Текст книги "Непознанное и невероятное: энциклопедия чудесного и непознанного"

АНАТОЛИЙ МАРТЫНОВ

Анатолий Мартынов – петербургский ученый, писатель и экстрасенс. Написал замечательную книгу «Исповедимый путь», в которой показал путь человека к духовной самореализации.

Вот что написал о духовности известный индийский йог Ауробиндо Гхот:

"Духовность в своей сущности есть пробуждение внутренней действенности нашего существа – внутреннее устремление познать, почувствовать и отождествить себя с ней, войти в контакт с высшей действительностью, имманентной в Космосе и вне Космоса, а также в нашем существе; быть с ней в сложении и соединиться с ней, и как следствие этого контакта и соединения – преобразить все наше существо, превращая его в новое существо, в новую личность, новую природу".

А вот как замечательно назвал идеи Ауробиндо Анатолий Мартынов:

"У каждого человека свой неповторимый путь к духовной свободе. Искать его нужно внутри себя, принимая лишь руководство своего голоса интуиции – как высшего регулятивного начала в природе. Необходимо подвести каждого человека к истинному самопознанию, чтобы человек стал своим собственным толкователем. Следует идти прямо к великой цели – духовной свободе. Тайны всех религий – это учение о гармоничном единстве мира: пребывание в гармонии с бесконечным – это и есть реализация в себе богочеловечности. Это значит – познать истину, что наша суть – дух, и жить с этой мыслью в гармонии и мире. Мир нужно искать в себе – тот, кто не найдет его там, тот не найдет его никогда. Вне нас нет мира, он в нашей собственной душе. Мы можем идти разными путями, чтобы найти его, мы можем искать его в телесных наслаждениях и страстях – он всегда будет ускользать от нас, ибо мы ищем его вне нас, где его нет. В той мере, как мы будем согласовывать наши телесные наслаждения и страсти с заповедями нашего духа, высшие формы счастья и мира будут наполнять нашу жизнь; если мы не будем этого делать, нашим уделом будет болезнь, страдание и неудовлетворенность.

Цель подлинного самовоспитания – вывести на поверхность нашего существа бесконечные источники внутренней мудрости. Праведная жизнь и духовная свобода – необходимые условия для духовного творчества, где объектом творчества выступаем мы сами. Нам предстоит овладеть технической энергией и утвердиться в космическом сознании, переключив наше сознание на континуальный способ мышления, таким образом, человек включается в единый природный комплекс".

ЛЕВ ГУМИЛЕВ

Лев Гумилев – великий русский ученый, создавший новую теорию происхождения народов, в том числе и теорию происхождения русов. Свои оригинальные взгляды он излагает следующим образом.

"Человечество как вид Ноmo sapiens. Принято говорить:

"Человек и Земля" или: "Человек и Природа", хотя еще в средней школе объясняют, что это элементарный, примитивный антропоцентризм, унаследованный от раннего средневековья. Да, конечно, человек создал технику, чего не сделал ни динозавр мезозойской эры, ни махайродус эры кайнозойской. Однако при всех достижениях XX века каждый из нас несет внутри себя природу, которая составляет содержание жизни, как индивидуальной, так и видовой. И никто из людей, при прочих равных условиях, не откажется от того, чтобы дышать и есть, избегать гибели и охранять свое потомство. Человек остался в пределах вида, в пределах биосферы – одной из оболочек планеты Земля. Человек совмещает присущие ему законы жизни со специфическими изменениями техники и культуры, которые, обогатив его, не лишили его сопричастности к стихии, его породившей.

Человечество как биологическая форма – это единый вид с огромным количеством вариаций, распространившихся в послеледниковую эпоху по всей поверхности земного шара. Густота распространения вида различна, но, за исключением полярных льдов, вся земля – обиталище человека. Нынешние пустыни и дебри наполнены следами палеолитических стоянок; леса Амазонки растут на переотложенных почвах, некогда разрушенных земледелием древних обитателей; даже на утесах Анд и Гималаев открыты следы непонятных нам сооружений. Иными словами, за период своего существования вид Нолю неоднократно и постоянно модифицировал свое распространение на поверхности земли. Он, подобно любому другому виду, стремился освоить возможно большее пространство с возможно большей плотностью населения. Однако что-то ему мешало и ограничивало его возможности. Что же?

