Текст книги "Моя война"

– Как это?

– Так. Просто все они, – я кивнула на толпу служащих, которая как раз вывалила из зеркальных дверей, – уже не люди в прежнем понимании этого слова.

– Э-э, осторожно. Мы так можем углубиться в вопрос, что же такое человек.

– Нет, я думаю, что так далеко нам углубляться не понадобится.

Я поежилась, лето, казавшееся до этого момента жарким и беспечным, вдруг родило прохладный ветерок, который нахально забрался под легкое платье, облапав тело.

– Ведь что нужно корпорации?

– Что?

– Некий биологический организм, безукоризненно выполняющий-свои должностные функции, озабоченный благосостоянием организма-матки, от которого зависит напрямую, которому верен, чьему внутреннему расписанию подчиняется. Правильно?

– Ну, правильно. Правда, больше смахивает на муравья.

– Это из-за терминов. Я думаю, что любой менеджер по персоналу способен расписать все, сказанное мной, в других, очень красивых выражениях. И получилось бы, что именно такое существо и является на данный момент времени идеалом человека разумного.

– А разве нет? – Анна проглотила остатки мороженого и зябко сжалась.

Небо потихоньку затягивалось темно-серой тучей. Ее строгий костюмчик с коротенькой юбочкой был хорошо приспособлен для беганья от начальника к начальнику, но совершенно не подходил для нынешнего лета, с его погодой, меняющейся едва ли не ежечасно.

Я повела плечами.

– Откуда я знаю? По идее человек не статичное существо. Он должен меняться, эволюционировать или наоборот. В общем, приспосабливаться к внешним условиям. Так что, может быть, сейчас этот человеко-муравей – наиболее приспособленное к жизни существо.

– Хм, сомнительно.

– Почему?

– Потому!

Анна с тревогой посмотрела куда-то вверх. Я проследила за ее взглядом, но ничего особенного не заметила.

– Потому что насмотрелась я на этого корпоративного хомо сапиенса. Совершенно искусственное и несчастное создание.

– Ну, мы тоже не особенно естественные.

– Не в том дело. Выкинь ты стандартного клерка из его муравейника! И что с ним станет? Хорошо если другой муравейник подберет, а если нет?

– Подохнет.

– Ага. Именно так, —Анна поежилась. – холодно как стало. Как ты в этом платьишке терпишь, Темная?

– Да ничего. Прохладно чуток.

– Да? Я, видно, просто мерзлячка…

– Как там твой?

Анна пожала плечами и снова тревожно посмотрела на небо.

– Ничего. Нормально. Жалко мне его, вот что…

– Почему?

– Недавно про свадьбу зашел разговор.

– И чего?

– Ничего. Хочет на работе проводить. Потому, говорит, что это все наша большая семья. Весь отдел. Они, говорит, за нас порадуются. И знаешь, что самое забавное?

– Что?

– Действительно порадуются. Все. До самой последней уборщицы.

– Лихо.

– Да уж, – Анна дернулась, словно ее ударили. – Глупо, Темная. Так глупо!

– Что глупо?

– Все! Я ведь его действительно люблю. Вроде бы с самого первого дня… Помнишь, когда мы устанавливали связь с его базой, и Лорд едва не погорел на первой линии защиты, соединение было очень плохое?

– Помню. Аврал еще тот!

– Так хотела оборвать связь! Честно.

– Ну, ты даешь! Заигралась, мать?

Анна сосредоточенно рассматривала носки своих изящных туфелек. Последние лучики солнца играли на ее значке с серебряными буквами “HP” на лацкане. Небо медленно затягивала огромная, похожая на синяк туча. Ее наполненное водой брюхо с трудом переваливалось через крыши окружающих небоскребов.

