Текст книги "Алеша-попович"

АЛЁША-ПОПОВИЧ

рассказ

У всякой общеобразовательной школы свое «лицо». Где-то порядок, где-то бардак, где-то учебный процесс на первом месте, где-то пиар – песни и пляски, где-то директор-зверь, где-то он или она – ни рыба ни мясо… В школе, располагавшейся в одном из «спальных» районов Москвы директриса фактически ничем не руководила, большую часть рабочего времени сидела в своем кабинете, или налаживая связи в вышестоящих инстанциях – она была перспективной и жаждала еще приподняться по служебной лестнице. И, тем не менее, в школе никакого бардака не наблюдалось, и учебный процесс шел, и внутришкольная дисциплина была на более или менее приемлемом уровне. Почему так? Может, здесь подобрался суперпедколлектив и какие-то отборные сверхмотивированные на учебу дети? Да, нет, и педагоги в основном были средние, и ученики самые обыкновенные. Просто в той школе был, если так можно выразиться, суперзавуч. Вот на ней-то, пожилой, неперспективной, оная и держалась.

Вызов на «ковер» к завучу для десятиклассника Алексея Климанова не сулил ничего хорошего. Алеша-попович, под таким прозвищем Алексей был широко известен в школе. Он действительно был поповичем, то есть сыном священника. Однако, несмотря на то, что Алексей происходил из такой семьи, он слыл одним из первых школьных «неслухов». Нет, он не был злостным нарушителем дисциплины с хулиганскими наклонностями, он просто был неисправимый «приколист». От его «приколов» постоянно страдали и классный руководитель, и другие учителя. Потом он раскаивался, просил прощения … но не мог время от времени отказывать себе в этом «удовольствии». Тогда, отчаявшись достучаться до его разума и совести, классная отправляла Алексея к завучу, к высшему педагогическому авторитету школы.

– Разрешите, Елена Николаевна?– Алексей, плечистый, высокий, чуть приоткрыл дверь кабинета завуча.

– Заходи Алеша … подожди, я сейчас.

Елена Николаевна в строгом темном костюме, среднего роста, с фигурой в стадии естественного возрастного перехода от пышнотелости к старческой обрюзглости, ибо ей уже шел шестой десяток. Завуч сидела перед монитором компьютера и перебирала пальцами по клавиатуре, набирая какой-то текст. Минуты через три-четыре она действительно освободилась:

– Так Алеша, ты видимо забыл наш последний разговор, хоть он состоялся сравнительно недавно, в мае, если не ошибаюсь. Вот в этом же кабинете в присутствии твоих родителей ты божился, что в новом учебном году, наконец, повзрослеешь, и с тобой не будет связан ни один школьный скандал. Мы тебе поверили, зачислили в десятый класс, а ведь исходя их твоих «подвигов» могли бы и не брать. Только из уважения к твоему отцу и, надеясь, что ты остепенишься, мы пошли на это. И что мы имеем? Не успел сентябрь минуть, а ты уже второй раз отличился.

– Первый раз, он к школе никакого отношения не имеет,– Алексей стоял, опустив голову, глядя в пол.

– Это ты так считаешь, а нам вот телефонограмму прислали, что ученик нашей школы во время каникул побывал в милиции. Слава богу, что тебя еще на учет там не поставили …

