Текст книги "Большое собрание сочинений в одной книге"

Виктор Голявкин
Большое собрание сочинений в одной книге

© В. В. Голявкин, наследники, 2021

© ООО «РОСМЭН», 2021

* * *

Писатель для всех. Перечитывая Виктора Голявкина

Писать о классике литературного минимализма Викторе Голявкине надо коротко. Нельзя забалтываться.

– Дай то-то.

– На, но помни, что я тебе дал.

– Дай теперь ты то-то.

– Не дам.

– А помнишь, я тебе дал то-то?

– А зачем ты дал, ты не давал бы.

В этом рассказе «Я тебе – ты мне» прекрасно представлена суть творчества Голявкина. Он исходит из того, что в мир, пребывающий в гармоническом равновесии, то и дело врывается нечто, внешне безобидное и даже, как здесь, с чертами гуманности, после чего, однако, равновесие нарушается, гармония превращается если не в хаос (а упорядоченное неотвратимо ведет к хаосу), то в конфликт.

В искусство Виктор Голявкин пришел художником. Окончил в Ленинграде Институт живописи, скульптуры и архитектуры по специальности «театрально-декорационная живопись». Получил распределение в театр города Орджоникидзе (так тогда назывался Владикавказ). Но не поехал, хотя, между прочим, театр там хороший. Безупречная логика авангардиста: он уже учился в художественном училище в Сталинабаде (ныне Душанбе), а теперь жил в Ленинграде. Так чего же метаться между вождеградами и комиссаровсками? Голявкин и остался, где был. Тем более что уже печатался в детских журналах, и даже первые книжки у него вышли в детских издательствах.

А в его взрослых книгах часто печатают рассказик «Флажки, кругом флажки»:

Флажки, кругом флажки, все небо в флажках. И флажками насыщен воздух. Сидит маленький мальчик среди флажков и ест флажок.

Все. Достаточно. Картина создана. Впервые рассказ напечатан в 1980 году, и те, кто постарше, помнят, какого цвета флажки реяли тогда над нашей страной. Одноцветно красные были флажки, флаги и транспаранты. «Очень люблю красный цвет», – однажды сказал Голявкин-художник. А Голявкин-писатель создал, можно сказать, свой литературный «Красный квадрат». Такой вот авангардизм на фоне тогдашнего социалистического реализма.

Работая в его условиях, Голявкин решил соцреализма попросту не замечать. А чтобы не замечали, что он его не замечает, брался за любые темы, особенно за те, которые входили в номенклатуру первостепенно соцреалистических. В детской литературе это, понятно, работа пионерской, а также октябрят-ской и комсомольской организаций, идеологическое и трудовое воспитание.

В первой же книжке Голявкина «Тетрадки под дождем» появляется рассказ «Второклассники и старшеклассники».

Второклассники были взволнованы. Они шумели. Вот один октябренок влез на стул и, обращаясь к старшим, сказал:

– Вы наши шефы. Мы все вас очень любим. И поэтому мы вам хотим помочь. Вы плохо натерли пол в коридоре. Он совсем не блестит. А он должен блестеть – это каждый знает. Разрешите, пожалуйста, нам это сделать. Натереть пол в коридоре, чтоб он блестел.

Старшеклассники были очень сконфужены. Они написали в стенгазету:

«Мы шестиклассники. Нам стыдно вчерашних позорных минут. Мы переживаем. Мы плохо натерли пол в коридоре. И мы благодарны второму „А“, который пришел нам на помощь. Но мы исправим свою ошибку. Мы в скором времени соберемся и все вместе, всем коллективом, натрем пол до блеска. Пусть второклассники не беспокоятся. Все будет сделано. Мы все сделаем сами».

Но октябрята не стали ждать. Они натерли пол в тот же день. А на другой день прочли стенгазету. И написали свою заметку.

«Мы, второклассники, извиняемся. Мы без разрешения натерли пол. Не переживайте. Мы все сделали сами».

Тотальная регламентация порождает абсурд, в котором человек теряет разум.

