Текст книги "Мама, я стану…"

С третьего курса начал курить в общаге, при этом мог приехать домой на неделю, выбросить пачку на вокзале и не вспоминать до следующей недели, но после нескольких лет курения злостная привычка прочно засела в голове.

С тех пор не курил только перед операцией на сердце и ещё год после, хирург-кардиолог сказал: «Курящих спасать не стоит».

Причём бросить очень помог шведский спрей «Никоретте» – пшикаешь в гортань, когда хочется курить.

А потом, когда отлегло, снова стал баловаться трубкой с качественным табаком или хорошей сигаретой на ночь.

И ещё несколько слов про студенческие годы.

Руководителем дипломного проекта у нас был Бочкарёв Борис Николаевич. Высокий, худой, зачёсывающий волосы мелкой пластмассовой расческой назад, много курящий и научивший нас основной формуле расчётов в экономике – знаменитой формуле «трёх П»: пол, палец, потолок.

На основании преддипломной практики в Челябинске я защищал диплом «Бригадные методы организации труда на Челябинском металлургическом комбинате».

В состав диплома входила непосредственно рукописная часть – около двухсот листов, собственноручно написанных под линовку, – и плакаты – кажется, шесть, из которых один основной чертёж мартеновской печи и пять пояснительных таблиц.

Все хранящиеся в тубусе плакаты были выполнены тушью с помощью рейсфедера.

Защита проходила сумбурно.

Всю группу чёрных металлургов – нас было двадцать четыре человека – разбили на шестёрки и установили график: первые шесть с восьми часов утра до одиннадцати, по полчаса на проект, вторые с одиннадцати до двух и так далее.

Комиссия состояла из нескольких преподавателей: заместитель ректора института, двое с родной кафедры, замдекана с факультета и руководитель проекта.

Они по очереди пролистывали дипломную работу, пока выпускник рассказывал основные моменты и показывал на подготовленных плакатах.

Регламент был строг: двадцать минут на доклад, десять – на вопросы.

Из-за лимита времени тогда казалось, что защита не предвещает ничего страшного.

В институте ходила успокаивающая выпускников байка: один из выпускников – экономист-энергетик – поспорил с другом и вложил в расчётную часть проекта лист с резюмирующим предложением: подводя итоги, так как дипломные проекты никто не успевает прочитать, вместо рассчитанных проводов ставим деревянные.

Говорят, что всё-таки этот лист попался на глаза одному из членов комиссии, который был умным мужиком.

«О-о-о-о», – он взял проект, вызвал в коридор «защищавшегося» и заставил лист поменять.

Слава богу, в нашей группе все благополучно защитили свои проекты, а наша отличница Луиза Винтер – золотая медалистка в школе – даже на диплом с отличием.

По традиции выпускники кафедры спускались в подвальное помещение, где находились лаборатории, и стреляли в потолок пробками от шампанского, на которых зеркально был написан год выпуска.

И корявая цифра «1984» в нескольких кривоватых вариантах запечатлелась на потолке той лаборатории.

Наши девчонки, празднуя тридцатипятилетие окончания УПИ, говорили, что лабораторий этих уже нет.

ГЛАВА 7. РОДНОЙ ЗАВОД

Я не хочу судьбу иную,

Мне ни на что не променять

Ту заводскую проходную,

Что в люди вывела меня.

Алексей Фатьянов

После окончания политеха поехал на родной металлургический завод работать нормировщиком в железнодорожном цехе.

По задумке главного экономиста предприятия, к которому направили в отделе кадров, Юрия Васильевича, молодому специалисту нужно познакомиться со всеми переделами и технологическую цепочку предприятия знать как свои пять пальцев.

В дипломе новоиспечённого инженера-экономиста значилась специализация «экономика, организация и нормирование труда на предприятиях чёрной металлургии».

В общем и целом, нормирование труда в одном из главных цехов завода (железнодорожном, или, как тогда говорили, же-дэ-цэ) было освоено.

Локомотивное депо – важный участок ЖДЦ, предназначенный для срочного и текущего ремонта локомотивов. Депо состояло из двух больших зданий: непосредственно депо с двумя огромными воротами, в которые входили два железнодорожных пути, для ремонтных стоянок локомотивов и – через тёплый кирпичный переход – трёхэтажное здание бытовок.

