Текст книги "Червячок Игнатий и его удивительная жизнь. 60 сказочных историй"

Найти себе место

Жук Дормидонт гневно топал вокруг стола, на котором дребезжали две чашки. Червячок Игнатий даже не успел налить в них чая. Наконец Дормидонт остановился и объявил:

– Я просто места не могу найти себе от возмущения!

– Вижу, – подтвердил червячок, разливая чай. – Только никак не пойму, в чём дело. Сверчок Чуня остался без дома, потому что дом снесли. Это я понимаю. Ты хочешь ему помочь найти новое жильё. Это я тоже понимаю. А из-за чего ты злишься? Не понимаю. Найди себе место на стуле возле своей чашки, успокойся и выпей чаю. Или наоборот: выпей чаю и успокойся.

– Да ведь он ничего сам для этого не делает! Ну, чтобы найти жильё… – Жук Дормидонт сел за стол и стал успокаиваться чаем. – Ему, понимаешь ли, всё равно, как что будет. Я хочу ему помочь, но не хочу быть нянькой. Какая из меня нянька? То есть какой… В смысле – какой нянь? Тьфу ты, запутался!

– Какой из тебя нянь? – задумался червячок Игнатий. – Ну, наверное… усатый. Нет, нет! – воскликнул он, видя, что жук снова готов возмутиться. – Не сердись, пожалуйста. Не надо тебе быть нянью… Ой, видишь, я тоже путаюсь! Надо просто понять: а что для сверчка Чуни НЕ всё равно?

– Ему ВСЁ всё равно! – выпалил жук. – Лишь бы сверчать себе. Ну, то есть играть на своей сверчели.

– Ага, значит играть на сверчели – это ему не всё равно! – обрадовался Игнатий. – Тогда можно вот что придумать…

На обсуждение плана им понадобилось ещё две чашки чая.

Пару дней спустя, когда всё было готово, червячок Игнатий и жук Дормидонт разыскали сверчка Чуню. Тот сидел под деревом и наигрывал на сверчели. По его музыке казалось, что он думает о чём-то печальном и радостном одновременно. Игнатий даже придержал Дормидонта, чтобы тот не спешил прерывать музыканта. Но разве можно было надолго задержать жука Дормидонта? Пришлось появляться.

– Ну вот, – вздохнул сверчок Чуня, с сожалением отрываясь от сверчели. – Мало мне было одного уговаривателя, он ещё и червячка Игнатия на помощь привёл. Рад вас обоих видеть. Но я не хочу никакими поисками квартиры заниматься. Мне и так хорошо.

– Так ведь скоро холодно станет, – напомнил жук Дормидонт.

– Тогда и подумаю, – сверчок снова взялся за сверчель.

– А как насчёт концерта? – поинтересовался Игнатий.

– Какого концерта? Моего, что ли? – недоверчиво усмехнулся Чуня.

– Конечно, – червячок заметил, что разговор пошёл веселее. – У хорошего музыканта должны быть слушатели. Мы уже всё приготовили. Пошли? Заодно и жильё может найтись.

– Что приготовили? Куда пошли? При чём тут жильё?..

Сверчок задавал вопросы, но все трое уже двигались в сторону детской площадки. По дороге червячок Игнатий рассказывал:

– Концерт – это лучше всего. Я читал, что музыка – это такой особый сигнал. Она помогает искать тех, кто тебе близок. Ведь важно найти не просто того, кто тебя приютит, а того, кто тебя понимает. Вот концерт и поможет.

На детской площадке было много народа: малыши, дети постарше, мамы и бабушки, а кое-где даже папы и дедушки. Червячок Игнатий и жук Дормидонт привели сверчка Чуню к бывшим качелям, над которыми затейливым теремком возвышалась крыша. От качелей остались только два столбика, зато под крышей, незаметно для постороннего взгляда, был прикреплён микрофончик, от которого тянулись проводки к крошечному рупору.

– Это гном Ом смастерил, по моей просьбе, – объяснил червячок Игнатий. – А жук Дормидонт всё установил и проверил. Слышно замечательно. Так что можно начинать.