В отличие от большинства млекопитающих, Ноmo sapiens нельзя назвать ни стадным, ни индивидуальным животным. Человек существует в коллективе, который, в зависимости от угла зрения, рассматривается то как социум, то как этнос. Вернее сказать, каждый человек является одновременно и членом общества и представителем народности, но оба эти понятия несоизмеримы и лежат в разных плоскостях, как, например, длина и вес или степень нагрева и электрический заряд.

Социальное развитие человечества хорошо изучено, и закономерности его сформулированы историческим материализмом. Спонтанное развитие социальных форм через общественно-экономические формации присуще только человеку, находящемуся в коллективе, и никак не связано с его биологической структурой. Этот вопрос настолько ясен, что нет смысла на нем останавливаться. Зато вопрос о народностях, которые мы будем именовать, во избежание терминологической путаницы, этносами, полон нелепостей и крайне запутан. Несомненно одно: вне этноса нет ни одного человека на земле. Каждый человек на вопрос: "кто ты?" ответит: "русский", "перс", "масаи" и т.д. не задумавшись ни на минуту. Следовательно, этническая принадлежность в сознании – явление всеобщее. Но это еще не все.

Определение понятия "этнос". Какое значение или, главное, какой смысл вкладывает каждый человек из числа перечисленных в свой ответ? Что он называет своим народом, нацией, племенем, и в чем он видит отличие себя от соседей – вот нерешенная до сих пор проблема этнической диагностики. Для простого человека она не существует, подобно тому, как не требует определения различие между светом и тьмой, теплом и холодом, горьким и сладким. Иными словами, в качестве критерия выступает ощущение. Для обыденной жизни этого достаточно, но для понимания мало. Возникает потребность в определении. Но тут начинается разнобой. "Этнос – явление, определяемое общностью происхождения"; "этнос – группа людей, похожих друг на друга"; "этнос – скопище людей, объединенных общим самосознанием"; "этнос – условная классификация, обобщающая людей в зависимости от той или иной формации" (это означает, что каждая категория этноса нереальная); "этнос – порождение географической среды, т.е. природы", "этнос – социальная категория".

Забегая вперед, скажем, что этносы – явление, лежащее на границе биосферы и социосферы, имеющее весьма социальное назначение в строении биосферы Земли. Пусть это выглядит как декларация, но теперь читатель знает, ради чего написана эта книга.

Несходство этносов. Когда какой-либо народ долго и спокойно живет на своей родине, то его представителям кажется, что их способ жизни, манеры поведения, вкусы, воззрения и социальные взаимоотношения, т.е. все то, что ныне именуется "стереотипом поведения", единственно возможны и правильны. А если и бывают где-нибудь какие-либо уклонения, то это от "необразованности", под которой понимается просто непохожесть на себя. Помню, когда я был ребенком и увлекался Майн Ридом, одна весьма культурная дама сказала мне: "Негры – такие же мужики, как наши, только черные". Ей не могло прийти в голову, что меланезийская колдунья с берегов Малаиты могла бы сказать с тем же основанием: "Англичане – такие же охотники за головами, как мы, только белого цвета". Обывательские суждения иногда кажутся внутренне логичными, хотя и основываются на игнорировании действительности. Но они немедленно разбиваются на куски при соприкосновении с оной.

В XVI веке европейские путешественники, открыв для себя далекие страны, невольно стали искать в них аналогии с привычными им формами жизни. Испанские конквистадоры стали давать крещеным касикам титул "дон", считая их индейскими дворянами. Главы негритянских племен получили "название "короли". Тунгусских шаманов считали священниками, хотя те были просто врачами, видевшими причину болезни во влиянии злых "духов", которые, впрочем, считались столь же материальными, как звери или иноплеменники. Взаимное непонимание усугублялось уверенностью, что и понимать-то нечего, и тогда возникали коллизии, приводившие к убийствам европейцев, оскорбляющих чувства аборигенов, в ответ на что англичане и французы организовывали жестокие карательные экспедиции. Цивилизованный австралийский абориген Вайпулданья, или Филипп Роберте, передает рассказы о трагедиях тем более страшных, что они возникали без видимых причин. Так, аборигены убили белого, закурившего сигарету, сочтя его духом, имеющим в теле огонь. Другого пронзили копьем за то, что он вынул из кармана часы и взглянул на солнце. А за подобными недоразумениями следовали карательные экспедиции, приводившие к истреблению целых племен.

