Текст книги "Тупик"

На обочине, по ходу движения, стоял чей-то автомобиль. Я его не сразу заметил. Он как будто выплыл из пустоты, материализовался ниоткуда.

Теряя терпение, я перешёл на бег. Мне казалось, что автомобиль сейчас исчезнет так же неожиданно. За короткий промежуток времени у меня создалось впечатление, что дорога обманывает, ей верить нельзя.

Это была вишнёвая «девятка». Солон пустой. Вокруг никого. Я подал голос:

– Здесь есть кто?

Никто не ответил. Я громче повторил:

– Есть кто?!

– Не кричи, я здесь, – из кукурузы вышел огромный мужчина лет сорока. В нём, без обмана, килограмм сто пятьдесят было, а роста ниже меня. – Тебе чего?

Я сделал шаг назад.

– Помощь нужна. Я заглох, там, сзади, в пяти, наверно, километрах от тебя. И как назло, ни встречной, ни попутной машины. В посёлок направляюсь.

Я заметил указатель, такой же обшарпанный: Латыши, два километра.

– По-твоему, я просто так стою, да? Делать мне больше нечего! – воскликнул он. Почему-то я подумал, что он гора, способная родить мышь.

– И давно стоишь?

– Часа два. Хоть один, смотрю, сумасшедший появился, а то, думал, волком завою, – он сделал попытку улыбнуться.

– Подозрительно всё это. И гул слышишь? – я попробовал прощупать почву.

– Слышу! И пчёлы меня искусали, и зайцы стаями бегут из подсолнечника в кукурузу. Не замечал?

– Как только повернул на эту дорогу, троих видел. Они мне тоже странными показались. Как и пчёлы.

– Меня Миша зовут, – протянул он руку. Я ответил на рукопожатие. – Если какие-то инопланетяне откроют для себя нашу планету, то наверняка подумают, что главные живые существа на ней – автомобили; люди же – их начинка, внутренние органы, средства размножения. – Он опёрся толстым задом о свою «девятку» и отскочил, как от кипятка. – В подсолнухи не ходи. Я тебя предупреждаю, – обречённо сказал он.

Если я хоть как-то пытался себя успокоить, то Миша, напротив, нагонял эмоций – от него так и пылало пессимизмом!

– Это ты о чём?

– Понятно, что не о зайцах.

– А чего в кукурузе прячешься, Миша? – я окинул его взглядом с ног до головы. Он мне не нравился. Бывает так, человек с первого взгляда не внушает доверия.

– Под стеблями не так жарко. Тебя как зовут? Не представился ты, нехорошо.

– В посёлок пойдёшь – познакомимся ближе. По-другому не вижу смысла – Миша! – называть своё имя, – я давал ему почувствовать своё презрение.

– Ну и не надо, твоё право.

– Всё ясно. Так почему ты в посёлок не идёшь? Два километра – не так уж далеко, – задаю вопрос, желая услышать ответ, так как указатель этот стал внушать ужас больше, чем гул в ушах и предупреждение не ходить в подсолнухи; я посмотрел на указатель снова.

– Жду.

– Чего ждёшь.

– Тебя, может быть, жду, – огрызнулся он. Кажись, до него дошло, что я не питаю к нему уважения.

– Я мог и не появиться.

– Ты же появился.

– Смотрю, у тебя третий глаз открылся. Только что?

– Не трудно догадаться.

– С такой плотностью населения, не мудрено… – я издевался.

– Я вижу, а ты не прогляди, – он решил съязвить. У него получилось.

– Что будем делать? – вот и поговорили, думаю.

– Я буду ждать.

– А чего ждать, не понимаю. Надо в посёлок идти.

– Ты иди, а я здесь посижу. И про меня не забудь сказать. В посёлке.

Странный человек этот, Миша, – мешок картошки! Я так не смог бы сидеть, спрятавшись в тени. Всему своё время, а момент пришёл тот, когда ждать – смерти подобно.

– Как хочешь, я ухожу, – но я продолжал стоять на месте. Оставаться одному, по правде, мне не хотелось.

– Иди, чего стоишь?

– Иду.

