Текст книги "На пути к звёздам. Исповедь тылового генерала."

Когда толстого отчистили и переодели, он кинулся искать Тонкого, но тот так затаился, забившись, куда-то в щель, что до возвращения домой его так никто и не увидел…

Вывод, товарищи курсанты, обвязку резервуаров надо делать так, чтобы в любой момент можно было отсечь любой из них поворотом задвижки, использовать их как по отдельности для хранения разных нефтепродуктов, так и группами.

Ну, что, пятёрышник? Поняли, что такое сообщающиеся сосуды? Запомнили? … Так то-очно… Сади-итесь, Ландау вы наш…

Полковник Додик

Своевременное и смелое решение

Было это во время так называемого Вьетнамо – Китайского конфликта. Та непонятная война неожиданно началась и так же неожиданно закончилась, Китайцы прекратили боевые действия и вывели свои войска. Кроме героической стойкости вьетнамских солдат, этому способствовали и действия Советского руководства, продемонстрировавшего решимость в применении вооружённой силы против агрессора.

Танковый полк под командованием полковника Додика, дислоцирующийся на территории Монголии, получил задачу выдвинуться к Китайской границе и под видом учения провести ряд демонстрационных действий.

Всё шло своим чередом, колонны подразделений полка продвигались вдоль границы. Неожиданно поступил доклад от разведчиков. Оказалось, что вдоль кромки границы, на всём протяжении маршрута с Китайской стороны развернуты самоходно-артиллерийский дивизион и пехотный полк. Военные сопредельного государства явно готовились к открытию огня. Командир полка оказался перед выбором – действовать немедленно по обстановке или доложить командиру дивизии и ждать его указаний. Всё-таки возобладало командирское, учитывая ситуацию, полковник Додик принял решение…

– Внимание, полк! – прозвучало в радиоэфире,– Противник справа. Все вправо! На рубеж Государственной Границы, вперёд!

А в штаб дивизии доложил:

– Обнаружил противника, имитирую атаку! – ну и дальше подробности…

Командир дивизии – номенклатурный генерал, оторопел, услышав такой доклад, несколько минут приходил в себя. После осмысления происходящего он испугался. Нет не начала третьей мировой войны, а ответственности. Он живо представил, как его будут «драть» в округе, а может и в Москве! Карьере конец! Подумав об этом, он истошно заорал в эфир:

– Стой! Додик, Стой! Назад!

Но было уже поздно, полк в боевых порядках, на хорошей скорости быстро преодолел несколько километров монгольской степи и вышел на линию границы. В довершение ко всему танкисты употребили свой излюбленный ход, применяемый на показных учениях с целью предания наибольшего эффекта – по общей команде все три танковых батальона, атакующих в первом эшелоне, при выходе на рубеж, одновременно дали залп холостыми выстрелами. Грохот разнёсся далеко по степи…

Последствия оказались самыми неожиданными, но крайне благоприятными для ситуации – Китайцев как ветром сдуло, их подразделения рассеялись. Полк Додика остановился…

Командир дивизии доложил в штаб округа о своевольстве и безответственных действиях командира полка, там информацию приняли, но, учитывая результат, поняли по-своему…

В скором времени военный конфликт прекратился, действия полка, а особенно произведённый им эффект заметили на «верху». Командир полка за своевременное и смелое решение был награждён орденом Красного Знамени, командира дивизии же обошли стороной. А командующий округом, подводя итоги, даже намекнул:

– У нас генералы сопли жевали, а полковники принимали своевременные решения и брали ответственность на себя!

Командир дивизии не на шутку разобиделся. Как же, ведь его такого умного и талантливого обошёл какой-то полковник, пришедший в армию «от сохи»! Вот он и применил все свои связи и возможности чтобы испортить жизнь «полковнику – выскочке». И надо сказать успешно применил.