На первом этаже бытовых – ремонтные службы и станки; на втором – непосредственно бытовые: баня, душевые и раздевалки; а третий этаж – управленческий, там находилось большое помещение раскомандировочной, где проходили ежедневный инструктаж работающей смены, анализ отработанного дня и задачи на новую смену.

Также на третьем этаже размещались кабинеты технического отдела, красный уголок с бюстом вождя народов, комнатка цехового художника и, наконец, кабинет нормировщиков.

В свободном коридоре за красным уголком, перед двумя широкими двустворчатыми окнами был установлен теннисный стол, на котором сыграно бессчётное количество партий и пролито немало пота, а в комнатке художника мы пили крепкий чай с карамельками.

Боевое крещение случилось в канун празднования Нового года, когда старший нормировщик ЖДЦ заболел и начисление заработной платы за декабрь и премии по итогам года легло на плечи новоявленного молодого специалиста.

И вместо новогоднего оливье и самолепных домашних пельменей сидел до позднего вечера на работе, закрывал табеля и считал выработку у бригады слесарей на сдельщине.

Эти слесари почти целой бригадой пришли после выходного дня для разборок по суммам полученной заработной платы. Но после дотошного объяснения с просмотром черновиков расчётов начисления заработной платы по принятым расценкам с каждым работником, особенно с начальником депо Видмановым Геннадием Степановичем, конфликт был исчерпан.

Почти год отработал нормировщиком в локомотивном депо, затем перевели в нормативно-исследовательскую лабораторию (сокращенно НИЛ) в заводоуправление при отделе труда.

Занимались нормированием трудовых процессов по всем цехам завода, частенько делали «фотографию рабочего времени», поминутно записывая выполнение пошаговых операций по технологии производства работ.

Однажды, когда составлял фотографию рабочего времени в ночную смену на станке фирмы «Кизерлинг», на котором женщина-токарь делала обдирку шестиметровых металлических штанг диаметром около трёхсот миллиметров для подготовки металла на экспорт, произошло ужасное, запомнившееся на всю жизнь событие.

После обдирки на станке тяжеленные штанги с помощью козлового крана перекладывали в стеллаж готовой продукции для последующей погрузки в вагоны.

Этой ночью, скорее, даже уже под утро, одна из последних пачек готовых штанг при перевозке крана в сторону стеллажа на высоте около десяти метров разбросалась по всему цеху.

То ли подкрановый неправильно укрепил тросы, то ли крановщик резко дёрнул груз, но груз на место не попал.

Всё произошло, наверное, в течение нескольких секунд, но в памяти навсегда останутся мгновенные, как снимки при вспышках грозы, кадры.

Вот перемещаемая краном под сводами тридцатиметрового пролёта калибровочного цеха аккуратная пачка штанг начала разъезжаться, тросы, крепившие металл, сначала под действием силы тяжести съехались вместе, пачка потеряла равновесное состояние, и штанги веером начали вываливаться из общей пачки, а потом тросы и вовсе разлетелись в разные стороны.

Кран при этом продолжал движение в направлении адъюстажа, а остатки штанг продолжали падать, и только в этот момент стал слышен шум, который производили падающие штанги.

Те, которые приземлились плашмя на пол цеха, покрытого чугунными плитами, издавали звуки низкой октавы больших колоколов: «бум! бум! бум!» – и катились до первого препятствия, станины соседнего станка; другие падали со звуком «бум-с, бум-с» и даже «бум-ц, бум-ц», по дороге разбивая стоявшие на их пути оборудование, приспособления, установку для газированной воды.

Но самые звонкие ноты высокой октавы издавали штанги, падающие торцами вниз. Они «дзинькали» о чугунный пол калибровочного цеха, отскакивали как карандаши и, перевернувшись, опять издавали металлические звуки, пока, напрыгавшись, не успокаивались, уткнувшись в цеховую кирпичную стену.

Самые тихие, как индейские стрелы, втыкались – «упс, упс» – в землю проходившего в центре здания цеха железнодорожного пути.

Когда осела пыль и перестали скакать штанги, калибровочный цех – старая калибровка с плакатом «Здание высокой культуры производства» – напоминал разрушенную баррикаду времён взятия Бастилии.

Утром, когда уходили домой, начальник смены сказал: «Повезло, сегодня можно принять на грудь соточку за второй день рождения».

