Текст книги "Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой"

Начальник общего отдела уже назавтра, не мешкая, подписал документ у «самого». Так фантастически быстро мы получили разрешение на вывоз наших сорока тонн. Я радостно позвонил в Иркутск, имея на руках вожделенную бумагу с подписью и синей печатью. На следующий день прилетел компаньон на грузовом самолёте. Рыночные «друзья-разбойники» только ахнули, удивившись могуществу и связям «моего директора», который за два дня их фальшивку превратил в подлинный документ. Сильных уважают и они. Дивидендом явилась бесплатная погрузка в самолёт рыбы, несмотря на уплывающий от них тридцатипроцентный барыш от обратной сделки. Им важно было, чтобы у директора «СибАтома», вхожего в высокие кабинеты, осталось хорошее впечатление от их «законопослушной» рыночной конторы. Земля круглая и на Камчатке.

Наконец-то, после восемнадцати тяжёлых дней пребывания в Петропавловске-Камчатском, после всех рисков, после решения всех головоломных задач, в аэропорту родного Иркутска приземлился «свежеиспечённый» кандидат в капиталисты с грузом, то есть я.

Вскоре ночное поле грузовой части аэропорта прорезали фары более десятка встречающих диковинный груз машин. Закипела разгрузка.

Когда под утро разгружались в холодном складе на территории нашего предприятия, «тренер»-директор лично проверял водителей на предмет хищения. Несколько водителей сполна получили холодной рыбиной, найденной им под сиденьями. Жёстко, конечно. Но было приятно напоследок почувствовать ещё чей-то локоть в начинающемся на многие годы театре одного актёра – под скупым и не очень одобряемым у нас названием «Мой личный бизнес».

Купил – продай

В ту пору торговлю нередко презрительно называли «купи– продай». Два коротких слова, четыре слога: ку-пи – про-дай. Что такое «купи», на примере Петропавловска-Камчатского я уже примерно показал: насколько сложным бывает этот процесс, с какими рисками он связан, какой изобретательности требует. Но свои трудности есть и во втором акте пьесы, обозначенном словом «продай» (на различных этапах соотношение сложности этих процессов, конечно, меняется).

Начнём с того, что, как я уже говорил, условия хранения рыбы в Петропавловске-Камчатском были не идеальные. Если бы сразу всё в самолёт, мигом в Иркутск, если бы ждали холодильники… Но интервал поступления продукции в склад, где поддерживалась относительно подходящая температура, от начала до конца операции по добыче сорока тонн составил более недели. И, конечно, внешний вид товара немного пострадал. Примерно половина самолёта была загружена различной рыбой, а вторая – красной рыбой в рассоле, так называемыми пресервами, в пятикилограммовых банках. До той поры я не знал, что такое пресервы, ну а в Иркутске красную рыбу в таких больших банках мы никогда и не видели.

Условия хранения в грузовом самолёте тоже, в общем-то, были не соответствующие, поэтому говорить о том, что продукцию мы доставили сверхкачественную, не приходится. Хотя на вкус она испорченной не была, но по консистенции всё-таки уже заметно отличалась от той, что мы дегустировали на Камчатке. Нужно было спешить с реализацией и срочно найти соответствующие условия для хранения.

Самые подходящие холодильники были в организации, которая называлась «Иркутскрыба», но они, как нас заверили, и так полны, да и ценник зашкаливал. Думается, свою роль в том, что мы не смогли договориться с «Иркутскрыбой», сыграл и «классовый» фактор: они ещё оставались в рамках социалистического сознания, а мы уже вступили в капитализм, то есть работали на себя. Отказать «буржуям», да ещё таким чуждым, как я, с учёной степенью, да ещё вторгшимся в их торговое пространство, или задрать цену – это было очень даже по-советски.

Выручили нас естественные погодные условия: ноябрьский морозец помог рыбе не испортиться в обычном складе, хотя условия хранения и были не гостовские. Ну что делать? Продукция свой товарный вид всё же понемногу теряла, и в магазины её начали брать неохотно.