Для Додика не прошли даром ни то смелое решение, ни старания комдива. У него появился нервный тик. В самый неподходящий момент, самопроизвольно начинали сокращаться мышцы правой стороны лица, и появлялся какой-то злобный оскал. Особенно это проявлялось, когда полковник волновался или прилагал усилия для того, чтобы сосредоточиться на чём-либо. В итоге его командирская карьера закончилась, он перешёл на преподавательскую работу.

Знакомство

Занятия по тактике. Сидим в классе, ждём нового преподавателя. По слухам – какой– то ярый служака. Открылась дверь.

– Встать, смирррна! – скомандовал командир группы – рослый, статный парень, шагнул на встречу входящему, – Товарищ полковник, группа в полном составе на занятия по тактике прибыла. Командир группы сержант Скачко. – доложил и застыл, глядя на сухощавого, низкорослого, черноволосого с лёгкой проседью полковника сверху вниз.

– А вас что, товарищ сержант, на строевой подготовке не учили, как надо встречать начальника? Вы что, ждете, когда я упрусь лбом вам в живот? – сверля командира группы пронзительным взглядом, неожиданно резким баритоном спросил полковник, на его лице появился прямо-таки зверский оскал, – Сделайте шаг в сторону! Я же должен пройти дальше и поздороваться с людьми! – оскал пропал.

Скачко выполнил требование, полковник прошёл дальше, чётко повернулся к аудитории лицом:

– Здравствуйте товарищи курсанты!

Обычно в таких случаях преподаватели давали команду «Вольно, садись», а тут – «Здравствуйте…». От неожиданности мы ответили вразнобой.

– Кто в лес, кто по дрова! Плохо! Ещё раз. Здравствуйте товарищи курсанты! – и опять звериный оскал.

Так повторилось три раза. Мы наконец-то сообразили, что от нас требуется и своё «Здравия желаем, товарищ полковник!» гаркнули так, словно мы находимся на параде – громко и чётко.

– Ну вот, можете. Как сказал великий «Хорош в строю, силён в бою». Кто против? – опять пронзительный взгляд и оскал, – Будем спорить?

В ответ тишина.

– Вольно, присаживайтесь. – и, дождавшись, когда перестанут греметь стулья, – Я полковник Додик Георгий Валентинович, буду вести занятия по Тактике у вас на курсе и непосредственно в вашей группе. О себе! Ненавижу лень, распущенность, неисполнительность, головотяпство и шаблоны. Люблю и приветствую активную жизненную позицию у людей и разумную инициативу. Если принял нестандартное решение, осмелился работать не по написанному, докажи свою правоту и логику! В противном случае ты – самый страшный зверь в армии, инициативный дурак! – опять оскал, он заметил, что мы реагируем на его странную мимику, – На выражение моего лица прошу не обращать внимания, это нервное и не относится к моему к вам отношению. Вопросы по этому поводу есть? Нет? Тогда закроем тему раз и навсегда. – потом, немного помолчав добавил, – Моя жизненная позиция как в известном тосте – «Мужчина должен иметь серебро в волосах, золото в карманах и железо в штанах». Что это означает, разберём позже, когда повзрослеете, а сейчас переходим к теме сегодняшнего занятия…

Так мы открыли новую страничку нашей курсантской жизни.

О целях

Изучать предмет стало одновременно сложнее и интереснее. Если раньше при ответе на вопрос преподавателя достаточно было процитировать положения боевого устава или изложить информацию из учебника, то теперь главным стало не ЧТО, а ПОЧЕМУ. Додик заставлял нас думать и оценивать последствия своих решений и действий.

Как-то на занятии, когда мы отрабатывали тему, связанную с ведением наступления, он дал нам «вводную»:

– Мотострелковый полк ведёт наступление, в первом эшелоне действует три батальона, ещё один – во втором. Батальон, наступающий в центре боевого порядка полка, столкнувшись с ожесточённым сопротивлением противника, обороняющего населённый пункт, понёс потери и вынужден был остановиться. При этом, соседи слева, и справа продолжают успешно громить врага и продвигаться. Вы – в роли командира полка. Ваши действия?