– Нет, Темная. Я уже давно не играю, – Анна обхватила себя руками. Ей было холодно. – Какие игры? Меня как надвое разрезали. Вот ты говоришь про организм, который безукоризненно выполняет свои должностные функции. Муравьи. Люди-винтики. А я кто тогда? А ты кто? Я должна подставить человека, которого люблю. Действительно люблю. Без дураков. Все его дело, вся его жизнь зависит от какого-то проекта. А мне что нужно? Мне нужно, чтобы некоторое количество единиц информации было перекачено из банка корпорации “А” в банк корпорации “Б”. Потому что таковы мои служебные функции. Знаешь, есть черные муравьи, а есть красные. Я получаюсь ни тот, ни другой. Просто перекрасился, забрался в чужой муравейник. А почему? Потому, что так мне приказал мой организм-матка. Чем мы от муравьев отличаемся?

– Мы не люди.

– А в чем тут разница? А эти, – Анна махнула рукой в сторону постоянно открывающихся и закрывающихся дверей, – муравьи, они кто? Люди или нет? Вокруг одна Система. Мы влипли в нее, как в янтарь. Крутимся. Колесики, шестеренки. Обратная связь. Вот ведь глупость! Мучаюсь потому что не хочу выполнять свои обязанности. Представляешь себе страдающую шестеренку?

– Тебе отдохнуть надо, Анечка. Отдохнуть! Хочешь, я организую? Никто ничего и не поймет.

– Не надо, Темная. Это никак не скажется на задании, поверь! Теперь это же смысла не имеет, правда? Столько накачали, что уже нет никакого смысла в сожалениях. Поздно останавливаться. Как только проект будет завершен, Лорд получит информацию. Не обращай внимания на эти сопли. Ты меня знаешь.

– Думала, что знаю…

– Знаешь, знаешь! Ты же не сомневалась во мне, когда в Токио мы от патрулей уходили? А тут все значительно проще. Из области чувств. Нелепица, – она посмотрела на меня и улыбнулась.

Я с удивлением увидела на ее щеке влажную полоску. Потом еще одну. Затем тяжелая капля упала мне на лицо. Асфальт покрылся темными точками.

– Дождь! Так я и знала… Все, разбежались, Темная! Сегодня в обычное время пусть Лорд выходит на связь. Все будет отлично!

Мы встали со скамейки. С потемневшего неба, падали крупные капли.

– Кстати, – Анна уже было направилась к входу в здание, но остановилась. – Как ты думаешь, Лорд, он кто?

– Как так?

– Ну, ИскИн он или как?

Я пожала плечами. Личность Лорда была одной из тех новых тайн, которые периодически всплывали среди нас. Некоторые задерживались, некоторые пропадали.

Пространство вокруг нас полыхнуло фотовспышкой, и через секунду по барабанным перепонкам ударил гром, Анна шевелила губами, но что-либо услышать было невозможно. Дождь припустил с удвоенной силой, дав понять, что робкие первые капли были только репетицией.

– До встречи! – крикнула Анна и побежала по стремительно намокающей дорожке.

Я провожала ее взглядом до тех пор, пока она не исчезла в сверкающих губах огромной корпоративной амёбы.

В тот же вечер я подала подробный доклад в Центр, с требованием отозвать Анну с задания. Но обстоятельства оказались сильнее. Проект, над которым работал отдел Анны, оказался завершен. В тот же вечер мы перекачали всю информацию. И передали ее другой корпорации.

Операция, над которой мы работали более двух лет, была завершена.

Последствия оказались суровыми. “Hewlett Packard” понесла крупные убытки и была вынуждена свернуть целое направление разработок. Последовали массовые сокращения рабочих мест и серьезные внутренние расследования. Жених Анны выбросился с последнего этажа здания на Семеновской. В газетах разразился скандал.

Однако сама Анна всего этого не узнала. Она была найдена мертвой в своем однокомнатном боксе на Новом Арбате на следующий день после того, как операция была закончена.

Работу судмедэкспертов и расследование негласно курировала лично я.

Никаких признаков насильственной смерти не обнаружено. Самоубийство исключалось тоже. Смерть от естественных причин. Анна просто умерла. Так сказали эксперты.

И я поверила. Потому что знала: мы не люди. Мы даже любить не умеем так, как все.