Попытка увлечь его за собой не увенчалась успехом. Он снова скрылся в кукурузе. А я пошёл прочь от него. Если доберусь до Латышей, специально не обмолвлюсь о нём ни словом. Забуду. Пусть дальше сидит, ждёт… Миша.

Приключения, риск – вот чего мне было меньше всего нужно. Конечно, это могло раскрыть мои настоящие возможности. Но мало хотелось. Знал я таких, рискованных, ездили в непогоду на водохранилище и кончили тем, что утонули в своём искусственном море. Я в этом отношении фаталист. Двум смертям не бывать, значит – суждено сгинуть на пустынной дороге. Я ловлю себя на мысли, что подобным образом человек начинает стареть, не телом, а душой, когда ему ничего другого не хочется, кроме, наверное, спокойствия и определённости. Дети, наоборот, стремятся к приключениям, стабильность – это не для них.

Я пытаюсь сравнить себя со стариком. Мало приятного. Но надо быть честным. Понимаю, что у меня занижено самомнение. Но это к лучшему. Такие, как я, не часто щелчки по носу получают… Кажется, я оправдываюсь перед самим собой – а что мне остаётся делать?

Ни одного деревца на обочине! Слабый ветерок дует со стороны подсолнухов. Они шевелят листьями – кукуруза же, напротив, не шелохнётся. Я беру левей, не зря Миша заикнулся, чтобы я не совался в подсолнухи. Жизнь не идёт спокойно своим чередом, она – кусается.

Взгляд падает на асфальт. Почему-то раньше я не особо обращал внимания себе под ноги: насекомые – кузнечики и жуки – переползали через дорогу, они уходили из подсолнухов, их что-то гнало оттуда. Может, ядохимикатами опрыскивают подсолнечник?

Смотрю вдаль. Дымка. По чести сказать, я был близорук, но кто-то шёл мне навстречу. Серая точка увеличивалась в размерах, приобретала гуманоидную форму – большая голова, тонкая шея, длинные руки. Затем она преображалась более отчётливо в человеческую – некто с палкой в руках шагал, но, в отличие меня, он торопился, семенил мелкими шажками.

Незнакомец поравнялся со мной. Это был старичок, маленький и щуплый. Из местных, однозначно. Его длинный нос и узкий подбородок придавали ему сходство с гномом. Колпака не хватало. Вместо него на голове старичка была натянута кепка, козырьком назад, так сказать, всё у нас по моде. Лёгкая белая футболка, грязная, трико с оттянутыми коленками, на ногах калоши. Ноги у него, подумалось, потные (сам я был в пляжных тапочках), жара ведь, но потом вспомнил, что в Афганистане, например, всё мужское население ходит в калошах – в советские времена эта была единственная страна, которая импортировала у нас «национальную обувь».

– До Латышей далеко, отец?

– Два километра, – он не сделал попытки остановиться. Я преградил ему путь.

– Это я знаю. Указатель видел, не слепой. Но я иду, ни два, ни три километра, но никакого посёлка и в помине нет. Мистика какая-то!

Старичок усмехнулся, сказал что-то своё:

– Гиблое место у нас, гиблое! Автобусного сообщения с районом нет, я сам ни один километр наматываю, покуда доберусь… – и пошёл дальше, оттолкнув меня палкой, чтобы я уступил ему дорогу.

Останавливать я его не стал, значится, посёлок близко. Сколько ж там людей проживает? Одни старики, поди. Помощи от них никакой, понятно, но хотя бы водой напоят, и на том спасибо.

Провожая его взглядом, откручиваю бутылку, допиваю минералку. Пустую тару выкидываю в подсолнечник.

Шум листьев, как будто кто-то удаляется вглубь поля, дал точно понять – там нечто живое есть. Позабыв о странном гуле и страхе, я ринулся за кем-то, кто, как казалось, следил за мной.

Однако, не пройдя и пяти метров, чего-то я испугался, повернул обратно, вышел на дорогу – показалось, думаю. Но там, в подсолнухах, было ощущение, надо полагать, отчуждённости, как будто ты совсем в другом месте находишься, а не в поле, где рядом проходит дорога, – кто-то б другой назвал бы это другим измерением, наверно, но я не был так категоричен. И вообще, всё это сущий бред параноиков! Мистификация, ложь.

