Текст книги "Лестница в лабиринте"

Виктор Николаевич Бондаренко
Лестница в лабиринте

© Бондаренко В.Н., 2017

© Издательство ИТРК, издание, оформление, 2017

* * *

Посвящается моей супруге.

Полный романтического бреда, он стал даже думать, нет ли здесь какой-нибудь тайной связи с его судьбою: не связано ли существованье портрета с его собственным существованьем, и самое приобретение его не есть ли уже какое-то предопределение?

Николай Гоголь. «Портрет»

Глава I
Офис

На втором этаже московского офиса одной небольшой коммерческой организации, численностью до двадцати пяти человек, раздался телефонный звонок. Секретарша Зинаида, которая также выполняла функции офисного менеджера, ресепшиониста и даже иногда брала на себя обязанности курьера, подскочила к телефону, когда тот выдавал уже пятую трель. Она схватила трубку, но, к сожалению, безрезультатно: в трубке уже звучал монотонный унылый протяжный гудок. Зина посмотрела на большие часы на стене, висевшие прямо над ее креслом, и отметила, что те показывали без десяти десять – это означало, что официально до начала рабочего дня оставалось десять минут. «Значит еще перезвонят», – подумала молодая, энергичная девушка и плюхнулась в кресло, в котором и проводила практически все свое основное рабочее время. Кресло было большое и удобное из мягкой приятного кремового цвета кожи и размещалось рядом со стойкой ресепшн, являвшуюся по совместительству ее рабочим столом, у главного входа небольшой московской компании.

Нужно отметить, что офис был довольно просторный и светлый. Хотя здание было уже очень старое и по документам датировалось аж 1890-м годом постройки, сделанный пару лет назад основательный капитальный ремонт фасада и внутренних помещений прекрасно это скрывал. Располагалось оно по соседству с районной школой в тихом и уютном переулке, жизнь в котором протекала в своем особенном замедленном ритме, нетипичном для шумных артерий центральной части Москвы.

Сама организация, по всем рыночным меркам, была маленькой, но имела несколько постоянных крупных клиентов на сопровождении и уже несколько лет успешно, судя по налоговой отчетности, занималась разработкой в сфере информационных технологий. Зинаида работала в компании второй год и была студенткой четвертого курса Российского университета дружбы народов, очно-заочного отделения какой-то гуманитарной специальности, включающую изучение нескольких иностранных языков. Зина жила с родителями, но уже строила планы на самостоятельную жизнь после окончания ВУЗа. Девушкой она была аккуратной, очень ответственной и, конечно, любимицей в небольшом офисном коллективе. Она совершенно точно являлась центральной, во всех смыслах этого слова, фигурой компании: во-первых, располагалась она равноудаленно от всех кабинетов и фактически находилась в лучах пересечения всех коридоров, а во-вторых, ее касались детали всех происходящих процессов. Ну и по части всех сплетен, историй и тайн, зарождавшихся и живших внутри офисного организма, она была главным специалистом.

Зина достала из сумочки помаду, кисти, зеркало, тушь, карандаш для глаз и красный с перламутром пузырек, который оказался недавно купленным и еще совсем неопробованным новым лаком для ногтей. Все проходило по обычной схеме – нужно было тщательно накраситься и привести себя в абсолютный «порядок», чтобы начать очередной рабочий день во всеоружии. Вся процедура занимала не более шести-семи минут и осуществлялась каждое утро. Единственным предметом из инструментов для утреннего туалета, который никогда не покидал пределы рабочего стола, была обычная и уже давно используемая, но ни разу по своему прямому назначению, зубочистка, лежавшая всегда в одном из отделений на столе. Кончик этой зубочистки был полностью окрашен в черный цвет из-за постоянного контакта со слипшимися от туши длинными девичьими ресницами.

Весеннее солнечное утро ничем особенным не отличалось от остальных на этой неделе, поэтому все потекло по повседневному офисному сценарию. Зина, как всегда, была в офисе первой из сотрудников в силу своей чрезмерной ответственности, любознательности и выраженного синдрома отличника и приготовилась уже встречать улыбками разнообразные приветствия своих коллег, по которым, как ей казалось, она точно определяла их утреннее настроение и вообще боевую готовность на весь день.