Действительно повезло, пачка полутонных шестиметровых штанг, разгромившая половину цеха, по счастливой случайности не достала до работающих. Главным образом, конечно, за счёт того, что смена была ночная, а основной состав коллектива работал днём.

Моим наставником, или куратором, как бы сейчас сказали, в лаборатории назначили предпенсионера – опять сегодняшнее новое понятие – Забелину Майю Христофоровну, опытнейшего работника лаборатории.

Пчела Майя, как её называла подруга – нормировщик из мартеновского цеха, обладала бездной знаний по работе, по заводу, а главное, народным юмором.

В ту пору мой вес составлял «ого-го» сколько килограммов, наставница моя была тоже тучная, и на вопрос подруги после обеда в заводской столовой «Чем занимаетесь?» она серьёзно отвечала: «Сидим с молодым специалистом перевариваем, положив животы на ноги».

Из лаборатории для дальнейшего освоения экономики предприятия направили в плановый отдел с намерением в дальнейшем заменить в бюро цен главного ценовика завода с финской фамилией, Татьяну Саар.

Работа в плановом отделе заводоуправления металлургического завода протекала очень интересно, каждый день приносил новые знания и навыки.

В полностью женском коллективе я был один мужчина, в последующем к нам ненадолго устраивался обрусевший грузин, которого затем назначили главным бухгалтером завода.

Именно в коллективе планового отдела, которым руководила интереснейшая женщина Лия Павловна, меня научили нести ответственность за выполняемую на данном участке работу в целом для завода.

При освоении новых технологий работы с помощью первых компьютеров – чёрно-белых, итальянской фирмы «Оливетти» – все работники относились к новичку очень доброжелательно, доходчиво объясняя нюансы нового поприща.

Металлургический завод – сложный организм с многочисленными переделами. В агломерационном цехе обжигали железную руду и делали концентрированный агломерат и окатыши.

В доменном цехе из них варили чугун, в мартеновском (которого сейчас нет, а установили электрическую печь-ковш) из чугуна и агломерата варили сталь с присадками.

Далее – крупносортный, в нём полученную сталь разливали в изложницы и получали заготовки крупных размеров, которые затем перерабатывали в сортопрокатном и калибровочном цехах, получая готовую продукцию в виде штанг различного размера, калиброванных прутков и арматуры.

И это только основные цехи, а для нормального функционирования завода необходимы и вспомогательные: в первую очередь автотранспортный и железнодорожный, механический, ремонтно-строительный и ремонтно-механический, электростанция и склад готовых изделий, электромонтажный и цех металлических конструкций.

А для производительного труда работников были организованы столовые, здравпункты, а затем начали строить жилые дома, появились УКС и ЖКО, охрана и пожарная команда, Дом культуры и техники металлургов и детские сады.

Но это отдельная тема, я не буду её касаться.

В дружном коллективе планового отдела имелись определённые традиции, практиковались чаепития с шарлоткой на дни рождения сотрудников. Таких вкусных шарлоток, как делала наша сотрудница Галина из своих садовых яблок, за всю жизнь потом не пробовал.

Случилось в те времена ещё одно незабываемое событие. Ходили мы всем коллективом на празднование пятидесятилетия коллеги.

Антонина Петровна, царствия ей небесного, праздновала тогда юбилей. Муж её в восьмидесятые годы прошлого века был начальником крупносортного цеха.

Высокий стройный костистый мужик, долгое время вместе с женой занимался лыжными гонками, очень громкоголосый и притягивающий к себе внимание. Он и пригласил всех, заехав перед обедом в отдел со словами: «Выделите мне одну помощницу пельмени лепить, а вечером в эту пятницу всех ждём и будем отмечать Тонин юбилей».

«Помощницей» откомандировали меня, потому что нужно было за покупками съездить и затащить всё на пятый этаж. Тогда начальники цехов жили ещё в обычных трёхкомнатных квартирах аж на пятом этаже, а не в коттеджах, как нынешние.

Но всё же блат был у него налажен.

В те нелёгкие в житейском отношении времена на рынке купили свиного мяса, через чёрный ход гастронома вынес по пять бутылок вина, шампанского и водки (знаменитой марки «Русская» по цене три рубля шестьдесят две копейки).

Большой торт заранее заказали на хлебозаводе, нам оставалось только забрать его.

За фруктами ездили в район углежжения на базу Серовлеса, где азербайджанцы арендовали склады.

