Текст книги "На пути к звёздам. Исповедь тылового генерала."

– Садись два! – резко, безапелляционным тоном говорил он, – Так, следующий. М-м-м, садись два!

Буквально за пять минут на курсе появлялось несколько новых двоечников. Некоторым иногда везло – заданный вопрос совпадал с багажом знаний испытуемого. В таких случаях ставилась положительная оценка, а иногда задавался дополнительный вопрос. Думнич называл это спасательным кругом. Вот только для нас этот круг частенько оказывался чугунным. У Ивана Кирилловича было несколько коронных вопросов, а самый любимый неизменно звучал так:

– А нарисуй-ка мне, товарищ курсант, формулу гидразина.

К стати, именно благодаря этой любимой теме, ещё наши предшественники прозвали его Иваном Гидразиновичем, у нас же закрепилось более демократичное прозвище – Гидразиныч.

Должен сказать, что «Морковку» Гидрозиныч «дёргал» не только в начале занятия. Подобные блиц-опросы он проводил и в конце лекции, как бы проверяя качество усвоения материала. Правда в этом случае устный ответ можно было заменить предъявлением записей в тетради, разумеется – в секретной. При этом требования были весьма жёсткие, мы были обязаны записывать всё что он надиктовывал и всё, что писал и рисовал мелом на доске. Сознаюсь, было это не просто. Особенно когда дело касалось трёх – четырёх этажных химических формул, запутанных, многоходовых реакций и длиннющих, по началу, трудно выговариваемых названий. Но, как говорится в поговорке – «Глаза боятся, руки делают». Со временем словарь специфических терминов в наших буйных головах пополнился. Гидрозиныч настолько качественно «впечатал» нам в мозги свой предмет, что по прошествии уже нескольких десятилетий, мы с лёгкостью извлекаем из памяти и оперируем мудрёными химическими понятиями. Большинство из нас, в том числе и я, в жизни ни разу не столкнулись с тем, чему учил нас Думнич, да и не столкнёмся уже. Однако, предмет знаем! Вот спросите у меня, что такое ингибитор коррозии Г-2? И я без запинки, уверенно отвечу, что это вещество под названием ГЕКСОМЕТИЛЕНИМИНМЕТОНТРОБЕНЗОАТО. И обязательно добавлю, что применяется он обязательно в паре с ОЭДФК… Э-э-э, прошу прощения – с ОКСИЭТИЛЕНДИФАСФИНОВОЙ кислотой.

После каждой темы в обязательном порядке назначалась контрольная работа. Считалось серьёзным успехом написать её с второго-третьего раза. Большинство из нас получали положительный результат заходе, эдак, на пятом. А если попался со шпаргалкой, то сходишь к Гидразинычу и десять и пятнадцать раз. Не написал контрольную – не допущен к зачёту. Ну а зачёт – это отдельная песня!

…В последний день зимней сессии на четвёртом курсе наша группа сдавала зачёт, который принимал лично сам полковник Думнич. И всё бы ничего, но только вот мне по жребию выпала доля заходить первым. Деваться некуда, вошёл в аудиторию, доложил по форме, вытянул билет, взял листок для записи с грифом «Секретно» и уселся за первый стол. За мной зашли ещё четыре человека. Все погрузились в трудный, иногда даже несколько нервозный или панический процесс подготовки к ответу.

Внимательно прочитав свой билет, я понял, что в моих знаниях по предложенным вопросам есть некоторые пробелы, но в целом, должен отчитаться. Неожиданно преподаватель встал со своего места и подошёл ко мне, заглянул в мой листок и, видно, оценив мои каракули, произнёс:

– Готовишься? Всё равно ничего не знаешь.

– Знаю, – почти потеряв дар речи от неожиданности, промямлил я.

– Да не знаешь ты ничего. Ты же мне где-то попадался на списывании. По-моему, это ты был?

– Когда? Я не списывал! – меня захлестнула волна возмущения, – Товарищ полковник, вы меня с кем-то перепутали.

А и на самом деле, конечно, было пару раз, но ему я ни разу не попался. Ситуация показалась крайне несправедливой!