После всех макияжных процедур Зинаида очень изящно взболтала флакончик с новеньким лаком, зажав его между указательным и большим пальцами. Ей пришлось приложить небольшое усилие, чтобы открутить колпачок-кисточку. Когда тот поддался, Зина принялась наносить густую пахучую жидкость резкими точными движениями, покрывая ноготок большого пальца левой руки равномерным слоем красного перламутра.

В офисе было светло, и в приоткрытую форточку одного из кабинетов, которая никогда не закрывалась, с улицы легким ветерком ворвалась долгожданная свежесть, а вместе с ней пронзительный рев назойливого, словно крылатое насекомое, мотоцикла, промчавшегося под окнами. То ли резкий звук мотора, то ли поток воздуха от внезапно образовавшегося сквозняка, словом что-то чуть не опрокинуло комнатное растение в глиняном тёмно-коричневом горшке, вокруг которого были обвязаны красные ленты с позолоченными и уже во многих местах потертыми иероглифами.

Кто и когда принес это растение, никто среди сотрудников уже и не помнил, но за ним по уже старой и доброй традиции тщательно ухаживали все, кто находился и работал с ним в одной комнате. Несмотря на то, что содержимое горшка поменялось несколько раз, сам же горшок и ленты вокруг него никуда не девались и, словно магические руны, охраняли и цветок в нем на всем сроке его жизни, и офисный кабинет, и, надо полагать, все находившиеся трудовые единицы в компании.

Горшок с растением, которое относилось к одному из видов толстянки, немного качнулся, но устоял на краю шкафа. Его пришлось специально сдвинуть к стене, внеся небольшую суету и неразбериху в расстановку мебели для сотрудников. И все только для того, чтобы цветок получал достаточно естественного тепла и солнечного света.

Все, кто работал в этой комнате, занимались этим «деревом» и даже выработали своеобразный график дежурств, предполагая, что такое зеленее насаждение заметно очищает пространство вокруг от вредной городской пыли и московской дорожной копоти. Такая легенда полностью устраивала и успокаивала всех усердно бдящих дежурных.

Вслед за дрогнувшим горшком качнулось и его содержимое, и только несколько естественно подсохших листьев, которые имели обыкновение натурально опадать и скапливаться у основания ствола, полетели на пол, превращаясь тем самым в органический офисный мусор.

Зинаида приподнялась из своего мягкого кресла, посмотрела в дверной проем на «священное» офисное древо и тут же резко зажмурилась от неожиданного солнечного луча-блика, который в сложной траектории скользнул по окнам соседних домов, отразился от стекла приоткрытой форточки кабинета и прицельно вонзился в карие только что накрашенные глаза.

Глава II
Путь на север

Ветер начинал усиливаться. Несколько листьев сорвало порывом с верхушек деревьев, и они, завертевшись, полетели на землю.

Макото слегка прищурился, перешагнул через поваленное почерневшее дерево и еще раз огляделся. Вырванные из земли засохшие корни с одного края ствола были похожи на щупальца огромного монстра-спрута. Лес уже заканчивался, и впереди сквозь деревья проглядывались луг и часть реки, а за ней на холме можно было разглядеть соломенные крыши домов местной деревеньки.

Вокруг было спокойно. Голод стал чувствоваться сильнее, в желудке появилась терпимая мягкая резь, и мысли о еде стали все чаще посещать молодого странника.

Впереди еще пять дней пути, если не сбавлять пеший темп. Неплохо было бы немного поспать, собрать силы и наполнить флягу питьевой водой. Последний бросок и жестокая жара, только усиливавшаяся изо дня в день, изрядно измотали. И появившаяся на пути деревня была очень кстати для того, чтобы остановиться на короткий отдых.

Двое суток Макото не принимал пищи и практически не спал. В такие моменты приходилось балансировать, делать небольшие передышки, и он чувствовал себя уязвимым. Такое исполнителю предписанного задания древнейшего ордена «Черной лилии» допускать было никак нельзя.

Восстановить силы стало необходимо. В город Саннохе нужно было успеть до прихода торговых судов. Макото был отправлен пешей тропой, через глухой лес, горы и реку там, где использование лошадей и других средств быстрого передвижения было практически невозможно. Его путь должен был занять семь дней против обычного десятидневного крюка по извилистым дорогам на лошади. Он шел первым и должен был успеть встретиться с посланником, чтобы окончательно определить зону влияния на северных территориях, куда уже выдвинулись с двух направлений отряды могущественного и сильнейшего от северного до южного побережья клана, к которому вот уже третье поколение принадлежал его род.