Старичок скрылся из виду за бугром. Сколько точно прошло времени, я не знал. Сотовый не работал. А ручных часов я не носил.

Я по-прежнему шёл прямо, никого не встречая. Хотелось плакать. От безысходности. Так не бывает, успокаивал я себя. Просто посёлок далеко, поздно или рано я доберусь до него. Видимо, я находился в какой-то прострации, потому что вокруг себя ничего не замечал. Шёл, как прежде, изнывая от зноя (от жажды больше), думал ни о чём, наверное. Пока не наткнулся ещё на один автомобиль. Это был микроавтобус. Он стоял по ходу моего движения – очередной несчастный. Я заглянул в него – никого. Двери открыты, ключей в зажигании нет.

– Где же водитель? – я начал разговаривать сам с собой. Это не удивительно.

Выйдя из салона, увидел две фигуры, удаляющиеся в направлении «призрачного» посёлка.

Я кинулся вдогонку. Тот же самый указатель говорил об одном и том же: Латыши, два километра. Подхватив камень, я кинул его в знак. Раздался грохот. Те, кого я пытался догнать, оглянулись. Это были женщина и мужчина.

– У вас то же самое, смотрю. Давно стоите? – я догнал их. Ждать да догонять – нет того хуже.

– Надо было торопиться? – спросила девушка.

– Случай такой, – говорю, – приходится.

– Мы потеряли счёт времени, – сказал парень. – День сегодня во всех отношениях для всех неудачный, отстой.

Пареньку было лет двадцать, а его спутнице, вероятно, и того меньше. Они казались братом и сестрой. Блондин и блондинка. Черты лица утончённые, изящные. Если девушку это украшало, то паренёк казался слабеньким совсем, на чём душа-то держится…

– В посёлок идёте?

– Сколько ждать-то можно помощи, а? – ответил паренёк.

– Есть и такие людишки, готовые сидеть сутки напролёт и ждать с моря погоды. Встретил до вас. Значит, нам по пути, – сказал я. – Старичка не встречали?

– Видели, – сказала девушка.

– Со мной он не стал разговаривать, хотел прояснить ситуацию, но он меня палкой прогнал, – я улыбнулся.

Мы шли вместе. Я чуть отставал ото всех. Паренька звали Андрей, его девушку Таня, они, как и я, срезали путь, но ехали в гости к родителям Тани. В отличие от меня, как выяснилось, они были скреплены узами брака. Я поинтересовался, не рано ли сковали себя одной цепью, можно было ещё погулять. Андрей сказал, что они знают друг друга десять лет. Стало быть, время пришло.

Про себя я ничего не стал говорить, заметил, что ехал в Геленджик, чтобы отдохнуть.

Вопрос, который беспокоил меня больше всего, крутился в голове, но я не мог его правильно озвучить. Накопленная за день информация не была разложена по полочкам.

Я сказал:

– Вам не кажется странным всё это?

К моему удивлению, ответила Таня, хотя я обратился к Андрею. Она сказала:

– Нет, – и смолкла. Девушка, казалось, могла всё объяснить, но не хотела себя утруждать. (Сейчас-то, задним числом, я мог бы частично всё растолковать.)

Повисла пауза.

– Я думаю иначе, – говорю. – Во-первых, почти пустая дорога, вы третьи, кого я встретил за всё это время, во-вторых, зайцы, бегущие из подсолнечника в кукурузу, насекомые, пчёлы… далее, гул в ушах, необъяснимое чувство страха… несколько минут назад у меня создалось впечатление, что за мной следят, кто-то прячется в подсолнухах… и сейчас это происходит…

– Неужели, Серёжа, ты не знаешь, что в жизни бывают такие положения, в которых решительно нельзя ничем помочь и решительно ничего нельзя сделать путного? – Таня говорила как будто она уже взрослая женщина, достигшая сорокалетнего рубежа.

– Разве ты не видел? – спросил Андрей. Он как бы обронил слова между прочим.

– Что именно?

– Значит, не видел. Я тоже не видел. А Таня утверждает, что видела.

– Да, видела, – сказала она, – тарелку видела, серебристо-жёлтого цвета, она – то появлялась в небе, то – растворялась, как сахар в стакане с чаем, словом, пульсировала… и вижу прямо сейчас, как некто скрывается в подсолнухах.