Когда всё купленное из потрёпанного «жигулёнка» перенесли в квартиру на пятом этаже, с обоих сошло несколько потов. Но хозяин успокоил: «Сейчас будем делать фарш, ты знаешь, как определять его солёность? Научу тебя пробовать».

Фирменная немецкая мясорубка быстро перемолола купленное свиное мясо, мясо лося было заранее разморожено и тоже перемолото вместе с луком.

Руками перемесив фарш, посолив и поперчив его, хозяин отрезал от свежекупленной булки чёрного хлеба обе горбушки, толстым слоем намазал фарш, ещё раз посолил и поперчил, налил по полстакана водки и сказал: «Делай, как я».

Двумя укусами располовинил горбушку, прожевал, выдохнув воздух, залпом выпил полстакана водки, крякнул, понюхал остатки бутерброда с сырым мясом и ещё раз крякнул: «На соль проверено, в норме».

Я всё повторил в точности и на всю жизнь запомню запах свежего сырого мяса, даже, точнее сказать, живого мяса, и точно научу младшего сына пробовать пельменный фарш на солёность.

Мы с хозяином честно слепили более двух подносов пельменей, два подноса засунули в морозилку и остатки сварили на пробу, при этом ещё несколько раз прикладывались к стакану и, когда пришли гости, были хорошо навеселе.

Но горячие вкусные и сочные пельмени восстановили захмелевшее «пошатнувшееся» здоровье.

Вместе с коллективом Антонину Петровну пришли поздравить ещё подруги и две сестры, старшая и младшая.

Пельмени варили и разносили в знаменитом пельменном наборе, подаренном семье на новоселье, с надписью: «Другу Рудольфу от друга Бориса. Ельцин».

Оказывается, они в одно время учились в УПИ, один на строительном, а другой на металлургическом факультете, и бегали на лыжах за институтскую сборную.

Когда после многочисленных поздравлений, тостов, зачитывания стихов улыбающиеся, разомлевшие гости уже расслабленно отвалились от богатого стола, хозяин вынес красивый лаковый аккордеон.

Удивительно чистыми, свежими голосами под бархатный аккомпанемент аккордеона вначале пели только сёстры юбилярши, и это был – как потом оказалось, по традиции – «Старый клён». А концовка песни просто завораживала:

 
«Посмотри, посмотри, посмотри на небосвод —
Как сияет он безоблачно и чисто!
Отчего, отчего, отчего гармонь поёт?
Оттого, что кто-то любит гармониста».
 

При этом на последних словах все дружно поворачивали головы в сторону хозяина с «гармонью». А тот задористо улыбался и начинал новую мелодию.

Следующей песней была задумчивая, распевная, очень красивая:

 
«Белым снегом, белым снегом
Ночь метельная ту стёжку замела,
По которой, по которой
Я с тобой, родимый, рядышком прошла».
 

У гостей, сидевших за столом, глаза затуманились, заблестели, кто знал слова, начали подпевать. Дальше без перерыва:

 
«Ромашки спрятались, поникли лютики,
Когда застыла я от горьких слов.
Зачем вы, девочки, красивых любите?
Непостоянная у них любовь.
Зачем вы, девочки, красивых любите?
Непостоянная у них любовь».
 

Наши застольные песни хороши ещё и тем, что, часто не зная слов, но движимый общим порывом связать свой голос с голосами поющих, услышав общий мотив песни, человек начинает подпевать с повторяющихся слов.

 
«Виновата ли я, виновата ли я,
Виновата ли я, что люблю?
Виновата ли я, что мой голос дрожал,
Когда пела я песню ему?»
 

Бондин уже поставил аккордеон и сказал, нужно освежиться. А сёстры вместе с Антониной Петровной продолжали:

 
«Вот кто-то с горочки спустился.
Наверно, милый мой идёт.
На нём защитна гимнастёрка,
Она с ума меня сведёт.
 
 
На нём погоны золотые
И яркий орден на груди.
Зачем, зачем я повстречала
Его на жизненном пути!»
 

Самое интересное, что большинство сидящих за столом слышали эти песни, знали мотив, но вот слова дальше второго куплета – практически никто. А сёстры, занимающиеся пением, все песни исполняли полностью.

Именно в тот вечер я впервые услышал исполненную без аккомпанемента, по голосам и по строкам очень известную песню:

 
«Вечерний звон (БОМ, БОМ), вечерний звон!
Как много дум (БОМ, БОМ) наводит он
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом».
 