– Ну готовься, готовься, – похлопал меня по плечу Думнич, – Всё равно не сдашь зачёт, не зда-а-ашь.

Он повернулся и направился к следующему. У меня всё затряслось, заклокотало внутри, в глазах потемнело… В общем, каюсь, психанул, вскочил, сгрёб в комок билет вместе с записями:

– Не сдам, так не сдам! – грохнул по преподавательскому столу бумажками, как будто объявил «Рыбу» в очередном коне «Козла», развернулся и, громко хлопнув дверью, вылетел из класса.

За всё время представления на лице Гидразиныча не дёрнулся ни один мускул, он спокойно проводил меня взглядом, подошёл к двери, открыв, высунулся в коридор и монотонно, как продавщица сельского магазина произнёс;

– Сле-еду-ующи-ий!

Меня вызвали к начальнику курса, отчитали по полной программе, потом заставили извиняться, но дело было сделано. Впервые за четыре года обучения я попал в так называемый «Зондер».

Для справки:

Под «Зондером», на сленге многих поколений курсантов нашего училища подразумевалась группа нарушителей воинской дисциплины и двоечников, которые в наказание или с целью пересдачи экзаменов и зачётов оставались в расположении подразделения, тогда как все остальные их товарищи уезжали в отпуска. «Зондер», в зависимости от периода отпуска, делился на летний и зимний.

Жизнь в «Зондере» ничем не примечательна, грустна и скучна. А чему радоваться? Друзья отдыхают, наслаждаются свободой, а ты сидишь, изучаешь «матчасть», восполняешь пробелы в знаниях, а в перерывах между делом драишь полы, туалеты, стоишь в наряде. В общем, исправляешь последствия собственной лени и недалёкости. Осознание того, что сам виноват, огорчает более всего, но, одновременно, помогает настроиться на деловой лад. Ещё не всё потеряно, всё зависит только от меня! У меня есть три дня и возможность всё поправить!

Помню, мотивация была настолько сильна, что я, используя любую минуту, читал, записывал материалы по злосчастному предмету, не было возможности читать и писать, повторял в уме. Анализировал усвоенное, раскладывал всё по «уголкам» своей памяти. В столовой, поглощая борщ, в расположении, моя полы, прокручивал в уме вопрос за вопросом, тему за темой. Вечерами и даже ночами, в общежитии, лёжа в кровати, на обоях карандашом записывал формулы, рисовал и заполнял таблицы, перечислял всевозможные свойства веществ. Так как материал секретный, тут же стирал всё ластиком и начинал заново. В результате на стене в моей комнате вместо нежно-жёлтого оттенка обоев появилось огромное белесое пятно.

К концу третьего дня я так напичкал себя знаниями, что мог ответить на любой вопрос с лёту, без подготовки. Но волнения всё же были, и я снова и снова просил товарищей поэкзаменовать меня, задавая разные вопросы. Некоторые специально приходили участвовать в этой процедуре и, слушая меня, запоминали материал сами, в их глазах я стал непревзойдённым специалистом и всезнайкой.

На утро четвёртого дня, мы прибыли в назначенную аудиторию для пересдачи зачёта. Нас было не много, человек двадцать, меня как самого подготовленного выдвинули первым. А я и сам был не против, хотелось, нет, не терпелось, не только исправить ситуацию, но и доказать Гидразинычу, что он не прав! Вошёл в класс, взял билет, читаю, а сам осознаю, что готов сразу всё рассказать и нарисовать. На душе стало легко и просто.

– Разрешите без подготовки, товарищ полковник?

– Подожди, пускай первая пятёрка зайдёт. – ответил тот, – Что у тебя там?

Заглянув в мой билет сказал:

– Иди, пока, к доске, рисуй формулы и вот эту реакцию, – сказал и занялся остальными.

Через несколько минут опять подошёл ко мне:

– Ну, давай, излагай.

За это время я уже успел набросать на доске, практически, полный ответ на вопросы билета, начал уверенно докладывать. Гидрозиныч, молча выслушав меня до конца, спокойно сказал:

– Хорошо, а теперь ещё билетик, – он взял со стола все билеты, лежащие там, развернул их веером и протянул мне, – Тащи!