Относительно недавно, 30 октября 1968 года, на берегу реки Манаус, притока Амазонки, индейцы атроари убили миссионера Кальери и восемь его спутников исключительно за бестактность, с их точки зрения. Так, прибыв на территорию атроари, падре известил о себе выстрелами, что по их обычаям неприлично; входил в хижину-малоку, несмотря на протест хозяина; выдрал за ухо ребенка; запретил брать кастрюлю со своим супом. Из всего отряда уцелел только лесник, знавший обычаи индейцев и покинувший падре Кальери, не внимавшего его советам и забывшего, что люди на берегах. По совсем не похожи на тех, кто живет на берегах Амазонки.

Прошло немало времени, прежде чем был поставлен вопрос: а не лучше ли примениться к аборигенам, чем истреблять их? Но для этого оказалось необходимым признать, что народы других культур отличаются от европейских, да и друг от друга, не только языками и верованиями, но и всем "стереотипом поведения", который целесообразно изучить, чтобы избегать лишних ссор. Так возникла этнография, наука о различиях между народами.

В самом деле, разные народы возникали в разных эпохи и имели разные исторические судьбы, которые оставляли на них следы столь же неизгладимые, как личные биографии, которые формируют характер отдельных людей. Конечно, на этносы влияет географическая среда через повседневное общение человека с кормящей его природой, но это не все. Традиции, унаследованные от предков, играют свою роль, привычная вражда или дружба с соседями (этническим окружением) – свою, культурные воздействия, религия – имеют свое значение, но кроме всего этого есть закон развития, относящийся к этносам, как и к любым явлениям природы. Проявление его в многообразных процессах возникновения и исчезновения народов мы называем этногенезом. Без учета особенностей этой формы движения материи мы не сможем найти ключ к загадке этнопсихологии ни в практическом, ни в теоретическом плане. Нам нужно и то, и другое, но на избранном нами пути возникают неожиданные трудности.

Очевидно, что социальные и природные явления не идентичны, но имеют где-то точку соприкосновения. Ее-то и надо найти.

Формации и этносы. Впрочем, если мы просмотрим всю мировую историю, то заметим, что совпадения смены формаций и появления новых народов – всего лишь редкие исключения, тогда как в пределах одной формации постоянно возникают и развиваются этносы, очень непохожие друг на друга.

Возьмем для примера XII век, когда феодализм процветал от Атлантики до Тихого океана. Разве похожи были французские бароны на свободных крестьян Скандинавии, на рабов-воинов – мамелюков Египта, на буйное население русских вечевых городов, на нищих завоевателей полумира – монгольских нойонов и нухоров, или на китайских землевладельцев империи Сун. Единым у всех них был феодальный способ производства, но в остальном между ними было мало общего. Отношение к природе не совпадает у земледельца и кочевника. Особенно это заметно по отношению к ландшафтам, в которых создавались и обитали этносы, понимая под этим наименованием и племена, и народности, и вообще любые формы сходства, ныне изучаемого нами.

Но не нужно думать, что только природой определяется степень этнической оригинальности. Проходили века, и отношения этносов менялись, одни из них исчезали, другие появлялись, а этот процесс в советской науке принято называть этногенезом. В мировой истории ритмы этногенеза сопряжены с пульсом социального развития, но сопряжение не значит совпадение, а тем более единство. Процесс истории один, но факторы его различны, и наша задача – анализ – заключается в том, чтобы выделить феномены, непосредственно присущие этногенезу, и тем самым уяснить себе, что такое этнос и какова его роль в жизни человечества.

Для начала необходимо условиться о значении терминов и границах исследования. Греческое слово "этнос" имеет в словаре много значений, из которых мы выбрали одно: "вид, природа" – подразумевается людей. Общее, что имеется и среди англичан, и среди масаев, и у древних греков, и у современных цыган, это свойство вида Ното группироваться так, чтобы можно было противопоставлять себя и "своих" (иногда близких, а часто Довольно далеких) всему остальному миру. То выделение характерно для всех эпох и стран: эллины и варвары, иудеи и необрезанные, китайцы (люди Срединного государства), (варварская периферия, в том числе и русские), арабы-мусульмане во время первых халифов и "неверные", европейцы-католики в средние века (единство, называвшееся "христианским миром") и нечестивые, в том числе греки и русские; "православные" (в ту же эпоху) и "нехристи", включая католиков; туареги и нетуареги, цыгане и все остальные и т.д. Явления такого противопоставления универсальны, что показывает на глубокую его подоснову, но само по себе это лишь пена на многоводной реке, а сущность его нам предстоит вскрыть.