Мы, конечно, активно начали предлагать разные варианты помощи «истекающему кровью» батальону, а преподаватель, слушая нас, только кивал и спрашивал:

– А ещё варианты?

Когда у нас иссякли все идеи, Додик спросил:

– Какая задача у полка? – и не дожидаясь ответа продолжил, – Задача полка – уничтожить супостата и к концу дня выйти на рубеж, – он ткнул указкой на схему, нарисованную мелом на доске, – И от этого будет зависеть судьба других полков и дивизии в целом. Правильно будет так – батальон второго эшелона вводится в бой, это обеспечит дальнейшее продвижение полка к заданному рубежу, а остановившийся батальон должен блокировать и окружить засевшего в населённом пункте противника. Главное выполнить поставленную задачу, а окружённого врага добьёте позже или дивизия поможет. Мораль – отвлекаясь на выполнение мелких задач, не достигнешь большего! Вот так и в жизни, и в службе – поставил себе цель, иди к ней! Иди и не разменивайся на суету…

Потом немного помолчав, посверлив нас своим фирменным пронзительным взглядом, добавил:

– Но! Всегда есть – Но! Всё что я сказал, совсем не значит, что к цели надо идти, не глядя по сторонам. Бывают ситуации, когда надо пересмотреть эту самую цель или вообще отказаться от неё. Всё зависит от обстановки, которую надо правильно оценить, сделать своевременные выводы и принять оптимальное решение. Вся жизнь человека – это постоянный выбор. Выбор в большом и в малом…

О гуманизме

Однажды на полевых занятиях, когда мы в очередной раз то оборонялись, то, атакуя, «громили» ненавистного супостата, на перерыве полковник Додик собрал нас вокруг себя и задал неожиданный вопрос:

– Вот представьте товарищи курсанты, вы идёте в атаку, вокруг грохот, огнь и смерть. Ваш боевой товарищ ранен, он упал и просит о помощи. Что вы будете делать? – он ткнул пальцем в ближайшего, – Вот вы, как поступите?

– Естественно, как, товарищ полковник, помогу товарищу, окажу ему посильную помощь, ну хотя бы оттащу в безопасное место. – сходу ответил тот.

– А вы? – полковник обратился к другому.

Ответ тот же.

– А есть другое мнение по этому поводу?

– Нет, нет… – загомонили мы, – своих не бросаем.

– А вот я бы, – ткнул он себя пальцем в грудь, – Я бы продолжил выполнять поставленную задачу. Что жестоко? Не гуманно? А вот давайте вникнем в проблему глубже. Мы говорим о конкретной ситуации. Атака. Противник обороняется, он палит по нам из всех стволов! Предотвратить потери с нашей стороны или хотя бы уменьшить их мы можем только подавив или уничтожив врага. И если каждый будет отвлекаться на помощь раненным, то кто атаковать-то будет? Да и противнику легче перебить всех, когда вы не стреляете по нему, а накладываете повязку товарищу. В общем от такого гуманизма раненных и убитых будет ещё больше, да и задача останется невыполненной. – он на секунду задумался и добавил, – Я вот с фронтовиками разговаривал, с теми, кто в атаку ходил, так они говорят, что первые кто бросается на помощь раненному это трусы. Да, да, товарищи курсанты, как это не странно звучит, именно так! Милосердие, гуманность, взаимовыручка в таких случаях используется как прикрытие банальной трусости. Оказывать помощь и эвакуировать раненных – задача медицинского персонала.

Полковник замолчал, окинул всех взглядом, как бы оценивая наше состояние. А мы молчали, в умах происходила напряжённая работа, мы пытались переварить услышанное…

– А теперь по поводу «Своих не бросаем», – продолжил после паузы Додик, – вот если вы отступаете, или прорываетесь из окружения, тогда другое дело. Любой командир или начальник обязан принять все возможные меры, чтобы вытащить из боя не только раненных, но и погибших товарищей. Каждый боец должен твёрдо знать, что его ни при каких обстоятельствах не бросят. Но даже в этом случае должно быть чёткое разделение обязанностей, кто прикрывает, а кто вытаскивает людей из боя. – и снова пауза, оценивающий взгляд, – А вот ещё ситуация. Перед вами, на поле боя несколько раненных. Вот мне интересно, как вы думаете, к кому из них надо подходить в первую очередь. К тому, кто лежит тихо и не привлекает к себе внимания, или к тому, кто стонет, кричит и зовёт на помощь?