При жизни Голявкин выпустил десятки книжек в детских издательствах и уже на этом основании стал числиться детским писателем. А поскольку, как художник, также сам свои книжки иллюстрировал, постольку и вовсе приобрел репутацию человека, который не только пишет, но дорисовывает неописуемое. В итоге книги Голявкина раскупались не только детьми, но и их родителями. Просто взрослыми людьми. Читатели абсурдиан Виктора Голявкина разума не теряют, не отдают его на идеологический размен.

А свои книги для взрослых (видно сегодня) Виктор Владимирович писал так, словно предусматривал: они могут попасть в руки тем, кто читал его детские книги. Более того: он часто писал о взрослых для детей и о детях – для взрослых. А еще любил выпускать сборники, куда включал свою и детскую, и взрослую прозу. Получались книжки для семейного чтения. Спасибо ему за это. Настоящее собрание сочинений эту традицию продолжает. Ведь все, кто когда-нибудь начинал читать Голявкина, этого дела уже не бросал. Нельзя не полюбить писателя, который помогает тебе разобраться в тебе самом и в мире, где ты живешь.

Сергей Дмитренко

Тетрадки под дождем

Рассказы для детей

Все будет прекрасно!

Ника был вовсе не маленький мальчик. Он даже в школу ходил. Знал почти все буквы. Наверняка он не маленький был, а большой.

Но… Он не мог сам одеваться. Его одевали папа с мамой. Папа с мамой его оденут, и он идет в школу, так, словно он сам оделся. А раздеваться он почему-то мог. Это он умел делать вполне. У него получалось это.

Папа с мамой, бывало, ему говорят:

– Ведь ты сам разделся. Теперь сам попробуй одеться. Точно так же, как раздевался.

А он машет руками. Ногами стучит. Согласиться не хочет. И зря… Вот что вышло.

Был урок физкультуры. Наш Ника разделся со всеми. Побегал, попрыгал. Потом урок кончился, все оделись.

А Ника не знает, что делать. Он сам ведь не может одеться. Его должны мама с папой одеть. А их нету. Они дома. Как же они его оденут?

Держит Ника под мышкой штаны и рубашку.

И ждет чего-то. Но ждать-то нечего. Кого ждать?

Пришлось ему самому одеться.

Он надел туфли не на ту ногу. Задом наперед рубашку. А штаны так и не смог надеть.

Так и пошел домой в трусиках. Со штанами в руках.

Хорошо еще, была осень.

А если бы вдруг зима была?

Самому надо делать все с самого детства.

И все будет тогда прекрасно!

Паровозик в небе

Шел Ника в школу, остановился. Стал в небо смотреть, на облака. Даже рот раскрыл, до того засмотрелся. Плывут облака по небу. Вон одно облако, как петух. Вон другое – похоже на зайца. Третье – белый медведь бежит.

«Чудеса какие! – думает Ника. – Забавно как получается: по небу звери и птицы плывут!»

Спешат мимо ребята в школу. Только Ника пока не торопится.

Он слегка недоволен небом. Одни только звери плывут по нему. Вот если бы паровозик проплыл! Хорошо бы с вагончиками. Без вагончиков тоже неплохо. Но с вагончиками все же лучше.

Ждет Ника паровозик.

А его нет.

А Ника ждет.

А паровозик все не появляется.

Может, еще появится?

Так бы и сказал

Ника сломал у стула ножку. Но этого в классе никто не видел.

Ника приставил ножку к стулу, чтобы стул кое-как стоял. И поставил его на место.

Косится одним глазом: интересно все же, кто сядет на стул! Но никто, как назло, не садится.

На другой день Ника забыл про стул. Сам сел на него и свалился со стулом на пол.

– Кто стул сломал? – крикнул Ника.

– Так это же ты сломал! Ведь ты только что упал со стулом!

– Я вчера сломал, а не сегодня!

– Значит, ты два стула сломал!

– Я нечаянно!

– Так бы и сказал.

Ну и что же?

– Ты опять на мороз выбегаешь без шапки?

– Ну и что же? – говорит Ника.

– Ты опять болтал на уроках?

– Ну и что же? – говорит Ника.

– Ты опять твердишь «ну и что же»?