Я вытащил. И опять всё повторилось, я без запинки, с ходу, ответил на все три вопроса.

– Та-а-ак. А ещё один? – опять протянул свой веер.

Я снова, как робот, отчеканил все ответы. Дальше экзаменация продолжилась в том же ключе, но теперь он предлагал по одному вопросу из каждого билета. Вопросе на пятнадцатом Гидрозиныч отложил билеты в сторону, подскочил ко мне:

– Стирай всё с доски. Та-а-ак, напиши мне реакцию…

Дальше пошёл град коротких вопросов типа «напиши формулу того то», «перечисли термохимические характеристики того то», «изобрази реакцию такую то» …

В течении почти трёх часов я, хоть и пыхтя, но уверенно быстро и энергично отвечал на все вопросы точно и исчерпывающе, вспотел, весь перемазался мелом. Наш диалог был похож на какое-то соревнование, что-то вроде пинг-понга. Вопрос – ответ, вопрос – ответ. Честно, уже предвкушал победу. Но тут Думнич сделал неожиданную паузу. В аудитории тишина, кажется, слышно, как бьются сердца присутствующих при сём действии курсантов. Помолчав несколько минут Гидрозиныч тихо так произнёс:

– А нарисуй-ка мне, товарищ курсант, формулу гидразина.

То ли расслабился, то ли наоборот, перенапрягся, но, вдруг, я понял, что не знаю, как выглядит эта злосчастная формула. В голове смятение и ужас…

– Не помню, – безнадёжно выдохнул я.

– Не зна-а-аешь, – Гидразиныч расслабленно опустился на стул, на его лице застыла довольная улыбка. Он даже глаза прикрыл…

– Ладно, на первый раз я тебя пропущу, – помолчав, изрёк полковник, – давай зачётку.

В классе послышались сдавленные всхлипы присутствующих.

Из аудитории я вышел опустошённый, усталый, как будто только что пробежал кросс с полной выкладкой, сразу пошёл за отпускным билетом…

В тот день все сдали зачёт. Гидразиныч был каким-то вялым, невнимательным, на удивление, не придирался и не копал глубоко…

Счастливое увольнение курсанта Матюшкина

Увольнение! Волшебное слово для курсанта. Нет это не в смысле увольнения с работы. Это в смысле предоставления вольностей служивому человеку в краткосрочной перспективе. Это глоток свежего воздуха, глоток свободы! Это добрая половина дня, а то и больше, когда тобой ни кто не командует. Ты можешь идти в кино, в театр, просто прогуливаться по улице, можешь встречаться с девушкой или девушками, кому как выпадет, можешь податься в парк аттракционов. В общем как в известной песне – попить кваску, купить эскимо…

Курсант к увольнению готовится, он ждёт его и делает всё, чтобы его не лишили этого блага. То есть старается не получать двойки, исполнять все поручения командиров и начальников, проще говоря – не залетать и не палиться. А задача эта сложная, я вам скажу, подчас трудно выполнимая. Но, как бы там ни было, а всё равно придёт время и ты, одев парадную форму, начистив всё до «кошачьего» блеска переступишь порог КПП. И вот она – свобода! От увольнения всегда чего-то ждёшь. В увольнении всегда есть чем заняться…

Курсант Вася Матюшкин, получив заветную увольнительную записку, вышел за ворота училища. Особых планов у него не было, он не спеша, направился в центр города. Топать пешком желания не было, поэтому Вася вскочил в попутный автобус. Точнее сказать не вскочил, а с трудом втиснулся. Народу битком! Матюшкин пробрался ближе к середине и пристроился около очень симпатичной девушки. На следующей остановке количество пассажиров пополнилось, стало тесно, толпа сомкнула «тиски», и наш герой оказался лицом к лицу прижатым к девушке. Ей явно не нравилась ситуация, она пыталась, как-то отстраниться от нежданного попутчика, но тщетно. Автобус на ходу пару раз качнуло, давление внутри толпы возросло, импровизированную парочку ещё сильнее сдавило со всех сторон и… тут произошло неожиданное. Дело в том, что в этот день на обед в курсантской столовой давали гороховый суп. Матюшкин очень любил его, а сегодня съел две порции к ряду, живот раздуло и…