База проекта “Клон”. Киев

На тоненькой ниточке с белоснежного потолка свешивался паучок. Его сморщенную фигурку слегка покачивало ветерком, налетающим из приоткрытого окна. Паучок был единственным кусочком несовершенства на идеально ровном пространстве синтетического покрытия. Кажется, где-то говорилось, что оно обладает еще и свойствами антисекти-цида. Видимо, вранье или паучок рекламными проспектами не интересуется.

Созерцанием увлекательного мира насекомых я занималась уже около часа. Лежа на кровати, я таращилась в белое пространство, как будто ничего, кроме него, не существовало. Шевелиться не хотелось, думать и вспоминать тоже. Где-то я встречала такое определение, как остановка внутреннего диалога. Кажется, в тех текстах говорилось, что с помощью этого нехитрого приема можно добиться потрясающих эффектов. Что-то вроде расширения границ сознания и едва ли не телесный переход в какие-то другие измерения. Вполне возможно, это связано с желанием уйти от реальности, осуждаемым многими. Не пойму, что в этом постыдного. Что еще можно делать с этой паскудной реальностью, как не бежать из нее? В другие измерения. Прочь от границ, наложенных ей на сознание. На сознания всех вокруг.

Паучок покачивался на своей ниточке и не двигался. Вероятно, он как раз в этот момент тоже старался остановить внутренний диалог, чтобы совершить шаманское путешествие в нижний мир.

О чем могут думать пауки, когда они сидят в углу чуткой паутины и ждут? Терпеливо. Внимательно. Они ловят настороженными лапками каждое шевеление, любое покачивание самой маленькой ниточки не ускользает от них. Пауки просеивают мир через свою паутину, узнавая о нем все необходимое. И всего работы-то: сплести сеть. Веревочка к веревочке, ниточка к ниточке. Закрепить слюной. Тут сжать, здесь натянуть. Дальнейшее за тебя сделают другие. Можно позволить себе просто болтаться на конце нити и останавливать внутренний диалог.

Жаль все-таки, что я не паук. Я – клон. Не человек. Мне никогда не быть темной тучей, из которой ударит молния. Не идти мне по натянутому канату. И непонятно, то ли из-за того, что я никогда не буду человеком, то ли из-за того, что я никогда им не была. А значит, не имеет смысла останавливать внутренний диалог. Как я могу выйти за пределы сознания, если даже я сама не ведаю этих пределов?

Паучок на потолке дернул ей, спустился ниже, расплылся туманным пятном, меняя очертания и размерность.

– Никто не виноват, Кали, – говорил Лорд, плавая в синеватом тумане экрана, – Никто не виноват. На мне такая же часть вины, как и на тебе, как и на всех нас.

– На всех нет вины, – отвечала я, сбрасывая вещи в черную заплечную сумку. Какие-то тюбики, кремы, таблетки, использованные курительные трубки. Разные мелочи, почти мусор, которыми обрастает любое жилье.

– Нет вины на тех, кто остался прикрывать отступление, под Черным Огнем. Нет вины на тех, кто был убит, прикрывая прорыв в третьем секторе. Они и есть сама вина. Все те, кто погиб, защищая собственность корпорации.

Лорд молчит, моргает. Его лицо растеряно, а по экрану пробегают мутные полосы. В другое время я бы обязательно поинтересовалась, откуда эти помехи, что они значат. Но сейчас многое изменилось.

– Пойми, Кали, ты не должна этого делать. Более того, ты не можешь сейчас оставить отряд. Это было бы большой ошибкой. Особенно теперь, когда мы понесли потери.

– Не то ты говоришь Лорд, не то! Уж кто-кто, а ты должен понимать, что я сейчас принесу вреда больше, чем пользы. Я – порченый товар. Загубленная марка. С такими, как я, не ходят на задание. Это дурная карма, Лорд. Не стоит делать ситуацию тяжелее, чем она есть.

Я закинула в сумку свой пистолет, блок управления зарядами. За такой набор при облаве гарантирована колония строгого режима на Луне. Если, конечно, не застрелят при аресте.

