по жопе стреляли. Переживет. И нас знают только в лицо.

Потерпевший, объясню, был афганцем.

– Не нужно знать фамилии и лица. Все проще, – сказал Чифир. – В той деревне мы были единственными русскими. И только ты один с рыжей бородой… Фотографии и фамилии есть у иммиграционных служб.

Борода гладил свою бороду. Он всегда ее гладил, когда задумывался не на шутку. Вообще-то обычно Борода другой, молчаливый, будто пиво во рту. Две страны подряд не брился. «Будто местный», – так комментировал огненно-рыжую бороду. Действительно, чем не викинг, если нарядить в доспехи? Ему тоже позарез нужны деньги. В Гродно поджидают алименты, кредиты, налоги, долги. Того жди, отчалишь в тюрьму. У Луки не сорвешься. Бороде оставалось два выхода – или ворота казино, или дверца автобуса до Европы. С Ежиком – иначе. Ему лишь бы свалить на Запад. Это птичкам теплее к югу. А пацанам в «теме» – на Западе. Да, в Гродно краденое долго не проколешь по венам. Там срок заканчивается на мягкий знак… Даже одноразовый дозняк выйдет тюремным боком. У царя не сорвешься. Потом в тюряжке только останется поджечь последней спичкой оптимизма край письма со словами: «Здравствуй, мама! Здравствуй, папа!» Там баланда, а не «чего изволите, мистер?» Как без «передачки»? В шныри пойти-податься? Носки стирать-крахмалить кому попало? А кто-то даже спасается детским кремом «Надежда»… Так что Ежик, как тьма ему подобных первопроходимцев, тут в своей тарелке, швейцарской тарелке. Такой портрет я ему дал еще в начале знакомства. Я его сразу узнал. Я себя знал…

«Не в ту компанию ты, Витя, попал», – кто-то мне скажет. Гляди-ка, умник! Ну попал. Ну и пусть. Я не папа римский и не честный прокурор, чтобы этих ребят осуждать. Идеальных людей давно не ищу. Трудное занятие. Даже утопия. Проще уйти на ПМЖ в лес и общаться только с птичками и муравьями. Они хотя бы не врут, не завидуют, не хвастаются и т. д. Я радовался, что оказался с этими белорусами. Прежде был с другими: грузины, молдаване, прибалты. Люди, на мой взгляд, хорошие. Но их языки не понимаю. Порой бы поддержать разговор, да не пойму, куда вставить слово. В бандах, пусть и мелкопреступных, скромных, различаются лишь языки. Другое, главное, не меняется – уверенные в себе, задиристые ребята. Да и что там банды. Путешественники были такими же. И Магеланнус, и Кортес. По пути они иногда отвлекались от компасов, чтобы покорять народы и отбирать лучшее. Иначе не выжить, дорогу не окупишь. Попутно они тоже записывали экстрим-мемуары по блокнотикам и судовым журналам. И если не ломали шею раньше срока, то, как правило, заканчивали жизнь в нищете, под забором. Обычная судьба авантюристов.

О да, я пытался расширить географию воронежской преступности. Конечно, обзванивал и приглашал своих бритоголовых, как я, оболваненных земляков. Бывало, мы не один киоск с жвачками взломали плечом к плечу. И не одну сумочку «подрезали» у бабушки на костылях. Ну ладно – не пугайтесь. Про бабушку шучу. И за костыли – тоже. И все-таки мы могли сделать одолжение и обогатить криминальные европейские хроники. А то и – кинематограф. Но мои земляки, ну те, которые пацаны, оболваненные, не торопились. Мы, Витя, дескать, твои слова не ставим под вопрос. Но что, если ты там не трезвый? Ну, слишком эти европейцы, по-твоему, мягко стелют. И жилье, и пособие, и лечение – нате. В сказке, дескать, так мягко даже не стелют. Подозрительно. Курочку, дескать, тоже откармливают, чтобы бульончик получился наваристый. Так они от-т-тягивали приезд. От-тя-ги-ва-ли. И дотянули, что теперь отбывают по улице Желябова. Это там воронежская Бастилия.