И сверчок Чуня заиграл на своей сверчели.

Его музыка полилась над детской площадкой. Она была негромкой и ненавязчивой. Казалось, что просто шелестит листва, перекликаются птицы, посвистывает ветерок. Но при этом хотелось глубоко вздохнуть и сказать самому себе: «А всё-таки как интересно жить…» Кто-то из тех, кто гулял здесь в это время, стал веселее, кто-то задумчивее. Были и такие, кто просто не обратил внимания на необъявленный концерт: наверное, музыка каким-то странным образом их огибала.

Но одна девочка в оранжевом беретике заслушалась так, что бросила свой песочный замок и медленно, как намагниченная, стала двигаться к теремку над бывшими качелями. Там она стояла и слушала до тех пор, пока Чуня не остановился. Тогда она тихо произнесла:

– Как я хотела бы каждый день слышать такую музыку…

Сверчок спустился по столбику, и девочка поняла: это и есть музыкант. Она протянула к нему раскрытую ладошку и спросила:

– Пойдёшь ко мне жить? Я буду дружить с тобой и во всём помогать, только бы тебя слушать.

И таким сердечным тоном она это сказала, что сверчок Чуня, не раздумывая, перепрыгнул к ней на ладошку.

– Спасибо, друзья! – кивнул он жуку Дормидонту и червячку Игнатию. – Обязательно выберусь к вам на чаепитие, расскажу о своей новой жизни.

Девочка в оранжевом беретике поднесла ладошку к лицу и, шепча что-то нежное маленькому музыканту, пошла к скамейке, где её ожидала бабушка. Бабушка тоже была в необычном настроении после сверчковой музыки. Она взяла внучку за другую руку, и они пошли к дому – тихо-тихо, словно боялись уронить что-то хрупкое.

– Надо же, у него получилось, – хрипловатым голосом сказал жук Дормидонт. – Между прочим, Чуня предлагал мне научиться играть на сверчели. Зря я отказался.

Летучая толпа

Смотреть на это было страшно! Небольшой огородный участок, чудом пока уцелевший между городских домов на окраине, был покрыт копошащейся массой саранчи. Кочаны капусты таяли под ней. Красавцы-подсолнухи превратились в почерневшие палки, да и те постепенно укорачивались. Листья на яблонях исчезали, не говоря уж о яблоках.

Червячок Игнатий был в ужасе. Он видел это всё с крыши дома, куда залетел полюбоваться восходом. И вот что пришлось наблюдать! Наконец он не выдержал. Ведь все ещё спят. Никто, кроме него, не может помешать происходящему. Расправив крылышки, он спланировал прямо к тому месту, где творился этот кошмар.

Вблизи саранча выглядела ещё страшнее. Эти существа были похожи на кузнечиков – и вместе с тем они были совсем другими. Как близнецы: все одинаково решительные, одинаково жующие, одинаково равнодушные к попыткам червячка Игнатия завязать разговор. Они пихали и толкали друг друга, чтобы ухватить очередной кусочек еды, – это была их единственная забота. Что же сделать, чтобы остановить их разбой?

Немного подумав, Игнатий закричал что было сил:

– Внимание! Внимание! Сюда летит вертолёт с противосаранчовыми бомбами – самым мощным уничтожительным средством на свете!

Толпа саранчи на секунду замерла. Все подняли усики, словно принимая чей-то неслышный для червячка сигнал. И, наверное, сигнал пришёл, потому что стая внезапно поднялась в воздух и тёмной тучкой унеслась прочь.

Объеденный участок выглядел печально. Правда, вокруг оставались ещё нетронутые деревья, кусты и заросли травы, которые саранча непременно уничтожила бы. Так что червячок Игнатий вовремя ей помешал.

– После этого я позвонил знакомому вертолётчику, – заканчивал свой рассказ червячок Игнатий на вечернем чаепитии. – Он очень удивился, что саранча залетела в наши края, хотя обещал, что они эту стаю обязательно разыщут. Ещё извинялся, что противосаранчовых бомб у них пока нет: не успели изобрести. Но сказал, что они всё равно сумеют отбить у саранчи охоту сюда прилетать.