Лорд тяжело вздохнул.

– Я сделал все, что мог. Уговаривать тебя я,больше не стану. Документы…

И тут меня прорвало. Такое было только несколько раз в жизни. Горький комок, сдавливающий мое горло, вдруг резко опустился, вместо вздоха вышел всхлип. Картинка размазалась, словно при переходе в боевой режим с максимальной нагрузкой.

– Но ведь я могла… Могла убить его, Лорд! И тех двоих! И всех… Неужели не в моих силах было остановить его? Этого мальчишку, этого доморощенного циника! Философ! Засранец!

Лорд подался вперед, словно хотел обнять меня. На мониторе мелькнула его рука, вся в проводках, уходящих под кожу.

– Это тоже было бы проваленным заданием, малышка. Результат никак не изменился бы…

– Да, конечно. Результат…

Я отвернулась от монитора. Глаза, наверное, будут красными.

– Но это было бы не так противно и гадко. Просто рабочая ситуация. Несчастный случай…

Лорд молчал несколько минут, давая мне время прийти в себя, и я была ему за это благодарна.

– За всю нашу историю ты вторая, кто осмелился на уход, – наконец произнес Лорд. – Первыми стали близнецы Васильевы. Их все звали Василисками. При их создании были допущены ошибки. Результатом явилась тяжелая болезнь. Они не захотели умирать среди родных. Чтобы все видели, как… В общем, не хотели. Так что ты не первая.

Я пожала плечами.

Лорд истолковал мой жест не совсем верно.

– Я не про то, Кали. Просто их уход позволил мне проработать процедуру. Теперь я знаю, что может понадобиться клону за пределами нашей организации. Это же, до определенного предела, был твой родной дом. Несмотря на твою большую практику, ты никогда по-настоящему не покидала нас.

В моем горле опять начал скапливаться комок.

– Так вот, первое, что потребуется тебе – это документы. Я подготовил самые лучшие, можешь поверить. Разрешение на оружие. Тоже не “липа”. К тому же ты получишь и само зарегистрированное оружие. Так что все твои игрушки как были незаконными и нерегистрированными, так ими и остались, не беспокойся. Деньги у тебя будут. Достаточно. На некоторое время хватит, а там разберешься. С жильем решишь сама, это не проблема сейчас. Вещи у тебя все твои личные… Что же еще? Ах, да! Права на вождение автомобиля в семи регионах Европы и трех регионах Азии. Законодательство Американского континента требует особого разрешения, продлять его…

– Я знаю. Вряд ли я соберусь в Штаты.

– Хорошо. М-да. Вот…

На экране было видно, как Лорд мается. Странные размытые блики пробегали по монитору все чаще.

– В общем, все, что надо, тебе принесет Лоск. И вот еще что, Кали…

– Я тебя слушаю.

– Поддержку – я хочу, чтобы ты поняла! – – ты получишь везде. Где бы…

– Спасибо, Лорд. Я люблю тебя. Он криво усмехнулся.

– Мы не умеем любить. Да и учиться не стоит. Бывай, малышка. Не пропадай, звони. Я отключусь. Дела…

И экран потух. В дверь тихо поскреблись.

– Да! – крикнула я.

– Можно, Темная? – в щелочку просунулось личико Лоск.

– Заходи. Ты с документами?

– С ними, – Лоск вошла, кинула на столик синий увесистый пакет, из которого тут же высунулась ребристая рукоять пистолета, и кинулась мне на шею.

Так мы молча простояли некоторое время. Мне все казалось, что я должна что-то сказать, но слова не приходили.

– Знаешь, – вдруг произнесла Лоск, – мне кажется, что нужно что-то сказать, а слов нет. Я улыбнулась.

– Жаль, что все так повернулось, – Лоск села на кровать, ее золотистые волосы тускло блеснули в свете лампы. – Сейчас всех лихорадит. Близнецы поговаривают, что тоже уйдут вместе с тобой.

– Ерунда! Они останутся. Как всегда пошумят и успокоятся. Тут их дом.