– Ну и что же? – говорит Ника.

Прямо сладу с ним нет!

Вот однажды Ника лег спать, и ему приснилось: идет он по дорожке. Навстречу ослик бежит.

– Кря-кря, – сказал ослик.

– Не «кря-кря», а «иа», – сказал Ника.

– Ну и что же? – сказал ослик.

Удивился Ника и дальше пошел.

Навстречу курица скачет.

– Ау! – сказала курица.

– Не «ау», а «куд-кудах», – сказал Ника.

– Ну и что же? – сказала курица.

Удивился Ника и дальше пошел.

Навстречу верблюд бежит.

– Мяу-мяу! – сказал верблюд.

– Не «мяу», а по-другому, – сказал Ника.

– Ну и что же? – сказал верблюд.

– Опять «ну и что же»?! – крикнул Ника.

И проснулся. Сел на кровати, думает: «Как хорошо, что это сон».

С тех пор он не говорит «ну и что же».

Нехорошо получилось

Перед уроком ребята построились в пары. Таня – дежурная – проверила у всех руки, уши: чистые ли?

А Ника за парту спрятался. И сидит, как будто его не видно. Таня кричит ему:

– Ника, иди покажи свои уши. Не прячься!

А он словно не слышит. Сидит под партой, не шевелится.

Таня опять ему:

– Ника, ну! Покажи свои уши и руки!

А он опять ни слова.

Когда Таня у всех проверила, она подошла к парте, где спрятался Ника, и говорит:

– А ну вставай! Как не стыдно!

Пришлось Нике вылезти из-под парты.

Таня вскрикнула: «Ой!» – и попятилась.

Ника был весь в чернилах – лицо, руки, даже одежда.

А он говорит:

– У меня немножко руки грязные были. А чернила я только что пролил. Когда залезал под парту.

Вот как нехорошо получилось!

Рассеянный

Бывают же такие рассеянные люди!

Вот послушайте.

У Ники с парты упала ручка. И он полез искать ручку под партой. Он долго ползал под партой, до тех пор, пока Анна Петровна ему не сказала:

– Ну, Ника, хватит тебе там ползать!

– Я сейчас, – говорит Ника. И он вылезает из-под парты, только совсем из-под другой, и садится совсем за другую парту, с Костей Кошкиным. Костя в этот раз один сидел.

Кошкин даже испугался, – представляете, вдруг вылезает кто-то и садится! Тем более он не узнал сразу Нику.

Он как закричит:

– Ой, кто это?!

А Ника тоже сразу не понял, в чем дело. Растерялся и говорит:

– Это я.

Тут Костя Кошкин узнал Нику и говорит:

– Ты зачем тут очутился?

Ника растерянно отвечает:

– Не знаю.

– Как это так – не знаешь?

– Я думал, я сел за свою парту. А оказалось вдруг – не за свою. Это как-то так получилось! Вот, да!

Анна Петровна спрашивает:

– Ну, а ты ручку нашел?

– Ой, – говорит Ника, – я забыл, зачем я полез под парту…

Поющая Катя

У нас в квартире Катя живет. Она трусиха. Если слышится из коридора песня – это Катя от страха поет. Она темноты боится. Она свет в коридоре зажечь не может и песни поет, чтоб не страшно было.

Я темноты не боюсь нисколько. Чего мне темноты бояться! Я вообще никого не боюсь. Кого мне бояться? Я удивляюсь тому, кто боится. Например, Ника. Я Кате рассказал про Нику.

Мы летом в палатках жили. Прямо в лесу.

Как-то вечером Ника ушел за водой. Прибегает вдруг без ведра и кричит:

– Ой, ребята, там черт с рогами!

Пошли, посмотрели, а это пень. От пня ветки торчат, как рога.

Мы весь вечер над Никой смеялись. Пока не уснули.

Утром взял Ника топор, пошел пень выкорчевывать. Ищет, ищет – не может найти. Пней много. А того пня, что на черта похож, нигде нет. В темноте пень был похож на черта. А днем он совсем не похож на черта. Отличить его от других невозможно.

Смеются ребята:

– Зачем тебе пень выкорчевывать?