– Да, это есть странно, что здесь саранча, – сказал заграничный кузнечик Смит. – Я видеть саранча в южных странах. Страшный каша! Только этот каша не едят. Она всё ест.

– Такая толпища! – подхватил кузнечик Кузя. – Верно червячок Игнатий сказал: ни с кем поговорить не получится. Они все глуповатые какие-то.

– А в толпе все глуповатыми становятся, – заявила Пятнашка. – Однажды я попала в толпу божьих коровок – и сразу же поглупела! Куда все идут, туда и я иду. О чём все кричат, о том и я кричу. Будто я и не Пятнашка вовсе, и не божья, а просто какая-то коровка в стаде. Еле выдралась оттуда. Отлетела подальше, смотрю на себя – я это или не я? И надо же: без толпы снова собой стала. То-то обрадовалась!

– И со мной такое бывало, – подтвердила стрекозка Зоя. – А почему так происходит?

– Почему-почему, – проворчал жук Дормидонт. – Потому что когда чувствуешь, что ты не один, а тебя много, тут мозги и разъезжаются.

– Как же так? Нас здесь сейчас тоже много, – возразил паук Пафнутий. – А у меня, когда мы за чаепитием встречаемся, мозги вовсе не разъезжаются. Наоборот, мне здесь лучше всего думается.

– Нет, я не то имел в виду! – смущённым басом пояснил Дормидонт. – Мне здесь тоже хорошо. Я хотел сказать, что в толпе все одинаковые. Потому что каждый – просто кусочек толпы. А мы тут все разные.

– И дружим друг с другом, – добавил червячок Игнатий. – Если я целую толпу божьих коровок встречу, я там Пятнашку наверняка узнаю. А остальные для меня так толпой и останутся.

Божья коровка была в восторге:

– Ну, если так, я и в толпе не буду чувствовать себя коровой из стада. Буду помнить, что червячок Игнатий меня всё равно узнает. А может, и ещё кто-нибудь…

– Узнаем, Пятнашка! Узнаем! – раздались голоса. – Не беспокойся.

– Вот и я обещаю каждого из вас узнать в любой толпе, – торжественно произнесла Пятнашка. – Можно даже такую игру придумать: «Узнай друга».

– Ага, – с усмешкой поддакнул жук Дормидонт. – В игре должны участвовать толпа божьих коровок, толпа червячков, толпа жуков, толпа пауков…

– Ладно, ладно, – прервала его Пятнашка. – Я же ещё только начала игру придумывать. С толпой и в самом деле не очень-то поиграешь, даже с одной.

– Пожалуйста, хватит об играх просто так разговаривать! – подпрыгнул от нетерпения паучонок Чак. – Лучше выберемся из норки и поиграем.

– Ну да, всей толпой! – поддержала его паучонка Чика.

– Не толпой, а компанией, – поправил её отец, паук Пафнутий.

И друзья потянулись к выходу, чтобы поиграть на свежем воздухе в своё удовольствие.

Оружие в обе стороны

Военный совет состоялся за чаем. Никто не собирал его специально. Просто разговорились – и поняли, что надо сражаться.

Дело в том, что многие друзья червячка Игнатия, да и он сам, разумеется, дружили с людьми. Точнее, с детьми, потому что со взрослыми дружить гораздо труднее. Слишком уж они большие, просторные, поэтому мысли в них ходят долго и часто заходят совсем не туда. Вот за детей и переживала вся собравшаяся за столом компания.

– На детской площадке почти все мамы курят! – печалился паук Пафнутий. – Когда мои паучата бегают туда со знакомыми детьми пообщаться, они возвращаются совершенно прокуренные. Даже паутина у них после этого табаком пахнет!

– На Берёзовой аллее тоже не лучше, – отрапортовал жук Дормидонт. – Ехали мы с Димкой на роликах… ну, он на роликах, а я у него на плече… так через сплошные дымовые облака пробивались.

– А на пляже у бухты – видели? – стрекозка Зоя расширила и без того большие глаза. – На каждого ребёнка по несколько курильщиков вокруг.