И другая причина визита Швейцарки. Начался декабрь. Открытие воровского сезона по магазинам. Незачем сумка. Нужное и заветное спрячешь под куртку и штаны. В скандинавских странах, к примеру, куртка порой и летом не по погоде. Швейцария южнее. Всему, стало быть, свое время. Страна под тенью Альп уже давно жгла страницы нашего черного календаря. У магазинов свои плюсы и минусы. Да, криминал мелкий. Зато не то что дом и кошелек. Видишь, чего берешь. Ну а поймают, то жди – хи-хи! ха-ха! – штраф. Потом еще штраф. И еще … Бумага все стерпит. Плохо, что неизвестно, какой штраф окажется не угрозой, а последней слезой терпения и тюрьмой. Стратегически важно во время смотать удочки и дать стрекоча. Куда дальше? Тоже мне вопрос на засыпку! Мало, что ли, мест? И очередная одна страна победно перечеркнута жирным черным крестом на карте.

Вот и пролил свет, зачем мы явились не запылились. Ну а я? Пусть уже представился, но окончательно не понял, какие черти сюда затянули? Себя труднее понять, чем других.

Пункт нашего назначения – городок Базель. Позавчера мы мерзли гусиной кожей при датском морозе. А тут доживала осень. Будто попали сюда не с машиной обыкновенной (белый, старенький, кое-где ржавенький «ниссан-премьера»), а попали сюда на машине времени.

У меня свой календарь, свои мерки времени – по странам. «О, это стряслось всего лишь три страны назад». – порой, знаете ли, крутится колесо воспоминаний. Ну а итогом моих странствий стали запреты на въезд в ряды образцовокапиталистических стран. Временный въезд – не то что там, мама родная, проживание. Там – год. Где-то больше. Поймают – опять загородят небо решеткой до тех пор, пока не вышлют. «Как же так, Витя, почему, отчего?» – спросите вы. Я же рассказывал. Ну ладно. Так и быть. Повторю. Просто я хотел стать похожим на Иосифа Виссарионовича Сталина в молодости…

Возле руля навигатор, то есть нави. Зачем излишне длинные слова? Нави показывал несколько заправок поблизости. Зеленая стрелка поворота появлялась на экране с опозданием. Отчего проезжали мимо. Затем вынужденно пересекали сплошную линию дороги, чтобы вернуться к повороту. На то они и правила, чтобы их нарушать. По-прежнему сигнал красной лампочки – масло, еще масло! Кровь из носа нужно масло! Нави показывал окольные тропинки через леса, поля, горы. Некто запрограммировал его, будто так, у черта на куличках, быстрее.

Теперь заправка. Рetrol killers, дубль первый. Наконец-то. Остановились неподалеку от бензоколонки. Чифир вылез из машины и заклеил номера серым скотчем. После приехали на заправку. Борода поместил пистолет в бак. Нажимал все кнопки методом проб и ошибок. И только ошибок… Горючего – ни капли. Машина позади нас – би-би! – сигналила. Я подумал: торопят, спешат. Вскоре заметил, что водитель показывал пальцем в наш заклеенный номер. Ему, спрашивается, больше всех, что ль, надо? Или много лишних пальцев? В Воронеже за подобные жесты у подобного каскадера пальцы сломаются. Там – это ему не тут. Там быстренько переобуешься в жизненный принцип «ничего не видел, ничего не знаю, моя хата с краю».

Горючее не текло. Заправка, видно, наученапроучена. Вначале – деньги. Жаль. Кругом машины. Довольно, чтобы скрыться среди них незаметно.

Значит, на другую заправку. Все молчали. Музыку не послушаешь. На месте магнитолы – дыра. На днях Борода в порыве ремонта соединил не те проводки. Отчего магнитола сгорела. Доломал, получается. И вот Чифир приютил свой мобильник в музыкальную дыру. Едва песня заиг… и телефон заглох. Разряженная батарея. В общем, у нас чуть ли не все по нулям.

– И надолго ты, Воронеж, с нами? – спросил Чифир. Он часто меня окликал городом.

– Посмотрим, – сказал я после паузы воспоминаний о планах на жизнь. – Месяца четыре… Больше полгода не рассчитываю. Короче, пока не выгонят.

– Всех одновременно не выгонят. Может, сделаем ставки, кто вылетит первым и последним? – тихо предложил Ежик.

– Ты там еще живой, что ли? – Чифир посмотрел в зеркало. – Тут не надо быть Нострадамусом. Первым вылетишь ты! Я сам тебя за шкирку отволоку в нарколечебницу!