Макото еще раз осмотрелся и прислушался. Шелест листьев и скрип раскачивающихся деревьев – все было убаюкивающим и мелодичным. Несмотря на жару и удушающую духоту, ближе к опушке стало легче дышать. Освежающий и прохладный ветер с запада, который по всем признакам должен был вот-вот смениться дождем в ближайшие дни, добавлял немного надежды, что дальнейший отрезок пути станет легче, а с этим чувством прибавлялось и немного сил.

Макото сделал три глубоких вздоха и присел на ствол поваленного дерева. Несмотря на усталость и звенящий мышечный гул в ногах от высокого темпа передвижения, дыхание его было спокойным и ровным. Макото положил руки на колени и закрыл глаза.

В такие минуты он вспоминал своего отца и его абсолютную сдержанность во всем. Отец был всегда молчалив и очень точен в своих действиях. Его доспехи имели сложные золоченные узоры, и облачённый в них он становился величественным. Боль, страх, усталость, жалось, ненависть, злость и все другие чувства, известные любому воину, были спрятаны за маской непроницаемости его изрытого шрамами лица. Макото всегда смотрел на отца с завораживающей гордостью и необъяснимым внутренним волнением. Когда тот седлал своего черного коня или доставал тренировочный меч, метал копье, охотился или проводил построения, у юного Макото перехватывало дыхание. Он чувствовал его силу, принимал и выполнял беспрекословно все команды мастера-учителя. Взрослея, он только сильнее культивировал в себе желание быть достойным воином в глазах родителя и страстно мечтал увидеть на его лице выражение гордости за собственного сына. Макото понимал, что это будет практически невозможно, но точно знал, что он сможет каким-то образом это понять и почувствовать.

Сейчас нужно было сделать короткую паузу и быстро оценить свое внутреннее состояние. Под ногами ощущалась мягкая земля, покрытая травами, и можно было уловить нотки дыма из печей и от костров, которые жгли где-то недалеко крестьяне. Все заглушалось насыщенным и терпким запахом от густого ворсистого мха, покрывающего подгнивающую древесину поваленного ствола, на котором расположился Макото.

Высокие деревья на краю опушки выглядели как магические воины, охраняющие заповедный и таинственный мир леса. Редкие небольшие облака двигались на голубом небе, которое вспыхивало от беспощадного солнца сквозь звенящую листву. Большой рыжий муравей подхватил давно опавший и уже засохший коричневатый лист дерева и стал сразу заметным.

Скрипнула где-то ветка, и вся армия насекомых, разоблачаясь, стала проявляться на фоне травы и папоротников и издавать шуршащие, жужжащие и стрекочущие звуки. Макото поднял голову. Юркая птица вспорхнула с высокой ветки и, заложив вираж на крыло, взметнулась к солнцу и растворилась в нахлынувшем, словно цунами, потоке солнечного света. Он сидел с закрытыми глазами, но голова его была вскинута и повернута к солнцу. Красный огонь мерцал сквозь веки, и звуки в лесу вокруг стали объемными. Макото ощутил, как бьется его сердце, как стучит где-то дятел, как напряжены его мышцы ног, как медленно раскачиваются высоченные деревья, как ровно его дыхание и как медленно плывут по небу облака. Вдох и выдох, вдох и выдох. Почувствовался слабый ветерок.

Но вот мысли перестали разбегаться, все обернулось внутрь и тут же слилось с природой вокруг. Равновесие снова вернулось к юному воину. Стало чуть легче. Нужно было двигаться дальше.

Приоткрыв глаза, он посмотрел на кусочек неба и заметил проплывающее на нем единственное облако, выглядевшее словно одинокий лист в потоке ручья или маленькая рыбацкая лодка в тихой заводи. Солнце играло лучами сквозь покачивающиеся на ветру пышные ветви деревьев. Листья задрожали от очередного порыва, все замелькало, задрожало и снова пришло в движение.

Деревья, которые были ближе к уже виднеющейся поляне, стали изгибаться и с пронзительным скрипом впрыскивать чудовищные звуковые инъекции в монотонный шум леса. На землю, где-то рядом, грохнулась обломившаяся сухая ветка. Макото встал и достал из-за пояса небольшой матерчатый серый сверток, ткань которого когда-то была темно-фиолетового цвета, но со временем утратила как цвет, так и прочность. В изгибах были сильные потертости, и по краям торчали нитки-лохмотья. Он посмотрел на сверток и аккуратно дотронулся до него. Не разворачивая его, Макото еле заметно улыбнулся и снова закрыл глаза. В это мгновенье его сознание отключилось и тут же вернулось к нему, отразивших от каких-то глубоких и скрытых внутри воспоминаний. Он почувствовал разливающееся по телу тепло, которое внезапно возникло на кончиках его пальцев.