Звук извергающихся газов раздался в тот момент, когда автобус остановился на перекрёстке, так что слышно было всем. Кроме того, моментально распространился специфический запах, в духоте это было особенно чувствительно. Пассажиры заводили носами, морщась, начали поворачиваться в сторону виновника, недовольно поглядывая на него. Вася напрягся от неожиданности, но быстро сообразил и, немного склонив голову к уху девушки, громким шёпотом произнёс:

– Девушка, не стесняйтесь, валите всё на меня.

Громкий шёпот услышали все! Недовольные взгляды пассажиров сразу переместились на бедную девушку. Она, и без того раскрасневшаяся, побагровела, рванулась, откуда только силы взялись, не поднимая на людей глаз, рассекая толпу направилась к выходу. Вася, почувствовав некие угрызения совести, да и девушка понравилась, кинулся за ней.

Благо скоро остановка. Они вырвались из тесноты автобуса, Матюшкин попытался было остановить девчонку, да куда там! Она с разворота сумочкой заехала Васе прямо в ухо. Фуражка слетела с его головы и покатилась по тротуару. Он, держась за ушибленное место, бросился ловить свой картуз и, не заметив металлической стойки со знаком «Остановка Такси», врезался в неё лбом. Врезался не сильно, однако, этого хватило, чтобы остановиться и задуматься над ситуацией. Вася поднял фуражку, оглянулся. Девушка стояла на прежнем месте и с интересом наблюдала за ним. Ветерок шевелил её русые волосы, лёгкое голубое платье выдавало точёную фигуру. А глаза! Вася даже на таком удалении увидел её бездонные глаза и утонул в них.

– Ох, – прохрипел он, – пропал.

В этот момент кто-то из прохожих взмахом руки попытался остановить, проезжающее мимо такси. Водитель «Волги», до этого собиравшийся проехать мимо, резко дал по тормозам, машина с характерным визгом остановилась как раз напротив Матюшкина. Вася дёрнулся, обернулся в сторону дороги и, неожиданно для себя самого, выдал импровизацию. Он подбежал к машине, встал перед ней на четвереньки, заглянул по неё и громко, так, чтобы слышали окружающие, произнёс:

– Да вы посмотрите! Ну, надо же?! – через небольшую паузу, – Вот это да! Надо же такому случиться!

Вокруг «Волги» и опешившего, ничего не понимающего водителя, который вышел из машины и тоже начал заглядывать под неё, моментально собралась толпа зевак.

– Что, сбили? … Задавили? … А что тут произошло? – спрашивали любопытные, стараясь заглянуть через плечи впереди стоящих.

Вася спокойно встал, выбрался из толпы, одел фуражку и направился к девушке, которая заливалась звонким смехом.

– Василий Матюшкин, – представился он, – Простите меня за наглость, а как вас зовут?

– Ле-ена, – сквозь смех ответила она.

– А можно я вас провожу? А то смотрите, что на дорогах делается.

– Ну, проводите.

И они пошли, сначала порознь, потом Вася осмелел и взял Лену за руку. Она сначала напряглась, потом расслабилась, руки не отдёрнула. И зашагали они дальше, и не только в тот день, но и по жизни…

Звёзды на погонах…

Мы источник веселья – и скорби рудник.

Мы вместилище скверны – и чистый родник.

Человек, словно в зеркале мир – многолик.

Он ничтожен – и он же безмерно велик!