– Как же так, – отвечает Ника, – ведь я ночью опять испугаюсь!

Ребята ему говорят:

– Ты вот что сделай. Все эти пни выкорчуй. Среди них непременно тот пень будет. И ходи себе смело.

Глядит Ника на пни. Много пней. Штук сто. А может быть, двести. Попробуй все выкорчуй! Махнул Ника рукой на пни. Пусть стоят. Пни ведь не черти.

Послушала Катя рассказ про Нику. Смеется.

– Ой, какой Ника смешной!

У Ники новые лыжи

Лыжи – очень хорошая вещь! На лыжах можно с трамплина прыгать. Можно бегать наперегонки… Замечательная вещь – лыжи!

На дворе зима. Прелесть. Снежок летает. На лыжах девочки с гор съезжают. И Ника с лыжами ходит. Он их на плече носит. Ходит и носит.

Походил, походил, постоял, посмотрел.

И снова ходит.

Потом посидел на лавочке.

И опять стал ходить. И лыжи с плеча не спускает. На лыжах кататься можно. С гор съезжать. Не у каждого есть свои лыжи.

Вот он с ними и ходит. Ходил, ходил, трудно лыжи носить. Переложил их на другое плечо.

И снова ходит.

Ходит и думает: «На меня все смотрят. Все видят: я настоящий лыжник. У меня совсем новые лыжи. Красивые. На них можно с гор кататься. Можно бегать наперегонки. Замечательная вещь – лыжи».

И продолжает ходить. Как ни в чем не бывало.

Ходит и думает: «Как хорошо! Папа мне купил лыжи. Захочу – встану на них и поеду. Захочу – с горки спущусь. Хорошо иметь лыжи!»

И продолжает ходить.

Ходит себе и ходит. По сторонам посматривает. Носит лыжи на плече. И думает. Он думает, как хорошо иметь лыжи. И прочее.

А на дворе уже солнце садится. Все кончают кататься. Все кладут лыжи на плечи. И идут домой. Наконец-то!

У Ники лыжи давно на плечах.

Идет Ника домой со всеми. Несет на плече свои лыжи.

И думает: «Лыжи – хорошая вещь. На них можно с гор кататься. Можно бегать наперегонки. И прочее».

В том-то и дело

Зима. Мерзнут Никины уши. И вдруг Ника видит такую картину. Он видит в проруби человека. И человек не кричит: «Спасите!» Он никого не зовет на помощь. Напротив. Он совершенно спокойно сидит в воде. Он даже с улыбкой фыркает.

Человек вылез из проруби. Поплясал на снегу и опять полез в прорубь.

«Ну и ну! – удивляется Ника. – Как он может сидеть в этой проруби?! Он, наверно, выносливый и отважный: зимой сидит в проруби, когда все в шубах. Вот бы мне посидеть в этой проруби! Чтобы меня видели все, как я там сижу. Чтобы весь наш класс видел: Таня, Славик, Андрюша, Марик. Они сказали бы: „Ну и ну! Посмотрите! Он вон где!“ Я улыбался бы, сидя в проруби. Мне были бы нипочем все болезни…»

Человек тем временем вылез из проруби и преспокойно с улыбкой оделся. Он не стучал зубами от холода, он не ежился. Ничего такого не делал. Он продолжал улыбаться.

Удивленный Ника спросил:

– Вам не холодно?

– Жарко, – ответил тот просто.

– Вот это да! – сказал Ника. – Вы спортсмен?

– В том-то и дело, – сказал спортсмен.

После зимы будет лето

Ника учился плавать давно. Еще зимой. Он быстро ходил по комнате и разводил перед носом руками. Вот так: раз-два. И получалось совсем неплохо – стиль брасс. При этом он фыркал, будто в воде, – ну, как настоящий пловец! Он не раз видел, как плавают, даже видел, как чемпион плавал. Чемпион точно так же фыркал и разводил точно так же руками. Чемпион, правда, плыл в бассейне, а Ника ходил по комнате, – но надо же научиться когда-то? Не сразу же начинать!.. Постепенно надо…

Бабушка, видя, как Ника старается, говорила:

– Вот так. Во-во!.. Хорошо! А ну, еще!