Вздохнув полной грудью, он спрятал сверток внутрь плечевой накидки, а затем сделал несколько резких дыхательных упражнений и один глубокий вдох, который пропустил между двумя ударами сердца, и уже сосредоточенно двинулся к виднеющейся поляне, наступив на сухой ползучий лист, под которым трудился рыжий муравей.

Макото направился к ближайшим домам, краями своих крыш выступавших из-за холма. Солнце обрушилось на него сразу, как только он покинул пределы леса, и, казалось, пыталось его остановить, ослепляя разливами яркого света. Макото, несмотря на мешавший ему свет, тут же определил двух крестьян на левой стороне холма, где начиналась деревня. Сделав еще несколько шагов, он разглядел тропинку, которая по всем признакам вела именно в деревню, и он немного замедлил шаг. Нужно точно обозначить себя издалека и дать возможность подготовиться к встрече местным обитателям.

Раздался крик маленькой птички желтобрюшки.

«Заметили», – подумал Макото и переложил руки на пояс. Слева вдалеке он увидел маленького мальчишку, пустившегося со всех ног в сторону леса на другом конце поляны.

«Теперь нужно просто вести себя спокойно и не подозрительно», – подготовил себя Макото и стал заметно прихрамывать на левую ногу. Старый и практичный прием. Нужно выглядеть уязвимым, а значит максимально безопасным со стороны наблюдателей, чтобы избежать лишних недоразумений. Время было неспокойным, и из-за постоянных переделов этих земель образовалось множество разбойных группировок, грабивших небольшими кучками маленькие поселения, которые выпали из зоны внимания трех могущественных кланов.

Солнце было неумолимо, и на открытой местности становилось слишком жарко. Два меча, что были за поясом, обрели свое положение в пространстве. Это чувство возникало всегда, когда Макото встречал людей, которые проявляли к нему хоть какой-то интерес. Постоянная концентрация и обостренное внимание возникали рефлекторно, стоило только заметить или почувствовать чуть задержавшийся взгляд незнакомца.

Макото разглядел всю нитку тропинки, которая уводила на холм, где уже стояли двое, и продолжал идти, не меняя темп и все также прихрамывая на левую ногу. Он приближался к встречающим.

Один из дозорных охранников поднял копье и направился ему на встречу. Это был мужчина лет сорока с очень четкой и уверенной походкой, с сильно загорелым лицом, несмотря на соломенную шляпу, традиционно носимую местными. Когда они сблизились, Макото заметил в уголках его глаз белые полоски, которые остаются от морщин, приобретенных из-за частого наблюдения в прищур и постоянного пребывания на солнце.

– Мое имя Макото, я из клана «Черной лилии» и направляюсь в Саннохе с предписанием. Отведите меня к своему старосте, – четко и громко произнес воинственный странник, вышедший из леса.

Человек в шляпе и с копьем осмотрел Макото, его мечи, золотую нашивку все тем же прищуренным взглядом быстро оценил ситуацию вокруг. Снова раздался крик желтобрюшки, и опытный охранник с копьем сделал почтительный поклон.

– Да, господин. Пожалуйста, следуйте за мной, – и быстро развернувшись, он повел молодого воина в деревню.

Макото приподнял подбородок и последовал за ним, при этом заметив, что его новый спутник придерживал копье на весу и ни разу не сделал на него упор во время короткого разговора. Макото продолжал держать руку на рукоятке меча.

Второй дозорный, чуть поменьше ростом и без видимого оружия, замкнул их цепочку и проводил образовавшуюся таким образом колону до начала деревни. Как только появились дома и улицы небольшого поселения, он растворился за одним из поворотов.

Уже вдвоем, Макото и его сопровождающий, прошли мимо нескольких домов, вокруг которых не было ни души, но Макото ощущал на себе любопытные и взволнованные взгляды, которые бросали на него местные жители из темных окон своих хижин. Это немного забавляло его: он уже не раз посещал такие деревни и совершенно спокойно воспринимал все проявления осторожности и бдительности местных крестьян. Для себя он с еле заметным сожалением понимал, что эти люди обречены, поскольку через четырнадцать лун тут пройдут воины северного клана и, скорее всего, разорят эту деревеньку до основания. Такова была жестокая реальность в моменты территориальных конфликтов и очередных разделов земель.