Связь этнической истории с географией несомненна, однако ею нельзя исчерпывать всю сложность взаимоотношения многообразных явлений природы с зигзагами истории этносов. Еще Гегель писал, что "недопустимо указывать на климат Ионии как на причину творений Гомера".

Однако, сложившись в определенном регионе, где приспособление к ландшафту было максимальным, этнос при миграции сохраняет многие первоначальные черты, которые отличают его от этносов-аборигенов. Так, испанцы, переселившиеся в Мексику, не стали индейцами-ацтеками или майя. Они создали для себя искусственный микроландшафт – города и укрепления гасиенды и сохранили свою культуру, как материальную, так и духовную, несмотря на то что влажные тропики Юкатана и полупустыни Анахуака весьма отличались от Андалузии и Кастилии. И ведь отделение Мексики от Испании в XIX веке было в значительной мере делом рук потомков индейских племен, Принявших испанский язык и католичество, но поддержанных свободными племенами команхов, бродивших к северу от Рио-Гранде.

Теперь сделаем первый вывод, который будет в дальнейшем изложении исходным. Мозаичная антропосфера, постоянно мешающая в историческом времени и взаимодействующая с ландшафтами планеты Земля, не что иное, как этносфера. Поскольку человечество распространено по поверхности суши повсеместно, но неравномерно и взаимодействует с природной средой Земли всегда, но по-разному, целесообразно рассматривать его как одну из оболочек Земли, но с обязательной поправкой на этнические различия. Таким образом, мы вводим термин – "этносфера", которая, как и прочие географические явления, должна иметь свои закономерности развития, отличные и от биологических, и от социальных. Этнические закономерности просматриваются в пространстве – этнография, и во времени – этногенез и пале-огеография антропогенных ландшафтов.

Язык. Попробуем раскрыть природу зримого проявления наличия этноса – противопоставления себя всем остальным: "мы" и "не мы". Что рождает и питает это противопоставление? Не единство языка, ибо есть много двуязычных и трехъязычных этносов и, наоборот, разных этносов, говорящих на одном языке.

Так, французы говорят на четырех языках: французском, кельтском, баскском и провансальском, причем это не мешает их нынешнему этническому единству, несмотря на то что история объединения, точнее, покорения Франции и Рейна до Пиренеев парижскими королями, была изрядно кровавой. А с другой стороны, мексиканцы, перуанцы, аргентинцы говорят по-испански, но они не испанцы. Недаром же пролились в начале XIX века потоки крови лишь для того, чтобы разоренная войной Латинская Америка попала в руки торговых компаний Англии и США. Англичане Нортумберленда говорят на языке, близком норвежскому, потому что они потомки викингов, осевших в Англии, и ирландцы до последнего времени знали только английский, но англичанами не стали. На арабском языке говорят несколько разных народов, а для многих узбеков родной язык – таджикский и т.д. Кроме того, есть сословные языки, например французский в Англии ХП-ХШ веков, греческий в Парфии 11-1 веков до н.э., арабский в Персии с VII по IX век и т.д. Поскольку целостность народности не нарушалась, надо сделать вывод, что дело не в языке.

Более того, часто языковое разнообразие находит практическое применение, причем эта практика сближает разноязычные народы. Например, во время американо-японской войны на Тихом океане японцы так научились расшифровывать американские передачи, что американцы потеряли возможность передавать секретные сведения по радио. Но они нашли остроумный и неожиданный выход, обучив морзянке мобилизованных индейцев. Апах передавал наваху на атабаском языке, ассинибойн – сиусу – на дакотском, а тот, кто принимал, переводил текст на английский. Японцы раскрывали шифры, но перед открытыми текстами отступили в бессилии. А часто военная служба людей сближает, и индейцы вернулись домой, имея в запасе бледнолицых боевых товарищей. Но ведь ассимиляции индейцев при этом не произошло, ибо командование ценило именно их этнические особенности, в том числе двуязычие. Итак, хотя в отдельных случаях язык может служить индикатором этнической общности, но не он ее причина.