(Омар Хайям)

Уроки военной «дипломатии»

Рига. Город, первое посещение которого оставило у меня двойственное впечатление. С одной стороны, меня поразила его самобытная красота, чистенькие, ухоженные старинные улочки, своеобразная, непривычная для меня, выросшего в центре России, архитектура, красиво одетые, улыбающиеся люди. В общем, в буквальном смысле – Советская «заграница». С другой стороны, именно в Риге, первый и, к счастью, последний раз на мой вопрос «Как добраться до…?», меня, на трамвайной остановке, с использованием хорошего русского языка, обругали, обозвали оккупантом и бессовестным созданием. Помню, было жутко обидно и стыдно. Ну что я им плохого сделал? Ни я, ни мои предки не захватывали Латвию. Конечно, мой дед воевал в Великую Отечественную, причём от звонка и до звонка, все четыре года. Но воевал то он с фашистами, не с Латышами, да и на других фронтах. Почему я, россиянин, должен отвечать за действия Грузина? Сейчас, с высоты прожитого, я бы не обратил на подобный выпад внимания, ну мало ли что говорят больные, озабоченные собственной самоэдентичностью люди. Тогда-же, это воспринималось с болью, как незаслуженное оскорбление, как публичная пощёчина.

Штаб тыла Прибалтийского военного округа находился недалеко от железнодорожного вокзала. Купив туристическую карту Риги, я по адресу нашёл нужное мне место и добрался туда пешком, благо, времени было предостаточно. Выписав пропуск, поднялся на третий этаж здания, где располагалась служба горючего округа. Это был мой первый официальный визит после назначения, поэтому я привёз с собой целую пачку заявок и актов. Нужна была новая техника, оборудование, разные горюче-смазочные материалы, специальные жидкости. Это же нормально, когда молодому руководителю хочется сделать революцию в своём хозяйстве. По наивности своей я полагал, что вот сейчас расскажу о своих проблемах и планах, у меня получится. Мне удастся их убедить и мне обязательно пойдут навстречу! Молодость!

В первом же кабинете, прочитав мою заявку, ответили отказом, во втором даже не приняли письмо, мол, заняты, не до тебя. Пройдя несколько кабинетов и отделов, получив везде «от ворот поворот», понял, что-то я делаю не так. Вот только что? В душе нарастали досада и возмущение. Немного поколебавшись, решил идти добиваться правды у самого главного.

Кабинет начальника службы горючего прибалтийского военного округа располагался здесь же. Я подошёл к обитой черной кожей огромной двери, на которой красовалась медная табличка с надписью «полковник Парасюк Григорий Петрович». Глубоко вдохнул, выдохнул, постучался и открыл дверь.

Кабинет начальника был огромен, по стенам расставлена резная красного дерева мебель, в центре помещения, на наборном паркете лежал персидский ковёр. В противоположной стороне от входа стоял большой стол, обитый зелёным сукном, за которым, развалясь в кожаном кресле, сидел пожилой на вид, полноватый, седой полковник. Он, нахмурив густые брови, строго посмотрел на меня и спросил:

– Кто такой, с чем приехал?

Я представился по форме и начал было рассказывать о своих бедах, как он меня перебил:

– Погоди, погоди. Ты в отделах был? Бумажки свои туда носил?

– Так точно, товарищ полковник, везде был, но мне все отказали…

– Ну и правильно. – опять перебил он меня, – Ты думаешь, что приехал вот такой молодой, красивый десантник и теперь вся служба целого округа всё бросит и будет заниматься только твоей прославленной дивизией? У нас все дивизии прославленные!

– Но, товарищ полковник, у меня некомплект, с поставками проблемы, надо что-то решать! – я протянул ему свои заявки.

– Ну я же тебе не отказываю. – отшатнулся он от бумаг, как чёрт от ладана, – Иди передай свои бумажки в делопроизводство, пусть зарегистрируют и установленным порядком направят в отделы. Рассмотрим, примем решение, сообщим тебе. А сам езжай домой. – и отвернувшись к окну добавил, – Всё, шагом марш!

Как оплёванный вышел из кабинета начальника, от обиды хотелось рыдать. Что за день, на остановке оккупантом обозвали, в службе округа культурно послали, куда подальше. Так я стоял в коридоре, прислонясь к стенке, страдал и размышлял, пока ко мне не подошёл незнакомый майор в лётной форме.

– Слышь, старшой, смотрю, тебя тарабанят здесь по полной программе. Послали?

– В общем то да.

– Первый раз?

– Да, первый.

– Понятно. А как ты заходил в кабинет к шефу?