– Вот дурацкая забава, это курение! – не выдержала божья коровка Пятнашка. – Что они, курильщики, автомобили из себя изображают, что ли? С выхлопной трубой во рту.

– Выхлопная труба в одну сторону работает: наружу, – заметил червячок Игнатий. – А сигарета дымит и наружу, и внутрь.

– Ага, оружие в обе стороны, – кивнул муравей Моня. – Кстати, у нас в муравейнике, если окурок рядом упадёт, тут же общую тревогу объявляют, пока не погасим.

– Вот и мы можем общую тревогу объявить, – предложил Игнатий. – Давайте придумаем, как покончить с этой курительной войной. У кого какие предложения?

Первым полем боя стала детская площадка.

Стоило курящей маме, выпуская дым изо рта, отставить руку с сигаретой в сторону, как кто-то успевал прикрепить к сигарете невидимую, но прочную паутинку. А когда сигарета снова оказывалась во рту, она вдруг выскакивала из губ и повисала над головой курильщицы, подлетая вверх, если та подпрыгивала, надеясь снова её ухватить.

В открытую пачку сигарет, оставленную на скамейке или даже лежащую в кармане, пробирался особый десант, затыкая в каждую сигарету крошечную ягодку, которая лопалась со страшным звуком, когда сигарету начинали закуривать.

Если в пачку пробирались другие лазутчики, сигареты не взрывались, но при раскуривании поражали всех каким-нибудь особым, потрясающе вонючим запахом, не очень-то похожим на запах табака.

Хуже всего приходилось тем неосмотрительным родителям, которые, не выпуская сигарету изо рта и дымя ею во все стороны, подходили к песочнице, где играли дети, к качелям или к горке. Их тут же кусал кто-нибудь совсем незаметный, а если это не помогало, в ход шли маленькие занозы, которые надо было вытаскивать, отойдя в сторону и потушив сигарету, чтобы дым не мешал разглядеть поражённое место.

Постепенно у взрослых возникло странное, ничем не объяснимое убеждение, что на детской площадке лучше не курить, потому что… Ну, в общем, что-то там как-то не так. Между прочим, отказываясь там от своего курительного занятия, родители гораздо больше времени стали уделять своим детям; это доставляло удовольствие и тем и другим.

Что-то было не так и на Берёзовой аллее. Падающие с берёз листики норовили попасть именно на кончик сигареты, прилипали к нему и дымились вместе с табаком. Пачку с сигаретами невозможно было ни на минуту оставить без присмотра, иначе её содержимое могло сильно измениться. Например, вместо сигарет там могли оказаться сосновые иголки или грязные палочки с земли. Невозможно было, спокойно покуривая, сидеть на скамейке: под брюки заползали муравьи, какой-нибудь жук устрашающего вида мог принять твоё ухо за подходящую посадочную площадку, а на голове порою начинали играть в прятки божьи коровки.

Доставалось курильщикам и на пляже. Почему-то как раз под ними вдруг проваливался песок, так что приходилось вскакивать и устраиваться заново. Невесть откуда прилетевшая капля воды гасила сигарету. А когда человек настойчиво доставал новую, её вдруг выбивала из пальцев какая-нибудь лихая стрекоза. Выбивала так метко, что сигарета пачкалась, намокала и уже не годилась для производства дыма. Или рой мелкой мошкары налипал на лицо так, что трудно было нащупать, куда сунуть сигарету, и вместо рта она вполне могла оказаться в ноздре…

– По-моему, мы действуем очень успешно, – объявил червячок Игнатий некоторое время спустя на очередном чаепитии. – По крайней мере в наружную сторону, на детей, курильное оружие стало действовать намного слабее. Кстати, и родители отвыкают понемногу от этой напасти, и другие местные взрослые. Поэтому я хочу всем вручить заслуженную награду.

Он сдёрнул салфетку, накрывавшую большой поднос посреди стола, – и все ахнули. На подносе лежал целый штабель сигаретных пачек! Озадаченный шёпот становился всё громче. Кое-кто уже собирался возмутиться, но тут раздался голос паучонка Чика, который быстрее всех схватил одну из пачек и, не раздумывая, открыл её:

– Ура, шоколадные сигареты! Вот это угощение!