Наконец, турки-османы! В XIII веке туркменский вождь Эртогрул, спасаясь от монголов, привел в Малую Азию около 500 всадников с семьями. Иконийский султан посетил прибывших на границе с Никеей, в Бруссе, для пограничной войны с "неверными" греками. При первых султанах в Бруссу стекались добровольцы "газии" со всего Ближнего Востока ради добычи и земли для поселения; они составили конницу – "скаги". Завоевание Болгарии и Македонии в XIV веке позволило турецким султанам организовать пехоту из христианских мальчиков, которых отрывали от семей, обучали исламу и военному делу и ставили на положение гвардии – "нового войска" – янычары.

В XV веке был создан флот, укомплектованный всеми авантюристами с берегов Средиземного моря. В XVI веке добавилась легкая конница – "акинджи" из завоеванных Диарбекра, Ирака и Курдистана. Дипломатами становились французские ренегаты, а финансистами и экономистами – греки, армяне, евреи. А жен эти люди покупали на невольнических базарах. Там были польки, украинки, немки, итальянки, грузинки, гречанки, берберки, негритянки и т.д. Эти женщины в XVII-XVIII веках были матерями и бабушками турецких воинов. Турки были этносом, но молодой солдат слушал команду по-турецки, беседовал с матерью по-польски, с бабушкой по-итальянски, на базаре торговался по-гречески, стихи читал персидские, а молитвы – арабские. Но он был "османом", ибо вел себя как подобало осману, храброму и набожному воину ислама.

Эту этническую целостность развалили в XIX веке многочисленные европейские ренегаты и обучавшиеся в Париже младотурки. В XX веке Османская империя пала, а этнос рассыпался: люди вошли в состав других этносов. Новую Турцию подняли потомки сельджуков из глубин Малой Азии, а остатки османов доживали свой век в переулках Стамбула. Значит, 600 лет этнос османов объединяла не языковая, а религиозная общность.

Идеология и культура. Тоже иногда является признаком, но необязательным. Например, византийцем мог быть только православный христианин, и все православные считались подданными константинопольского императора и своими. Однако это нарушалось, как только крещеные болгары затеяли войну с греками, а принявшая православие Русь и не думала подчиняться Царь-граду. Такой же принцип единомыслия был провозглашен халифами, преемниками Мухаммеда, и не выдержал соперничества с живой жизнью: внутри единства ислама опять возникли этносы. В империи османов были мусульмане-сунниты, подвластные султану, но турками себя не считавшие, – арабы и крымские татары. Для последних не сыграла роли даже языковая близость к османам. Значит, и вероисповедание – не общий признак этнической диагностики.

Третий пример конфессионального самоутверждения этноса – сикхи, сектанты индийского происхождения. Установленная в Индии система каст считалась обязательной для всех индусов. Это была особая структура этноса: быть индусом – значило быть членом касты, а все прочие считались неприкасаемыми, т.е. ставились ниже животных. Политического единства не было, но стереотип поведения выдерживался твердо, даже слишком жестко. Каждая каста имела право на определенный род занятий, и тех, кому разрешалась военная служба, было мало. Это дало возможность мусульманам-афганцам овладеть Индией и измываться над беззащитным населением, причем больше всего пострадали жители Пенджаба. В XVI веке там появилось учение, провозгласившее сначала непротивление злу, а потом поставившее целью войну с мусульманами. Система каст была аннулирована, чем сикхи (название адептов новой веры) отделили себя от индусов. Они обособились от индийской целостности путем эндогамии, выработали свой стереотип поведения и установили структуру своей общины. По принятому нами принципу, сикхов надо рассматривать как возникший этнос, противопоставивший себя индусам. Так воспринимают себя они сами.

Считать учение сикхов только доктриной нельзя, ибо, если бы некто в Москве воспринял эту религию, он не стал бы сикхом, и они его за своего не сочли бы. Сикхи стали этносом на основе религии, монголы – на основе родства, швейцары – вследствие удачной войны с австрийскими феодалами, спаявшей население страны, где говорят на четырех языках. Этносы образуются разными способами, и наша задача в том, чтобы уловить общую закономерность.