– Ну, как положено, представился, потом заявки показал…

– Эх, молодо зелено. Ты знаешь, как начальника величают в народе? Спросил майор и тут же сам ответил, – Гришка –Мешочник. К нему в кабинет надо заходить так…

Майор театрально изображая свои действия пояснял:

– Подходишь к двери, стучишься, приоткрываешь её, просовываешь в щель дипломат, потом заглядываешь сам и просишь разрешения войти. Ну, а в дипломате обязательно, завёрнутый в заявки коньячок. Да, ты же ВДВэшник, тельняшечка одна-другая не помешает. Вот тогда с тобой будут разговаривать. Ну, понял?

– Угу, – кивнул я в ответ.

– Ну, вот и действуй, десантура! – он хлопнул меня по плечу и пошёл куда-то по коридору.

Я бросился на улицу, нашёл ближайший магазин, купил бутылку «Белого Аиста», вернулся в штаб, но сразу направился на этаж выше – в вещевую службу, где в этот же день находился наш начвещ дивизии. К счастью, нашёл его почти сразу, отозвал в сторону, объяснил ситуацию. Мне повезло, у него было три резервных тельняшки! Схватив ценный подарок товарища, помчался к своим. Перед кабинетом Парасюка уложил пачку заявок в дипломат, бутылку коньяка завернул в одну тельняшку и положил сверху, две другие свернул в трубочку и аккуратно уложил рядом с «Аистом». Подошёл к двери, опять вдохнул, выдохнул, постучался. Дальше проделал всё в точности, как учил незнакомый майор-лётчик.

– Разрешите, товарищ полковник?

– Опять ты? Ну что у тебя там? С чем на этот раз пожаловал? – полковник теперь безотрывно смотрел не на меня, а на дипломат, который я выставлял перед собой, в его взгляде появилась заинтересованность.

– Товарищ полковник, – продолжил я, – я прошлый раз разволновался и не представил Вам пояснительную записку к заявкам. Прошу Вас, посмотрите ещё раз.

Я решительно подошёл к столу, положил на зелёное сукно дипломат, открыл его, по очереди выложил коньяк, завёрнутый в тельняшку, потом ещё две тельняшки. Заявки я положил перед ним отдельно, закрыл дипломат, убрал его со стола и замер по стойки смирно. Парасюк, всё это время внимательно следивший за моими руками и скарбом из дипломата, наконец-то, посмотрел на меня и сказал:

– Чё стоишь, садись, поговорим. Рассказывай, какие там у тебя проблемы. – говоря это, он быстро сгрёб мои презенты в верхний ящик стола. Судя по звуку, который из недр стола издала упавшая на дно бутылка – ящик был бездонный.

Я как можно короче и быстрей изложил суть дела. Парасюк взялся за телефонную трубку, пошли звонки одному, другому. В кабинет начали заходить и выходить какие-то офицеры, полковник раздавал им всем мои бумаги, ставил задачи, через десять минут его стол опустел.

– Так, сейчас обед. – глядя на огромные напольные часы в углу кабинета, сказал начальник, – зайди ко мне через два часа. Пообедать можешь в нашей столовой, а можешь в кафе, здесь рядом, как выйдешь из штаба, на право, за углом. Кстати, там продаётся Рижский бальзам. Замечательная вещь, мне нравится иногда его в кофеёк или в чаёк добавить, особенно на рыбалочке.

Говоря это, он сначала закатил глаза, а потом отвёл взгляд в сторону и тихонько побарабанил по столу пальцами:

– Ну, всё иди, дорогой.

Я всё понял, повернулся и пошёл в то самое кафе за бальзамом.

Через два часа, как паровоз по расписанию, я стоял перед дверью кабинета Парасюка, держа перед собой дипломат, в котором был уложен пакет с бутылкой «Рижского бальзама» и коробкой шоколадного ассорти.

Вошёл в кабинет, полковник перехватил мой взгляд и бровями повёл в сторону, где стояло кресло и журнальный столик. Я открыл дипломат и положил содержимое туда.

– Вот, забирай своё богатство, дорогой, – он протянул мне пачку каких-то бумаг с подписями и печатями. – здесь всё что ты просил.