Все облегчённо вздохнули, заулыбались и потянулись к подносу.

Чаепитие вчера и завтра

Жук Дормидонт пригласил друзей на прогулку. Все были поражены. Дормидонт такой деловой – и вдруг зовёт прогуляться! Но вскоре выяснилось, что это не простое развлечение, а как раз деловое.

– Очень полезная прогулка, – объяснил жук. – Можно обзавестись какой-нибудь нужной вещью. В брошенном доме их много бывает.

Это был старый пятиэтажный дом, который должны были снести, чтобы построить на его месте новый двадцатипятиэтажный. И уже наполовину даже разрушили, но потом все рабочие ушли на выходные. Некоторые комнаты были вскрыты, как консервные банки, и в них виднелись остатки недавней жизни: покосившиеся стулья, старые игрушки, бумажные картинки, приколотые к обоям…

Много мелкого добра валялось на полу, и жук Дормидонт наверняка мог бы найти там разные полезные предметы, но он, как и все остальные, просто забыл про это. Какую-то странную печаль навевали на всех эти недоразваленные развалины.

– Здесь, наверное, можно было бы неплохо в прятки поиграть. Но почему-то совершенно не хочется, – вздохнула божья коровка Пятнашка.

Червячок Игнатий подумал, что, если уж даже Пятнашке не хочется играть, а жуку Дормидонту высматривать нужные вещи, значит это очень необычное место.

– И мой дом, где я раньше жил, тоже снесли, – подал голос сверчок Чуня. – Мне сейчас, между прочим, замечательно живётся, хозяева в моей теперешней квартире чудесные и песни мои любят. Но всё равно, когда я старый дом вспоминаю, грустно становится. Прямо как сейчас. Как вон тому человеку.

И тут все увидели человека в комнате рядом, у которой не было потолка и одной из стен. Он сидел на каком-то ящике неподвижно и незаметно. Человек был не совсем юный, хотя и совершенно не старый. Но грустный – это точно. Такой грустный, что червячок Игнатий подумал: «Кажется, этот человек слишком уж разгрустился. Нужно с ним немедленно поговорить». Червячок расправил свои крылышки и скоро оказался на плече у грустного человека.

– Здравствуйте. Меня зовут червячок Игнатий, – представился он. – Мы здесь с друзьями на прогулке. А вы, наверное, здесь жили?

Человек не удивился. Он спокойно, словно каждый день знакомится с говорящими червячками, повернул голову и ответил:

– Да, жил здесь с детства, а теперь переехал. Зашёл попрощаться со своим домом.

– В этой комнате у вас, по-моему, стоял буфет. От него остался след на обоях. И был большой стол, за которым все пили чай. Видно, что его то отодвигали, то снова придвигали к стене. Даже полоска на стене процарапана. И на полу следы от передвигания.

– Верно, червячок Игнатий, – всё-таки человеку пришлось удивиться. Ладно, говорящий червячок, чего на свете не бывает, но какой наблюдательный!.. – Стол с буфетом у меня сейчас на новой квартире стоят. А вот старого дома больше не будет.

– Будет, – уверенно сказал червячок Игнатий. – Там, где вы будете пить чай с теми, кого любите и с кем дружите, там и будет ваш дом со всей его прежней историей. И когда вы расскажете за чаем о своём старом доме, это значит, что вы его тоже пригласите на чаепитие.

– Вот как? – ещё больше удивился человек. – Вы так говорите, будто сами… Неужели червячки тоже пьют чай? И собирают друзей?..

– Конечно, – подтвердил червячок Игнатий. – С некоторыми могу вас познакомить. Вот жук Дормидонт, самый серьёзный из нас, он всех сюда и привёл. Божья коровка Пятнашка – самая весёлая, это она только сейчас запечалилась. Паук Пафнутий, он у нас художественный мастер. Стрекозка Зоя – самая стремительная, уже два раза весь этот дом облетела. А сверчок Чуня – музыкант. К тому же он тоже недавно со своим старым жильём расстался, так что хорошо вас понимает.

