Книга: Среди мифов и рифов - Виктор Конецкий

Судно "Космонавт Юрий Гагарин"

Справка: «В 1979 году «Морской космический флот» состоял из 11-ти специализированных судов и вплоть до развала СССР участвовал в обеспечении полетов космических аппаратов различного назначения. К 2004 году от «Морского космического флота» сохранилось только два судна в г.Калининграде: «Космонавт Георгий Добровольский» и «Космонавт Виктор Пацаев» (последний открыт в качестве музея на плаву у причала Музея мирового океана). Владелец этих судов, периодически привлекаемых к работам по МКС — «Росавиакосмос». Остальные девять судов «Морского космического флота» досрочно списаны и утилизированы (в т.ч. приватизированные Украиной НИС «АСК» и НИС «КЮГ» проданы по цене металлолома В Индию в 1996 г.). К 1996 году Черноморское морское пароходство стало неспособным содержать судно и платить зарплату экипажу. Подменная команда, чтобы выжить, меняла на продукты питания снятые приборы, двери и кабели — всё пригодное для наземного использования. После нашествия мародёров никто точно не знает, что стало с судовой библиотекой, куда делся судовой музей с подарками космонавтов и портретом Ю.Гагарина, подаренным экипажу Анной Тимофеевной Гагариной. «Юрий Гагарин» и другое научно-исследовательское судно «Академик Сергей Королев» оказались на рейде порта Южный без должного присмотра. Постепенно из лабораторий судов начала пропадать аппаратура, все медленно ржавело и приходило в негодное состояние. К началу 1996 года, не используемые по прямому назначению и неухоженные корабли «Академик Сергей Королёв» и «Космонавт Юрий Гагарин» годились только для сдачи на утилизацию. Так оно и произошло. Первым был продан «Королёв», подошла очередь «Гагарина». Но, ведь стыдно продавать на металлолом судно с таким известным всему миру именем? Какой выход? Изменить название. Так поступали не раз, например, когда на утилизацию отправляли «Россию» и другие суда с яркими именами. На этот раз закрасили часть названия, от фамилии «Гагарин» оставили лишь четыре буквы, получилось «АГАР». В свой последний рейс к месту утилизации, индийский порт Аланг, судно вышло из порта Южный (Одесса) в июле 1996 года. Проданы суда были по цене 170$ за тонну…»

Из радио-переговоров судна «Невель»: — «Невель», я «Гончаров». Чем вы здесь занимаетесь, если можно? — Космосом. Газеты надо читать. Томатного соуса у вас нет? — Нет соуса. Сухофрукты есть. — Сухофруктов не надо. Чиф-инженер близко? Спросите у него латунной проволоки. Очень надо. Хоть метр. — Ни грамма латуни нет. — Радиста спросите. Драчевый напильник коллега просит. Готов на паяльник сменять. — Нет напильника… — Ты у них воды забортной попроси ведро, — это уже я советую старпому. И он спрашивает: — Воды забортной ведро. Секонд просит. На фуражку сменять готов. — Нет воды забортной… Тьфу! Пошли вы к чертовой матери! Чего вельбот не спускаете?»

Конецкий обращает внимание на любую мелочь и даже на такую вещь, как рисунок на национальном флаге. «Но мы обязаны были приветствовать британский флаг. У британского флага нет переда и зада — он одинаков со всех сторон.» Конецкий на страницах своей книги часто делится мыслями, не имеющими отношения к морской тематике. Вот, что он думает по поводу А.С. Пушкина: «Человека, который написал «Выстрел», уже ничто не остановит на пути к барьеру. Когда Пушкин написал «Выстрел», он подписал себе смертный приговор. Ведь он бы дрался с Дантесом еще и еще — до предела и без отступлений. Это уже ЦЕЛЬ. Свершив первый шаг, неизбежно движение к самому пределу. А смертный приговор — в любом случае. Если бы он убил Дантеса, то уже не был бы великим русским поэтом, ибо убийца в этой роли немыслим. Разве сам Пушкин простил бы себе? Остынув, придя в себя, разве он мог бы не казниться? И в какой ужас превратилась бы его жизнь… Пушкин — на вечном изгнании за границей!» А чего стоят описания разнообразности восприятий содержания библии советскими людьми! А ведь были случаи, когда люди с ума сходили из-за этого. Ну, или сперва с ума сходили, а потом уж библию начинали читать. « -Там он и писал. Там он чувствовал себя в рыбе, в замкнутом пространстве. — Почему именно в рыбе? — А бог его знает. Все мы, знаете ли, сидим в рыбе, потому что не знаем, куда плывем, — пошутил психиатр. — Начитался Библии — сейчас это модно. А Библия для слабой психики — опасная штука.»

