Текст книги "Массаж мысли. Притчи, сказки, сны, парадоксы, афоризмы"

Юродство проповеди

(1 Кор. 1,21)

«Ибо, когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих.»

Неумолимая, разящая фраза.

Значит, всё это: величие соборов, пышные одежды епископов, раскрашенные статуи католических храмов, мерцающие иконостасы православных и подчёркнутая простота протестантских – юродство?

Величественные книги, в которых прописных букв больше, чем строчных, многовековые теологические дискуссии, катехизисы и молитвенники, амвонное красноречие, свечи и образки – юродство?

Монашеские уставы, посты и обеты, церковные иерархии, разноречия символов веры, миссионерские организации, благотворительные общества – юродство?

Наши фантазии об аде и рае, разговоры о судьбе и чудесах, предположения о воле небес и загробной жизни – юродство?

Сама Библия, разнородная и противоречивая, само Евангелие, многозначное и настойчивое, – юродство?

И юродство – спасает?

Шаг за шагом ступаем мы в эти странные речи, необъяснимые дела, разноликие обстоятельства, которые словно притягивают к себе издёвки и насмешки. Шаг за шагом погружаемся мы в эти иорданские воды юродства, не зная точно наперёд, очистят ли они нас или поглотят. Шаг за шагом, оступаясь, поддерживая друг друга, мы идём и, не веря себе, начинаем однажды ощущать, что воды расступаются, и замечаем впереди светлый облик, и нет уже надобности в мудрости мудрецов и разуме разумных…

Собирание углей
на чужую голову

(Притч.25,21—22; Рим.12,20)

«Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберёшь ему на голову горящие уголья.»

Так говорит нам Ветхий Завет, так повторяет Новый. И становится страшновато: что же это? где же тут милосердие, если простую мстительность к врагу столь настойчиво предлагается заменить мстительностью утончённой?..

Может быть, действительно, эта фраза слишком архаична и повторена апостолом Павлом сгоряча? Может быть, надо всё-таки подумать о бедном враге нашем по-настоящему? Не поить его, не кормить, а поступить с ним жестоко до несправедливости, чтобы он, пострадав от нас в земной жизни, был вознаграждён за это в вечности? Может быть, это и было бы подлинно духовным милосердием?..

А если так обойтись с врагом, то насколько заботливее надо помучить друга, потерзать всякого, кого любишь, кому желаешь самых высших благ?..

Да, да, где-то я читал об этом. Не в святоотеческих книгах, а в фантастическом рассказе. Простодушные аборигены на дальней планете так и поняли своего миссионера. Пылая к нему неподдельной любовью, они организовали ему самую-самую изощрённую казнь, чтобы он наверняка снискал мученический венец… Гротеск, конечно, но нечто в этом роде случается и в жизни. Чаще даже не целенаправленно, а так, в оправдание того, что само получается. Мол, я с человеком гадко, конечно, поступил, но, с другой стороны, помог ему тем самым очищающее страдание претерпеть. На себя взял неблагодарную роль подлеца, а ему оставил роль праведника…

Глупость, лицемерие или человеческая слабость становятся причиной собирания земных углей на чужую голову, но подлинного оправдания этому занятию не найти, только выдумать его можно. Претендуя на подобное участие в делах Провидения, мы и впрямь участвуем в них, но самым позорным образом – в качестве механического орудия, в качестве тёмного, не совсем одухотворённого предмета. Стоит ли набиваться на такую роль?..

Слова об угольях небесных лишены этой мутной изощрённости, которая заманивает нас в западню. Увещевание направлено не к тем, кто благодатно лишен чувства мстительности, а именно к тому, кого оно захлёстывает, кому не даёт покоя. Ему-то и советуют оба Завета, ему и подсказывают, в какое русло направить это разрушительное чувство. Отказаться поначалу от мстительности земной, чтобы она не причиняла ни внешнего вреда другому, ни внутреннего вреда тебе. Пусть даже утешаясь мыслью об отмщении небесном, страшном и неотвратимом. Со временем мы вырастем и из этого, научившись разбираться, наше ли это дело – необходимость небесного отмщения – или всё-таки не наше. И тогда, наверное, мы снова сможем по-детски удивиться странным старинным словам: зачем же, зачем эти горящие уголья?..