– И что же он делает? – Андрей, было заметно, не верил ей. Он похож на меня, подумалось, только ещё больше Фома неверующий.

– Сергей правильно сказал, кто-то следит за нами.

– Но я никого не вижу. Где, Таня, он прячется? Там, – Андрей указал рукой назад, – или там? – его рука указала вперёд. Я заметил, что у него необычайно длинные руки.

– Тебе не дано.

Я вмешался в их разговор, сказал:

– Лично я, честно признаться, никого не видел, не встречал, что могло ввести в самый настоящий ужас, летающие тарелки считаю вымыслом, но чувствую какое-то присутствие… не знаю, как объяснить.

– Потому что мы разные, – сказала Таня. – Это нормально.

– Вот поэтому я на ней и женился, с ней не соскучишься. Некуда от неё было деваться, как только бежать под венец. Любовь у нас! Крепкая штука…

Я понимал Андрея, думая о Майе.

– Не знаю, а мне Таня кажется нормальной девушкой. Я бы сам на ней женился, – пошутил я, а сам удивился своей шутке, зачем я всё это говорю. Действительно, она выглядела намного симпатичней Майи, не только физически. Видимо, поэтому я распустил язык.

– Потому что ты её плохо знаешь, – Андрей не обратил внимания на мои слова.

– Не спорьте, мальчики. Я польщена вашим особым вниманием, но, если говорить об этих мистических событиях, всё очень просто, на мой взгляд. Некие «вирусы», заложенные у нас в подсознании – у одних их больше, у других, наоборот, меньше – дают повод сомневаться, а внешние силы оказывают физическое воздействие на органы чувств, происходит борьба между тем, что мы видим и чувствуем. Хорошее не всегда лучшее, потому что есть ещё и плохое, а это хуже хорошего: всегда приходится спотыкаться. Мы споткнулись на необъяснимом феномене.

– Она будущий психолог, – пояснил Андрей.

– Я мало чего понимаю, Таня, но ответь мне на такой вопрос. Он меня не покидает с того момента, как заглохла машина.

– В тринадцать часов двадцать три минуты?

– Наверное, так. Точно не скажу.

– В этот самый момент, – сказал Андрей, – она заметила НЛО и машина заглохла. Самое интересное то, что она его видела, а я не видел. Даже злиться на меня стала, чурбаном обозвала.

– Я не могла представить, что ты действительно слепой.

– А теперь?

– Да, слепой, – она посмотрела на подсолнухи, – так ты, Сергей, говоришь, чувствовал что-то… и сейчас чувствуешь?

По-видимому, Таня обладала хорошей памятью, не девичьей, интуицией и, может, чем-то ещё – она отличалась от обычной девушки из ночного клуба, она отличалась интеллектуально, она отличалась и от Майи.

– Вот я и хочу спросить, нормально ли это… ну, с головой у меня. Так как и я, и ты, Таня, кажемся сумасшедшими в глазах Андрея. Я ещё скажу, что посёлка Латыши не существует, – пожалуй, я задал вопрос, тот самый, какой хотел, чтобы разрешить некоторые свои сомнения.

– Да, ребята, – Андрей усмехнулся, – на солнце вы перегрелись. Скажите, что старик – это инопланетянин, – он засмеялся, – дорога эта ведёт в ад, а мы находимся на другой планете… С меня хватит! Я пошёл в подсолнечник… Отолью!

Андрей быстро свернул с дороги. Таня попыталась его остановить, но он нырнул в густые заросли и исчез. Я, стало быть, собрался последовать за ним, чтобы не дать ему уйти далеко, но Таня резко предупредила:

– Не ходи, он не вернётся, его уже забрали.

Всё произошло в одно мгновение. Было видно, как кто-то удаляется быстро вглубь поля, ломая подсолнухи, но я думал, это был Андрей. Честно признаться, человек вряд ли разогнался бы до такой скорости.

– Я его встречу через несколько часов, – добавила Таня. – Сумасшедшие не ты и не я. Сумасшедший Андрей – он ринулся в омут с головой, потому что не верил, не боялся и был не осведомлён. Он сознательно так поступил.