И Ника вовсю старался. Ходил и фыркал.

Но вот и лето пришло. Поехал Ника в деревню. В деревне пруд. Большущий такой, пребольшущий.

Пошел Ника к пруду. Замечательный пруд. Стоит Ника, смотрит. А в воду влезть не решается. Ребята плескаются, плавают, а он стоит и смотрит.

Ему кричат:

– Ты чего рот разинул? Иди сюда. Вода теплая.

– Я потом, – отвечает Ника.

А про себя думает: «Еще рано. Нужно еще подучиться зимой. Потренироваться. Дома как-то спокойней. Спешить-то некуда. Не последнее лето. Будет ведь лето еще!»

И верно. Будет зима. Потом будет лето. Потом снова будет зима. Потом опять лето… Что верно, то верно!

Ника на даче

Ника составил себе план на лето.

Он составил себе такой план: «Посадить сад на даче. Научиться варить уху, загореть так, чтобы стать черным, и непременно спасти тонущего».

Приехал Ника на дачу. За дело взялся. Хотел сад посадить, но лопаты нет. Раз лопаты нет, сада не будет. Как же землю копать?

«Посажу сад потом, – решил Ника. – Лучше буду уху варить».

Собрался Ника уху варить. Кастрюлька есть – рыбы нету. Вся рыба в речке. Поймай попробуй!

«Буду я загорать», – решил Ника.

Целый день лежал Ника на солнце. И до того загорел, что вся кожа облезла. Охает и даже плачет. Больше он не загорал, конечно. Хотя черным так и не стал почему-то.

«Пойду-ка я лучше к речке. Может быть, там кто-нибудь тонет».

Но там никто не тонул. Ника очень расстроился и от расстройства, наверное, сам стал тонуть. Он плавать совсем не умел.

Быть беде, если б не девочка Катя. Она крикнула Нике:

– Не бойся, здесь мелко!

Вылез Ника на берег. Сердитый.

– Терпеть, – говорит, – не могу девчонок. Вечно не в свое дело лезут!

Что Нике делать?

Ника часто опаздывал в школу. Наверное, он не мог встать пораньше. А то бы он не опаздывал.

Учительница сказала Нике:

– Передай маме записку. Пусть придет вечером в школу. Мне нужно поговорить с твоей мамой.

Но Ника не передал записку. Он решил, что так будет лучше.

На другой день он встал пораньше и раньше всех пришел в школу. Наверно, решил не опаздывать больше.

Он хотел идти в класс, но задумался. Вспомнил вдруг про записку.

«Что же мне делать? – думает Ника. – Как же я в класс пойду? Что Анне Петровне скажу? Лучше я спрячусь».

И Ника спрятался в гардероб. Устроился у батареи в углу. Кругом пальто висят.

Никто не увидит, что он здесь сидит. Сиди себе сколько хочешь. Тепло и уютно.

Только очень скучно стало. И от скуки Ника незаметно уснул. Проспал все уроки.

Проснулся Ника от шума. Это ребята пришли за своими пальто. Прошмыгнул Ника мимо ребят и как ни в чем не бывало пошел домой.

На другой день он опять встал пораньше. Опять пришел в школу вовремя.

И в школе опять про записку вспомнил. А еще идти в гардероб не хочется. Невозможно все время сидеть в гардеробе!

Стоит он посреди коридора и думает: «Что же делать?» Звонок прозвенел. Все в классы ушли, а Ника все думает.

Трудно сказать, что Нике делать…

Всему свое место

Я бросил решать задачку и побежал в сад к ребятам. Бегу – навстречу идет наш учитель.

– Как дела? – говорит. – Догоняешь ветер?

– Да нет, я так, в садик.

Иду рядом с ним и думаю: «Вот сейчас спросит меня про задачу: какой ответ получился. А я что скажу? Ведь я еще не успел решить».

А он:

– Хороша погода…

– Ну да, – отвечаю, – конечно… – А сам боюсь: про задачу вдруг спросит.