От закона к чуду

И, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошёл, не найдёт ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашёл, ибо ещё не время было собирания смокв. И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек! (Мк. 11.13—14) И смоковница тотчас засохла. Увидев это, ученики удивились и говорили: как это тотчас засохла смоковница? (Мф. 21.18—40)

И сказал сию притчу: некто имел в винограднике своём посаженную смоковницу; и пришёл искать плода на ней, и не нашёл. И сказал виноградарю: «вот я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице, и не нахожу; сруби её: на что она и землю занимает?» Но он сказал ему в ответ: «господин! оставь её и на этот год, пока я окопаю её и обложу навозом: не принесёт ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь её». (Лк. 13.6—9)

Эх, нет под рукой книжек атеистов-юмористов – ни забавника Таксиля, ни академика Емели Израилевича. Наверное, они вдосталь поиздевались над этим странным эпизодом. Идти искать плоды, когда время для них не настало, разгневаться на неповинное дерево – и потрясти своих непритязательных учеников, опалив это дерево гневом до полного засыхания…

«Как это тотчас засохла смоковница?» – удивились ученики. И Христос в ответ заговорил с ними о вере, причащающей нас к божественной силе, которая позволяет двигать горы. Их удивил не сам поступок, а лишь возможность его. Может быть, им показалось вполне естественным выразить досаду любым доступным образом. Удивляться поступку осталось на нашу долю. Что означает это неброское и на первый взгляд беспричинное чудо? Ради чего был разорван круг привычной закономерности?

Не нарушить закон, но исполнить его пришел Христос. Для того нам и необходимо удивляться чуду, чтобы разглядеть за нарушением законов низшей природы исполнение более высокого закона.

Другое дело – притча, в которой тоже говорится о бесплодной смоковнице. Притча понятнее. В ней видны терпение и рачительность. Она подчеркивает несообразность чуда, усиливает удивление от него. Притча хороша своей внятностью. Чудо – привлекает внимание, требует постижения и приятия.

Христос шагнул в нашу сторону. Шагнул к тебе, ко мне, к смоковнице. Чудо началось с этого шага. И оказалось, что теперь наша очередь. От нас ожидалось участие. Нам предлагалось преодолеть привычный механизм закономерности, предлагалось на один миг, на один поступок, на один лишь всплеск вырваться из природных шестерёнок. Была ли у нас такая возможность?..

Трудно рассуждать о большом чуде. Но вспомним о тех малых чудесах, которые нам понятны. Чудо летнего сада – обнаруженная среди весёлой листвы ягода, созревшая неожиданно рано, опередившая время и норму. Чудо поздней осени – последнее, невесть как сохранившееся яблоко, вспыхнувшее среди оголившихся ветвей.

Шаг навстречу – к тебе, ко мне, к смоковнице – говорил о том, что от нас ожидалось участие в чуде. Ожидалось сотворчество, ожидалось наше малое чудо, необычное для нас, как и должно быть чуду, но посильное взлёту и отклику. Может быть, мы оказались не готовы, не знали подлинного своего могущества. Или – не осмелились, не решились, не одолели собственной инертности. Или – не сумели, не собрали всё свое существо в один порыв. Сколько их, этих «или», сколько у нас этих неоправдывающих оправданий?

Мы были приглашены к чуду. Само это приглашение было чудом. Мы не узнали его или отвергли. Значит, нужно готовиться узнать, готовиться к встрече. Мы были бессильны или неумелы. Значит, нужно обретать силы и умение. Мы пропустили мимо своего сердца мгновение вечности – и остались во времени навсегда. Мы были бесплодны в поле чуда, так чего будут стоить после этого наши обыденные плоды? И если мы не отозвались на призыв творчеством, то лучше отозваться хотя бы эхом раскаяния, чем притвориться, что ничего не случилось. И в том, чтобы остаться засохшим, бесплодным, скорбящим об упущенной возможности, открывается свой смысл. Это не кара. Это суровая помощь. Пусть хотя бы сухая скорбь наша послужит нам искуплением. Может быть, она станет путём к новому чуду…

И вот оно – новое чудо. Смоковница, засохшая две тысячи лет назад, живет как напоминание об отвергнутом призыве. Она сама стала призывом. Призывом к готовности, к невероятности, к чуду, к творчеству. Она напоминает, что любой из нас – ты, я, смоковница – в любой момент должен быть готов выйти из шестерёнчатого механизма повседневности, подчиняясь иному закону. Тому неизмеримо более высокому закону, отпадение от которого обессмысливает нашу жизнь.