И тут Чуня сел на другое плечо грустного человека, поднял свою сверчель – и заиграл. Это была тихая музыка, которая словно вспоминала о прежних днях полуразрушенного дома, о тех, кто здесь жил и сидел за столом с чашкой чая. Постепенно музыка становилась всё прозрачнее и светлее, как будто звала не расстраиваться и заглянуть вперёд, в завтра, когда снова соберутся вместе друзья и будут говорить о самых главных вещах на свете…

– Спасибо, – сказал человек, когда сверчок Чуня закончил. – Я тут так приуныл, а вы мне помогли встрепенуться. Да, я ведь не представился. Меня зовут человечек Игорь. И я бы хотел… Можно мне всех вас позвать к себе на чаепитие?

– Мне кажется, можно, – переглянувшись с друзьями, ответил за всех червячок Игнатий. – Мы бы тоже вас пригласили к себе, человечек Игорь, но пришлось бы, знаете ли, прибегать к помощи Уменьшительной феи, а это не так-то просто.

– Нет-нет, к знакомству с Уменьшительной феей я ещё не готов, – засмеялся Игорь. – Так что давайте объясню, как добраться до моего нового дома. Жду вас завтра у себя…

– А сегодня вечером… – начал червячок Игнатий, когда они возвращались с прогулки.

– …Мы устраиваем чаепитие у тебя в норке, – продолжила стрекозка Зоя.

– Но перед этим надо всё-таки немножко поиграть, – спохватилась божья коровка Пятнашка.

– Разумеется, надо, раз уж мы про другие полезные вещи забыли, – поддержал её паук Пафнутий и подмигнул жуку Дормидонту.

– Ну, как сказать, – возразил тот. – Может быть, нам и досталась там одна важная вещь. Ведь немного погрустить иногда тоже полезно.

Пещерка превращений

Возле входа в пещерку они решили передохнуть. Добирались сюда долго, и все немного устали. Кузнечики Кузя и Смит всю дорогу прыгали. Жук Дормидонт то летел, то маршировал быстрым шагом. Червячок Игнатий не полз, чтобы не отстать от друзей, а летел на своих прозрачных крылышках. Перед тем как войти в пещерку, Кузя ещё раз предупредил:

– Будьте там осторожны. Что-нибудь сказанёшь, а оно в такое превратится…

– Это есть как в Диснейленд: загадочный аттракцион, – добавил заграничный кузнечик Смит.

– Не может такого быть, – возразил Дормидонт (уже не в первый раз за сегодняшний день). – Вам всё это показалось. Может быть, там какой-нибудь газ скопился, и от него все ваши видения. Ничего, я с собой противогаз взял.

– А я фонарик, – добавил червячок Игнатий. – Иногда всякие фокусы происходят только потому, что света не хватает.

Смит и Кузя только переглянулись. Это они открыли пещерку и уже кое-что там пережили. А когда рассказали друзьям, жук Дормидонт не поверил, а червячок Игнатий очень заинтересовался. Вот и отправились вчетвером в экспедицию.

Пещерка находилась на почти отвесном склоне оврага, и вход в неё напоминал мышиную норку, но затем она становилась выше и шире. Там было неплохо видно, потому что вверху было ещё одно отверстие, куда попадал дневной свет.

Четверо друзей пробрались в пещерку и без всяких неожиданностей достигли её середины.

– Ну и что? – спросил жук Дормидонт. – Стоило сюда добираться за тридевять земель…

– О, вот оно! – воскликнул кузнечик Смит, показывая на тот путь, который они прошли от входа. – Аттракцион!

Между исследователями пещерки и входом в неё появились странные земляные заборчики – тонкие и невысокие. Их было множество. Но каждый мог уверенно сказать, что, когда они входили, не было ни одного.

– Надеть противогаз! – скомандовал сам себе Дормидонт и тут же выполнил свой приказ.

Видимо, заборчики для него после этого не исчезли, потому что он принялся их считать.

– Двадцать семь, – глухим голосом (из-за противогаза) доложил он результат. – Так и запишем.