После первого примера мы уже не торопимся с ответом, пытаемся рассуждать. Однако Додик не стал дожидаться, пока мы выскажем свои соображения, махнув рукой сказал:

– В первую очередь, надо идти к лежащим тихо. Вероятнее всего у них более тяжёлое состояние, и нет сил, даже позвать на помощь, ну, или вообще без сознания. А те ребята, которые кричат, они ещё могут потерпеть и подождать. Вот такой у меня взгляд на гуманность и милосердие в бою…

Как надо оформлять документы

Очередная летучка по тактике. Дело привычное, сидим пишем, чертим, рисуем.

Летучка – один из универсальных способов проверки качества усвоения знаний по предмету, своеобразная письменная мини-контрольная работа, как правило, проводится в начале занятий в течении десяти – пятнадцати минут. При необходимости может проводиться и в конце занятия или после изучения каждого вопроса.

В этот раз нам необходимо на листе бумаги изобразить схему размещения элементов боевых порядков полка в обороне. Преподаватель, сцепив руки за спиной, ходит по классу и заглядывает в наши творения. Остановившись у одного из нас он явно занервничал, на лице опять оскал, глаза гневно засверкали:

– Это что за каракули? Как бык помочился! Что, я вас спрашиваю? – он ткнул пальцем в лист бумаги.

– Ма… ма… машины, заикаясь от неожиданности и одновременно вставая с места произнёс курсант.

– Да я вам, товарищ курсант, за эти мерседесы кол поставлю! А исправлять не буду, пока рисовать не научитесь и не поймёте, что такое штабная культура! Будете вы сидеть без увольнения до второго пришествия! – он схватил листок и, демонстрируя его всей аудитории, пошёл к доске. – Если нет способности к рисованию, тогда бери специальные приспособления и обводи кружочки, квадратики и машинки, – он взял с преподавательского стола свою офицерскую линейку и помахал ею в воздухе как сигнальщик, – Ну, … трудно, что ли?

Полковник ещё раз стремительно прошёлся по аудитории и продолжил:

– Поймите, для офицера штабная культура – это его второе «Я», по исполненному вами документу можно судить не только о том, как вы знаете предмет, изложенный на бумаге, но и то, как вы относитесь к делу, на сколько вы глубоко и правильно понимаете проблему, уровне ваших компетенции и образования. А ещё, я вам скажу, по виду и содержанию документа, мне, например, достаточно легко определить с кем я имею дело и кто передо мной – ленивое чудо с грязными ногтями или уважающий себя мужчина и офицер…

Он опять прошёлся по рядам:

– Документ должен быть информативным и наглядным. Что это значит? – и не дожидаясь реакции с нашей стороны, – А значит это следующее – посмотрел начальник на представленный вами документ и прослезился от счастья! Ему и всё понятно, и всё что он хотел знать, он узнал. А ещё начальник получил удовольствие… эстетическое, конечно.

Додик сел за преподавательский стол и скомандовал:

– Все ко мне! – и выждав, когда мы обступили его плотным кольцом, взял в каждую руку по фломастеру и начал рисовать на, лежащей перед ним, карте, – вот, смотрите, как надо исполнять графический документ, – Вот так, – на лице появился оскал, – Вот, вот таак…

Мы стояли и смотрели как завороженные. Полковник рисовал обеими руками сразу. При чём, одной делал надпись, а второй рядом наносил на карту какой-нибудь значок. И что удивительно, надписи и знаки получались чёткие, ровные, прекрасно читаемые…