– Спасибо, товарищ полковник! – искренне обрадовался я.

– Вот и хорошо, езжай домой, работай. Но запомни, по телефону ничего не решить! Раз в месяц должен быть у меня с докладом. За пару дней до выезда звони, я прикажу тебе тут пропуск оформить, ну и всё такое. Понял?

– Так точно! – браво и радостно ответил я, щёлкнув каблуками.

– Ну, всё, бывай, – он встал, подошёл ко мне, пожал руку и подтолкнул к выходу.

На обратном пути, сидя в купе поезда, я перебрал и перечитал все наряды на выдачу техники и оборудования, извещения о поставке всего, что я просил и даже немного больше. Вместо штатных «Уралов», которые просил, мне выписали новенькие, только что прибывшие с завода, «КАМАЗы» с прицепами. Правда, я обнаружил, что к этому наряду скрепкой прикреплён лист бумаги, на котором, от руки был написан какой-то перечень.

Я прочитал: «– Куртка десантная зимняя, размер 58 – 1 шт.

– тельняшка зимняя размер 58 – 5 шт.

– тельняшка-безрукавка размер 58 – 5 шт.

– тельняшка– безрукавка (самого маленького размера, для внучка) – две шт.

– трос для автомобиля с красными флажками (из фала МКС) – 3шт….»

Всё ясно, Гришка-Мешочник сделал заказ, а меня обласкал авансом. Тем не менее, я ехал домой с победой! Правда, при этом, мой кошелёк был, практически, пуст. Благо, что хватило на обратный билет!

Полковник Парасюк ещё пару раз озадачивал меня крупными заказами, а когда я приезжал, выходил на улицу лично, встречал меня как сына родного, но, собственноручно проверял поклажу, потом перегружал мешки (именно мешки!) в багажник чёрной служебной «Волги», вёл меня в свой кабинет, где быстро решал все вопросы.

Используя тактику военной «дипломатии» (дипломатом вперёд), я наладил прочные и результативные отношения со всеми ключевыми руководителями службы горючего округа. Не скажу, что все они были стяжателями, как их шеф, скорее наши отношения в этом направлении были символичными, и они продолжались даже тогда, когда Гришка-Мешочник ушел, наконец, на пенсию. Признаюсь, работать было легко и приятно…

Земляк Сусанина

Каждый офицер, за время службы не раз сталкивался с выдающимися людьми, которые играли определённую положительную или отрицательную роль в карьере, да и в жизни, накладывая на всём этом соответствующий отпечаток воспоминаний. У кого-то эти воспоминания вызывают лёгкую грусть, у кого-то смех, а кого-то начинает трясти от негодования и проклятий… Но, как показывает опыт, с годами любые воспоминания дней минувших способствуют появлению приступа ностальгии или даже тоски по безвозвратно ушедшим времени и людям.

Герой моего повествования простой солдат – водитель, доставшийся мне в пору моей лейтенантской юности. Из общей массы молодых бойцов, только что принявших присягу, он особенно ничем не выделялся, ну, разве что особым говорком. Родом он был из глухой деревни в Костромской области, и по этой причине все тяготы и лишения воинской службы не особо его и пугали. С точки зрения умственного развития было всё нормально, но он, почему-то с упорством доказывал сослуживцам, что его земляк Иван Сусанин во время Великой Отечественной Войны завёл проклятых немцев в болото. Давая ему характеристику, старшина роты сказал:

– Работящий, честный, толковый, но имеет магнит в заднице, – и помолчав, хлопнув себя по заду и хихикнув, пояснил, – Это когда все приключения невероятным образом прилипают, и свои и чужие.