Алексей в эти каникулы никого не ограбил, даже не подрался, а опять всего лишь прикололся. Он поспорил с ребятами, что покатается ночью на старом отцовском мотоцикле, предварительно сняв с него глушитель. Причем, не просто покатается вблизи дома, а проедет мимо местного ОВД. Он выбрал ночь, когда отца дома не было, он служил в храме, располагавшемся в другом районе. Алексей дождался когда уснет мать и младшие братья, на цыпочках выбрался из квартиры, отпер их гараж-ракушку … Среди ночи едва ли не все жители микрорайона были разбужены. Мощный мотоцикл, лишенный глушителя, ревел так! … Если бы Алексей покатался с полчаса и мимо ОВД проехал один раз. Но его «понесло». Пустынные улицы, ночная прохлада, ощущение полета, свободы. Алексей не меньше часа наслаждался всем этим, на предельной скорости три раза пронесся мимо ОВД. Милиционеры в конце-концов не выдержали, снарядили в погоню УАЗик. Не сразу, но догнали, препроводили в отдел, выяснили домашний телефон … Если бы тут же прибежавшая мать, сказала, что задержанный является сыном священника, его бы наверняка отпустили. Но она постеснялась, да и не хотела впутывать в это дело мужа. Потому, разозленные погоней милиционеры, сына ей сразу не отдали, а долго читали им обоим лекции воспитательного характера. Когда священник после всенощной приехал домой, и не застал дома ни жены, ни старшего сына, а от младших узнал, что «Алешка попал в милицию, и мама туда же побежала» … Отец, как был, тоже поспешил в ОВД. Увидев священника в полном облачении, представившегося отцом нарушителя общественного порядка, милиционеры только головами покачали, но Алексея сразу же отпустили …

– Господи, Алеша, я допускаю, что тебе наплевать на школу, но ты хоть о родителях подумай, каково им иметь такого сына как ты? Как твой отец может наставлять и исповедовать посторонних людей, если он своего родного сына к порядку призвать не может?– внешне спокойно, без лишних эмоций пыталась уже далеко не в первый раз достучаться до «приколиста» Елена Николаевна.– Ладно, я еще могу понять, что у тебя постоянно свербит в одном месте, это природа и ее не изменить. И то, что ты тут нам ночью «концерт» летом устроил, и за тобой милиция гонялась …

Елена Николаевна, могла бы здесь перечислить немало подобных «подвигов» Алексея совершенных непосредственно в стенах школы. Например, одновременно возмутительный и очень смешной «прикол» организованный им где-то в середине прошлого учебного года на уроке химии. Тогда мобильный телефон, подключенный к усилительной колонке в его портфеле, вместо обычной мелодии, используемой в качестве звонка, вдруг на весь класс заорал:

– Внимание! Работает ОМОН! Всем лечь и не двигаться! При малейшем сопротивлении открываем огонь на поражение!

Где уж он закачал на мобильник такой «звонок», но потом не только ученики, но и большинство учителей не могли сдержать улыбки, а то и откровенно смеялись, когда представляли, как на эту команду реагировала химичка, застыв в прострации, не зная, что делать, падать на пол или продолжать урок.

– Все это ребячество, хоть ты уже далеко не ребенок … но то, что произошло сегодня, это уже не детская шалость, это уже более чем серьезно. Если бы то же, что ты высказал Фатиме Гусмановой, адресовалось бы какой-нибудь русской девочке, то было бы еще полбеды, а так все это можно истолковать как разжигание межнациональной розни. Ты понимаешь, с каким огнем начал играться?– завуч, сидя за своим столом, снизу вверх укоризненно смотрела на стоящего перед ней и не поднимавшего глаз ученика.

– Я … я не хотел, но понимаете, она же первая начала, она наших девчонок оскорбила,– глухо, будто ему перехватило горло, оправдывался Алексей.

Это произошло всего три часа назад во время большой перемены …

В школе вообще еще с девяностых годов возникло какое-то заразное поветрие – многие девчонки где-то с седьмого-восьмого классов начинали материться, курить, причем не только из неблагополучных семей, но и вполне нормальные, даже отличницы. Дальше-больше, возникла «мода» на девчоночьи разборки, «стрелки», иногда доходящие до настоящих драк. Алексей не переносил ни матерящихся, ни дерущихся девчонок. Но если в первом случае он просто отворачивался и уходил, хотя сам в ребячьей среде мог использовать матерные слова для связки слов наравне с другими пацанами. Однажды эти «связные» слова случайно услышал отец, и в наказание поставил его на полдня на колени под образа, заставив читать молитвы. Когда же ему приходилось быть свидетелем девичьих драк, он в отличие от других парней, как правило, занимавших позицию «зрителей» … Он немедленно вмешивался, растаскивал, а то и просто разбрасывал драчуний – его рост, сила и трехгодичный опыт занятий в секции дзю-до, позволял делать это достаточно эффективно