Пространные речи не вселяли надежды. Казалось, надо мной зло шутили. Но не могли разные люди одновременно сговориться и всё эдакое подстроить, не верилось. Скрупулёзное расследование причин этой пропажи и всего остального, по-видимому, ни к чему бы ни привело.

– Получается, дорога эта является неким буфером? – я стал ей доверять, что ли.

– И буфер, и защита, но почему так происходит, я объяснить не могу, – Таня перевела взгляд на дорогу. Всё это время она смотрела сквозь стебли подсолнечника.

Мы пошли дальше. Казалось, что Андрей должен выйти – есть ли смысл ему прятаться от нас? Но он не выходил.

Я спросил:

– А что там, в конце пути? Мне кажется, что посёлка нет. Может, остановимся?

– Серёжа, я не знаю, поэтому стоит идти, – она внимательно посмотрела на меня. На её лице не дрогнул ни один мускул. Действительно, очень странная девушка. И очень красивая!

Мы шли молча. Не разговаривая. Каждый думал о чём-то своём. Я вспоминал Майю, а Таня, не сомневаюсь, думала о своём муже. Её сухая реакция на исчезновение Андрея меня удивляла, другая девчонка заплакала бы, а эта – нет. Почему так? Слишком много вопросов и мало ответов.

Таня неожиданно сказала:

– Удивляюсь, как такой человек, как Андрей, мог так глупо поступить, опрометчиво?

– Об Андрее думаешь?

– О нём, конечно, – со вздохом ответила она. – Как не думать? Но дело не только в этом…

– Боишься, чего бы ни случилось с ним?

– Уже случилось, но он вернётся. Только что это будет за человек, ей-богу не знаю.

Татьяна сумела понравиться мне, но чувствовалось предупреждающее «быть бычку на верёвочке». И я отогнал дурные мысли. Майя не простит.

После пяти или шести часов ходьбы жажда была плохим попутчиком. Я предложил попробовать пожевать молодую кукурузу – кочаны только-только наливались молочной белизной. Таня отнеслась к этой идеи с некоторым скепсисом, типа выйдет ещё хуже. Я отломил кочан – сырой продукт, за вкус не берусь, а мокренько будет, – очистил и первым попробовал: терпкий привкус, но не противный, заглушил потребность пить. Девушка последовала моему примеру, закашлялась, сгрызла зёрна ещё раз – заодно исчезло чувство голода.

Наш путь лежал дальше. Честно сказать, я уже не горел желанием идти вперёд, не видел смысла. Было разумнее, я предполагал, повернуть обратно – из-за всякого пустяка может человек много выстрадать. Правда, пугало то расстояние, которое я преодолел, – может, я ошибаюсь, и совсем скоро всё закончится, сказать, благополучно, мы придём в посёлок и забудем, как дурной сон, что с нами приключилось: Таня встретит Андрея, я найду мастера, чтобы починить автомобиль…

– Не молчи, – сказала Таня, – говори, и так гнетущая обстановка.

– А что говорить? – мне не особо хотелось разглагольствовать.

– Расскажи про себя. Мне интересно. Я о тебе совсем не знаю.

Странная просьба. Распространяться о себе не хотелось, так как стал я излишне осторожен, боялся даже того, что не таит в себе особой опасности. Я не привык быть открытым, Майя много про меня не знала, кстати сказать. Но Таня мне нравилась, и я решил довериться, не вдаваясь в подробности, выложить, представим так, вершки. Ведь иногда, конечно, хочется довериться человеку, но здесь, правда, сработал автостоп. Я сказал:

– Говорить особо-то нечего… Не знаю, за всё время моего, скажу так, существования у меня никогда ничего не получалось: в школе учился посредственно, наука навевала скуку; дрался плохо, чаще получал по физиономии, чем давал сам; работать не любил, и это не странно – физический труд вряд ли облагораживает: в трудовом лагере преподаватели меня называли лодырем; в армию не пошёл – откупили родители. Я сейчас всё это говорю – где-то не договариваю. – И замолчал.

Таня спросила:

– Куришь?

– Тебе дать сигарету?

– Если есть, пожалуйста.

– В такую жару и курить особо не хочется, – я протянул девушке огонь от зажигалки, и сам закурил.