Да и легко сказать «брать в магазины»! Связей в торговле нет, рыночные отношения ещё не сложились, торговля ещё под контролем властных структур, где на подобных нам предпринимателей смотрят косо…

Но на ловца, как говорится, и зверь бежит, если сильно стараться. Именно в этот сложный момент, на дне рождения одного из моих родственников, я совершенно неожиданно познакомился с Александром. Разговорились, и выяснилось, что этот человек до недавнего времени трудился как раз в «Иркутскрыбе», а сейчас по стечению обстоятельств находится без работы. Это была своевременная находка! Ведь он знал и рыбную организацию, и магазины, с которыми она работала. Вот так, без целенаправленного поиска специалиста, случайно, на дне рождения, я нашёл нужного человека, и назавтра он уже работал со мной. Работает он в фирме и сегодня, более двадцати лет спустя.

Александр быстро выяснил, что можно сделать с внешним видом рыбы. Оказалось, её можно коптить. Копчёная рыба принимает товарный вид, и совесть наша чиста, поскольку параметрам для первичной переработки продукция полностью соответствовала.

Договорились непосредственно с не очень загруженным работой коптильным цехом, минуя начальство «Иркутскрыбы». Каждый день они на пределе сил делали, сколько могли. Оплачивали мы наличными по секрету от дирекции. Александр развозил рыбу по знакомым ему магазинам. Так начался процесс реализации.

Выполнение заказов по секрету от начальства в ту пору процветало почти на всех доживающих свой век предприятиях. Так, например, «тренер»-директор заказывал очень непростые пресс-формы для пластмассового литья непосредственно через бригадиров в инструментальных цехах радиозавода и завода тяжёлого машиностроения. Тем не менее даже инструментальные цеха, оснащённые сверхдорогим прецизионным (особо точным) импортным оборудованием, продержались недолго. Рынок ширпотреба, а значит, и оснастки для его производства, победил Китай. Он, кстати, очень охотно, но дёшево скупал и эти дорогие станки, как правило, немецкого производства. Наши рабочие, даже высочайшей квалификации, которые были бы нарасхват в любой стране, остались совершенно не у дел. Не многим из них повезло с родственниками в Израиле или ещё где-либо подальше от нашего беспредела и жадных до добычи неприбранных кладбищ.

Но вернёмся к рыбе насущной, позволяющей как минимум выжить бывшему машиностроителю, кстати, со специальностью «металлорежущие станки и инструменты», а не пойти вслед за заводами в небытие по пути обнищания.

Первое рабочее место моего нового помощника Александра было на подоконнике кабинета того предприятия, где я ещё работал. Он забегал ко мне, рассказывал, как идут дела, сколько и куда он распределил продукции, оставлял какие-то документы, фактуры…

Вскоре стали поступать из магазинов немалые деньги. Кассы своей у нас, естественно, не было, счётных машин тоже. Деньги перекочёвывали домой, где их считали жена и её мама. Процесс счёта, складирования, хранения денег (хранились они в коробках – в шкафах и на шкафах) был сам по себе очень утомительным, требовал много трудозатрат и занимал массу времени. Никогда не знал, что переработка денег – это тоже работа, причём немалая.

Но праздновать победу было ещё рано. Крайне медленно, вяло шли пресервы. Эти пятикилограммовые банки (я уже говорил, что в Иркутске раньше таких не видели) были весьма недешёвые, и целиком их брали редко. Во многих случаях в магазинах приходилось вскрывать банки, вынимать рыбу из рассола и продавать на развес, что было весьма хлопотно. Уже началась зима, время шло к Новому году и к слишком крутым, опасным для банок, рождественским и крещенским морозам.

Я судорожно искал подходящие склады. Кроме «Иркутскрыбы» они были и на мясокомбинате. Заместитель директора по коммерческим вопросам подготовил даже договор хранения, но без одобрения директора подписать не решился. Отец, увы, категорически отказался использовать родственные отношения в частнокоммерческих целях. Аргументы о хорошей оплате за хранение, о взаимовыгодности сотрудничества разбились об исторический пример, а может быть, и миф. Когда сын Сталина попал в плен к немцам в годы войны и они предложили на него выменять пленного немецкого генерала, Сталин сказал, как отрубил – кратко и ёмко: «Солдат на генералов не меняю».