Большинство крупных народов имеет несколько этнографических типов, составляющих гармоничную систему, но весьма разнящихся между собой как во времени, так и в социальной структуре. Сравним хотя бы Москву XVII века с боярскими шапками и бородами, когда женщины пряли за слюдяными окнами; XVIII века – когда вельможи в париках и камзолах возили своих жен на балы; XIX века – когда бородатые студенты-нигилисты просвещали барышень из всех сословий, уже начавших смешиваться между собой, добавим декадентов начала XX века. Сравнив их всех с нашей эпохой, зная, что это один и тот же этнос, мы увидим, что без знания истории этнография ввела бы исследователя в заблуждение. И не менее показателен срез пространственный, по одному, допустим, 1869 году. Поморы, питерские рабочие, староверы в Заволжье, сибирские золотоискатели, крестьяне лесных и крестьяне степных губерний, казаки уральские были внешне совсем не похожи друг на друга, но народного единства это не разрушало, а близость по быту, скажем, гребенских казаков с чеченцами их не объединяла. Такие группы людей мы можем назвать субэтносами.

Этнос как иллюзия. Но может быть, "этнос" – просто социальная категория, образующаяся при сложении того или иного общества? Тогда "этнос" – величина мнимая, а этнография – бессмысленное времяпрепровождение,так как проще изучать социальные условия непосредственно. Однако эта точка – зрения ошибочна, что очевидно, если спекуляции подменить наблюдениями натуральных процессов, доступными вдумчивому человеку. Поясним на реальных примерах. Во Франции живут кельты-бретонцы и иберы-гасконцы. В лесах Вандеи и на склонах Пиренеев они одеваются в свои костюмы, говорят на своем языке и на своей родине четко отличают себя от французов. Но можно ли сказать про маршалов Франции Мюрата и Ланна, что они баски, а не французы? Или про д'Артаньяна, как исторического персонажа так и героя романа Дюма? Можно ли не считать французами бретонского дворянина Шатобриана и Жиля де Ретца, соратника Жанны д'Арк? Разве ирландец Оскар Уайльд – не английский писатель? Знаменитый ориенталист Чокан Валиханов сам говорил о себе, что он считает себя в равной мере русским и казахом. Таким примерам несть числа, но все они указывают, что этническая принадлежность, обнаруживаемая в сознании людей, не есть продукт самого сознания. Очевидно, она отражает какую-то сторону природы человека, гораздо более глубокую, внешнюю по отношению к сознанию и психологии, под которой мы понимаем форму высшей нервной деятельности. Но в других случаях этносы почему-то проявляют огромную сопротивляемость воздействиям окружения и не ассимилируются.

Цыгане вот уже тысячу лет оторвались от своего общества и Индии, потеряли связь с родной землей и, тем не менее, неслились ни с испанцами, ни с французами, ни с чехами или с монголами. Они не приняли феодальных институтов обществ Европы, оставшись иноплеменной группой во всех странах, куда бы они ни попадали. Ирокезы до сих пор живут маленькой этнической группой (их всего 20 тысяч человек), окруженные гипертрофированным капитализмом, но не принимают в "американском образе жизни" участия. В Монгольской Народной Республике живут тюркские этносы: сойоты (урянхайцы), казахи и др., но, несмотря на сходство "материального и духовного развития общества", они не сливаются с монголами, составляя самостоятельные этносы. А ведь "уровень развития общества, состояние его производительных сил" – один и тот же. И наоборот: французы выселились в Канаду в XVII веке и до сих пор сохранили свое этническое лицо, хотя развитие их лесных поселков и промышленных городов Франции были весьма различны. Евреи в Салониках живут эндогамной группой свыше 400 лет после своего изгнания из Испании, но, по данным 1918 года, они скорее похожи на арабов, чем на своих соседей – греков. Точно так же немцы в Венгрии внешним обликом походят на своих соплеменников в Германии, а цыгане – на индусов. Отбор их изменяет соотношение признаков медленно, а мутации, как известно, редки. Поэтому любая народность, живущая в привычном для нее ландшафте, находится почти в состоянии равновесия.