На той злосчастной большой перемене перед алгеброй Алексей, не приготовивший домашнего задания, собирался списать его у одной из отличниц Афиногеновой Ани. Но та «заломалась». Алексей тут же обратился к другой отличнице Насте Каратаевой. Та мгновенно выразила готовность помочь и полезла к себе в сумку за тетрадью. В свою очередь Аня спохватилась и тоже поспешила со своей тетрадью … Надо сказать, что Аня с Настей являлись лучшими ученицами в классе, обе рассчитывали на медаль. Сказать, что меж ними имело место соперничество и взаимная нелюбовь, ничего не сказать – они терпеть не могли друг дружку. Алексей оказался перед определенным выбором, ибо обе девочки протягивали ему свои тетради, чью взять … Он замешкался. В это время одна другую, скорее всего, нечаянно, толкнула, последовал ответ. Ссора вспыхнула как от искры, попавшей в сухую солому, девчонки толкались все сильнее. Более габаритная Аня явно «заталкивала» Настю, но той на помощь поспешила ее подруга Ляля Шарибжанова. Вдвоем они уже перетолкали Аню. Возня, визг, крики, вокруг собирались «зрители». Алексей не сразу ввязался, думая, что до настоящей драки не дойдет. Но когда явно проигрывающая Аня в запале произнесла первое матерное слово, а те не задержались с соответствующим ответом … тут он не выдержал:

– Эй, девчонки … брэк … разбежались!

Видя, что его слова не возымели никакого действия и вот-вот толкотня перейдет в выдирание волос … Он подскочил и сначала оттащил Настю попутно эдак по отцовски шлепнув по туго обтянутой юбкой заднице, потом Лялю, и ее угостив по аккуратной попке. Ну, и для полного равновесия удостоил такого же шлепка широкий обтянутый джинсовой юбкой зад Ани …

Алексей нравился девчонкам, и ему не одну доводилось шлепать ниже спины, и они ему это, в общем, позволяли. Но, то случалось, как правило, когда никто посторонний не видел. Сейчас же это произошло на глазах, чуть ли не всего класса. Как всегда Алексей не смог обойтись без эффектного попутного действа, явно рассчитанного на публику. Впрочем, ни одна из трех девчонок не выразили ни малейшего возмущения, не восприняли шлепки как публичное оскорбление. «Зрители» как-то тоже не особо заострили на том внимание … все кроме Фатимы Гусмановой, сухощавой смугло-чернявой азербайджанке, новенькой, пришедшей в класс ровно год назад. Она за это время в коллектив класса так и не «влилась», держалась особняком и внешне тоже отличалась, прежде всего своей одеждой – никогда не носила коротких юбок, джинсов, топов, а платья только длинные, полностью закрывавшие руки, шею и ноги почти до щиколоток. Фатима подошла к Ляле, переводящей дух после потасовки и негромко, но отчетливо проговорила:

– Как тебе не стыдно, ты же мусульманка, а оскверняешь свой рот погаными словами и позволяешь всякому хлопать себя по заднице. От этих … набралась?– Фатима, презрительно скривив губы, кивнула в сторону Ани с Настей.– Так для них это как воды выпить, они, наверное, и не то позволяют с собой делать. Им что, отряхнутся и дальше пойдут, а ты себя и род свой опозорила …

Вообще в школе было немало кавказцев, в том числе и азербайджанцев, но в основном в младших классах, а среди старшеклассников, так уж получилось, она одна. Необщительная, замкнутая Фатима явно комплексовала, и поведение раскованной общительной татарки Ляли ее раздражало – видимо ей казалось, та должна была дружить с ней, ведь в классе только они были из мусульманских наций. Именно то, что Ляля бросилась в драку за свою русскую подругу, совсем вывело Фатиму из равновесия и спровоцировало на вроде бы не характерный для нее поступок.