Так же и в отце, в его личной скромности и кристальной честности всегда чувствовалась сталинская закваска. Весьма нравилось отцу и стихотворение Ю. Кузнецова «Тегеранские сны», где Коба предстаёт более мудрым и могущественным, чем Черчилль и Рузвельт:

 
Вдали от северных развалин
Синь тегеранская горит.
– Какая встреча, маршал Сталин! —
Лукавый Черчилль говорит. —
 
 
Я верю в добрые приметы,
Сегодня сон приснился мне.
Руководителем планеты
Меня назначили во сне.
 
 
Конечно, это возвышенье
Прошу не принимать всерьёз…
– Какое, право, совпаденье! —
С улыбкой Рузвельт произнёс. —
 
 
В знак нашей встречи незабвенной
Сегодня сон приснился мне.
Руководителем вселенной
Меня назначили во сне.
 
 
Раздумьем Сталин не смутился,
Неспешно трубку раскурил:
– Мне тоже сон сегодня снился —
Я никого не утвердил!
 

Я, будучи в большей мере антисталинистом, хоть и был возмущён позицией отца, как всегда, в принципиальных вопросах не схожей с моей, но постарался понять и его, семидесятилетнего, но вполне ещё крепкого директора уходящей навсегда эпохи. Эпохи полуголодного талонного существования и грандиозных свершений, оплаченных, увы, надорванным генофондом нации. Унаследованный от царской России запас прочности населения позволил выдержать ад революции, двух войн и надрыв пятилеток. Больше с тех пор по бизнесу к отцу я никогда не обращался, хотя директорствовал он ещё три-четыре года.

Что ж делать, начал вести переговоры с другими предприятиями. И вдруг, о чудо, от Гриши поступает предложение: москвичи готовы закупить оптом все пресервы для того, чтобы отправить их куда-то в республику к Новому году. Я, конечно, с радостью согласился, оговорили очень неплохую цену. Они взяли почти всю партию, около пятнадцати тонн, проведя наспех дегустацию-обмывание сделки. Пресервы были, может быть, не такие, как первоначально, хотя вполне съедобные.

Здесь же мы мигом организовали погрузку и отправили вагон-термос в Москву, не ведая дальнейшей судьбы «золотой рыбки». Москвичи своевременно рассчитались, и наконец-то процесс покупки и реализации был счастливо завершён. Правда, деньги мы собирали потом ещё несколько месяцев, коптили и сбывали остатки рыбы и пресервов, но полученная прибыль уже перекрывала все затраты. Наш немудрёный склад окончательно опустел лишь к моему дню рождения, к 1 февраля 1992 года.

И это был настоящий подарок.

* * *

Через несколько лет, когда за плечами было уже много проведённых коммерческих операций, в столичной гостинице «Москва» мы встретились с Гришиными партнёрами, пили чай, разговаривали, и один из собеседников, грузин по национальности, заядлый игрок в казино, живущий где-то в Сочи, сказал: «Мы тоже с вами работали». Я такого случая припомнить не смог, и тогда он уточнил: «Мы у Гриши взяли ваши пресервы и отправили их в Армению, но, правда, там их выбросили потом». Прозвучало это не как претензия, а между делом, скорее, как напоминание о начальном периоде бизнеса, когда цепочка хранения и контроля продукции была не отлажена. Выяснилось, что продукцию они отправили в обычном, а не в холодильном вагоне. Но Армения – не Сибирь. Последнего издевательства горе– бизнесменов рыбка не выдержала.

Таковы были издержки торговли на том этапе. Но выручала тогда лихих предпринимателей запредельная гайдаровская инфляция с десятками процентов в месяц и сотнями процентов в год. Не хватало даже самих наличных денег, которые в одночасье стали главным дефицитом. Инфляция, ограбившая народ, пособляла отдавать кредиты и покрывать все издержки.