Упадок Высокой Порты в XVII веке привлек внимание турецких писателей-современников. По их мнению, причиной упадка были "эджем-огланы", т.е. дети ренегатов, причем название "ренегат" в те времена не имело оскорбительного оттенка, и переход на службу к врагу был явлением обыденным. Но если переход в рамках одного суперэтноса даже не считался изменой, то уход к мусульманам лишал ренегата былой этнической принадлежности. "Теперь я турок, а не – казак" ("Запорожец за Дунаем").Искренность неофитов не подвергалась сомнению. Некоторые ренегаты были энергичными и полезными людьми, например француз Кеприлю и грек Хайрэддин Барбаросса, но большинство их были подонки, искавшие теплого местечка и добывавшие синекуры через гаремы визирей, наполненные польками, хорватками, итальянками, гречанками и т.п. Эти проходимцы разжижали османский этнос, и настоящие османы были уже в XVIII векесведены на положение этноса, угнетенного в своей собственной стране. Прилив инородцев калечил стереотип поведения, что сказалось – на продажности визирей, подкупности судей, падении боеспособности войска и развале экономики. К началу XIX века Турция стала "больным человеком". По поводу столь странного превращения сильного народа в слабый В.Д.Смирнов в своей диссертации пишет: "Неужели же кто-нибудь хоть в шутку станет утверждать, что граждане Чайковский, Лангевич и т.п. личности из славян, греков, мадьяров, итальянцев и др, приняли ислам по убеждению? Без сомнения, никто. А между тем на долю подобных-то перевертышей и выпал жребий воспользоваться плодами доблестных подвигов османского племени. Не имея никакой религии, они чужды были всяких нравственных убеждений; не чувствуя никаких симпатий к народу, над которым они властвовали, они жили одной животною жизнью. Гаремные интриги заменяли им настоящую, интересующую всякого истинного гражданина, политику. Семейные связи не вызывались у них изуродованным состоянием организма или восполнялись гнусным пороком… Понятие о благе не шло у них дальше благополучия собственного кармана. Чувство долга ограничивалось приисканием законных предлогов, которыми бы можно было прикрыть свои беззакония, не рискуя сделаться жертвою происков подобных им общественных деятелей. Словом, будучи османами по имени, они не были ими в действительности". Где же решающий фактор: в природе или в гражданском состоянии?

Итак, внедрение в Турцию иноплеменников обострило и без того нарастающий кризис классовых противоречий, для которых превращение этнической целостности в химерную играло роль катализатора, ибо каждому понятно, что искренние лояльные чиновники ценней, нежели лицемерные и беспринципные. И наоборот, развитие классовых Противоречий для этногенеза османского этноса играло роль вектора. Сочетание же этнических и социальных процессов в одном регионе оказалось фактором антропогенной ломки ландшафтов некогда богатейших стран мира, в древности именовавшихся благодатным "полумесяцем". Завоевания Селима I в XVI веке отдали в руки османских султанов Сирию, Палестину, Египет и Месопотамию, где интенсивное земледелие еще в III тысячелетии до н.э. преобразило первозданный ландшафт.

Шумеры в низовьях Тигра и Евфрата "отделили воду от суши", и созданную ими страну современники называли "Эдем". Аккадийцы построили Вавилон – "Врата Бога", первый в мире город с миллионным населением, для которого хватало пищи без привоза из дальних стран. Антиохия, а потом Дамаск были большими, веселыми и культурными городами, процветавшими за счет местных ресурсов. Малая Азия кормила огромный Константинополь.

Однако культурный ландшафт нуждался в том, чтобы его постоянно поддерживали. Это понимали арабские халифы, покупавшие в Занзибаре рабов для сохранения ирригации в Месопотамии, византийские автократоры, специальными эдиктами укреплявшие мелкое крестьянское хозяйство как наиболее интенсивное в тех природных условиях, и даже монгольский иль-хан Газан, организовавший строительство канала в засушливой части Северного Двуречья. Развал культурных ландшафтов Передней Азии наступил поздно: в ХУ11-Х1Х веках, во время глубокого мира и упадка Османской империи, так как замученные поборами сирийские, иранские и киликийские крестьяне бросали свои участки и искали лучшей доли в прибрежных пиратских городах, где можно было легко разбогатеть либо сложить голову. А те, кто оставался дома из-за лени или трусости, запускали ирригацию и превращали страну, некогда богатую и обильную, в пустошь.