– Я не твой сынок, чтобы ты меня принуждал к лечению.

– Такого сынка, если хочешь знать, я вообще прикопал бы! Безнадежная «шкура», а не сынок…

Еж не огрызался – то ли не было сил, то ли доводов. После тихой паузы Чифир спросил меня:

– А куда потом?

– Обратно во Францию. Сниму жилье. Попробую найти работу. Всю жизнь по магазинам и хатам не пробегаешь. У меня уже возраст не тот.

Мне было двадцать пять.

– Нет-нет, воровать никогда не поздно! – спорил Чифир. – Хотя в чем-то ты прав. Если до тридцати себя не изменишь, то потом уже «поздняк» метаться. Тропинка протоптана!.. Сейчас я не знаю, с какой стороны подойти к работе.

Он явно принял мои слова как едкий намек на его возраст – сорок. Но я, честное слово, ляпнул не со зла.

А теперь про очередную заправку: Petrol Killers, дубль два. Остановились, как раньше, неподалеку. По-прежнему не к добру светящаяся красная лампочка. Борода замазывал номера сырой землей. Попусту – куски ползли и падали. В конце концов, он махнул рукой – пофигу! И все мы тоже махнули. Я полил на руки Бороды минералку. Пусть отмоется. Зря испачкался. А скотч – нежелательно. Опять жди сигналы, пальцы, внимание. Ну а как без маскировки? Прежде нас останавливала полиция других стран и через день, и недели после того, как опрокинули заправку. Напоминание за краденый бензин. Ничего кроме угроз. В этот раз – иначе хуже. Пока не выхватили временные документы…

– Берите, если тут «голяк»! – Еж положил франки на приборную панель.

– Ого! Какой босяцкий жест на борту! – воскликнул Чифир. – Давно бы так!

– В башке туман. Не обессудьте, пацаны.

Но «голяк» исключался. Люди заливали бензин. И только потом ковыляли с пожертвованиями на кассу.

Горючее наполнило наш бак. И открою секрет. В науке «кидосов» много ума не требуется. Главное – рожу наглее и дело в баке. Я залил бензин до краев. Цену, конечно, не смотрел. Сел в машину. И вот беда. Мотор не заводился: «Ву-ву-ву». Неужели заглохли? Красная лампочка, казалось, загорелась ярче. Малая прикусила нижнюю губу, а я – свой черный капюшон. Борода опустил окно и закурил. Машина позади сигналила.

– Давай! – Чифир крутил ключ вправо, влево, вправо… «Ву-ву-ву», – звучал мотор и вдруг заревел. Мы тронулись с места. И тут же заметили, что к нам бежал кассир. Я весело удивился. Так весело, что волосы, не поверите, нежданнонегаданно и мгновенно выросли на моей дурной и бритой и встали дыбом. Думал, будто сейчас, как обычно, смоемся. Чифир нажал педаль газа! Выезд на трассу выдался полукругом. Кассир срезал дорогу и перекрыл собой шоссе. Отчаянный, видите ли, парнишка.

– Дай ключи! – Он кричал на английском. Уже заметил чужие номера.

Позади нас нет машин. Поэтому Чифир вернулся задним ходом на свободное место асфальта. Там, выяснилось, поджидал второй кассир. Мы закрылись изнутри – щелк, щелк по кнопкам. Чифир вертел машину на месте – то вправо, то влево. Кассиры еле успевали отпрыгивать. Не то бы ноги – хрясь! Чифир проверял их психологическую выносливость и ждал момента, чтобы рвануть изо всех лошадиных сил на трассу. Кассиры уже не кричали. Поняли: бесполезно. И тут новый удар жизни. Кассир, о наглец, вдруг проник рукой в машину и схватил деньги на панели. Все, на что раскошелился Ежик. Чифир остановился. Удивило, что окно еле открыто. Глазам не верилось, как сюда проникла ручонка! И такими ручонками осмелился взять на абордаж. И такие ручонки отсчитали себе на бензин и, клянусь своим черным капюшоном, бросили нам сдачу, аж пару монет. Чаевые, наверное. Жаль, что не провел презентацию чека после всего произошедшего. Они поняли, что ключей им не видеть, как своих затылков, а ногу отдавят. И поняли, что супергерои летают только в кино. Гора с плеч. Пронесло.