Дом старейшины был не самым большим, но зато очень аккуратным по отношению к другим. Двор был очень чистый и ухоженный. После всех церемоний Макото пригласили войти внутрь. В доме пахло седой травой, которая растет на болотах. Обычно из нее варят мазь для суставников и иногда добавляют в блюда из речной рыбы, приготовленной по особому южному рецепту. Голод снова напомнил о себе, и внутри протяжно потянуло.

Старик – хозяин дома, суетился и проявлял старательно заботу к незваному пришельцу, при этом он ни разу не выпустил Макото из поля своего зрения и внимательно рассматривал его нашивки. Почти лысый, с темными пигментными пятнами на морщинистой коже головы старик аккуратно кланялся и был добросовестно уважителен и любезен.

Воин удобно расположился для беседы и достал свой веер.

Копьеносец остался возле дома и переложил свое орудие на плечо. Из-за угла выскочил мальчишка и подбежал к одинокому стражу. Он что-то быстро буркнул наклонившемуся к нему охраннику и снова куда-то исчез.

Деревня стала потихоньку оживать и наполняться звуками. Стало слышно, как в соседнем доме заплакал ребенок. Чувствовалась легкая и еле уловимая суета из разных мест, да и в целом, какие-то движения вокруг. Возле сарая кудахтали и хлопали крыльями курицы, а где-то за домами стали раздаваться звуки раскалывающихся дров.

Охранник присел на колено и потрогал песок, на котором остался след ноги Макото, приложил свою ладонь руки к отпечатку, а затем быстро разровнял землю.

В окне дома, где расположились собеседники, он видел лишь краешки голов, но даже это давало опытному наблюдателю совершенную ясность, что разговор происходит хорошо. Старик постоянно кланялся и исчезал из поля зрения, как поплавок в момент поклевки.

Охранник скинул свою шляпу на спину, и та повисла на его шее, держась на узелке, который уперся ему в кадык. Он внимательно огляделся вокруг, посмотрел на тропинку, по которой они пришли к дому, и еще на соседние улицы. Все было спокойно, в тени от дома, было прохладно, а в доме старика все еще продолжалась беседа.

Через некоторое время, на пороге появился старейшина и его гость-собеседник.

– У мельницы есть такое место, тихое и удобное для отдыха. Дом мельника стоит у самой реки, – старик говорил и кланялся, затем жестом дал сигнал копьеносцу, который уже снова держал на весу правой рукой свое орудие.

Макото вышел из дома и, не оборачиваясь, проследовал за бдительным и молчаливым охранником. Видно было, что это был опытный наемник, но из дешевых. Вероятно, он поселился в этой деревеньке недавно, охраняя ее за еду в сопровождении своих родственников или сыновей, вынужденных осваивать опасное ремесло охранника.

Дом мельника, куда направил гостя старик, действительно стоял в живописном месте и настолько гармонично вписывался в местный ландшафт, что, казалось, будто сама природа сотворила его тут в угоду бурлящим потокам реки у соснового леса. По словам старосты, в доме была всего одна женщина – дочь мельника.

Когда они спустились к реке и подошли к дому, Макото огляделся. Возле мельницы лежала старая лодка, перевернутая вверх дном. С одной стороны нее была дыра, из которой пробивалась трава, а вокруг на просушку лежали сети и две пустые бочки. Обе также стояли вверх основанием, и было видно, что ими пользовались очень давно.

Между домов стояла повозка с мешками. Двое худощавых, но жилистых ребят молча и старательно укладывали их между собой. Никто не посмотрел в сторону гостей, видимо, всех уже предупредили, и внешнее любопытство к страннику никто нарочно не проявлял.

Охранник подошел к двери и постучал. В открывшемся проеме показался очень крупный и весьма пожилой мужчина в фартуке, обсыпанным мукой. Он заулыбался, но были видны его сильное волнение и страх.

– Пожалуйста, заходите, – сказал суетливый мельник и поклонился, – ночлег, еда и вода стоят всего две монеты, господин.

И он стал прятать глаза, продолжая сильно смущаться.