– Как и твой, – она подняла голову.

– Как и мой, – согласилась я. – И мы все защищаем его, как умеем. Правда?

– Правда.

– А теперь я должна уйти. Так я смогу лучше защитить свой дом.

Лоск промолчала.

Я достала пистолет из пакета, который она принесла. Сунула его во внутренний карман куртки. Документы и разрешение на ношение оружия удобно уместились во внешнем клапане. Так надежно и в случае чего можно быстро достать. С полицией лучше не шутить.

– Мне пора…

Мы долго шли по длинному коридору, который разделял комнаты, пока не вышли в холл. Там собрались все. С ближайшего монитора играл скулами Лорд. Близнецы имели растрепанный вид. Остальные смотрели кто куда.

“Как хоронят, – подумалось мне. – Наверное, так это и выглядит, когда умрешь. Лежишь, не в силах сдвинуться. А вокруг тебя молчание и взгляды в пол”.

– Прощайте, – неловко произнесла я. – Может быть, увидимся еще.

По толпе пробежало движение. Они сделали шаг вперед все вместе, но я не позволила процедуре прощания затянуться настолько, чтобы стать неразрывным ошейником. Я прошла через руки, через короткие объятия, чьи-то ладони скользили по моему плечу, кто-то коснулся волос, щек. Чей-то шепот проник ко мне в уши. Я не расслышала, точнее, расслышала, но сразу постаралась забыть.

Потом раскрылись двери, и мой дом остался в безопасности. Без меня.

Часть 2
ПРЕОДОЛЕТЬ ВЕРШИНУ

Скачок в прошлое. Индия.

Штат Бихар. Патна

За два дня до возвращения

Марта сделала то, чего от нее никто не ожидал. Она умерла. Конечно, глупо думать, что человек способен обставить свою смерть как ожидаемое событие. Смерть находится в области непознанного и, по большому счету, необъяснимого. Но Марта была не человеком. Она даже не была клоном, как мы все. Марта стала символом всего нашего проекта, от самого его начала. Но даже не в этом дело. Мне иногда казалось, что она заменяет нам Бога. Иногда доброго, все время справедливого, чаще грозного, обязательно заботливого. Авторитет – то слово, которое никак не подходило к ней. Марта переросла это понятие. Наверное, поэтому никто не ждал того, что произошло. Я помню удивленно растерянное, побледневшее лицо Ольги, которая первой обнаружила тело.

– Я пришла убрать. А она… Вот… – Ольгу отпаивали каким-то отваром испуганные сестры Искариан.

Никто не ждал. Кроме Марты.

Наверное, такова привилегия всего божественного. Знать срок своего ухода.

Она лежала на застеленной кровати, сложив руки на груди, оставив на столе подробную записку относительно похорон. Дела она оставила в строгом порядке. Все сделала так, чтобы после ее смерти не осталось неразрешенных вопросов, спорных моментов. Были назначены заместители, определены цели и намечены пути решения целого ряда вопросов, касающихся организации. Даже уйдя, наше божество позаботилось о нас, и все, что оставалось нам – это позаботиться о ее телесной оболочке.

Когда мы готовились к кремации, на всякий случай пришлось оцепить кладбище, и кроме садхака, учеников тантриков и нас, никто на церемонии не присутствовал. Индусы с удивлением смотрели на такую разноцветную толпу мужчин и женщин, которые несли на плечах гроб.

Полыхнуло. Поднявшийся в небо дым был черным. А потом пепел поплыл по реке Мертвых к далекому океану. Каждый из нас бросил по горсти.

– Знаешь, когда я умру, – тихонько сказала мне на ухо Лоск, – тоже хочу, чтобы было так. В этом есть что-то правильное. В землю зарывать хуже. Всегда знаешь, что оно лежит там. Внизу. И… А так легче становится.

Я кивнула, глядя в темную воду. От потока веяло силой. Река Мертвых была полна жизни. Первобытной, неостановимой.