Поезд наизнанку
Сказки-притчи

Эти крошечные сказки написаны вроде бы для детей. Но из них я выбрал те, которые вроде бы и для взрослых. Ведь сказка по самой своей природе является притчей, парадоксом, фантазией, которая лепит из действительности символы, чтобы лучше понять глубинный смысл жизни.

Кругодыры

Жили вокруг дыры кругодыры. Они думали, что дыра важнее всего в их жизни. Самые смелые заглядывали в неё. Самые умные размышляли: что там? Однажды из дыры вылетела одноглазая птица. Села передохнуть, осмотрелась и сказала: «Повезло вам! Так близко к небу живёте». Полетела птица дальше вверх, а кругодыры подняли вслед за ней головы – и заметили небо.

Глиндум-Фря

Глиндум-Фря ел сам себя. Это было его любимое блюдо. Ел-ел – и съел. Никто не сказал ему «Приятного аппетита». Ведь он был съеден. А сам Глиндум-Фря радовался, что наконец досыта наелся любимым блюдом.

Эфэф и слова

Эфэф обожал слова. Он шёл в Лес Словес, ставил там словушки, а пойманные слова держал в словарях и словниках. И радовался, когда на свет появлялось новое словцо. «Славные мои словечки…» – приговаривал он, поглаживая их по буковкам. Эфэф не сразу заметил, как сам стал словом. А когда заметил, только порадовался. И побежал в Лес Словес со своими словами и словечками.

Человечки с дерева Оаия

На дереве Оаия росли человечки. Они созревали и спрыгивали на землю. И тут же начинали выяснять, кто с какой ветки. Даже дрались иногда. Дерево Оаия огорчалось, и соки в нём шли медленнее. Особенно к тем веткам, на которых вызрели самые крикливые человечки. Но крикуны об этом и не догадывались.

Танцующие часы

Жили-были часы, которые вместо того, чтобы показывать время, любили танцевать. Пришёл к ним Надзиратель Времён и говорит: «Ай-ай-ай!» Часы не испугались, отвечают: «Что ж, танцевать тоже ведь кому-то надо!» – и тут же закружили Надзирателя Времён в вальсе. И сколько времени они танцевали, никто не знает.

Зеленушка

Одно зеленоватое привидение пугало всех подряд. Появлялось и днём, и утром, и на улице, и в магазине. Люди пугались и бежали кто куда. Другие привидения упрекали Зеленушку: не пугай всех подряд, вон какую панику устраиваешь. «А я в людей не верю!» – отмахивалось привидение. Кончилось тем, что и люди перестали в него верить, а без этого привидения чахнут.

Рабобо и Улала

Рабобо работал день и ночь. И на каждого смотрел с подозрением: мешать ему будут или помогать. От мешачих прятался. С помогучими дружил. А потом появилась Улала. Никто ещё так не мешал Рабобо работать. Но он от неё не убежал, а наоборот: полюбил её и женился на ней. И всегда приговаривал: «Помешай мне работать, помешай!»

Дом масок

Был такой Дом масок. В нём работал миллион людей. Входя туда, каждый должен был надеть маску, а выходя оставлял её на вешалке. Однажды ночью Дом качнуло землетрясением, маски попадали и перемешались. Но у многих маска давно отпечаталась на лице. Эти наутро легко отыскали свои маски и пошли работать. А остальные обрадовались и разбежались.

Нарисованный Художник

В большой коробке жила большая семья красок. Кто только ими ни пробовал рисовать!.. Но краскам не нравилось, что из этого получается. И они сами нарисовали себе Художника. И стали учить его рисовать красками. Научился Художник – и ожил. Краскам от него здорово доставалось. Но картины получались отличные, и краски не жаловались.

Живот с пристёжками

Начальник по прозвищу Гурзуф хотел выглядеть солидным. Отправляясь на работу, он пристёгивал себе большой нарочный живот. Все думали: «О, какой большой начальник!» – и слушались его. Но однажды пристёжки испортились, и живот перестал отстёгиваться. «Вот и хорошо, – решил Гурзуф. – Теперь меня и дома будут слушаться». Но не угадал.