– Вы думаете я с этим умением родился? – заметив наше замешательство и улыбнувшись, спросил Додик. Оскал исчез с лица. – Я по началу тоже кривые мерседесы рисовал, а вот жизнь заставила и научился. Пришлось, конечно, потренироваться! Так что по местам и работать… работать, товарищи курсанты! – в его пронзительном взгляде проскочили лукавые искорки…

Неудобные уроки

С утра отменили первую пару занятий. Причиной тому послужило трагическое событие – в Афганистане погиб выпускник нашего училища. Погиб в бою, геройски, отбивая нападение душманов на колонну, не прослужив и полугода. В этот день проходили траурные мероприятия, по этому всех направили в клуб для прощания. В фойе, в самом центре на возвышении стоял цинковый гроб, обёрнутый красной тканью и обложенный со всех сторон цветами. Рядом на стуле, поддерживаемая под локти с двух сторон курсантами, в полуобморочном состоянии, сидела его мать. Сидела тихо, не издавая ни звука, и только слёзы катились по бледным щекам. Обняв гроб руками, почти повиснув на нём, заглядывая в маленькое стеклянное окошко и что-то стараясь разглядеть. Непрестанно шепча побелевшими губами, вся закутанная в чёрное, стояла молоденькая, тоненькая как тросточка девушка – жена. С торца постамента, на небольшой полированной тумбочке установили фотографию, с которой на присутствующих смотрел молодой, вихрастый парень в лейтенантском мундире, а перед ней, на красной подушечке лежал орден Красной Звезды. Тихо и скорбно играла музыка, в изголовье застыл почётный караул…

Отдав последние почести, мы молча вышли на улицу, построились, и, так же молча, отправились на занятия.

Следующей парой у нас были занятия по тактике. Придя в аудиторию, мы расселись по своим местам. После увиденного ни кому не хотелось разговаривать, многие знали погибшего, он жил практически напротив КПП училища, просто угрюмо сидели и ждали преподавателя.

– Встать! Смирррна! – скомандовал сержант и, чеканя шаг, направился навстречу входящему офицеру, остановился, начал доклад, – Товарищ полковник…

– Да я уже лет десять как полковник! – резко оборвал тот командира группы, – Чему я вас учу? Или вы считаете, что тыловику тактику знать не обязательно? Не знаешь основ ведения боя в различных ситуациях, не сможешь защитить ни себя, ни своих подчинённых! На хрена, спрашивается, в нашей армии такие офицеры нужны? Вы наверно думаете, что вашу задницу будет, кто-то другой прикрывать? – он бросился к доске, – Я узнал подробности гибели нашего парня. Вот смотрите.

Додик схватил разноцветные мелки и начал рисовать схему того трагического боя. В течении часа он подробно нам изложил на словах и на схеме куда и как двигалась колонна, где подверглась нападению, как действовал враг, что делали наши подразделения, кто кого и как прикрывал, какие ошибки были допущены, чего можно было бы избежать если бы…

«Если бы да кабы!» – думали мы тогда, – «Одно дело на доске рисовать, а другое – реальная обстановка, где стреляют и гибнут люди».

Мы простояли весь час по стойке «Смирно», молча глядя на доску и слушая преподавателя. Когда полковник закончил, он прошёлся по классу, подходя к каждому, заглядывая в глаза спрашивал:

– Ну вы что-нибудь поняли? А вы? … А вы?

После этого, помолчав немного, он сказал:

– Вы думаете наверно – «Что он тут выступает, старый полковник с кривой рожей?», «Парень погиб геройски, а полковник ошибки разбирает!». Да потому и выступаю, товарищи курсанты, что не хочу, что бы вы, мои ученики, погибали сами и своих подчинённых губили! Я хочу, чтобы вы выполняли свои задачи и оставались живыми! – и, выдержав небольшую паузу, махнув рукой – Вольно, садись.