Гостиница “Кордон”. Харьков

После вооруженного конфликта с северным соседом Харьков из обычного внутреннего города сделался городом пограничным. Причем граница проходила почти по его середине, деля город на русскую и украинскую зоны. Ухудшившиеся отношения между государствами не добавляли удобства жителям города, вынужденным по нескольку раз в день сновать из одной зоны в другую. Особенно если учесть, что официальных пропускных пунктов было только три, а метро в русской зоне не функционировало. Конечно, существовало энное количество неофициальных лазеек, но пользоваться ими было небезопасно. Стена, разделяющая город на две части, охранялась тщательно, дыры латались, пограничников периодически меняли, взяточников сажали. Хотя на количество нелегальных переходов границы это никакого воздействия не оказывало.

Словом, обыкновенный пограничный город. И жители его, поначалу активно сопротивлявшиеся подобному переделу уклада их жизни, теперь приспособились и, совмещая работу и жилье в разных зонах, ухитрялись не опаздывать на рабочее место.

Я оказалась в этом городе по нескольким причинам. Во-первых, он находился довольно далеко от Киева, что было само по себе уже очень неплохо, потому что мне хотелось оказаться как можно дальше от ставшего таким маленьким мегаполиса. А во-вторых, именно в Харькове обитал человек, который был мне необходим.

Звали этого уникума Жорж Семецкий. Он действительно был уникальным человеком во всех отношениях. Легендарная личность, окутанная информативным туманом такой плотности, какая не снилась лучшим разведывательным управлениям мира. При попытке проникнуть за маскирующий флер становилось ясно, что вся эта неразбериха, вся эта могучая каша из слухов, городских легенд и домыслов носит откровенно искусственный характер. По всей видимости, сам Семецкий провоцировал возникновение этого маскирующего барьера. Иначе объяснить происходящее было невозможно.

По некоторым слухам Жорж Семецкий был героем вооруженного конфликта, результатом которого и стал передел территорий и смена городом Харьковом своего статуса. Причем данные разнились по обе стороны границы. Семецкий был героем как русской, так и украинской стороны. И там, и там бытовало мнение о том, что за его голову назначена награда в невероятную сумму с шестью и более нулями. Находились личности, которые лично лицезрели Жоржа, стоящим на баррикаде и поддерживающим окровавленный флаг слабеющей рукой. Другой рукой Семецкий грозил русским танкам, надвигающимся на баррикаду. К слову сказать, действие этой легенды происходило как раз в районе площади Шевченко на улице Солнечной, где и было остановлено продвижение русских войск. К чему, по всей видимости, приложил руку именно Жорж, без которого танковая дивизия двигалась бы аж до Киева и соединилась бы с восставшим Севастопольским флотом. Накал страстей этого мифа даже подвиг известного художника-абстракциониста Олега Дивного на написание единственной картины в духе реализма “Баррикада Солнечной”. На ней в принципе можно было разглядеть, в дыму и пламени, фигуру с флагом. Но был ли это именно Жорж, сказать трудно.

Существовали и более мрачные истории, где Семецкий погибал неизменно геройским образом. Например, в связи с серией недавних поджогов, пользовался популярностью такой миф о гибели Семецкого: во время пожара на местной телевышке, в застрявшем лифте оказалась группа детей, пришедшая на экскурсию. И спасать их кинулся именно он, этот герой нашего времени, Семецкий. К сожалению, буквально выкинув последнего ребенка на площадку, Жорж погиб. Под ним провалился пол, и он канул в огненной бездне. Некоторые, правда, утверждали, что он не спасал детей, а, наоборот, в овладевшем им безумии, швырял их вниз, но,, опомнившись, совершил самоубийство. Таких сказителей обычно били. Народу нравился светлый образ Семецкого.

Особой популярностью пользовался образ Семецкого как сексуального героя. Число его любовниц менялось от раза к разу, но особенно часто повторялся сюжет, где Жоржу, в пароксизме страсти, любовница откусывает гениталии. Этот кошмарный миф имел два окончания. По одному варианту, Семецкий удушил коварную подругу и направил свои стопы в клинику. А по второму, Жорж заспиртовал откушенные части тела и установил их на каминной полке, с пафосом сказав, что большего экстаза он уже не испытает никогда. Находились даже некоторые, кто видел огромный фаллос в банке со спиртом.