По молодости лет я ещё плохо понимал, что это может означать, да и выбора у меня особого не было. Так рядовой Серёга Афонькин стал водителем топливозаправщика в подчинённом мне подразделении и, практически сразу, начал проявлять свой уникальный дар…

Первое, с чем мне пришлось познакомиться, это с его удивительной способностью ломать всё, что попадёт под руку, да ещё в рекордно-короткие промежутки времени. В негодность приходили все механизмы, инструмент, амуниция. Причём, катаклизмы получались не просто так, а после реализации неудержимых Серёгиных планов по усовершенствованию какого-либо предмета. Сложность ситуации заключалась в том, что идеи ему приходили в самый неожиданный момент, и предусмотреть всё заранее не было ни какой возможности. Однажды на маршруте, Афонькину показалось, что на его ЗиЛе плохо работает карбюратор. Он остановил машину и с криком «Я щас!», вылетел из кабины, мгновенно запрыгнул на бампер, поднял капот, что– то разобрал в карбюраторе, заглянул, дунул, тут же собрал, захлопнул капот, вскочил в кабину, завёл двигатель и… Через секунду двигатель заглох! Попытки запустить увенчались полным провалом, мотор невозможно было провернуть, его попросту заклинило. Как оказалось, позже, Серёга уронил в карбюратор гайку, та попала в один из цилиндров и, вследствие чего, как говорится на водительском сленге, двигатель показал кулак. На всё действо ушло не более пяти минут!

А вот ремонтировали автомобиль, с учётом полной переборки двигателя, замены поршневой больше двух недель, да и то, потому, что на дивизионном автомобильном складе нужные запчасти я выменял на банку спирта. Проблема заключалась в том, что тогда в части было всего два топливозаправщика, а один самый большой и новый оказался в руках Афонькина. Дело шло к срыву процесса боевой и политической подготовки со всеми вытекающими из этого последствиями и деваться мне было некуда. Техник роты тряс Серёгу за грудки, тыкал носом в тот злосчастный карбюратор и разобранный двигатель, даже запустил в него пробитым поршнем, вспомнил все матерные слова которые знал, и, по ходу ремонта, навыдумывал массу новых. Но Серёга с Сусанинской стойкостью переносил все оскорбления и унижения и, уворачиваясь от тумаков, с завидным упорством ремонтировал своего ЗиЛа. После этого случая, с лёгкой руки техника роты к нашему герою приклеилась кличка – Афоня, которая так и прожила с ним до дембеля.

Тяга к «улучшениям» была не единственной страстью нашего героя. Афоня до потери рассудка любил яблоки. Откуда, в общем, у северного человека такие вкусовые привязанности, сказать трудно, но Серёга был готов на любые подвиги ради того, чтобы добыть и вдоволь наесться сочными плодами.

В окрестностях нашей части было множество заброшенных хуторов, кое где сохранились старые дома бывших хозяев, а вокруг них произрастали давно одичавшие сады. Летом многие из жителей военного городка ходили туда собирать красную и чёрную смородину, малину, другие ягоды. Конечно же, были там груши и яблоки. Как– то раз, возвращаясь с полигона колонной в несколько машин, я по просьбе своих солдат решил заехать на один из хуторов, который располагался у дороги. В то время поспели ранние яблоки. Мы подъехали к старенькому домику, вокруг которого росли яблони, одна из которых, самая большая уже нависала своей вершиной над дырявой крышей. Самые яркие и крупные плоды висели на верхних ветках и их можно было достать только забравшись на дом. У фронтона, к чердачному входу была приставлена полуразвалившаяся лестница. Дверь на чердак была приоткрыта. Бойцы разбрелись по саду и принялись собирать яблоки. Время было ограничено, и минут через пятнадцать я дал команду на отъезд. Все, как полагается, начали занимать свои места, а Афоня вдруг полез по лестнице на чердак дома. Я только и успел что открыть рот, как он мгновенно добрался до чердака, схватился за дверцу и потянул её. В дверном проёме висело большое, размером с двенадцатилитровое ведро гнездо шершней, которое тут же оборвалось и свалилось прямо на Афоню. И не просто свалилось, а наделось ему на голову, на какое-то мгновение Серёга стал похож на инопланетянина или на египетскую мумию, лестница под ним обломилась, и он грохнулся вниз, прямо в заросли крапивы, гулко ударившись о землю. Гнездо на голове развалилось, наверно это его и спасло. Вокруг Афони поднялась чёрная туча шершней и тут же устремилась в атаку на виновника их бедствия.