А как тонко троллит Конецкий итальянских католиков и их праздники: «Таким образом, в празднике святого Стефана есть нечто, напоминающее отцам и дедам о том, что и они, как их сыновья и внуки, совершали в юности необдуманные поступки. Побивая каменьями ближнего своего, молодые люди не должны терять надежду на то, что в будущем они станут святыми апостолами». И еще: «Вероятно, поэтому весь длинный праздничный день на конце мола сидели девочки-девушки и кидали камни в набегавшие слабые волны — тренировались.» Но троллил Конецкий и советский быт – «В пику святому Стефану мы проводили политзанятия. Самые умные и высокообразованные командиры изучали политэкономию социализма, выясняли, из чего состоит наш валовой национальный доход.» А вот его размышления об аллахе и отсутствии икон в мусульманстве: «Окна мечети были забраны решетками. Я свернул с тропинки, пробрался сквозь могилы и кустарники, заглянул за невысокий подоконник. Внутренность мечети после наших и католических храмов производила впечатление космической пустоты. Несколько циновок и голые стены. И никаких изображений божества. Никто не знает, как выглядит Аллах. И в этом больше мудрости, нежели представить Бога голубем.» И снова сразу же троллинг марксисткой идеологии: «Мы останавливали выгрузку, мы вызывали агента, но грузчики и ухом не вели. Они, очевидно, хорошо усвоили высказывание Маркса о том, что «стержень мусульманства составляет фатализм» и что догмат предопределенности всего на свете лежит в основе Корана. И это высказывание Маркса они отлично соединяли с высказыванием Энгельса, который доказал происхождение европейского «жизнерадостного свободомыслия» из глубин азиатского мусульманского мира.» А еще занимательно читать описания грузов, которые импортировала и экспортировала советская страна в те не очень далекие годы. А теперь практически ни судов новых не строят, да и экспортировать кроме остатков природных ресурсов нечего…

«Тихо, перламутрово, безлюдно…»

Среди этой череды историй даже вдруг возник рассказ о ссоре двух иностранных мореходов на русской военной службе времен Петра I, о дневниках писателей, множество других странных историй… Я думаю о том, как показались мне эти истории. Приходится признать, что чувства самые разные: от полного безразличия и непонимания до внезапного восхищения авторским умением передать читателю реальные ощущения от пережитого, до очень знакомых чувств и эмоций, таких будто это происходит с тобой. Уже ближе к концу чтения пришла мысль, что это по сути культовая книга. Я не знаю, была ли она таковой для всего поколения ровесников В. Конецкого, но для какой-то части обязательно должна была стать культовой. Потому что В.В. Конецкий, безусловно, создал свой мир, мир человека мужественной профессии, мир человека, прошедшего по жизни своей особой дорогой, по-своему познавшего мудрость мира. Потому что в книге главный герой, как и автор живет так, словно хочет впитать в себя весь мир, все его краски, а потом передать словами. Так же точно жило почти все его поколение и еще пара поколений после. Они впитывали этот и тот (заграничный) мир, зачастую даже не имея возможности там побывать. Они создавали свой маленький мир, в котором не было лозунгов и громких слов, формализма, не было придуманной идеологии, но не было и самоуничижения, и преклонения перед тем миром, а был настоящий, увлекающий труд, дело и уверенность в себе.

Если когда-нибудь кто-то скажет мне, что мудрость мира, его тайна и смысл открывается в тиши кабинета, среди тысяч прочтенных книг в проникновении человеческой мысли… «Может быть»,- отвечу я, пожав плечами, и тут же вспомню из книги Конецкого тот миг у древнеримского моста через холодную горную речку в глубоком ущелье и эхо «Камо-о…грядеш…» и слова моряка:

«Если в том, что болтаемся всю жизнь по морям, есть смысл,- … то он в таких минутах".