В поисках Семецкого я нагреблась этих историй, как собака блох. Все это неплохо укладывалось в сборник “Городские легенды”, но меня не интересовала издательская деятельность. Мне нужен был Жорж Семецкий собственной персоной. Поскольку его уникальность заключалась в том, что он был самым обширным банком данных на всем пространстве Евразии. Собирать информацию для него стало чем-то вроде хобби, которое, при правильном ведении дел, могло приносить еще и деньги.

Таких огромных живых баз данных на планете существовало всего несколько. Конкуренцию Семецкому мог составить лишь Ким Скрепка, но он, по последним данным, осел где-то в Японии и продал содержимое своего мозга какой-то корпорации. Остальные информаторы плавали значительно мельче.

В процессе блуждания по информационному флеру я обнаруживала крупинки информации, которую, так или иначе, можно было назвать реальной. Я выяснила, что во время конфликта Семецкий оказался очень удачливым контрабандистом. И если его и видели на баррикадах, то только затем, чтобы “загнать” что-либо одной из воюющих сторон. На момент пожара в телебашне он действительно был в аварийном лифте, но не канул в огненную бездну, потому что никакой огненной бездны не было. Башня горела сверху, и детей он не спасал и не выбрасывал, так как в лифте был в одиночестве и покинул его через нижний люк, ибо обладал грацией бывалого павиана.

Миф же о гениталиях, показавшийся мне нереальным с самого начала, напоролся на более логичную историю о том, что Семецкий был гомосексуалистом со стажем и не нашлось на просторах Незалежной такого мальчика-зайчика, который бы не желал Жоржа всеми фибрами своей души.

Чем глубже я копала, тем больше во мне крепло убеждение, что все эти байки склепаны одной рукой, с четким расчетом и целью. Старый принцип: говори больше, чтобы не сболтнуть лишнего, работал и на этот раз.

В Харькове я сидела уже около восьми месяцев. За спиной было три года, когда я пыталась забыть все, что только можно было забыть. Я пробовала абсолютно все, до чего могла дотянуться. Я ныряла на дно андеграунда, наркотического угара и устраивала такие оргии, что небесам становилось жарко. Затем без перехода я кидалась в другую крайность, и монашки, давшие обет молчания, могли бы только рыдать от зависти, глядя на меня. Я нашла работу, бросила ее. Едва не выскочила замуж, но вовремя опомнилась. Работала даже проституткой. Не из-за денег или удовольствия. Просто так захотелось.

Где-то на середине этого бардака меня нагнало через третьи руки сообщение Лорда о тех странных парнях, учинивших бойню в наркобаре. Я пропустила это сообщение мимо ушей, сделав закладку на будущее. Не более.

Наконец, во время одного из таких “нырков” я поняла, что от собственных ошибок убежать невозможно.

После этого я провела два года в клинике, где избавилась от наркотической зависимости и приобрела иммунитет к большинству наркотиков и алкоголя, а также заменила поврежденные внутренние органы. Потом еще три года, самых долгих, я восстанавливала все то, что так усиленно стремилась разрушить. Агентурную сеть, навыки, умения, рефлексы. Ту расчетливую ярость, которую я называла боевым режимом. Новое оружие, новые средства связи, новые средства передвижения. Мир двигался вперед без меня. Медленно, но все-таки двигался. Пришлось догонять.

– Привет! – в открытую дверь улыбался коридорный.

Новенький, я его не видела раньше. Немолодой, слегка лысоватый. Если в такие годы работаешь коридорным, то либо ты большой оригинал, либо в твоей жизни что-то сбоит.

– Вам пришло письмо.

– Привет! – недовольно ответила я, расслабляясь.

В дверь принято стучать. Особенно если ты коридорный.

– Оставь на столе.

Коридорный вошел, положил на стол конверт и остановился.