Первую строку начинала младшая из сестёр – очень чистым звонким голосом (это было сопрано), а Бондин как царь-колокол протяжным басом пел «бо-ом, бо-ом» – очень похоже на звук настоящего церковного колокола.

Вторую и третью строки продолжали старшая сестра и Антонина Петровна (у обеих было меццо-сопрано), а последнюю строку – уже Рудольф Александрович, тёплым приятным баритоном.

А следующие куплеты этой очень грустной песни я раньше вообще не слышал:

 
«И сколько нет теперь в живых
Тогда весёлых, молодых!
И крепок их могильный сон;
Не слышен им вечерний звон.
 
 
Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесёт;
Другой певец по ней пройдёт,
 
 
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!»
 

Печаль, нахлынувшую после этой песни, основные запевалы смогли погасить следующей красивой, мелодичной песней:

 
«Расцвела под окошком
Белоснежная вишня.
Из-за тучки далёкой
Показалась луна.
Все подружки по парам
В тишине разбрелися,
Только я в этот вечер
Засиделась одна».
 

Конечно, в небольших перерывах этого удивительного концерта, который впервые посчастливилось мне наблюдать в этот вечер (а как показала дальнейшая жизнь, ни с чем подобным больше не суждено было встретиться, а сейчас и вовсе забыты эти традиции), были произнесены очередные тосты за здоровье юбилярши и выпиты положенные «по пятьдесят», но алкоголь уже не действовал на организм.

Драйв от услышанных наших русских, таких близких и родных песен и принятие посильного участия в подпевании знакомых куплетов привели к тому, что проснулась любовь к песне, и особенно народной.

Впоследствии куплены несколько песенников и ко второй, уже начинающей рассыхаться гитаре Ленинградского посылторга за солидные деньги приобретена в столице Урала современная Hohner НC 16 с нейлоновыми струнами. Но это произошло уже намного позже, а «проснулось-встрепенулось» именно в тот незабываемый вечер.

А потом ели вкусный торт, пили горячий чай, а также пели другие русские песни:

 
«Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далёко,
Подальше от нашей земли».
 

А ещё «Варяг»:

 
«А ну-ка, товарищи, все по местам,
Последний поход наступает.
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает».
 

На прощание вспомнили походную современную песню Олега Митяева «Изгиб гитары жёлтой…», и все самозабвенно пели:

 
«И кто-то очень близкий тебе тихонько скажет:
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».
 

В подъезде, спускаясь с пятого этажа, и вовсе пели уже детскую песенку крокодила Гены:

 
«Прилетит вдруг волшебник
В голубом вертолёте
И бесплатно покажет кино.
С днём рожденья поздравит
И, конечно, подарит
Мне в подарок пятьсот эскимо».
 

В ту ночь очень долго не мог заснуть, полученная энергия, исходившая от прослушивания и совместного исполнения такого количества песен, просто будоражила, хотелось немедленно сделать какое-то хорошее дело, сдвинуть горы, повернуть реки вспять.

А наутро почему-то болела не голова, а горло.

По данным энциклопедии «Британника», во время эпохи застоя СССР достиг своего апогея, добился ядерного паритета с США и был признан супердержавой. Увеличился средний класс, владение предметами быта (холодильниками и машинами) стало реальностью для значительной части населения. Доступность жилья, медицинского обслуживания и высшего образования была беспрецедентной по советским понятиям.

ЧАСТЬ 2. ПЕРЕСТРОЙКА

Перестройка – внутренняя и внешняя политика, которая проводилась в СССР с середины 1980-х годов по 1991 год генеральным секретарём ЦК КПСС Михаилом Горбачёвым и его сторонниками с целью преодолеть кризисные явления.

К этому периоду ситуация в Советском Союзе характеризовалась нарастанием серьёзных внутри– и внешнеполитических проблем и трудностей. СССР по-прежнему оставался великой державой, но стремительно утрачивал этот статус.

Главными причинами такого явления считают экстенсивное развитие плановой социалистической экономики (за счёт всё новых ресурсов, а не за счёт повышения эффективности труда), прогрессирующее падение темпов роста промышленности и технико-экономическое отставание от стран Запада.

Дефицит внутреннего рынка покрывался импортом, приобретённым за «нефтедоллары».