От слов Фатимы Ляля растерялась, непонимающе захлопала своими длинными ресницами. Для татарки, тем более не приезжей, а родившейся в Москве, с первого класса учившейся в этой школе, десятый год дружившая с Настей, сидевшая с ней за одной «партой» … до нее обвинения «сестры по вере» как-то не доходили. Не сразу осознали как «прошлась» по их «обликоморале» и Аня с Настей. Зато все моментально понял и «просчитал» Алексей. Во всяком случае, уничижительное «всякий», явно относящееся к нему буквально взорвало парня. В такие моменты разум уже был не властен над ним, его вновь неуправляемо понесло на очередной «прикол».

– А ты что, завидуешь, что не тебя?!– громко, вызывающе обратился он к Фатиме.– Если хорошо попросишь, так и быть и тебя уважу!

Собравшиеся пацаны дружно засмеялись удачной шутке, подошедшие несколько девчонок тоже с ехидными улыбочками переглядывались и перешептывались. А Фатима, заливаясь маковым цветом, чуть не закричала:

– Я не такая как эти … за меня есть, кому заступиться … меня ты не посмеешь!

– Думаешь, испугаюсь ваших обсосов с рынка?! … Клал я на них!? … А тебя я трогать не стану не потому, что кого-то боюсь, просто я таких плоскодонок не переношу, да и, что я руки свои на помойке нашел, чтобы обо всякую черноту пачкаться!– Алексей в отместку тоже сделал акцент на слове «всякую».

Звонок возвестил о конце большой перемены, прервав, становящийся все более накаленным диалог … Минут через пять после начала урока Фатима с заплаканными глазами встала и попросила у учительницы разрешения выйти из класса. Вышла с сумкой и больше не появилась ни на одном уроке. А через два часа Алексея вызвали к завучу …

Когда Елена Николаевна, выслушала объяснения Алексея, она прежде всего негодовала по поводу Ани, Насти и Ляли:

– Ну, как с этим бороться, никогда такого не было, всегда мальчишки дрались и матерились, это безобразие, но это естественно, а тут … и девочки-то хорошие, ну откуда в них это взялось.

– Ну вот, а я их просто разнять хотел, а эта …– Алексей, услышав рассуждения завуча, подумал, что есть шанс избежать вызова в школу родителей.

Но Елена Николаевна, словно не услышав его, резко выдала команду к действию:

– А ты Алеша сейчас вот что, немедленно домой и носа из квартиры не высовывай.

– Вы что думаете … так я их не боюсь,– возразил, было, Алексей, но завуч его решительно перебила:

– Ты слышал, что я тебе сказала – руки в ноги и домой, чтобы в школе тебя не было. Они наверняка вот-вот приедут, скорее всего, родственников со всей Москвы, а то и Подмосковья собирают. Не хватало нам тут еще одной, уже настоящей драки, а то чего и похуже …

Где-то уже в пятом часу вечера возле школы с шумом тормознули три не первой свежести иномарки, и из них вышло около десятка джигитов «рыночной» внешности в возрасте от двадцати до сорока с лишком лет. Занятия уже давно закончились, только в некоторых классных помещениях шли факультативы, дополнительные занятия и репетиции всевозможных пришкольных кружков художественной самодеятельности. Охранник на входе так перепугался, что не сделал даже попытки задержать злых родственников Фатимы, и они беспрепятственно дошли до кабинета директрисы, оттолкнув по дороге как мешающий незначительный предмет ее секретаршу. Через пару минут, та самая «откинутая» секретарша уже бежала к завучу, после чего Елена Александровна тоже поспешила в директорский кабинет … Когда она вошла, то обозрела следующую картину. Директриса, маленькая, белобрысенькая, жидковолосая с глазами полными ужаса, чуть не вдавилась в свое кресло, словно пыталась исчезнуть в его «недрах», а стоящие полукругом черноволосые щетинистые мужчины, всем своим видом показывали, что сейчас начнут ее нещадно бить.

– Что здесь происходит?!– недоуменно, но строго вопрошала завуч.

– Эээ …– подала дрожащий голосок директриса,– эээ … это вот родственники Гусмановой из 10-го «А» … там что-то сегодня случилось … эээ я не в курсе … может вы … они говорят, что ее оскорбили … говорят сын попа … это Климанов наверное … ээээ. Елена Николаевна, я вас прошу, разберитесь пожалуйста,– в глазах перспективной директрисы кроме ужаса читалась уже и мольба: спасите, защитите, я так их боюсь?