Макото выдержал небольшую паузу и кивнул. Мельник в ответ еще раз поклонился, украдкой посмотрел на новоиспеченного постояльца, его нашивку и крикнул:

– Симэ! Проводи гостя. Быстро!

Макото достал привязанный к поясу кошелек и отсчитал две монеты, которые растворились в пухлой руке грузного хозяина.

Макото в сопровождении молодой девушки подошел к маленькому домику возле мельницы, обернулся и посмотрел на повозку. Мельник прикрикивал на работников, давая им какие-то указания и команды. Все вокруг вернулось в русло обычной жизни. Запряженная в повозку лошадь была старой и, часто фыркая, мотала головой, стараясь отгонять от себя назойливых мух. На мгновенье Макото почувствовал себя инородным телом в слаженном организме, которым представлялась ему местная деревня. Все двигалось и подчинялось своим правилам, и это, с одной стороны, успокаивало, а с другой, где-то глубоко внутри, дергало за какие-то невидимые струнки и вызывало ощущение тревоги. Это были ноты одиночества и постоянной оторванности, музыка которых была терпимой, но грустно болезненной для организма молодого воина из клана «Черной лилии». Что-то внутри в такие моменты натягивалось, воздух становился приторным, а слух обостренным. Такое происходит перед поединком, когда все ощущения становиться во много раз острее, а мысли и вовсе исчезают, отступая перед системой приобретенного подсознательного поведения. Он почувствовал, как в его пальцах снова что-то кольнуло. И тут же это чувство испарилось. Макото вспомнил своего черного скакуна, по которому сильно скучал и с которым не любил расставаться надолго.

Он оглянулся, рядом стояла девушка с аккуратно зачесанными за уши волосами. Ее взгляд был опущен, но казалось, что она целиком и полностью видит все ее окружающее, и, конечно, целиком поглощает молодого воина-путника, который был любопытнейшим экземпляром представителей людей из соседних и далеких миров. Макото как-то по-детски и чуть заметно улыбнулся, но его напряжение не исчезло, хотя все вокруг становилось каким-то мягким, безобидным и оттого приятным. Он произнес:

– Проводи меня. Я очень проголодался и хочу отдохнуть.

Девушка молча поклонилась и повела за собой гостя. Помещение уютного сарая было просторным и пахло хлебом. Приятный запах, удивительно тонкий и легкий. В такие моменты из глубин прошлого поднимаются и накатывают детские воспоминания. Всплыли яркие солнечные дни и теплый летний ветерок, который кружил листву возле старой мельницы в том месте, где вырос Макото. Это были приятные моменты, в которых уже ничто не могло измениться.

Трапеза была короткой. Рис, рыба и несколько лепешек буквально вернули ему все растраченные по пути силы. Макото быстро расправился с едой и растянулся на полу. Он посмотрел на потолок. Веки его закрылись, и он почувствовал движения окружающей его системы. Это были механизмы мельницы, ее шестеренки и колеса, хлюпанье по лужам ног нерасторопных работников возле телеги, перегружавших мешки, шелест листьев деревьев на берегу реки, всхлипывание воды от набегающих волн и постукивание привязанной к пирсу лодки о деревянные столбы пристани. «Тук, тук, тук-тук» и с очередной волной быстро наступил долгожданный сон. Реальность попала под жернова мельницы и пылью взметнулась в бездну, превращаясь в тысячи капелек, которые закружились в спирали вечернего ветра, и единым порывом снова ворвались в сознание Макото. Проснувшись и открыв глаза, он почувствовал огромный прилив сил. Солнце уже пересекло границу леса и оставило в разводах облачного неба рыжие отблески ярко-красного заката, затухавшие на глазах. На востоке виднелись первые звезды, а с реки потянуло вечерней прохладной свежестью.

Макото вышел и присел на крыльце сарая, рассматривая привязанную лодку. Он услышал шарканье мелких шажочков. Так передвигаются только женщины. Дочь мельника все это время наблюдала за сараем из окна дома и, как только заметила пробуждение таинственного гостя, понесла ему чашу освежающего питья и теплую лепешку.

Макото снова улыбнулся. Энергия разливалась по его телу, и ему было хорошо. Он вернулся в сарай и без лишних разговоров приступил к еде. В это мгновенье он почувствовал робкий и очень цепкий взгляд.

Макото приподнял голову и увидел, что девушка решительно смотрит на него и в глазах ее уже давно застыл какой-то вопрос, который она с нетерпением готова была задать в подходящий момент. Так и произошло:

– Я могу с вами говорить? – спросила она очень тихо, озираясь по сторонам.