– Чаевых не будет, – сказала я, глядя в окно.

– Мне не нужны чаевые. Человек, передавший письмо, сказал, чтобы я сразу принес ему ответ.

Это интересно… Бумага, сложенная вдвое, содержала только одну строчку – адрес. Лихо… Я взяла ручку и нацарапала: “Завтра. 16.00”. Коридорный подхватил бумажку и растворился.

– Попался, – сказала я в закрытую дверь.

Такое активное внимание к своей персоне Семецкий пропустить не мог. Последние несколько месяцев я старательно рассылала по всем возможным каналам сообщения. Есть множество способов, чтобы дать понять человеку, что ты им интересуешься. Можно спрашивать его в разных злачных местах, можно нанимать кучу рассыльных, чтобы они опрашивали все отели, пансионы и тому подобные заведения. Можно действовать через полицию, частных детективов, газеты, электронные доски объявлений. Когда в одном и том же форуме день ото дня появляется одно и то же сообщение, это наводит на размышления.

Я действовала по всем фронтам. Успешно.

По адресу, указанному в записке, располагалась забегаловка “Лакомка” с какими-то полуфабрикатными котлетами. Что-то среднестатистическое булькало под крышками котлов, два повара в темных передниках бегали от одной плиты к другой. Кухня располагалась посреди зала, отделенная от посетителей невысокими стенами из стеклопластика. В углу на скамейке скалился обшарпанный клоун, наличие которого указывало на сертификацию этого заведения в Международном центре “Дональд и Дональд”, что было неудивительно, так как все забегаловки такого класса должны были в обязательном порядке проходить регистрацию. Этот Международный центр был общественной организацией, некогда основанной корпорацией Макдоналдс именно с целью создания общей системы стандартов для заведений типа “Fast Food”. Таким образом, все продукты, которые использовались для приготовления блюд в “Лакомке”, ничем не отличались от продуктов, используемых в Макдоналдсе. По меньшей мере, эти продукты не хуже определенного минимума, который выставлялся в Международном центре. Мясо, если его можно так назвать, выращено в производственных цехах биологических лабораторий, булка выпечена там же из каких-нибудь особенно похотливых бактерий, время размножения которых составляет едва ли не сотую долю секунды. Такое заведение можно найти где угодно. В любом уголке света вы можете обнаружить что-то подобное. С одинаковыми ценами, со стандартными продуктами, одинаковым вкусом, точнее, его отсутствием. Ирония заключалась в том, что заведения, вроде “Лакомки”, росли и множились, как грибы после дождя или как те бактерии, которые шли на производство булок. Содержать такие забегаловки было выгодно, ввиду дешевизны сырья и льгот, которыми окружались эти безвкусные кормилки.

Система работала до тупого просто. Льготы распространялись на заведения пищевой отрасли, которые прошли обязательную в таком случае сертификацию у “Дональд и Дональд”. Те, в свою очередь, выставляли соответствующие требования к соискателям сертификата, таким образом низводя конкурентов ниже опасной для своего основателя планки. Так что лучшим в этой нише все равно оставался Макдоналдс, при внешнем наличии большого количества конкурентов.

Я зашла внутрь. Ко мне кинулась официантка с усталым лицом, но я остановила ее жестом. Села за столик у стены так, чтобы видеть одновременно оба входа в помещение.

Большие белые часы на противоположной полке показывали без пяти минут четыре. Я поправила кобуру под плащом. Если встречу назначил Семецкий, то стрельбы быть не должно. У Жоржа не такой имидж. Другое дело, если я случайно выцепила кого-то другого.

Ровно в четыре часа двери распахнулись, и внутрь забегаловки залетела толпа подростков. Они оккупировали прилавок, официантка оживилась, забегала. Кто-то кричал, толкался. Пальцы указывали на картинки с гамбургерами и картошкой. Наконец, наиболее активные получили свои заказы и отвалились от кормушки, держа в руках подносы. Я оказалась окруженной стайкой ребят, и один из них нахально подсел за мой столик.