Выбиратель Книг

К большому Выбирателю Книг приходили маленькие писатели и приносили сочинения. Кашлянёт Выбиратель в знак согласия – тут же книжку напечатают и продают повсюду. Дунет на книжку – и её как не бывало. Но вот он простудился, раскашлялся, и книги стали печатать все подряд. И все так зачитались новыми книжками, что забыли про Выбирателя.

ТВ-мышь

Напротив мышиной норки стоял телевизор. Одна мышь смотрела его с утра до вечера. В телевизоре показывали много вкусного, о чём она и не слыхала. Загрустила мышь: хочется попробовать. Забралась она в телевизор, а там только ерунда несъедобная: не всё даже разгрызть можно. После этого телевизор перестал работать, и мышь снова повеселела.

Поезд наизнанку

Надоели поезду ленивые пассажиры. Взял он и вывернулся наизнанку. Весь мир оказался внутри, а пассажиры снаружи. Лежат на полках и глядят, как жизнь едет в поезде мимо. А у них теперь непрерывная остановка.

Путаник

Шёл человек и зацепился за проволоку. Стал отцепляться – и запутался в верёвке. Да ещё ногой в канатную петлю угодил. Ни тыр, ни пыр. Махнул он рукой на всё это. И другой махнул. Обеими руками замахал – и взлетел вверх. Вся путаница внизу осталась, а он улетел.

Подсказочный справочник

Была у одного учёного подсказочная книга. Когда учёный не знал, что делать, он заглядывал туда и узнавал. Однажды прилетел ангел и говорит учёному: «Хочешь возьму среди звёзд полетать?» А в справочнике написано: «Ангелов не бывает». И всё-таки учёный полетал с ангелом. С тех пор подсказочник как сквозь землю провалился.

Песенка

Жила-была счастливая девочка Эу. У неё ничего не было, кроме песенки без слов, а мотив был, какой захочется. Встретилась Эу с богачом, у которого ничего не было, кроме богатства. Пожалела его Эу, хотела отдать ему песенку, но не смогла. Очень уж внутренняя была песенка. А богач даже не огорчился.

Говоруха-в-ухо

Всех одолевала Говоруха-в-ухо своими разговорами. Уши от неё прятали. Телефон ставили на автоответчик. Но однажды к Земле наклонился космический врач-великан: послушать, не кашляет ли планета. Увидела Говоруха такое громадное ухо – и прыг в него!.. А соседи подумали, что её забрала летающая тарелка.

Урожай жары

В одной стране однажды летом случился богатый урожай жары. Жару собирали в мешки, в ящики и в цистерны. Её сушили, солили и коптили, варили из неё повидло и джем. И всю до капли продали за границу. Страна эта сразу разбогатела, но зимой её жители очень мёрзли. Себе-то они ничегошеньки не оставили.

Нагрудные родители

Был у мамы с папой сынок Тон, который вырос большим-большим. А мама с папой стали маленькими-маленькими. Тон их очень любил. Чтобы реже расставаться с ними, он сажал маму в левый нагрудный карман, а папу – в правый. И если сыну нужен был совет, мама или папа вылезали на плечо, вставали на цыпочки и шептали ему в ухо.

Дом в доме в доме

В одном большом доме среди квартир стоял маленький дом. А в нём братец построил сестрице её особый домик. А в нём сестрица сделала дом для кукол. А из него был выход на свободу. Но никто в большом доме об этом не знал.

Голубок с ответом

Прагма-Магма удивлялся, как это столько народа верит в Бога. Решил тоже помолиться. Попросил себе всего хорошего и чтобы обязательно ответ был на его молитву. Смотрит – бумажный голубок летит. Развернул его и прочёл: «Это Я всё жду от тебя ответа. Оглядись!» Огляделся Прагма-Магма, а вокруг так красиво!..

Стрелка-советчица

Умный Стёпа всегда носил с собой особую стрелку. Если надо было выбрать, куда идти или что взять, он клал её перед собой и поворачивал туда-сюда. А потом вдруг говорил: «Вон туда!» или «Вот это!» Когда Стёпу спрашивали: «Почему?» – он отвечал: «Стрелка показала». «А, стрелка!..» – кивали ему и соглашались.

Глиняный Ляп

Был такой кусок глины по имени Ляп. Слепят из него что-нибудь, а ему не нравится. Шлёпнется Ляп на пол – и снова становится куском глины. А потом он заметил, что всё глиняное обжигают. И тоже забрался в печь. Стал твёрдым-твёрдым. Увидел мастер, что ничего из него больше не вылепить, и сунул в ящик с обломками. Ох, как там было скучно!