Мы уезжали. Кассир записывал наш номер на свою руку. Сообщат, конечно, в полицию. Давайте-давайте. Сколько вас таких, какихникаких, прежде сообщало! Одним горемыкой больше, другим меньше – не важно.

В машине затуманилось сигаретным дымом. Нервы. Чуть было не… Хотя какое там волнение. Вот раньше!.. Доза адреналина росла на глазах. Это поначалу не мог проснуться, пока не экспроприирую хотя бы спичечный коробок. Теперь же скучаю сонной мухой, если выдался денекдругой, когда за мной не ведут слежку, как минимум, ребята из фэбэай.

В деревне по пути Чифир притормозил. Дорогу переходил котик. Беленький, уточняю, пушистенький, еще не раздавленный жизнью. Что ж, подождем. Котик – это вам не кассир. Если кого-то и стоит любить, так это детей, мертвых и животных. Остальные – исключения, проверенные люди. Я вообразил, как в Воронеже прошел бы такой трюк. О да, переедут на пирожки. Будь я режиссер, то на съемки данного эпизода пригласил бы шустрого парня из фильма «Такси». Вначале, правда, придется наобещать ему золотые горы. А потом… А потом… А потом оплата картошкой. У нас, пусть зарубит себе на носу, свое золото. Я чесал затылок – где бы на повестке дня стырить видеокамеру? Но вот посмотрел на Ежа. Стало не до шуток. Его лицо выражало страдания. Вспотел. Трясся. Предстояло найти наркоболеутоляющее.

Вообще-то мы собирались в гости. Чифир там уже был, но дорогу запамятовал. Мобильник его так называемого друга, к кому ехали, отключен. Странно. Даже подозрительно. Это, конечно, не беда. Нам у «друга» не жить. Как ни крути, поедем в беженский лагерь. Нужны временные доки. Иначе не на что до поры до времени выписывать штрафы и красные карточки. У «друга» оставить бы машину. В лагере, как разведали, окажемся взаперти, будто в тюрьме, неделю, ну, может, две. Наши литовские номера привлекут внимание. Мало ли что… Вдобавок номера – они фальшивые, как и страховка, и техосмотр.

Под вечерним темно-голубым небом катались по Базелю наугад. Нет-нет, да тормозили возле прохожих. Поясню, что к прохожим имелись свои требования. Грязненькие, худенькие, невменяемые глазища – авось нарки. Замечательно – если бы еще шприц в руке, а не зонтик.

Остановились у двоих в черных капюшонах. Малая открыла дверцу и спросила:

– Эй! Где купить гашиш?

Начало издалека. Не сразу же к дискуссии о героине. Прохладный ветер дул в машину. Ежик вылез на улицу. Его рвало – зеленая лужа на асфальте. Прохожие засматривались, шли медленнее.

– Ему, наверное, гашиш уже не поможет, – сказал «капюшон». – Хе-хе.

– А где купить героин? Знаете?

Хорошо, что спрашивала Малая. Не подумаешь: полиция! При ее серебристом голоске колокольчиком и детской шапочке с бумбончиком.

– Вам лучше в Амстердам! – сказал другой «капюшон». И тоже напоследок: – Хе-хе.

Еще бы предложил слетать в Афганистан, подумал я.

Отсюда вывод: наличие черного капюшона не означает, что перед вами нарк.

И пусть Еж не плохой человек, если о поступках. Хотя у капиталистов тут другое мнение. Но нам это по барабану. Нам с капиталистами детей не крестить. Поэтому Ежик очень даже ничего себе пацан. И с этим пацаном немудрено сколоться всем. Кто-то выпьет и наркоту уже не отрицает. А коли яда нет под рукой, то и гори это синим пламенем. Выпьет еще и поползет до кровати. А теперь разве уснешь? Тут Еж!.. Наркота… «Образно говоря, плавал в лазурном море, а вынырнул из смрадного болота», – так нам однажды признался Еж.

– Эй, ты! Не знаешь, где купить «браун»? – Вопрос к прохожему.

– Что такое «браун»? – Героин.

– Так и сказали бы сразу.

– Ты не учи, как говорить! Где купить знаешь? – Нет.

– Что «нет»? – Не знаю.

– Врешь!!! – Ежик взорвался. – Я вижу: ты под кайфом! Твои глаза!..