Записывать он ничего не собирался, просто любил это выражение. Но тут в воздухе появился огромный карандаш и сам по себе написал прямо на стенке пещеры цифры 2 и 7.

– Супер! – кузнечик Смит был в восторге. – Я такой не видел даже в Диснейленд.

– У тебя от радости прямо глаза горят, – ворчливо заметил кузнечик Кузя. – Неизвестно ещё, что дальше будет.

Вдруг в пещере стало гораздо светлее. Когда друзья поняли, откуда идёт дополнительный свет, им стало не по себе. Он вырывался двумя лучами из глаз кузнечика Смита!

Сам кузнечик Смит чувствовал себя совершенно нормально. Он с удовольствием направлял свой взгляд в дальние закоулки пещеры, высвечивая их до последней песчинки.

– Кажется, я кое-что начинаю понимать, – задумчиво произнёс червячок Игнатий.

Возмущённо мотая противогазом, жук Дормидонт прокричал из-под него:

– Ну, червячок Игнатий, у тебя просто железная воля! Такое творится, а ты спокойно размышляешь.

Тут червячок Игнатий повёл себя странно. Он охнул, встряхнулся всем телом, и внутри него раздалось какое-то непонятное звяканье.

– Пожалуйста, жук Дормидонт, – взмолился он. – Скажи, что у меня самая обычная воля, как у всех!

Жук Дормидонт раздражённо сорвал противогаз, который никак не помогал против странных явлений. Но по-прежнему орал изо всех сил, чтобы его расслышали:

– Самая обычная у тебя воля! Как у всех! Ну и что?

Червячок Игнатий снова встряхнулся. Звяканья не было.

– Ребята, что происходит? – непонимающе спросил кузнечик Кузя. – При чём тут воля? И когда у кузнечика Смита перестанут глаза полыхать? Ничего не пойму. У меня уже голова кружится!..

– Молчи! – попытался остановить его посреди фразы Игнатий, но не успел.

Кузнечик Кузя застыл на месте, а его голова завертелась, как детский волчок. Зрелище было беспокойное. Особенно после того, как кузнечик Смит уставился на Кузю, ярко осветив его вращающуюся голову своими прожекторными глазами.

Но червячок Игнатий не потерял самообладания.

– Ничего, всё в порядке. Кузнечик Кузя, у тебя уже НЕ кружится голова. У кузнечика Смита НЕ горят глаза. И мы спокойно, молча выходим отсюда.

Кузина голова остановила своё кружение. Лучи, бьющие из глаз Смита, погасли. Исследователи молча и осторожно выбрались из пещеры и отошли от неё подальше.

Жук Дормидонт с облегчением вздохнул и повернулся к червячку Игнатию:

– Ну? Что это было? И как тебе удалось прекратить всё это безобразие?

– КАК это происходит, я и сейчас не знаю, а вот ЧТО происходило, теперь понятно, – ответил червячок. – Такая вот пещерка сказочная. Что ни скажешь, оно таким и становится. Глаза и вправду гореть начинают, голова на самом деле кружится. Сказал: «Так и запишем» – так на стенке и записалось. А у меня железная воля внутри звякать начала, как все железки.

– Но земляные ряды? Этот аттракцион откуда? – поинтересовался кузнечик Смит.

– Это жук Дормидонт сказал про тридевять земель, – улыбнулся червячок Игнатий.

– Тогда у неё, у пещеры этой, в арифметике ошибка получилась! – торжествующе провозгласил жук Дормидонт. – Не три земли было, не девять, и даже не тридцать девять. А почему-то двадцать семь. Сам считал!

Но червячок объяснил и это:

– Раньше так считали и так говорили. Тридевять – это не тридцать девять, а три умножить на девять. Вот и получается двадцать семь.

– Что же получается? Что эта пещерка умнее меня? Просто лопнуть можно от досады! – прогудел жук Дормидонт, но тут же спохватился: – Нет-нет, я НЕ лопну от досады!

Тут все вспомнили, что они уже давно не в сказочной пещерке, и с облегчением рассмеялись.