Так, спустя несколько лет, не самым приятным образом напомнила о себе наша первая коммерческая операция. Но её значение для дальнейшего бизнеса от этого не убавилось.

Батраз, Гайда и молдаване

Следующая бизнес-глава началась с подачи моего старшего товарища Павла, директора иркутского ресторана. Приезжий предприниматель, которому в Иркутске были готовы отдать долги не очень ходовыми овощными консервами, предлагал их ресторану. Павел от предложения отказался и познакомил его со мной. Батраз – уже достаточно опытный в торговле осетин – колоритная, интересная личность, мастер спорта по борьбе, жил уже не в Осетии, а в Москве – снимал квартиру где-то около Домодедово. Консервы его мне тоже были не нужны, но, пообщавшись, мы стали симпатичны друг другу, и я решил помочь ему с реализацией товара. Вскоре мы подружились. Батраз предложил в перспективе вместе привезти фрукты и вино в Иркутск.

Подобно Грише, он и при социализме уже был предпринимателем. Например, к Новому году поставлял в Москву из республик, с немалой долей наличных денег при расчёте, яблоки, мандарины, шампанское. У него сохранились старые связи в Осетии и были налажены новые в Молдавии. Он показался мне достаточно надёжным партнёром и как бы из другого, неведомого мне мира. Через какое-то время, встретившись в Москве, мы вместе вылетели в Молдавию договариваться насчёт поставок вина.

Была эпоха дефицита, и никто нас сильно не ждал. Однако в Молдавии нужен был лес, а в Иркутске, хоть и с определёнными сложностями, его можно было приобрести. Вскоре это и стало моей задачей. Батраз познакомил меня с директором крупного совхоза, где было и вино, и фрукты, а также с руководством Молдавского научно-исследовательского института виноградарства и виноделия.

Посетили мы и Криковские подвалы – огромное винное хранилище восемнадцати километров в диаметре, по которому мы ехали на машине. Интересно, что улицы там назывались по маркам вина: улица Фетяски, улица Совиньон, улица Каберне, улица Кодры, улица Шампанского. Кругом указатели. Криковское винохранилище было основано на месте горных шахт (по– моему, во время войны немцы добывали здесь строительный камень). Это место уникально по своему микроклимату с естественной постоянной влажностью воздуха и температурой на уровне 16°, необходимой для выдержки и хранения вина. Всё там впечатляло: сами подвалы, редкие коллекции вин (в «Крикова» хранятся, например, трофейные вина из коллекции Геринга).

Спустя годы я узнал, что, оказывается, есть вина, которые, как и произведения искусства, продаются на крупнейших аукционах мира, причём цена одной бутылки может достигать сотен тысяч долларов. И покупаются они чаще не для питья, далеко не весь коллекционный алкоголь и живёт-то десятки и сотни лет, а как выгодные инвестиции. Таких масштабных и интересных подземных сооружений и старинных вин, как в «Крикова», ни до, ни после мне видеть не приходилось.

В общем, первая поездка в Молдавию была запоминающейся и положила начало дружбе и совместному бизнесу на пять– семь лет, пока там не стали безраздельно хозяйничать крупные московские фирмы. Мы ударили с виноделами по рукам, я вернулся в Иркутск и начал заниматься лесом. Но кроме леса обязательно нужны были и деньги. Официальную часть договорились отдать лесом, а неофициальную часть – деньгами.

Деньги от реализации рыбы были собраны и лежали в коробках, задача была превратить их в крупные купюры, что тоже не так просто. Но следующая и главная задача – как их доставить в Молдавию. Важно было, чтобы деньги не заметили в аэропорту, местечковыми правилами не разрешалось в большом количестве дефицитную наличность увозить из области, а кроме того, это было небезопасно с точки зрения «хвоста» – алчущие поживиться или осведомители бандитов могли найтись и среди служащих аэропорта.