С того дня требования к знаниям по тактике ведения боя были взвинчены многократно, Додик буквально вбивал, втаптывал в наши неразумные головы свою науку, не считаясь ни с чем и не чураясь любых доступных способов обучения. На полевых занятиях нас неустанно гоняли с горки на горку, заставляли то атаковать, то обороняться от воображаемого противника, ползать, окапываться, бороздить сугробы. И если преподавателю казалось, что мы не достаточно грамотно и решительно отбивали «нападение» бандгруппы, то всё повторялось снова и снова, иногда и до потери сознания.

Каждый из нас, кто впоследствии прошёл дорогами Афганистана, кому пришлось участвовать в военных и межнациональных конфликтах девяностых и двухтысячных, не раз вспоминал такие «неудобные» уроки полковника Додика и говорили ему спасибо за жизнь свою и своих солдат.

Борщеев

Утро. Команда «Подъём!». В расположении роты заскрипели койки, зашевелились, полетели в сторону одеяла. Заспанный, всклоченный, всё ещё находясь в полусне, поднимаешься с кровати, до автоматизма отработанными движениями вскакиваешь в штаны и практически не глядя, наматываешь портянки и втыкаешь ноги в сапоги. Далее, опять же на автопилоте, широко зевая, в туалет и на улицу, строиться на зарядку. Просыпаться начинаешь только после команды старшины:

– Рота, бегом ма-арш!

И вперёд, уперевшись взглядом в спину товарища, монотонно, в такт бегу, прокручивая в голове:

– Ррраз, рраз, рраз, два, трии… рраз, рраз, рраз, два, трии…

Каждому, кто прошёл военную службу, до мелочей знакома эта картина и то состояние, когда изо дня в день, вне зависимости от личного желания и пристрастий, человек, преодолевая себя, как заведённый механизм делает одно и то же. Любое стороннее и нежданное вмешательство может привести к различным, я бы сказал, причудливым последствиям и даже к эмоциональному взрыву…

В тот день на утренний подъём в расположение нашего курса зашёл дежурный по факультету старший лейтенант Борщеев – личность далеко незаурядная. Это был ярый служака, единственная любимая книга которого – Строевой Устав Вооружённых Сил, человек обладавший чрезмерным честолюбием, замешанным на природной глупости. Числился он курсовым офицером в другом подразделении, а к нам наведывался только тогда, когда одевал повязку дежурного по факультету. Все его визиты имели одну цель – найти как можно больше недостатков в чужом подразделении и доложить начальству, продемонстрировав тем самым своё рвение по службе. Вот и сейчас, сверяя действия дневального по секундам, он, стоя в самом центре коридора, наблюдал за происходящим. Мимо него равномерным потоком, не обращая внимания на проверяющего, проходили курсанты. И, конечно, первым делом в туалет. Против природы не попрёшь! Надо же освободить от накопившейся за ночь жидкости мочевой пузырь. Естество требует своё. Борщеев дождался момента, когда расположение опустело, и направился в туалет.

Здесь, для понимания ситуации, следует пояснить, что такое казарменный туалет в те годы. Представьте себе большое, почти квадратное помещение, по середине которого были сооружены закрытые кабинки, располагающиеся в два ряда. Всего двенадцать штук. А на противоположной от входа стене был оборудован огромный, как мы говорили – индустриальный писсуар, который представлял собой большое вытянутое от угла до угла, сложенное из кирпича и облицованное кафелем, корыто, с подведённой для смыва водой и подключенной канализацией. Наличие столь сложного инженерного устройства в те времена было продиктовано жизненной необходимостью. Посудите сами, ну какая сантехника выдержит одновременный, в течении десяти – пятнадцати минут, напор ста и более человек? Именно по этой причине писсуар по утрам заполнялся пенящейся мочой, которая медленно, как вода из ванной, утекала в канализацию.