Вспомню потому, что в череде тяжелого труда авиационного, после тяжелых погрузок, расчетов цетровок, швартовок техники и грузов, часто опасных, но очень нужных людям, после изматывающих многочасовых перелетов, посадок, зачастую без навигации на обжигающих аэродромах и долгих разгрузок в тех же жарких странах, о которых пишет В.Конецкий, где пот выжигает глаза, после мучительных заправок топливом раскаленного самолета, после всех этих «мытарств», когда хватало сил у экипажа на поездку в какой-то гостеприимный оазис, вдруг случались такие мгновения. Те мгновения, когда внезапно открывались глаза на невидимое, замирало сердце и свет истины и смысла проникал в наши натруженные души. Когда становилось тихо, перламутрово, безлюдно…

В реальности и искренности героев не сомневаешься, картина жизни моряков достоверна, даже неприглядные ей стороны показаны без прикрас и без упора на романтику профессии. Отступления от сюжета и обращения автора к собственным воспоминаниям, иллюстрирующим и оттеняющим основное повествование, несомненно, являются изюминками, способствующими успеху его произведений.

Персонажи Виктора Конецкого полностью раскрываются в экстремальных ситуациях, чувствуется, что автор откровенно их любит, а скорее всего, переносит на бумагу образы своих знакомцев.

Читается книга на одном дыхании, она написана действительно красиво и сердечно, а диалоги просто шикарны.

Лирическая, может быть…даже скорее книга из серии «мысли вслух», но вот чтобы веселая – это скорее нет, чем да? И каковы тогда остальные? Вот в чем вопрос, который терзал меня теми вечерами, когда я листая страницу за страницей читала эту книгу…пока не дошла до главы под названием «Размышления о документальной прозе возле отмели Этуаль», ну и конец предыдущей тоже порадовал немного. С этого момента до конца стало читать намного интереснее. Описание обряда посвящения в настоящие моряки:

Измазанный грязью мореход попадает к Брадобрею и получает на голову ковш мыльного раствора. Затем морехода волокут к бассейну. Затем выуживают из бассейна и опять волокут к Нептуну. Нептун прощает ему грехи, разрешает пересечь экватор, а на зад посвященному ставится Секретарем печать с названием судна. Особенный восторг вызывает заключительный акт, когда печатают женщин. Здесь фотоаппараты работают с повышенной нагрузкой.

И рассуждение о моряках-писателях тоже заставили задуматься:

Моряки – плохие философы.

Только тут позвольте не согласиться, у моряков, особенно одиночек, как неоднократно описывал Джон Колдуэл, Джессика Уотсон, очень много времени обдумать и выносить настоящие морские романы с философскими смыслами. Да и философствовать они любят, тут уж поверьте на слово из личного опыта. И книг очень много хороших у писателей, которые на себе прочувствовали соленые брызги моря, пережили штилевое бездействие и вдыхали порывистые строптивые ветры ураганов, В книге даже приведен настоящий «Дневник путешественника» по Сингапуру. А вы знали?

Например, я, петух и огурец происходим из здешних мест. Здесь, в Южной Азии, по мнению ученых, пра-прародина людей, домашней птицы и огурцов.

Все это исправило первоначальное впечатление из серии «дочитать, раз уже начал». Итог таков: слишком много пустых размышлений. До середины читала только потому, что дочитываю все книги, которые начинаю, даже неинтересные. А под конец получила истинное удовольствие.

Где-то встретилась формулировка, с которой я согласна полностью: ты - не то, что ты ешь. Ты - то, что ты читаешь.

Так вот, о Конецком. Это, пожалуй, самый добрый, умный, остроумный писатель так называемого советского периода. Капитан дальнего плавания, писавший о своей работе. О людях, которые были рядом. О трудных, совсем не романтических, ничем не приукрашенных буднях моряков. О героях, которых никто не называл героями, о глупых, умных, трусливых или самоотверженных людях, о таких разных, о таких похожих в главном - все они были интересны капитану. Все они были свои, родные, необходимые для полноты жизни и работы души. Это называется настоящей любовью к людям. Книги Виктора Конецкого можно считать и путевой прозой, и производственными романами, и даже приключенческими, потому что жизнь в дальнем морском походе не бывает монотонной. Но главное во всех книгах - вот эта любовь писателя. Этот острый интерес к жизни, понимание и принятие всего, что досталось от судьбы, эта постоянная готовность радоваться каждому мгновению и искреннее желание делиться этой радостью с читателями. Необыкновенно яркий, точный, образный язык, герои, запоминающиеся раз и навсегда, блестящий юмор, который заставляет хохотать в голос даже при повторных прочтениях, и - доброта, безграничная доброта, которая лечит души. Еще одно высказывание, которое попалось случайно и стало моим мнением: умнее, добрее и смешнее Виктора Конецкого может быть только Виктор Конецкий. Читайте Виктора Конецкого. Это очень полезно для ума и для души. Или хотя бы для настроения. Мы - то, что мы читаем.