Оставался главный вопрос: кому доверить перевозку немалой суммы? Опять лететь самому? Но на мне были вопросы с отправкой леса, завершение реализации рыбы и куча других неотложных дел. А дальше нужно было думать, как принять вино и скоропортящиеся фрукты, искать помещения для хранения продукции, формировать коллектив.

Поехать самому – упустить важные моменты организации сбыта. Ничем хорошим это не закончится. В лучшем случае придётся привозить и оптом с очень небольшой выгодой кому– то отдавать продукцию, а потом ещё долго выхаживать деньги. Надёжных партнёров было немного.

Думая о том, кому в такой ситуации доверить огромную по тем временам сумму на несколько вагонов вина, я перебрал в уме массу знакомых и приятелей, разыскивая того, с кем, как говорится, можно пойти в разведку. Но таких людей и раньше-то было не густо, а теперь, с началом перестройки, когда заводчане дружными рядами стали спиваться и уходить в мир иной, и подавно. Многие из тех, кто не смог или не хотел адаптироваться к новым реалиям, были обижены на весь белый свет и изменились не в лучшую сторону. Юрий Кузнецов развивал эту тему в стихотворении «Голубая падь»:

 
Мать честная! Наша хата с краю,
Дальше пропасть – голубая падь.
Наша правда – ничего не знаю!
Выйдешь – а народа не видать.
 
 
Люди есть, но только эти люди
Потеряли Божий страх и стыд.
Где народ?.. Мать бьёт в пустые груди:
– Я не знаю!.. – Правду говорит.
 
 
– А народ рожала я на диво,
А родной, не знамши ничего,
Встал на диво да махнул с обрыва —
Только я и видела его…
 

После долгих поисков я остановился на моём родственнике-поэте, который не имел никакого отношения к коммерции, никогда не работал на промышленном предприятии и вообще с деньгами. Достоинство у него было только одно – глубокая порядочность, крепкое нравственное ядро и богатый внутренний мир. Именно к таким, как он, редчайшим в наше время людям великой совести и дворянской чести, даже в такой ситуации, когда никто и никогда не узнает о совершённой подлости или допущенном малодушии, относится замечательное стихотворение Анатолия Передреева «В тайге»:

 
…Скользил по снегу
Человек на лыжах,
И очень торопился человек.
Он знал – опасна ранней мглы завеса,
Он видел —
Затевается пурга.
Не выберешься вовремя
Из леса,
Начнёшь плутать —
Не выпустит тайга.
И он спешил.
И знал он, что успеет
Дойти к жилью,
К весёлому огню,
Успеет раньше,
Чем в лесу стемнеет…
И вдруг Увидел
Странную лыжню.
Петляя меж стволами,
Как слепая,
Она металась
На исходе дня…
И понял человек,
Что погибает
Лыжня чужая,
В дебри уходя.
А он спешил,
Он очень торопился,
Он шёл к жилью,
К весёлому огню…
Качались ели,
Ветер в елях бился.
И две лыжни
Слились в одну лыжню.
 

Поэт, работник Дома литераторов, тогда ещё не член Союза писателей, хотя уже им было написано немало стихов, проведены сотни литературных вечеров, и фамилия его была широко известна в Иркутске в интеллигентских кругах. Такой безусловной «находкой» стал мой родственник, а впоследствии и друг на вечные времена – Геннадий Гайда. Понятно было, что только этот человек ни за что не подведёт и не срежиссирует ситуацию потери средств по «объективным причинам», как это часто бывало в ту пору. Ему я мог доверить любую сумму.

Заручившись его согласием участвовать в столь необычном для литератора и сложном деле, стали думать, как перевезти деньги. Он попросил жену сшить ему жилет со множеством карманов, наподобие матерчатой настенной сумки для азбуки в нашем детстве. В банке поменяли сумму на большие купюры, всё это он растолкал в кармашки жилета, жилет надел под свитер, благо просвечивания ещё не было. Всю эту огромную сумму денег, на несколько вагонов вина и фруктов, он повёз в Москву, а потом вместе с моим новым партнёром – в Молдавию. Наволновался я изрядно. А вдруг ошибся в человеке, и Батраз, имеющий в Москве лишь арендованную квартиру, растворится на бескрайних просторах Северного Кавказа, ограбив Геннадия? Но интуиция не подвела и в этот раз. Батраз оказался настоящим партнёром и товарищем.

В Молдавии со всей России ходоков за вином и прочей продукцией было немало, и Геннадию с Батразом пришлось серьёзно повоевать, чтобы пробиться к директору, даже несмотря на то, что мы перед этим туда приезжали, жали друг другу руки. Вино для нас, как и договаривались, нашли. Мы, в свою очередь, отправили лес.

Вместе с Батразом познакомились мы с одним из главных руководителей государственно-коммерческой организации «Молдконтракт». Эта организация давала разрешение на вывоз вина, как несколько лет назад Камчатский облисполком – на вывоз рыбы, с той разницей, что ситуация стала качественно иной, и Молдавия уже была заинтересована в сбыте продукции.

В следующие наши приезды сам руководитель этой организации Юрий старался, чтобы вино мы брали теперь с его участием и интересом, в ту пору в госорганизациях ещё стыдливым и скромным.

Он, как и я, в прошлом производственник, к тому же большой любитель поэзии, и даже организовывал Геннадию литературные выступления. Иногда, когда была возможность, задерживал Гену на месяц и более.

Интересно, что в Молдавии, а позже в Таджикистане, где мы проводили не очень успешную закупку арбузов, русскую поэзию слушали с большим интересом, чем у нас. Русского поэта Гайду считали за честь пригласить на день рождения или даже на весьма колоритную национальную свадьбу.

Несколько раз он так входил в роль посла российской культуры, что мы с трудом вырывали его для новых дел.

Неподдельный интерес к русскому языку и поэзии стимулировал Геннадия к собственному творчеству. Девяностые годы у него были урожайней других десятилетий, и в 1997 году вышел его долгожданный сборник. Приняли его и в Союз писателей России.

Не знаю, исследовал ли кто-нибудь связь востребованности творчества и его результативности, но в подлое время 90-х, когда государство бросило творческие союзы на произвол судьбы, а коллекционеры живописи ещё не народились, в Иркутске умерло, к сожалению, в прямом, а не в переносном смысле, начиная с Бориса Десяткина, немало талантливых художников, было им в районе пятидесяти лет. А уже в первое десятилетие двухтысячных мы потеряли Владимира Лапина и Николая Вершинина… Сегодня коллекционеры Иркутска и Китая буквально гоняются за их полотнами, а выставки организуются вплоть до культурной столицы – самого Питера.

Но лирика лирикой, а коммерческий поезд всё набирал и набирал обороты. Размахнулись мы с учётом леса так широко, что вскоре около базы разом скопилось больше десятка вагонов. Где-то нерасторопно работали и сами железнодорожники, затягивая раскредитацию, где-то у нас не хватало каких-то документов, да и опыта тоже. А за неразгруженные вагоны – большущие штрафы. Но вино формально относилось к продуктам питания, и мы не сильно покривили душой, когда друзья из областной администрации походатайствовали перед железной дорогой: минимизировать или свести даже к нулю штрафы. Легендарный начальник ВСЖД Геннадий Павлович Комаров, в свою очередь, с учётом особого отношения к продуктам питания, а главное – к династии директоров Бронштейнов, кою я представлял, пошёл нам навстречу.

Таким образом протекала наша следующая операция – под кодовым названием «Молдавское направление». Вино при первых поставках было ещё дефицитом, и значительная его часть уходила, что называется, с колёс, в процессе разгрузки. Не обошлось и без «наездов», когда какие-то «братки» пытались силой захватить часть продукции. Защищали вино, как говорится, с оружием в руках. Был момент, когда дело даже дошло до перестрелки, прозвучало по нескольку выстрелов с обеих сторон, благо что над головами. Бандиты проверили нашу обороноспособность и отступили искать жертвы помельче и послабже.