Борщеев, решив проверить нет ли в туалете отлынивающих от утренней физической зарядки курсантов, начал открывая дверцы, проверять все кабинки. Так и вышло, в двух кабинках нашёл-таки пару зазевавшихся. Дверь в последнюю, в самом дальнем углу туалета, была закрыта изнутри. Он дёрнул за ручку раз, другой. Безрезультатно, постучал кулаком и скомандовал:

– Товарищ курсант, откройте дверь и выходите! – и уже, радуясь удаче, добавил, – Я вас поймал!

В ответ глухо с натугой:

– Не могу.

– Ах так! – Старший лейтенант схватил стоящую рядом швабру, согнулся и начал тыкать ею в щель под дверью, пытаясь попасть по ногам закрывшегося, – я те щас покажу «не могу», я те щас устрою! А ну открывай, паскуда!

Ну, так бывает в жизни, приспичило человека с утра, а его по ногам шваброй, да ещё паскудой обозвали. Сидящий в кабинке курсант, не вставая, открыл щеколду и что есть силы ткнул кулаком в дверь:

– Да на, смотри!

Трудно сказать, какие векторы силы и где сошлись воедино, но, в общем то лёгкая дверца, заставшая Борщеева в позе «Z», долбанула его в лоб так, что он, попятившись задом, опрокинулся в гигантский писсуар…

Вы когда-нибудь держали в ладонях маленького ёжика? Он сначала сворачивается в колючий комочек, а потом, расслабившись, раскрывается, и ты видишь розовые лапки, серенький животик и миленькую мордашку с глазками-бусинками. Вот примерно такую картину и напоминала сцена в туалете…

Только вместо ладони был заполненный писсуар, а в нём лежал и мычал, скрюченный в комок, дежурный по факультету, а вместо розовых лапок – полустоптанные хромовые сапоги, да ладошки, сложенные на груди. Лицо Борщеева в слегка искривлённой улыбке, выражало искреннее удивление, фуражка сбилась на ухо, но удержалась на голове.

На шум сбежались дневальные, достали старшего лейтенанта из писсуара, но отряхивать не стали. Так он, удивлённо улыбаясь и ушёл из расположения, а из пистолетной кобуры тонкой струйкой бежала пахучая жидкость, оставляя за ним извилистый след…

С тех пор Борщеев возненавидел нашу роту, искал любой удобный случай отомстить, или просто нагадить. Однажды, воскресным вечером, он все же отважился зайти к нам в расположение. Первым делом он остановил в коридоре проходящего мимо курсанта, который был в одних кальсонах, прочитал ему мораль и заставил его отдавать честь. Вся рота мгновенно, не сговариваясь, приняла правила игры. Вокруг Борщеева завертелся хоровод, пока тот шёл по центру расположения, ребята забегая, обгоняя его, кто по форме, кто в исподнем, разворачивались и, имитируя «Кремлёвский шаг», высоко поднимая ноги, молодцевато топали ему на встречу и отдавали честь. Борщеев, отвечая на приветствие, довольно улыбался. Обратно он уже шёл с видом императора присутствующего на собственной коронации. Да видно расслабился, не понял происходящего, решил зайти в туалет, там подошёл к уже знакомому писсуару. Пристроился и собрался было справить нужду, как вдруг у него за спиной резко открылась дверь туалетной кабинки, находящийся там курсант, не одевая штанов вскочил и гаркнул:

–Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!

Борщеев, резко обернулся, попятился от неожиданности и… опять сел в писсуар и застрял. Подоспевший дежурный по роте выдернул его из западни, попытался помочь офицеру, но тот оттолкнул сержанта и со свирепым выражением лица, с мокрой задницей, пулей вылетел из расположения. Больше он не приближался к нашей роте, обходил нас, как говорится, десятой дорогой, переключился на других.

Погорел Борщеев на колбасе. В очередной раз, будучи дежурным по факультету, в целях пресечения возможного проноса спиртных напитков, он решил организовать досмотр вещей курсантов, возвращающихся из увольнения. Остановив у входа в казарму очередную жертву, заставил открыть дипломат и предъявить содержимое. А там у курсанта оказалась пара колец «Краковской», мама положила. Увидев дефицитный по тем временам продукт, Борщеев произнёс:

– Курсантам колбаса не положена!