– Так, все понятно. Я знаю об этом инциденте. Вы, насколько я помню, отец Фатимы,– завуч обратилась к самому старшему из мужчин, дородному усатому азербайджанцу.

– Да, я,– отец Фатимы и сопровождающие лица перестали пугать директрису и уперли свои «тяжелые» взгляды в Елену Николаевну.

– Тогда пойдемте со мной, я вам изложу все обстоятельства произошедшего. Наверное, ваша дочь рассказала вам далеко не все, что имело место на самом деле. А всех остальных попрошу немедленно покинуть школу!– она резко повысила голос.

– Мы никуда не пойдем пока …– порывисто заговорил один из самых молодых «сопровождающих», парень лет двадцати, но завуч его перебила.

– Если все, кроме отца девочки не покинут территорию школы, я сейчас же сообщаю в милицию, что на школу совершено нападение, и через пять минут здесь будет ОМОН!

Решимость и твердость завуча произвели на «мстителей» удручающее впечатление. Видимо встретиться здесь не с дрожащими от страха охранником и женщинами, а с ОМОНом никак не входило в их планы. Отец Фатимы, что-то коротко сказал родственникам по-азербайджански и те, оглядываясь по сторонам, двинулись к выходу.

Больше часа шел нелегкий разговор в кабинете завуча, а свита старшего Гусманова поджидала его у школы.

– … Если бы он не был сыном попа, мы бы сами с ним разобрались. Но мы не хочим … как это сказать … религиозный рознь. Мы хочим, чтобы этот фашист был наказан, отец его был наказан, чтобы он свой поганый рот на мою дочь не открывал … чтобы вы, школьный начальство, его наказал, чтобы все эти фашисты, скинхеды не смели оскорблять мусульманских девочек, мы хочим … – Гусманов в отличие от дочери, которая училась в русских школах с первого класса и по-русски говорила чисто … так вот, ее отец изъяснялся с характерным акцентом.

Елена Николаевна внимательно слушала отца Фатимы, и когда тот после многословных и сбивчивых тирад замолкал, осведомлялась:

– Вы все сказали?

Но Гусманов вновь возмущенно взмахивал руками и высказывал претензии ко всем и вся, начиная от районной управы и администрации рынка, которые не дают им, честным торговцам, нормально жить и, кончая, конечно, школой где третируют его дочь. Наконец, он выплеснул все окончательно, и слово взяла Елена Николаевна:

– Вот что я вам скажу, Магерам Муслимович, то что случилось сегодня, конечно безобразное явление, но вы вините исключительно одну сторону, и совершенно не желаете обратить внимание на весьма вызывающее поведении вашей дочери.

– Какой такой поведение, о чем вы?– искренне не понимал завуча Гусманов.

– Ну, как же, ведь ей эти обидные слова мальчик сказал лишь после того, как она не менее грязно оскорбила двух русских девочек, да и татарку тоже. Так что, как я думаю, вина здесь поровну, и наказание, если уж на таковом настаивать, тоже должно быть поровну.

– Ай … какой девочки, что она им такой сказал, ничего не сказал, пошутил просто. А татарка … она просто поучить ее хотел, как должна себя вести хорошая мусульманская девочка,– по-прежнему ни чуть не сомневался в правоте Фатимы Гусманов-старший.

– Ну, вот опять вы только свою правду видите, а чужой для вас нет. Ваша дочь публично, при свидетелях фактически обозвала проститутками двух хороших девочек, из уважаемых семей. У одной из них, кстати, отец довольно высокопоставленный чиновник в районной управе,– как бы между прочем выдала информацию к размышлению Елена Николаевна.

– Хорошие девочки не позволят хлопать себя по заду,– возразил Гусманов, уже не так агрессивно, видимо информация о чиновнике из управы дошла-таки до его «возмущенного разума».