Мы остановились.

– У нас у всех есть свои червоточины, – сказала девушка, глубоко затянувшись дымом.

– Поэтому, видимо, так и складывается. Понимаем, видим, а менять – желания нет, приложить усилия надобно. Если бы ни ты, Таня, я повернул обратно, – признался я. – Всё сказанное – задним умом выстрадано. Ни я один такой – многие.

– Я натурщицей подрабатывала у одного художника, – стала она говорить, глядя куда-то в сторону. – Антонов его звали. Имени не знаю, так все его называли, мужчина в возрасте. Он смотрел на меня всякий раз и всегда повторял, что чрезмерная красота внушает ужас. Я не видела, как он делает наброски карандашом на бумагу и, взглянув после, приходила всякий раз в крайнее негодование, когда рука художника портила ту самую натуру, с которой она писалась. А он часто меня приглашал в мастерскую, полуподвальное помещение, и всегда, мне казалось, издевался надо мной, превращая мою фигуру в бесформенное тело, а лицо – в некий шарж. Его восприятие окружающей действительности походило на кривое зеркало, но смешно не было, – то, что видел он, я не замечала. Почему-то я не представляла цветок розы, который смог бы меня напугать – не получалось. Разве только шипы, но я видела только сам цветок. Однажды я дала понять Антонову, что он старомоден, косвенно, не прямо, мол, где-то я уже подобное видела. Он улыбнулся и сказал, что не пытается передать в мельчайших подробностях тот объект, который он пишет, в рисунке нет новизны – самовыражение есть. Мой карандаш – это гвоздь, бумага – это стена: я царапаю на стене. Я заметила, что это преувеличение, а он сказал, типа, так должно быть. Потом он спросил, как отзываются обо мне мужчины. Я сказала, мол, всегда лестно, мужским вниманием не обделена. Он заметил, значит, во мне видят красивую девушку. Я не отрицала его утверждения. Но он добавил, что идеальная красота не имеет той самой изюминки, которая смогла бы покорить мир, или маленький его участок. Обижаться на слова художника не имело смысла, а когда я узнала, что он дальтоник, то не могла поверить, что этот человек вообще художник! Свои черно-белые наброски он переносил на полотна, наполняя жуткие сюжеты реалистичными красками, – его сознание жило в другом мире, а тело находилось, как у всех, здесь и сейчас.

– Из твоих слов я делаю вывод, – сказал я, – что мы всецело переместились в другое измерение, мир иной. Неужели эти миры так похожи друг на друга?

Я отбросил окурок, добавил:

– Не верю я этому.

– Быстро ты, Серёжа, делаешь выводы. Не скрою: и я не верю, – сказала Таня, выпуская дым тонкой струйкой, – поэтому у нас с тобой проблемы.

– Не только у тебя и у меня – по меньшей мере, у четверых, кого я сумел встретить. А у Андрея – и того хуже, видимо.

– Со своими проблемами он справится сам, так как определил своё место. А нам, кажется, надо друг другу помочь… Я давно не курила, – сказала она, – голова кружится.

Непреодолимое желание прикоснуться к Татьяне возникло спонтанно. Я не мог с собой совладать, её пространные речи делали намёк только на одно – она желала, чтобы я прикоснулся к ней. Руки сами обняли потное тело девушки, губы впились в губы – она не возражала, и я знал, что всё это вряд ли можно назвать взаимопомощью… Тлен будет, прах будет… и ощущение того, что я – добыча. Я целовал губы, а чувствовал вкус некой опасности, которая отзывалась уже знакомым гулом в ушах…

Таня увлекла меня в сторону подсолнухов – это должно было произойти! Я сорвал с неё одежду, стащил трусики. В сей момент гул прекратился, как будто всё успокоилось специально для этого соития. Я оказался внизу, девушка сверху. Что-то необычное было в её поведении – да, она имела силу, неприсущую такому хрупкому созданию. Попытка сопротивления не получилась, я был прижат к земле.

– Прыткий ты какой! – произнесла Таня. – Не дергайся, – и я узнал в ней ту самую блондинку в своей квартире. А где же шипящая буква «ш»?