После чего решительно изъял деликатес и уже ночью, в дежурке, не удержавшись от соблазна, с аппетитом всё слопал. А курсант маме позвонил, а та взяла да и накатала жалобу куда следует. Там, где следует, рассердились и быстренько отправили Борщеева из училища подальше в войска. А в войсках, в те времена, такие долго не задерживались…

Гидразиныч

…В огромной лекционной аудитории, рассчитанной человек на двести, без видимой, на первый взгляд, системы, в разных местах, на довольно приличном расстоянии друг от друга, сидят двадцать семь курсантов. На преподавательском столе, рядом с трибуной, стоит стул, на котором, как горный орёл, скрестив руки на груди, сидит седой полковник и зорко наблюдает за подопечными. В помещении тишина, слышно, как скрипят ручки и сопят от умственного напряжения и старания ученики. Малейшее шевеление, поворот головы, движение рукой – ни что не ускользает от цепкого, внимательного взгляда преподавателя. Заподозрив кого-то в излишних телодвижениях, он спрыгивает со стола, бежит к несчастному, выворачивает ему карманы, закатывает рукава, расстёгивает одежду. Ну, разве что не переворачивает вверх ногами как кот Базилио и лиса Алиса бедного Буратино! И горе тому, у кого он обнаружит шпаргалку или даже лёгкий намёк на её наличие…

Картина выглядит несколько сюрреалистично, но для нас – курсантов четвёртого курса, совсем даже обыденная. Преподаватель целенаправленно выбрал лекционную аудиторию, лично рассадил людей так, чтобы ему было видно каждого, а расстояние между экзаменуемыми исключало любые контакты между ними. Группа пишет очередную контрольную работу по предмету, информация по которому в те времена подавалась под грифами «Секретно» и «Совершенно секретно». Понятно, что наличие шпаргалки, а точнее – конфиденциальной информации на неучтённых носителях, могло погубить будущую карьеру курсанта. Так что, для пойманного на списании, получить двойку, в такой ситуации, считалось счастливым стечением обстоятельств. В противном случае всё могло бы закончиться в «Особом отделе» училища. Единственной реальной возможностью что-то подсмотреть и «содрать» был момент, когда преподаватель отвлекался на вытряхивание шпаргалок из наших менее удачливых товарищей. Учитывая эти, весьма веские обстоятельства, мы старались учить всё наизусть. Нет, такая ситуация складывалась только в тех группах, предмет у которых вел вышеописанный персонаж – полковник Думнич Иван Кириллович, у других жизнь в этом отношении была куда легче. Дело в том, что когда-то наш преподаватель попал в эпицентр техногенной аварии, произошедшей по вине его коллеги, а точнее по банальному незнанию этим коллегой основ органической химии и свойств объекта с которым он работал. К счастью, Иван Кириллович тогда выжил, перешёл на преподавательскую работу, и теперь всеми силами старался исключить саму возможность появления дипломированных специалистов, не знающих его предмет. Надо сказать, что делал он это настойчиво, бескомпромиссно и постоянно, используя все имеющиеся у него возможности.

Например, что значит прийти на лекцию к Думничу? Для нас это было равносильно подготовки к семинару. Мы в полной мере ощутили на себе его знаменитый метод «Морковки», который заключался в проведении обязательного выборочного опроса по ранее прошедшим темам. Преподаватель в начале занятия, как бы хаотично, из разных концов аудитории, будто выдёргивая морковку из грядки (Какая приглянется!), по одному вызывал шесть – восемь курсантов, и, распределив доску, давал им короткие задания. Причём, ни смекалка, ни сообразительность здесь не помогали, надо было просто знать материал. Данный опрос проходил поточным методом. То есть, каждый «выдернутый» получал задание и часть доски сразу. Когда Думнич озадачивал последнего, то без промедления возвращался к первому, смотрел на то, что тот успел написать и тут же выставлял оценку. Чаще всего это выглядело так: