Текст книги "Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом"

Гид по бизнес-туризму

Первые мои поездки, связанные с незамысловатым зарубежным бизнесом, позволяющим застраховать хотя бы небольшую часть средств от полнейшей российской непредсказуемости, были предприняты в момент кризиса 2008–2009 годов. Тогда вдвоём с приятелем мы поехали «покорять» Мадрид и Дрезден. Причём у меня ни в одном из двух городов не было не только друзей, но даже знакомых. Как я тогда жалел, что моя многолетняя деятельность на государственных предприятиях в должности начальника цеха и замдиректора не простиралась дальше Москвы, где я штурмовал вначале заочную аспирантуру при Институте социологии Академии наук СССР, а позже министерские кабинеты, выбивая нормативы фондов заработной платы, жилищного строительства, технического перевооружения и др.

В начале перестройки, уже в рамках собственного дела, удалось мне распахнуть ранее совершенно неведомые двери Молдкон-тракта и Росконтракта при Госснабе СССР. В каждой организации поначалу я чувствовал себя примерно так же, как Буратино, нашедший за холстом поразивший его сказочный театр. Так и для меня, выросшего, но, слава Богу, не переросшего, на иркутских заводах, поварившегося в московском академическом институте, мир каждой московской организации был поначалу загадочен и неведом. К счастью, природной смекалки, доставшейся от купцов-золотопромышленников, которым, наверняка, так же, как и мне, приходилось ладить и с московским начальством, и с рабочим людом, хватало, чтобы довольно быстро осваиваться в среде обитания заносчивых москвичей. За границей же я был полнейший новичок, да ещё и не владеющий ни одним иностранным языком. Ох, как часто вспоминал я родного дядю Леонида Яковлевича, коммерческого директора нефтехимической компании, который по вопросам снабжения и сбыта с начала перестройки облетел полмира! И везде иностранные партнёры встречали его, представителя огромного тридцатитысячного коллектива, в аэропорту с чётким планом работы и экскурсионного отдыха. Завязалось у него немало и дружеских неформальных связей, основанных на заключении взаимовыгодных контрактов. Меня же, несмотря на личное финансовое превосходство по сравнению с дядей, который не был хозяином дела, за границей не ждали нигде. Никто не встречал, и, более того, никто и не подозревал о моём совершенно уникальном для меня самого и для близких людей существовании на этой небольшой и весьма уязвимой планете.

 
…Мчусь куда-то с полным напряженьем,
Я, как есть, загадка мирозданья.
 

Николай Рубцов

А когда узнавали, что есть такой то ли купец, то ли производственник из далёкой Сибири, к тому же ни слова не понимающий на их языке, думали о том, как в результате любой сделки сорвать сразу же и побольше, обычно не гнушаясь самым бессовестным обманом. И только наконец-то в Лондоне нас с женой и моим близким товарищем Дмитрием встречала не только моя дочь, но и ставший настоящим лондонцем иркутский земляк Егор со своим партнёром. Оба они прочно стоят уже более десяти лет на британской земле и имеют английское гражданство.

Всего месяцем раньше в Иркутске нас познакомил мой пусть не самый близкий, зато очень давнишний приятель Роман, отработавший ряд лет на высоких должностях в правительстве, правда, пока местного уровня. Лет двадцать назад они вместе окончили Иркутский госуниверситет, причём Егор все годы учёбы был круглым отличником. Сегодня же их деловое сотрудничество, со слов Романа, ограничивалось выплатой Егором завидных валютных процентов (10–12 % годовых) на вклад в один миллион долларов, сделанный в небольшую американскую фирму, занимающуюся связью, в которой он был наёмным финансовым директором. Аналогичные заманчивые проценты были предложены мне и моим друзьям; кроме того, было обещано всяческое содействие в любых бизнес-проектах в Лондоне: будь то покупка недвижимости для сдачи в аренду или для проживания наших студентов; или поставки ирландских крепких напитков, а также открытие счетов в очень консервативных лондонских банках, не жалующих нас, россиян. Забегая вперёд, скажу, что никому из россиян счёт в английском банке так и не открыли.

После знакомства с Егором, с его отцом, а также с блестящим послужным списком бывшего отличника я почувствовал, что наконец-то сбудется моя давняя мечта о надёжном проводнике по лабиринтам зарубежного бизнеса. До сих пор, в Испании и в Германии, мне с этим катастрофически не везло, и моим денежкам несколько раз была уготована судьба золотых монет незабвенного Буратино, сеющего их под руководством лисы Алисы и кота Базилио на волшебном поле чудес.

Соблазнительно сиял и вместе с тем серьёзно настораживал нас высоченный процент на валютные вклады в компанию Егора. Первое, что приходило на ум – это присказка о бесплатном сыре, который, как известно, в мышеловке. Ведь в Америке банковские кредиты почти бесплатные. Проведи аудит и смело кредитуйся, тем более что их активы превышают, по словам Егора, девятьсот миллионов долларов, а займов набрано меньше чем на десять. Но аудит пока не может дать позитивное заключение. Фирма-заёмщик находится ещё в предэксплуатационной стадии. Основное её богатство – оптико-волоконные кабели, закопанные где-то в ЮАР. В случае если запуск связи не случится, то ценность этих «ископаемых» в африканских землях, наверное, не велика. Для кредитования нужно особое доверие к специалистам фирмы или к директору-хозяину, которые полны решимости довести дело до победного конца и уверены в победе. Но оценка этой составляющей партнёров ближе к психологии, чем к банковскому делу и аудиту. Кстати, хозяин, по словам Егора, с удовольствием приглашает в гости к себе в Техас каждого кредитора, благо их всего человек пять, при этом он детально рассказывает о ходе продвижения проекта. Егор хоть и уверен в благоприятном исходе дела, но всё же не рекомендует вкладывать более 15–20 % имеющихся средств. Мало ли какой форс-мажор может возникнуть. Даже и в один банк, каким бы надёжным он ни казался, а тем более в одной валюте, класть все средства неправильно. Так что совет Егора скорее из этой области безопасности, а не из-за неверия в свою фирму.

Не разбираясь в тонкостях организации связи и не имея данных аудита, предстояло ответить всего лишь на один вопрос: можно ли полностью доверять рекомендации Романа и рассматривать Егора как высокопорядочного партнёра. Роман, в отличие от Егора, к лучшим студентам не относился. После окончания института он работал в иностранной сахарной компании в Москве, и судьба сводила нас ещё в ту далёкую пору настолько близко, что он даже как-то ужинал у меня дома и помнит малютками моих ныне взрослых детей. Запомнилась ему и моя шутка. Когда его шеф, хозяин французской сахарной фирмы, спросил, за что мой прадед по материнской линии угодил на каторгу в Сибирь, где и остался, я ответил: «Да, кажется, не рассчитался за какие-то европейские поставки». Нужно было видеть напуганное лицо опешившего на мгновение француза, давшего нам под честное слово на полмиллиона долларов сахар без предоплаты.

Вскоре Роман сменил бизнес-структуры на более доходные административно-чиновничьи, меняя кресла в Иркутске и в столицах. Одно время был даже решён вопрос о его депутатстве в Законодательном собрании от одной из проходных партий. Успел он вложить в избирательную кампанию и весьма круглую сумму личных средств. Но в наше время «политики» высокого ранга, как, собственно, и прочее население, не дружат с понятием чести. В последний перед выборами момент, когда ставки были сделаны, его столичные однопартийцы поменяли правила политического «казино» и разложили другой пасьянс выборных депутатских кресел. Возместить потраченный обманутым «игроком» миллион долларов никто, как водится, не подумал. Впрочем, такими историями в наше время никого не удивишь. Жаловаться некому. Договора в таких случаях не составляются, квитанции не выдаются, и на грабёж никто не жалуется. Земля, как говорится, круглая. Высокие чиновники могут ещё и сгодиться. Ведь через пять лет вновь выборная рулетка.

На семейном фронте у Романа в настоящее время также разруха. Бывшая жена и дети живут отдельно. Некоторая чехарда с работой, неудача на выборах и семейная неустроенность работают, конечно, не на плюс репутации, а значит, надёжность его рекомендации также вызывает вопросы. Но есть, к счастью, и другие стороны медали в его образе жизни.

Бывая в Иркутске, Роман каждый день немало времени проводит с любимыми и, судя по всему, любящими детьми. Благодаря его заботе материально они также ни в чём не нуждаются. Много средств и души вложил он в восстановление настоящего произведения искусства – своей усадьбы в стиле времён декабристов, в коей и живёт, когда гостит в городе. Немаловажно, что усадьба фасадом выходит прямо на городскую улицу и не имеет какой-то суперохраны, кроме обычной сигнализации. Люди, заточенные на явное или скрытое мошенничество и всевозможные подлые хитрости, никогда не делают таких откровенных и уязвимых вложений средств. У них, как правило, всё за высокими заборами, да ещё и сами заборы скрыты от посторонних глаз. Это обстоятельство весомо свидетельствует об отсутствии каких-либо подлых помыслов – а значит, его рекомендации можно верить. От ошибки, конечно, никто не застрахован, но продуманной схемы заведомого обмана наверняка нет.

В отличие от него жуликоватые московские так называемые политтехнологи, организаторы выборных кампаний, подчас прописаны в таких маскировочных местах, где отродясь не были и где никакой недвижимости на них нет и не было. Многие для сбережения добра к тому же разведены с жёнами, подчас формально.

На позитивную характеристику Егора, прежде всего, работает его бесспорная деловая успешность, семейная устроенность: прекрасная жена и трое маленьких детей, – а также врождённая интеллигентность, которую видно невооружённым глазом.

В институте он был не просто отличником, а ещё и достаточно креативным студентом с эвристическим мышлением. Именно второе обстоятельство позволило ему взять, как говорится, крутой карьерный старт. Вскоре после окончания вуза он стал заместителем управляющего достаточно крупного банка, а затем младшим партнёром (не сотрудником!) в американской консалтинговой компании в Москве. Ну и наконец, востребованность в главном городе Европы, в самом Лондоне, также говорит о многом.

Врождённая интеллигентность и порядочность в наше время встречаются ещё реже, чем карьерные взлёты. Ленинско-октябрьская революция и сталинский беспредел хорошо поработали над уничтожением «родной сестры» потомственного аристократизма – подлинной интеллигентности.

 
Прогнали иродов-царей,
Разбили царских людоедов,
А после – к стенке, поскорей,
Тянули собственных полпредов.
А после – хлопцы-косари
С таким усердьем размахнулись,
Что все кровавые цари
В своих гробах перевернулись.
 

Николай Тряпкин

Даже в образах известных актёров отыскать в наше время черты истинной интеллигентности очень непросто. Кроме Олега Басилашвили да, пожалуй, Игоря Скляра никто, во всяком случае с ходу, не идёт на ум. Даже такие богатыри духа, как Никита Михалков, Андрей Кончаловский, Олег Табаков, Олег Меньшиков (разве что Фандорин в его исполнении весьма интеллигентен), немного из другого замеса.

Может быть, в Егоре отразился один очень характерный дворянский элемент образа жизни и раннего воспитания детей восемнадцатого и начала девятнадцатого века. Общаясь с Егором, я был поражён, когда он, прервав разговор со мной, извинился, отвлёкшись на звонок отца, и вдруг, совершенно неожиданно для меня, бегло заговорил… по-французски. Увидев недоумение в моих глазах, он пояснил, что у его отца – вузовского преподавателя французского языка, не раз работавшего за границей во франкоговорящих странах, есть, по обывательским понятиям, один маленький пунктик. С самого рождения сына и по настоящее время, вот уже 42 года, отец разговаривает с ним только на французском, благодаря чему для Егора он стал вторым родным языком.

Когда Егор познакомил меня со своим отцом, носителем не только французского языка, но и весьма характерной еврейской внешности и манер, было заметно, что с ним, как, впрочем, и со всеми нами – потомками по преимуществу победивших красных – в детстве на «французских языках» не говорили, оставив этот «пережиток прошлого» уничтоженным белым.

 
Лежала степь, и крест стоял над степью,
и ветер в перекладинах гудел.
Мы шли на красных сомкнутою цепью,
но предрешён был доблести удел.
 
 
И предпочла бесстрастная победа
армейской чести Каинову кость,
когда под пентаграммой Бафомета
кишела зависть и кипела кровь.
 
 
Из рода в род плебейская свобода
всё отвратительней… Но, заводя уют,
здесь внуки взбунтовавшегося сброда
о нас романсы пишут и поют.
 
 
Златя кресты, лобзая образа,
вы нас при всех потугах – не поймёте.
…Так дребезжи на каждой верхней ноте
стеклянная, актёрская слеза.
 

Геннадий Гайда

5 июня 1997 г.

Я не уверен, что повторение подобного уникального опыта даст точно такой же результат и в других семьях, но пробовать стоит. Сам Господь, вновь услышав у российской люльки хороший французский, наверное, сильно удивился и обрадовался воскрешению боголюбивого XVIII века хотя бы в одной советско-еврейской семье и поцеловал Егора в лоб как первого вестника возрождения благостно-патриархальных аристократических традиций.

И сам факт, что Егор с явным удовольствием познакомил нас с отцом, не скрывая обычный двухэтажный деревянный дом в центре Иркутска, также свидетельствует о его открытости, присущей людям, ни в коем случае не заточенным на обман.

О человеческой надёжности Егора свидетельствует и его преданность одной любви с институтских времён и по настоящее время, и глубокая любовь к своим троим деткам, которым выпало нечастое в наше время везение расти в атмосфере взаимной родительской любви.

Всё вышесказанное не оставляет никаких сомнений в порядочности и честности моего нового приятеля, а следовательно, в отличие от предшествующих горе-партнёров по Испании и Германии, у него просто не может быть злого умысла относительно вклада наших денег в представляемую им американскую фирму, как и в любых других совместных делах. Значит, можно смело взаимодействовать с ним по интересной для меня и моих иркутских друзей-приятелей лондонской теме.

От слов к делу

Поездку в Лондон мы совместили с моим днём рождения, который каждый год гонит меня в дальние пути-дороги. По– видимому, где-то в подсознании у меня гнездится мысль, что чем дальше убегаешь от дома и места, где родился, чем тише празднуешь, тем труднее ангелам, отвечающим за быстрое течение времени, отыскать беглеца и поставить отметины в виде новых лет, а также морщинок и седины.

«Поэт вне возраста живёт…»

 
Поэт вне возраста живёт.
Он, как размашистый кустарник,
Приствольных не ведёт кругов,
Где нудный счёт былых годов.
О нём всё знает ветер-странник.
 
 
Он нежит мыслей лепестки,
Что на рассвете появились.
А рядом мудрости ростки
Полны надежды и тоски —
В них дни и годы схоронились.
 
 
По ветру пущенной листвой
Удел кустарника метаться.
Так и поэт летит мечтой
То в небе, то над мостовой,
Чтоб до снегов к любви прорваться.
 

6 июня 2010 г.

Правда, в этом году в день моего рождения музыка всё же звучала, причём не потихоньку, а на весь Лондон, но, к счастью, не для одного меня и вовсе не в ресторане.

Нагулявшись по главному парку Лондона и непременно сходив в сокровищницу картин, в обед с женой и дочерью в тихом русском ресторане «Новиков» подняли мы по бокалу сухого вина. Подарки при этом получили мои дорогие гостьи. Но и они не остались в долгу. Вручили мне три билета на Санкт-Петербургский филармонический оркестр, превзошедший все ожидания. Он как будто специально был послан на мой день рождения в Лондон. Подсознательно я, наверно, с самого детства ждал именно такого подарка. Будучи очень мнительным ребёнком, я часто тревожился перед сном и выплакивал родителям одну и ту же жалобу – что мне очень тоскливо. Увы, после ранней смерти дедушки, родителям, умотанным на работе в послевоенные 50-е годы, и очень боевой и трудолюбивой бабушке, к сожалению, с большевистской закваской, было не до сказок, и очень часто от мамы звучала одна и та же загадочная и непонятная отговорка: «Сейчас мы вызовем для тебя симфонический оркестр». И вот в день рождения, через год после ухода любимой 90-летней мамочки в иные миры, долгожданная отговорка детской поры наконец– то выполнена, как знать, может быть, и не без маминого участия.

Музыка дня рождения звучала совершенно потрясающе, унося меня в детство и в юность, воскрешая и маму, и всех родных, одолевая не только время, но бесконечные и байкальские, и средиземноморские, и карпатские просторы, где жили когда– то мои предки. Вихрям бессмертной музыки, подхватившей мою душу, легко покорялись не только бескрайние земные просторы, но и мерцающие наподобие свечей звёзды с опоясывающим небосвод Млечным Путём. Всем своим существом я ощущал их феерический негасимый пламень. Он был так же реален, как и жаркие пионерские костры возвращённого ураганом симфонии детства. В потоках всесильной музыки душа воспарила, по-видимому, так высоко, что стала разом видна вся моя жизнь, быстро летящая во вселенском просторе, оживляемом сиянием бесчисленных созвездий, прочно вплетённых в наши судьбы знаками зодиака. Где-то далеко внизу, как звёзды, во множестве сияли купола православных церквей, и в мозгу всплывали заветные картины, ещё не так давно выплескивающиеся в стихотворения.

 
…Порой я будто бы лечу,
Прорвав туман над куполами,
И православным всем кричу:
«Нам чудо, братья, по плечу —
Мы возродили храмы с вами!».
 

Закрыл глаза, и по всему телу действительно разлилось блаженное ощущение полёта, которое до этой поры приходило ко мне только в самых незабываемых снах, лицом я как будто ощущал ласкающий ветерок.

Больше всего на свете в этот момент я желал продолжения симфонии и полёта.

 
…И нет с тех пор чудесней снов:
Я в небесах давно, как птица!
Отбросив груз земных оков,
Купаюсь в пене облаков,
Мне сёстры – звёзды и зарница.
 
 
Леса и горы – братья мне,
А ветерок как песнь любимой;
В его ласкающей волне
Плыву в лазурной вышине
Над красотой необозримой!
 

5 октября 2009 г.

Пролетая над всей своей жизнью, я, как наяву, видел прадеда, умершего полвека назад, который, когда мне было года три, подарил скрипку, и деда, растапливающего с присказками печку ранним морозным утром под звуки непременного гимна, всегда ровно в шесть утра рвущегося из старого динамика, видел и весёлую молодую мать, пустившуюся в пляс, и выскочившего в круг отца. Недалеко от них с серьёзными лицами стояли внуки и правнуки, которым не довелось встретиться ни с кем из родственников старше меня.

В этой картине поколений, воскрешаемой потоками музыки, со своими книжками стихов и прозы я ощущал себя как бы связным времён.

«В молитве я предков своих вспоминал…»

 
В молитве я предков своих вспоминал,
Желая им светлого рая,
И парус-мираж на меня наплывал,
И чаек тревожилась стая.
 
 
Как пастырь суровый, Байкал мне внимал,
Спокойный от края до края.
И лодку из прошлых времён посылал,
Связному времён доверяя.
 

8 августа 2012 г., Ольхон

Но музыка закончилась, полёт оборвался, душа с небес возвратилась в какое-то потаённое место моего «я». Возвратились огромные люстры и старинный потолок здания, больше похожего на храм, нежели на концертный зал, и, как всегда, потекли без устали обновлённые мысли.

Прославленные оркестры слушал я не впервые, но такого волшебства ранее не случалось. Например, недавно в Иркутске гастролировал по приглашению нашего великого земляка, блистательного пианиста Дениса Мацуева, израильский симфонический оркестр. Но он не вызывал таких неповторимых мистических эмоций. Может быть, оркестр был слабее, а может быть, всему виной день рождения, пролетающий за тридевять земель от дома, на туманном Альбионе, омываемом со всех сторон холодным и таинственным океаном, загадочно серебрящимся под луной уже миллионы лет.

Когда зал, несмотря на все санкции и антирусскую пропаганду, неистово и долго аплодировал стоя, выпрашивая всё новые и новые минуты наслаждения, меня переполняла гордость и за оркестр, и за композиторов, и за балет, и за писателей-классиков, и по большому счёту – за всю Россию.

В общем, подарок пришёлся мне по душе, музыка была божественной. В этом году, наверное, меня ждёт немало музыкальных открытий. Недаром же есть поговорка: «Как встретишь год, так и проведёшь его». Тридцать первого декабря мы с женой посвятили праздничный вечер Иркутскому музыкальному театру, где выступал Денис Мацуев, а после концерта едва успевали встретить Новый год на одной затерянной в звёздной и морозной ночи прибайкальской базе в интригующе незнакомой компании и обстановке. Тяга окрашивать день рождения незабываемыми красками высокого искусства у меня давно. Ещё лет десять назад, когда с Геннадием Гайдой мы вырывались в столицу и каждый вечер в течение двух недель, а по выходным ещё и днём, посещали театры, я писал:

Обнова

 
Театр уж полон, ложи блещут…
 

А. С. Пушкин

 
«Живи, высокое любя…»
И оставайся век дитя,
Дар сохраняя изумленья.
Я эту мудрость разделяю,
Закат полётом замедляю
И грёзы пью в свой день рожденья.
Москва. Театры рукоплещут,
Вернулась к ним былая стать,
Пускай порою будни хлещут,
Но мастера нам души лечат,
Сгорая, Чехову под стать…
Во тьме блаженно замирать,
Внимая музыке и слову,
А после с другом боль сверять,
Героев чувства примерять,
Как бы даря душе обнову.
 

10 февраля 2008 г.

Интрига с острым ожиданием того, как пройдёт встреча Нового года, оказалась куда более захватывающей, чем сам банкет, но это не особенно повлияло на наслаждение праздником, так как главным событием новогоднего вечера и ночи осталась, конечно же, компания Дениса Мацуева, воскресившая для нас и П. И. Чайковского, и С. В. Рахманинова, и А. Н. Скрябина, и Д. Д. Шостаковича. Встречи с бессмертной музыкой, не нуждающейся в переводе ни на какие земные, да и вселенские языки, переполняют сердце ощущением счастья и гордостью не только за Россию, но и в целом за главное чудо вселенной, за разумное и талантливое человечество, несущее среди мириад миров и звёзд свой творческий огонь по ведомому лишь Господу Богу вечному пути…

Но концерты, как и праздничные дни, увы, протекали быстро, и неотвратимо наступали будни, также расцвеченные яркими впечатлениями от новых мест, а главное, от новых дел.

Назавтра после дня рождения мы с женой и прилетевшим из Москвы моим старинным товарищем Дмитрием в сопровождении Егора и его партнёра Владимира окунулись в совершенно незнакомый водоворот лондонских деловых сфер. Причём если меня интересовала только покупка небольшой, но всё равно весьма недешёвой квартиры для дочери, мечтающей как минимум ряд лет после учёбы поработать в Лондоне, то моего товарища интересовали квартиры как самое надёжное средство вложения средств и получения пусть небольшого, но гарантированного дохода от аренды и роста цен на недвижимость. Кроме этого он мечтал открыть счёт в каком-либо из английских банков, известных своей консервативностью, и зарабатывать с его помощью пусть небольшие, но зато менее рискованные проценты на рынке ценных бумаг. Когда-то Дмитрий мне немало помог в тяжёлую минуту. Теперь я, опираясь на новые, но вполне надёжные знакомства, отдавал ему как бы свой долг.