Мне не казалось, что тот под кайфом. Глаза как глаза. Ежику не по себе. Крыша в огне!

Без толку взяли интервью у еще пяти небрежно одетых прохожих.

– Давайте на цыганский район! – спохватился Еж. На него уже не взглянуть без печали.

– Ты гонишь! Мы не во Франции. Здесь вообще нет таких районов.

– Есть! Есть! У меня чуйка, что есть! – упирался Еж.

– Тебя кумарит! Чуйка тут не при чем. – Борода, вероятно, усталый от дороги. Вот и отговаривал.

– Тогда сдайте меня в мусарню и отдыхайте, – спокойно сказал Еж. – Надоело. У мусоров хотя бы метадон.

Конечно, его не сдали в мусарню. Конечно, поиски продолжались. Теперь к подозреваемым в наркомании прибавились подозреваемые в проституции. Эти если не сами на «системе», то видели барыгу в глаза. Последние порой кучкуются вокруг да около предпоследних. Отныне поначалу спрашивали, как проехать на цыганский район? Люди вопросительно жали плечами. Дескать, не знаем, хата с краю. И уже потом гремел последний вопрос, контрольный выстрел, где взять героин? Тут люди не только жали плечами, но и виновато улыбались. А после зачем-то осматривались по сторонам. Некоторых о героине не спрашивали. Ведь хватало цыганского района. Видели бы они свои испуганные лица! На съемки ужасов бери без грима… Цыгане они и в Африке цыгане. Они напоминают не только о – дзынь-дзынь! – гитарах…

Все-таки один прохожий на фоне заходящего солнца рассеял тучи героинового кризиса. И подкинул адресок. Это вокзал SBB. Там, по его словам, рядом парк. А в нем… мы нашли барыгу. Вот он крупным планом: худенький, беззубенький, бледненький. Зрачки крошечные, заострите внимание, точки, едва ли видно. Значит, уколотый. Он вытянул на ладони две спасительные таблетки субитекса. Это не просто ладонь. Черные линии жизни – до чего грязь и тоска въелась в эти линии. Еж замахнулся-позарился выхватить спасение. Но барыга – то не заправка. Сразу сжал таблетки в кулак. Губы тоже недовольно поджал:

– Вначале, ребята, деньги.

Мы его окружили. Даже серьезная разбойница Малая хрустела не чипсами, а костяшками пальцев. Но это еще что! Вот Чифир! Там кулачище, как два моих кулака или четыре кулачонка разбойницы. Дашь по башке – так ой-ой! А вокруг – никого. И солнце уже в зените. О барыгу не хотелось пачкать руки. Как бы не дал дуба от контрольного подзатыльника. «За что сидишь, пацан?» – потом шпана проведет вступительное интервью за решеткой. – «Пустяки, – вздохнет пацан и возьмется руками за голову. – Грохнули тут одного за пару колес субитекса. С нами еще маленькая разбойница по делу прицепом». – «Да, не банк, конечно». – «Да-да, не банк».

Обошлось без крови. Чифир протянул барыге деньги, не абы что, а белорусские. В далеком Гродно столько хватит на бутылку пива, чтобы потушить свое лоховское горе. Обмен-обман состоялся одновременно. Мы уже разошлись, когда тот раскусил нашу военную хитрость. Обкайфованный. Поэтому заметил не сразу. Он догнал нас и раскритиковал в пух и прах на немецком!.. Это пропустили бы мимо ушей. Что нам немецкий, что там китайский! Барыга, другое обстоятельство, схватил Чифира за воротник куртки. Мне вспомнилась басня про слона и Моську. Чифир, конечно, вежливо зачитал его права: «Вы имеете право хранить молчание. Все, что выскажете…» А то ему делать больше нечего, кроме как читать права, кому попало. А после он благоразумно подправил барыге кулачищем – бах! – ухо. Мало ли что – вдруг не расслышал? Тот сразу убежал от нас. Бежал быстро. Впереди своего крика бежал.

Мы отъехали на машине в темный безлюдный двор. На заднем сиденье Еж размешал пальцем (грязь под ногтем) в белом одноразовом стакане с водой свое «спасение». Минута – и яд в его крови. По лицу ясно: ему не то что далеко, где-то там… легче, а даже неописуемо прекрасно! Он произнес несколько бестолковых восклицаний. Их тут не показываем. Бумагу жалко.