Книга: Пастух и пастушка. Звездопад - Виктор Астафьев

Дальше...

В этой военной повести самой войны — большой, грохочущей и геройски-трагической — почти что нет. Хотя вся она, эта повесть, и состоит из войны, и написана о войне. Только с небольшим уточнением — о людях на войне и около войны. И всё здесь у Астафьева обыденно и прозаически. Идёт подразделение, заходит в недавно освобождённый от фашистов населённый пункт и становится на ночлег. Солдатики распределяются на постой, ночуют, и потом уходят-уезжают маршем дальше, на фронт.

И главным здесь было просто показать читателям двух простых маленьких людей — молодого лейтенантика и нестарую хозяйку дома, где расположилось на ночлег подразделение нашего героя. И то мимолётное, совсем внезапно вспыхнувшее между ними чувство и отношение. И всё, что стало потом. А потом… потом собственно говоря, была война, на которой, по выражению киногероя Леонида Быкова «Делают пиф-паф». И всё так и осталось, в бывшем, в мимолётном, в случайном, но навсегда оставшемся в сердце.

Не случайно я вспомнил здесь фильм «Аты-баты, шли солдаты...» — в этом фильме как раз тоже есть попытка показать читателю войну и людей именно вот в таком обыденно-героическом ракурсе. Где весь героизм как раз и состоит вот в этой обыденности войны и своего участия в ней. Но в фильме всё-таки сделан упор на геройские дела взвода, а в книге Астафьев всю героику будней войны оставляет вообще за кадром, предоставляя читателю возможность до всего додуматься и дочувствоваться...

«Себя разве перескажешь! Воспоминания его – это ж он сам и есть! Всё, что было, растворилось в крови, прикипело к сердцу, жило в нём, волнуя, утешая и радуя! Оказывается, жизнь его была полна радостями, она просто из сплошных радостей и состояла. Но неужели надо на войне побывать, чтобы узнать об этом.»

Мы сейчас живем так беспечно, не думая об окружающих нас людях, об окружающем мире. С глупыми обидами, гордостью и вечным желанием большего, чем у нас есть. Неужели Астафьев прав?! И только война и разрушения могут показать нам, как мы счастливы на самом то деле.

анализ

Почему Борис Костяев умер от пустяковой раны?

Судьба солдат никогда одинаковой не была (кроме тех, кто был сражён первой же пулей в первом же бою). Перед нами очередная история, точнее несколько историй. Хотя, если подумать, в такой же степени эта повесть про старых пастуха и пастушку. Разве сжимается сердце от их трагической судьбы слабее, чем сжимается от солдатских и офицерских историй?

Психология войны во множестве её проявлениях. И о роли ваньки-взводного, который не всегда над своими солдатами. К собственному удивлению узнаёт он, что в бою всё иначе.

Не сразу, нет, а после многих боев, после ранения, после госпиталя застыдился себя Борис, такого самонадеянного, такого разудалого и несуразного, дошел головой своей, что не солдаты за ним, он за солдатами! Солдат, он и без него знает, что надо делать на войне, и лучше всего, и тверже всего знает он, что, пока в землю закопан, — ему сам черт не брат, а вот когда выскочит из земли наверх — так неизвестно, чего будет: могут и убить. Поэтому, пока возможно, он не выберется оттудова и за всяким-яким в атаку не пойдет, будет ждать, когда свой ванька-взводный даст команду вылазить из окопа и идти вперед. Уж если свой ванька-взводный пошел, значит, все возможности к тому, чтобы не идти, исчерпаны. Но и тогда, когда ванька-взводиый, поминая всех богов, попа, Гитлера и много других людей и предметов, вылезет наверх, даст кому-нибудь пинка-другого, зовя в сражение, старый вояка еще секунду-другую перебудет в окопе, замешкается с каким-либо делом, дело же, не пускающее его наверх, всегда найдется, и всегда в вояке живет надежда, что, может, все обойдется, может, вылезать-то вовсе не надо — артиллерия, может, лупанет, может, самолеты его или наши налетят, начнут без разбору своих и чужих бомбить, может, немец сам убежит, либо еще что случится…

Редко где прочитаешь и вот о чём - об отношении к привычности смерти. И рассуждает так не кто-то - солдат, который видел смерть почти ежедневно, и во множестве за раз:

На смерть, как на солнце, во все глаза не поглядишь… Страшнее привыкнуть к смерти, примириться с нею… Страшно, когда само слово «смерть» делается обиходным, как слова: есть, пить, спать, любить…

Подобное непримиримое отношение к смерти и войне можно встретить у Константина Федина в романе "Города и годы".

А самая мощная фраза в повести знаете какая?

Я сегодня думал. Вчера молчал. Думал. Ночью, лежа в снегу, думал: неужели такое кровопролитие ничему не научит людей? Эта война должна быть последней! Или люди недостойны называться людьми! Недостойны жить на земле! Недостойны пользоваться ее дарами, жрать хлеб, картошку, мясо, рыбу, коптить небо.

Собственно, ею про человечество всё сказано.