Решили начать с испортившего людей, по словам М. Булгакова, квартирного вопроса как с более лёгкого, ведь покупать – не продавать.

Для этих целей у моих «бизнес-вожатых» был хорошо им знакомый профессиональный риелтор Игорь, сын известного международного обозревателя. В Лондоне он уже около пятнадцати лет и всё это время занимается недвижимостью, причём не только посредничеством в купле-продаже, но и сдачей в аренду, что было особенно важно для Дмитрия. Цена риелторских услуг, в отличие от 5 % в Испании, сравнительно невелика: примерно 1,5 % для уже готового жилья и 0,8 % для строящегося, правда, и цена квартир в Лондоне выше в 5–7 раз.

На этом «купеческом пути» меня поразило то, что в Лондоне при выборе квартиры кроме её площади, места и других обычных потребительских свойств есть и ещё один параметр – это срок аренды земли под многоквартирным домом. В идеале он должен составлять весьма спокойный для наследников срок, равный жизни примерно сорока поколений, – 999 лет, но нам попадались предложения нового жилья со сроком и 100, и даже 75 лет. Интересно, что цены начинают снижаться только при сроке менее 70 лет. Оказалось, что для лондонского жилья почти неважно – сто или тысячу лет пользоваться землёй. На первый взгляд, странно, что им не хочется думать о благополучии далёких потомков. Но, с другой стороны, а сколько лет вообще служит многоквартирный исполин? Простоит ли он сто лет? Насколько дешевле обойдётся потомкам квадратный метр будущего жилья, если право собственности на землю при сносе старого дома у владельца не иссякло? У продавцов ответов на эти вопросы не было, но посчитать не так сложно. Не ответили они, и кто собственник земли в центре Лондона. Европейское нелюбопытство?

Позже удалось выяснить, что земля принадлежит королевской династии, говорят, что это единственный гарантированный доход монархов на протяжении многих веков. После этой информации на душе стало легче. Во имя сохранения хоть где-то в мире традиций, по-дикарски разрушенных у нас в России до основания, можно поручить потомкам заплатить ещё раз за землю, тем более через 100—1000 лет.

Пока в знаменитых лондонских такси мы колесили по строящимся домам, надевали обязательные по технике безопасности каски, цветные куртки и рабочую обувь, поднимались на этажи, выяснилось и ещё одно привлекательное для задуманных инвестиций обстоятельство. Оказывается, последние 6–7 лет, минувших после предыдущего кризиса, недвижимость в королевской столице дорожала около 10 % в год. Причём есть прогноз на сохранение этой тенденции. Хотя в экономике, как и в погоде, «предсказания» надёжны только в прошедшем времени. Какая погода будет завтра, с полной уверенностью сказать, конечно, можно, но, увы, не раньше чем послезавтра.

О сомнительности выгоды от десятипроцентного роста цен на жильё в 2014 году я всё же поспорил со своими «экскурсоводами» и оказался прав и не прав одновременно. Правды оказалось две. Английская статистика однозначно фиксировала рост недвижимости за последний год около 10 %. Но фиксировала она его в национальной валюте. Для нас же, хранящих деньги в евро, в долларах и в рублях, ситуация иная. Те, кто купил жильё год назад, поменяв евро, выгадали в последний год дополнительно ещё около 20 %. Именно на эту величину евро ослаб по сравнению с фунтом стерлингов. Те же, кто хранит свои «скромные» сбережения в долларах и год назад конвертировали их в фунты, остались при своём интересе. Английская валюта за год просела относительно доллара примерно на столько же, на сколько выросла недвижимость, то есть примерно на те же 10 %. Больше всех, процентов 50 и более, выиграли россияне, поменявшие рубли на фунты. Насколько выгодно сейчас менять доллары на фунты – покажет время. Во всяком случае, мой московский товарищ Эдуард, специалист по ценным бумагам, с полной уверенностью предрекает дальнейшее падение европейской валюты и тенденцию к более мягкому, но всё же снижению фунта по отношению к доллару. Но это, опять же, всего лишь один из прогнозов экономической погоды. Правда, его прогнозы чаще всего точны. Два-три года назад всем друзьям он рекомендовал держать сбережения только в долларах, а ни в коем случае не в евро и не в рублях, и оказался прав. В 2014 году евро упал по отношению к доллару аж на 35 %. Но правдивость его прогнозов, увы, не абсолютная. Нескольким доверяющим ему друзьям, играющим через него на рынке ценных бумаг, он помог вложить немалые средства в такой замысловатый инструмент, который позволил бы очень хорошо заработать при обрушении действительно раздутого американского рынка акций. Но прошло уже несколько лет, как миллионы долларов его друзей не только заморожены, но, кажется, и растаяли, уменьшившись в 3–3,5 раза, так как имеет место обратная тенденция: предрекаемого падения рынка как не было, так и нет, администрация Барака Обамы пока успешно справляется с экономическими проблемами.