Альбом дорисования

Фютюр любил рисовать. А ещё больше – придумывать, что нарисует. Придумает и говорит себе: «Ну всё, дорисовать осталось». И начинал придумывать новое. Однажды ему приснился большой красивый альбом. Там было всё, что он хотел нарисовать, да не собрался. Обрадовался Фютюр, но альбом взмахнул глянцевыми страницами, улетел и больше не снился.

Составлялка

Высыпал кто-то на стол картонные кусочки для картинки-составлялки и ушёл. Пришлось им самим отыскивать себе места в картинке. Такое началось! Одни своё место ищут, а другие ищут место получше и этих отпихивают. Вернулся хозяин составлялки, вздохнул: «Неужели вы для того ожили, чтобы вместо красоты несуразица получилась?..»

Прошина удочка

Завелась у Проши особая удочка. С нею можно было у любого человека что хочешь выудить. Человек сам на крючок вешал, что Проше хотелось, только тяни. Правда, на выуженных вещах дырочки от крючка оставались. Любой ветерок так свистел в эти дырочки, словно смеялся над Прошей. Так что Проша потом и от удочки избавился, и от улова.

Цветок на клёне

Вырос однажды на клёне прекрасный цветок, один-единственный. «Какое чудо!» – радовался клён. И все свои соки отдавал цветку. Даже листва пожухла. «Принесёшь семена, от них цветущие клёны пойдут,» – шептал он цветку. «Вот ещё! – фыркнул однажды цветок. – Я и так хорош». И улетел с осенним ветром. С тех пор клён сам похож осенью на огромный цветок.

Шахматная принцесса

На шахматной доске появилась новая фигура. Называлась она чёрно-белая принцесса. Ходила, как хотела. Даже не всегда по клеточкам. Старые шахматисты не знали, что с ней делать. А молодые радовались, что на доске стало веселее. И называли игру «новые шахматы».

Бесконечный эскалатор

Поехал Айн на эскалаторе, а тот не кончается. Стал Айн жить на нём. Привык, приспособился. Полюбил свой эскалатор. А тот едет то вверх, то вниз, то вбок сворачивает. Даже другие страны Айн повидал. Иногда со встречных коротеньких эскалаторов ему кричали: «Сойди, отдохни, куда едешь?» – «Наверное, в бесконечность,» – отвечал Айн.

Мир из бумаги

Вырезали дети из бумаги целый мир. Вот только исправить что-нибудь не получалось. Захочешь перестроить домик, а его обитатели не дают: привыкли. Поймаешь бумажного жителя, чтобы его улучшить, а он вырывается, пищит: «Я сам за собой послежу!» Были дети создателями, а стали – наблюдателями.

Любочка-музыколюбочка

Любочка слышала музыку повсюду. Она могла слышать кассеты и диски без магнитофонов и проигрывателей. Слышала пение ветра и концерт закатного неба. Она научилась даже слышать мелодию любого предмета. А уж когда Любочку знакомили с новым человеком, она заслушивалась надолго. И прощаясь с ним, изо всех сил аплодировала.

Забивон

Главным удовольствием для Забивона было заколачивать двери. Всюду, где мог, он забивал их огромными гвоздями. А ещё лучше – досками крест-накрест. И с надписью: «Хода нет!» Но вот однажды он увлёкся и заколотил изнутри все двери в доме, а отколачивать их он не умел. Так и живёт там теперь Забивон безвылазно.

Заблуждение в голове

Жила-была девочка. Такая крошечная, что заблудилась в собственных волосах. И забрела внутрь головы. Оказалась она там одна-одинёшенька. Ходит и отражается в своих мыслях, как в зеркалах. «Ой, как здесь скучно…» – затосковала она. И вдруг догадалась: «Надо о других подумать!» Тут же появились и другие. Кстати, и выбраться ей помогли.

Согнутики

Под землёй в гранитных пещерах живут бронзовые люди. Пещеры у них низкие, и всё время приходится сгибаться. Только среди ночи выползают согнутики поразмяться, но как следует распрямиться не умеют. Днём мимо согнутиков ходят обычные люди, жалеют их и гладят до блеска. А сами распрямляются и торопятся из-под земли на Божий свет.