А он:

– Нос-то у тебя красный! – И смеется.

– У меня всегда нос красный, такой уж у меня нос.

– Что ж ты, – говорит, – так и собираешься с таким носом жить?

Испугался я:

– А что мне с ним делать?

– Продать его и купить новый.

– Это вы шутите.

Он опять смеется.

Я жду, когда же он про задачу спросит.

Так и не спросил про задачу.

Забыл, наверное.

На другой день вызывает меня:

– А ну, покажи задачу.

Не забыл, оказывается.

Тетрадки под дождем

На перемене Марик мне говорит:

– Давай убежим с урока. Смотри, как на улице хорошо!

– А вдруг тетя Даша задержит с портфелями?

– Нужно портфели в окно побросать.

Глянули мы в окно: возле самой стены сухо, а чуть подальше – огромная лужа. Не кидать же портфели в лужу! Мы сняли ремни с брюк, связали их вместе и осторожно спустили на них портфели. В это время звонок зазвенел. Учитель вошел. Пришлось сесть на место. Урок начался. Дождь за окном полил.

Марик записку мне пишет: «Пропали наши тетрадки».

Я ему отвечаю: «Пропали наши тетрадки».

Он мне пишет: «Что делать будем?»

Я ему отвечаю: «Что делать будем?»

Вдруг вызывают меня к доске.

– Не могу, – говорю, – я к доске идти.

«Как же, – думаю, – без ремня идти?»

– Иди, иди, я тебе помогу, – говорит учитель.

– Не надо мне помогать.

– Ты не заболел ли, случайно?

– Заболел, – говорю.

– А с домашним заданием как?

– Хорошо с домашним заданием.

Учитель подходит ко мне:

– А ну, покажи тетрадку.

Я молчу.

– Что с тобой происходит?

Я молчу.

– Придется тебе поставить двойку.

Он открывает журнал и ставит мне двойку, а я думаю о своей тетрадке, которая мокнет сейчас под дождем.

Поставил учитель мне двойку и спокойно так говорит:

– Какой-то ты сегодня странный…

Я пуговицу себе сам пришил!

Я пуговицу себе сам пришил. Правда, я ее криво пришил, но ведь я ее сам пришил! А меня мама просит убрать со стола, как будто бы я не помог своей маме, – ведь пуговицу я сам пришил! А вчера вдруг дежурным назначили в классе. Очень мне нужно дежурным быть! Я ведь пуговицу себе сам пришил, а они кричат: «На других не надейся!» Я ни на кого не надеюсь. Я все сам делаю – пуговицу себе сам пришил…

Яандреев

Все из-за фамилии происходит. Я по алфавиту первый в журнале; чуть что, сразу меня вызывают. Поэтому и учусь хуже всех. Вот у Вовки Якулова все пятерки. С его фамилией это нетрудно – он по списку в самом конце. Жди, пока его вызовут. А с моей фамилией пропадешь. Стал я думать, что мне предпринять. За обедом думаю, перед сном думаю – никак ничего не могу придумать. Я даже в шкаф залез думать, чтобы мне не мешали. Вот в шкафуто я это и придумал. Прихожу в класс, заявляю ребятам:

– Я теперь не Андреев. Я теперь Яандреев.

– Мы давно знаем, что ты Андреев.

– Да нет, – говорю, – не Андреев, а Яандреев, на «Я» начинается – Яандреев.

– Ничего не понятно. Какой же ты Яандреев, когда ты просто Андреев? Таких фамилий вообще не бывает.

– У кого, – говорю, – не бывает, а у кого и бывает. Это позвольте мне знать.

– Удивительно, – говорит Вовка, – почему ты вдруг Яандреевым стал!

– Еще увидите, – говорю.

Подхожу к Александре Петровне:

– У меня, знаете, дело такое: я теперь Яандреевым стал. Нельзя ли в журнале изменить, чтобы я на «Я» начинался?

– Что за фокусы? – говорит Александра Петровна.

– Это совсем не фокусы. Просто мне это очень важно. Я тогда сразу отличником буду.

– Ах, вот оно что! Тогда можно. Иди, Яандреев, урок отвечать.