Такое поведение совершенно не свойственно и даже неуважительно. Тем более девушкам и особенно деревенским. Возможно, отсутствие матери и постоянное нахождение в орбите любящего отца, к тому же в роли единственной хозяйки дома, стерли границы приличия и волнительный страх в ее разговорах. Конечно, она уже давно стала завидной невестой на всю деревенскую округу и получала много знаков внимания. Сильная отрешенность от внешнего мира и отсутствие должного родительского внимания оставили пятна в манерах и поведении этой юной девушки. Но Макото был в хорошем расположении духа. Уголок брови его приподнялся, и выражение его лица превратилась в вопросительную гримасу. Он махнул ей рукой, давая понять, что готов побеседовать с умилительно любопытным созданием.

Девушка еще раз робко оглянулась вокруг и тихонько присела напротив на колени. Она быстро закинула прядку, непослушно выбившуюся из собранного пучка, и снова задала вопрос:

– Вы идете в город?

Макото снова расплылся в улыбке. Что-то совсем естественное и неподдельное было в его собеседнице:

– Да. Мой путь лежит к северному берегу.

– Ваши мечи и одежды – это предметы достойных воинов одного из кланов? – продолжала допрос девушка.

– Ты знаешь, как выглядят воины кланов? – сделал встречный выпад Макото.

– Нет, – она немного запнулась, – но из Чанхоу раз в месяц на двадцатую луну к нам приезжают три всадника. У них есть мечи и защитные повязки, как и у вас. Они собирают подать с деревни, и отец говорит, что это гарантирует нам безопасность.

Девушка открыто улыбнулась, и в глазах ее мелькнул огонек. Ей нравилось, что завязался такой разговор, и она совершенно не скрывала своих эмоций. Макото с любопытством посмотрел на нее, поставил миску с питьем и отломил кусок хлеба. Ему было просто и легко, его напряжение и усиленное внимание тоже попали в зону отдыха, которому было отведено ровное количество часов и минут в четком графике бесстрашного воина, выполняющего ответственное задание.

– У вас хорошее расположение, – сказал Макото и сделал круговое движение рукой будто охватывая всю деревеньку.

Он продолжал размахивать рукой, в которой был хлеб, все еще удивляясь про себя, как хорошо и связанно поставлена речь у деревенской девушки. Возможно отец уделяет ее обучению много времени.

– Деревня стоит на высоком склоне. А единственная возможность подойти к деревне незаметно с восточной стороны леса отрезана рекой. Имея таких ребят, которых я видел, вы защищены от незваных гостей и мелких неприятностей.

И Макото подмигнул и еще как-то неожиданно хмыкнул, как бы обозначив себя в этой роли. Однако за этим движением было осознание того, что скорее всего эту деревню ждет жестокая расправа стихийно обрушившегося на эти территории возмездия. Ему было неприятно понимать это сейчас, но древние правила и строгие принципы быстро стирали подобные эмоции и мысли из головы, как набегающая морская волна стирала оставленные на самом краю песчаного берега следы.

– Однажды отец возил меня на ярмарку, и по дороге в город нас сопровождали, – девушка отвела взгляд и стала говорить немного тише.

– Сразу за лесом на дороге лежал человек в луже черной крови, а на спине у него был огромный порез. Один из воинов, который был с нами, взял мертвеца за руки и сбросил в канаву. Тогда я страшно испугалась и всю дорогу держала отца за руку.

Макото внимательно посмотрел на собеседницу и снова что-то скрипнуло внутри одновременно со старым колесом водяной мельницы.

– Что напугало тебя? – спросил воин.

– Мне стало страшно. Меня напугала смерть, которая коснулась этого человека.

– Давно это произошло?

– Прошлой осенью, – девушка говорила, не поднимая головы.

Макото взял чашку и сделал большой глоток теплой настойки. В воздухе проявился вопрос о том, чего боятся все в юном возрасте и который касается неизведанного и непонятного. Что так или иначе касается каждого человека, но, как водится, каждого по-разному.

– Посмотри вокруг! Что ты видишь? – играючи спросил Макото уже абсолютно смутившуюся и дрожащую от страха девушку.

Та еще больше испугалась. Она вопросительно посмотрела на Макото, и ее глаза стали немного округлятся, но она оглянулась.