Елена Николаевна чуть усмехнулась и заговорила назидательным «лекционным» тоном:

– Знаете, у вас, у восточных людей есть очень эффективная форма защиты от посягательств на вашу внутреннюю жизнь. Словами это можно выразить так: где бы мы ни были, мы будем жить так, как хотим и не смейте нам указывать. Очень действенная форма защиты. Но почему-то вы считаете, что вправе навязывать ваше понимание, что хорошо и что плохо, людям с другой ментальностью. Да, фамильярность, что возникла в последние годы в отношениях между нашими мальчиками и девочками, это не хорошо. Но наши дети хотят общаться так, как они общаются, и только их родители или их учителя имеют право их учить и делать замечания, а не ваша дочь, которая, судя по ее личному делу, сменила три школы в Подмосковье, а наша у нее уже четвертая.

– Мы переезжали из города в город, с квартиры на квартиру, вот только в Москву прошлый год попали,– объяснил причину частой смены школ у дочери Гусманов.

– Но сами посудите, новый человек попадает в сложившийся коллектив и уже через год учебы такое себе позволяет. Извините, может ей в нашей школе что-то не нравится, тогда найдите другую, где четвертая там и пятая. Только не подумайте, что я вам даю какие-то советы или пугаю, нет, тут дело в другом, как бы это вам … Вот вы запрещаете дочери одеваться так как одеваются другие девочки, опускать юбки на бедра, носить короткие кофточки, джинсы. Ну и пожалуйста, мы же не заставляем ее идти против вашей воли, отступать от ваших моральных норм …

Гусманов несколько раз порывался что-то сказать, но завуч спокойно и привычно не давала себя перебить.

– Никто над вашей Фатимой не смеется, не третирует, не осуждает. Ну, а то что никто с ней не хочет дружить … Извините, вам не кажется, что тут есть определенная и ваша вина, вы ведь совсем не хотите интегрироваться в общество той страны в которую приехали. Знаете, существует знаменитое поэтическое изречение: Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут. Так вот вы почему-то непоколебимо уверены, что именно мы должны сойти со своего места …

Конечно завуч ни в чем не убедила отца Фатимы, но так его «забила» своими аргументами, пугнула отцом-чиновником, и крупными связями отца обидчика Фатимы в высших кругах Московской патриархии, и возможной нежелательностью пребывания её в данной школе … К такому прессингу Гусманов-старший оказался не готов: и с «сильными» родителями связываться не хотелось, да и для дочери новую школу искать. Потому, когда он уже как бы на излете вновь упомянул, что этот скинхед-фашист и одновременно поповский сын кроме его дочери оскорбил и весь азербайджанский народ, назвав «честных рыночных торговцев кормящих всю Россию» обсосами … Елена Михайловна невозмутимо парировала и этот выпад:

– А ваша дочь в лице тех девочек оскорбила всех русских женщин, да и татарских попутно,– и тут же добавила.– Надеюсь, что не из ваших внутрисемейных разговоров у нее выработалось мнение, что русские женщины готовы с кем угодно, а потом отряхнутся и дальше пойдут?

– Нет, это не правд … не мог она такой сказать!– Гусманов перепугался по настоящему, видимо думая уже не столько о мести, сколько о том, как наказать дочь, за то, что так несдержанно, на людях, озвучила часто употребляемые в их семье высказывания.

На следующий день Алексей пришел в школу снедаемый беспокойством – удалось замять вчерашнее или нет. Отсутствие звонка родителям позволяло надеяться на положительный исход. Тем не менее, он был крайне удивлен, что его встречали … ну почти как героя, особенно девчонки. А тут еще, после того как кто-то пустил слух: «черные» требуют, исключения Алексея из школы, непосредственные участницы действа Аня, Настя и Ляля пошли к завучу просить за него. Елена Николаевна их отругала, ведь это они своим безобразным поведением спровоцировали весь сыр-бор. А потом она уже без педагогического «металла» в голосе просто попросила:

– Девочки, вы только Фатиме обструкцию не устраивайте. Поймите, она не станет такой как вы, даже если очень захочет, ей этого не позволят. Она ведь не просто так вчера сорвалась, она одна, а одной в чужой среде всегда тяжело …