Получилось так, что я попал в ситуацию проигрыша дважды. Некую сумму вложил в 2012 году, а через год Эдуард уверил меня, что отбить вложенное и немало заработать будет намного проще и быстрее, если добавить ещё столько же.

Не будучи специалистом в макроэкономике, которой Эдуард занимается уже более 30 лет и когда-то защитил на эту тему ещё и диссертацию, я ориентировался только на его профессиональные качества и безусловную личную заинтересованность при принятии правильного решения. Его порядочность, скреплённая дружбой с ним и его семьёй, за многие десятилетия вопросов не вызывала. Плюс к этому я, конечно же, помнил, что лет пять назад Эдуард аналогичным образом заработал мне около 50 % годовых, правда, на меньшую вложенную мной сумму, а также то, что его предыдущая операция с чужими, к сожалению, не моими, бумагами дала в 2012 году фантастические 90 % годовых.

Помнится, тогда я порадовался за его семью, так как на полученные 20-процентные отчисления от высоченной прибыли его друзей-партнёров он приобрёл новенький «Крузер», квартиру в Испании и построил в Подмосковье дачу, которая тем более кстати, что на ней, кроме обеих бабушек, перевезённых из Иркутска в Москву, теперь ещё отдыхает и растущий без отца пятилетний внук, причём со странными и очень редкими последствиями отравления. Уже года три, как он не ест практически никакие продукты, кроме строго определённого вида белого хлеба и молока. На этом незамысловатом рационе и на свежем воздухе живёт он, как будто святой, и, как ни странно, развивается пока вполне нормально, да ещё и акробатикой успешно занимается. Сам же Эдуард все годы, работая то в банках, то на вольных хлебах, управляя чужими капиталами, результатов хуже нулевого заработка вроде бы не получал. Быстро взвесив все, казалось бы, бесспорные доказательства его удачливости, основанной и на знаниях, и на интуиции, я всё же не без колебаний согласился удвоить сумму риска и, как теперь, спустя два года, мне кажется уже почти очевидным, – прогорел. «Макроэкономическое казино» на этот раз, похоже, дало сбой. Теперь запоздало ругаю себя за удвоенный риск. Нужно было хотя бы вовремя остановиться.

По-видимому, очень крупные предшествующие выигрыши в 50 % и 90 % опьянили моего товарища, ему стали неинтересны 10—35-процентные заводи, тем более что на всех рынках наступал вроде бы период затишья. Он выбрал потенциальный максимально прибыльный инструмент. Но высокие ожидания сопряжены с не менее высокими рисками. Обижаться, увы, не на кого, хотя в мире известно немало случаев, когда с главного «игрока» требуют компенсацию, в том числе и криминальными способами. Один мой знакомый, эмигрировавший в Америку лет двадцать назад, пал «смертью храбрых» от рук бывших земляков, чьи деньги растаяли под его руководством на нью– йоркской бирже. Понимая эту опасность, Эдуард никогда не берёт деньги у тех, у кого они последние, и у тех, кто склонен к криминальным разборкам.