На этот раз Алексей был вовсе не рад свой запредельной популярности. Напротив, он хотел, чтобы случившееся как можно скорей забылось. Но, увы, окружающие, казалось, только и делали, что обсуждали его поступок, особенно на переменах, когда к нему подходили ребята из других классов. Из-за этого на переменах он даже в коридор старался без лишней надобности не выходить. И вот после очередного урока, когда он «прятался» в классе, к нему подсел одноклассник Сергей Копылов, исполняющей функцию классного разносчика и хранителя сплетней. Он зашептал ему на ухо:

– Слышь, Лех, тебя там Оксанка Михалева вызывает, что-то перетереть хочет …

Оксана училась в параллельном 10-м «Б» и считалась едва ли не самой крутой девчонкой в школе. Ее крутость основывалась на том, что она и от природы была бой-бабой, да к тому же еще занималась боевыми единоборствами. С пацанами не дралась, а вот девчонкам от нее доставалось. Оксана тоже симпатизировала Алексею и в прошлом году не раз и не два давала понять, что непроч иметь с ним что-то вроде общепринятых отношений – прошвырнуться по бульвару, съездить на каток, сходить в бассейн. Алексей всякий раз под благовидным предлогом отказывался. Оксана удивлялась, обижалась … Но не мог же он ей в глаза признаться, что ему совсем не импонирует такая бойцовая деваха. Да и внешне, худая, длиннорукая, голенастая и большеногая Оксана, ходившая враскачку в спортивных куртке, брюках и кроссовках, ему совсем не нравилась. Правда, потакая моде, она пробовала одеваться в топ, но ее поджарый мальчишеский живот с хорошо проявленными «кубиками» брюшного пресса, тем более не восхитил Алексея. У него у самого был такой же, а у девчонки по его непоколебимому мнению должен быть совсем другой, женский живот. И сейчас ему не хотелось идти, но это было неудобно и Алексей, не желая в очередной раз обидеть Оксану, пошел. Топ-период у Оксаны, видимо, прошел, и она была в своем обычном спортивном одеянии. Поменять его на платье и туфли – этого от нее так и не могли добиться учителя, хотя и пытались до тех пор, пока Елена Николаевна не вынесла окончательный вердикт: да пускай ходит, как хочет. Через родителей в данном случае действовать тоже было бессмысленно – Оксана росла без отца, с пьющей и гулящей матерью.

– Здорово Алеша … Ну, ты молодец, здорово эту азерку приложил,– восхитилась Оксана.– Я слышала вчера после обеда ее родня в школу приезжала права качать. Ты эт … если они на тебя наезжать будут, я могу ребят из нашей секции организовать, кикбоксеров, поможем.

– Спасибо Оксан, не надо, я и сам с ними разберусь, если что,– поспешил отказаться от помощи Алексей.– Ну, как знаешь … Я еще, что спросить хотела. Слушай Алеш, может сходим сегодня в парк, на роликах покатаемся,– выложила, наконец, и основную цель ради которой вызывала Алексея Оксана.

И так и эдак, на ходу придумывая причину, Алексей противился совместной «роликовой» прогулке. Он не хотел ее обижать, но и перебороть определенное отвращение, тоже не мог. Потому и не смотрел ей в глаза, ведь там стояли самые настоящие слезы – она все-таки была хоть и мужиковатой, но девчонкой.

Отбившись от Оксаны, Алексей вновь «спрятался» в классе, на уроках был пассивен – «прикольного» настроения как не бывало. И, тем не менее, совсем по-другому он отреагировал, когда на следующей перемене, тот же Сергей, передал очередное устное послание и опять от девочки:

– Лех, ты чего здесь сидишь, меня уже замотали за тобой бегать. Там эта, Ксюха из девятого класса тебя зовет. Везет тебе, любят бабы крутых. Может и мне как-нибудь приколоться, отчебучить что-нибудь?

– Приколись Серый, приколись,– поддержал Алексей, спешно поднимаясь, так что даже стул на котором сидел, уронил. Отчего он так заспешил? Да оттого, что отношения с Ксенией Мальцевой из младшего класса были у него, ну едва ли не полной противоположностью отношений с Оксаной. Здесь уже он был инициатор, а Ксюша, напротив, на контакт шла не то чтобы с неохотой, а очень осторожно, словно опасаясь шабутного кавалера. Алексей никак не ожидал, что такое будет возможно, что она сама его «вызовет». Круглощекая, полненькая, похожая на матрешку Ксения выглядела какой-то испуганной:

– Алеш, ты что с Гусмановой поругался? Это же очень опасно. Они ведь все могут, и по судам затаскать и даже убить. Слушай, у меня и папа, и бабушка юристы, если понадобится какая-нибудь консультация …– на полном серьезе по-настоящему обеспокоилась за него Ксюша.

– Да ну, так уж и убьют,– шутливо отреагировал Алексей, весьма польщенный, что эта скромная девочка переступила через стеснительность, и главное, так искренне боится за него.

То что «крутой» Алексей втюрился в эту «матрешку», были «виноваты» прежде всего уроки МХК – мировой художественной культуры. До того у него не было определенных критериев оценки женской красоты. В семье Климановых естественно детям не позволяли ни по телевизору, ни по видео смотреть не то что порно, но даже легкую эротику. Однако отец часто задерживался на своей службе, мать, сотрудница православного издательства, по мере взросления Алексея все больше внимания уделяла его двум младшим братьям, которые росли куда более болезненными, нежели старший. Потому, когда в их квартире появился сначала компьютер, а потом и Интернет … Родители Алексея, выросшие задолго до интернетной эры не знали его возможностей и потому просто не могли представить, куда забредет их любознательный сын, плутая по необъятным просторам Сети. Учась еще в шестом классе, он впервые посетил порносайт. Тяга к подобным зрелищам у мальчика, тем более подростка, она, в общем, естественна. В школе, во дворе ребята постоянно делились, рассказывали о том что «нашли», обменивались электронными адресами наиболее крутых порносайтов. Но, странное дело, чем взрослее становился Алексей, тем ему все менее нравилось то, что он на тех сайтах видел. «Грязь», что там демонстрировалась, она в первую очередь была рассчитана на сексуально озабоченных особей склонных к определенным извращениям. А Алексей извращенцем не был. Почему со временем ему вся эта Интернет-порнуха уже внушала определенное отвращение, Алексей понял, учась в восьмом классе. Тогда МХК, далеко не самый важный предмет, преподававшейся всего час в неделю, стала вести не какой-то учитель-гуманитарий, совмещая это побочное занятие со своим основным предметом, а женщина профессиональный искусствовед. Что уж ее заставило пойти в школу, да еще на такое незначительное количество учебных часов? Впрочем, продержалась она всего год – сказалось, видимо, полное равнодушия большинства учеников к ее предмету. Но именно она открыла Алексею глаза на истинную красоту … в том числе и красоту женского тела, на мир прекрасного, в который он сразу же влюбился, хоть это и не соответствовало его имиджу «крутого пацана». Искусствовед водила их в Пушкинский музей, Третьяковку, выставочный зал на Крымском валу, демонстрировала слайды из собраний Эрмитажа, Дрезденской и других крупнейших галерей мира. И Алексей вдруг осознал, что не от Интернет-порнухи он испытывает истинное наслаждение, а от созерцания картин импрессионистов, передвижников и особенно мастеров Возрождения. Изображенные на них, вроде бы нереальные женщины из далекого прошлого волновали его куда больше, чем реальная или постановочная Интернет-порногрязь. Таким образом сформировался его «мужской вкус». Тому содействовало и то, что его мать тоже относилась к немодному ныне женскому типу – округлому, с мягкими линиями. Впрочем, мать Алексея не была классической матушкой-попадьей, в платке и глухих платьях она ходила только когда была рядом с отцом на людях. Во всем остальном она была обыкновенной русской женщиной средних лет. Дома ходила в халате, а когда убиралась, не стеснялась появляться перед сыновьями, облачившись в спортивный костюм. На даче, которая родители приобрели несколько лет назад, она тоже одевалась весьма вольно.