Тёплые потоки энергии стали передаваться от неё ко мне – я уже пронзал её на всю свою длину. Сладкое чувство! Она – иномирянка. Я – человек. Для чего всё это? Тут же отозвалась шальная мысль, что мы заблуждаемся, раз верим, что пришельцы превосходят нас во всём. В техническом плане, наверное, – да, но в биологическом – они ниже нас. Вот им и надо наладить воспроизводство. Они живут среди нас. Только зачем они выбрали меня?

Она сказала:

– Почувствуешь приближение оргазма – положи руки на землю и раздвинь пальцы.

Глядя ей в лицо, я уже не видел ту самую Таню, с которой шёл в Латыши. Мне показалось, я смотрю в лицо красивой самке, она ужасна, но она мне нравится… Все те же черты лица, белоснежный волос, бронзовый загар точёного тела, тёмные соски маленькой груди… Но это – особь, она приворожила, она и погубит, а я буду её любить…

Стебли подсолнухов раздвинулись. Вышел Андрей. И в то же время не он это был – казалось, он напоминал того самого незнакомца в моей квартире, но мне, видимо, только казалось, потому что лица разглядеть я не мог, как и тогда у себя в квартире. Я непроизвольно дёрнулся. Таня нечеловеческим взглядом парализовала мою волю.

– Он третий, так надо, – сказала она.

Псевдо Андрей вытянул руки в нашу сторону. От него исходила иная энергия. Объединяясь с энергией Тани, я чувствовал всем телом особенное тепло – оно отличалось от тёплой воды, с которой я попытался это чувство сравнить. Это было космическое тепло посторонней сексуальной энергии. Андрей был тем самым, кто усиливал эту энергию, участвуя в контакте иным путём, мне не понятным.

Оргазм подходил волной цунами. Я положил руки, как она просила, и развёл пальцы…

Боже, как же я за это поплатился! В самый завершающий момент моя партнёрша изогнулась и со стоном прижалась пальцами своих рук к моим рукам. Из меня потёк огонь…

Было полное ощущение, что мой член превратился в огнемёт. Боль страшная! Я не закричал – я заорал! И это был не вопль удовольствия – меня буквально скрутило от боли. Несколько минут я не мог прийти в себя и всё кричал, тряся руками. Потом боль в пальцах потухла, и меня всего стало корёжить: тело изгибалось самым немыслимым образом. По всем сосудам гулял огонь, самый настоящий, похожий на «горячий укол», но в сотни раз сильней. Я думал, что сгорю в этом огне.

Мне помог Андрей. Когда я уже отправлялся на тот свет, он подошёл к нам, скинул с меня Таню и брызнул с овального сосуда мне в лицо какой-то жидкостью.

Последнее, что я услышал перед тем, как потерять сознание, так это обвинительный тембр голоса Андрея:

– Ты что делаешь? Это же низшее существо! Его могла убить твоя энергия! Пусть он нам уже не нужен… – и я отключился.

Забвение. Пустота.

Сколько был без сознания, не знаю.

Голый, я очнулся в подсолнухах. Рядом никого нет.

Одежду я не нашёл. Осмотрев себя, заметил на кончиках пальцев небольшие ожоги. Но боли не было.

Царапая тело о жёсткие листья подсолнечника, я выбрался на дорогу. Солнце поднималось над горизонтом. Раннее утро.

Я пошёл, покачиваясь, в сторону посёлка. Очередной указатель (не такой обшарпанный) упрямо гласил об одном и том же: Латыши, два километра.

Дорога пустая. Ничего не изменилось. Я вспомнил о Майе и о том, как иномирянка в последний момент, на пике оргазма, пыталась коснуться всеми пальцами рук моих пальцев. Что это?

Я верил всему случившемуся потому, что шёл голый. Прикрыться чем-либо не хотелось, даже если бы навстречу шла незнакомая женщина.

Зуд. Неприятное ощущение на головке члена. Я откатил крайнюю плоть. Тонкий золотой волосок блестел на солнце – последнее доказательство того, что случилось. Я смачно сплюнул на ладонь, протёр крайнюю плоть и головку члена.

Волосок не был человеческим. Даже на первый взгляд у него была совсем другая структура. Я взял его двумя пальцами, поднял руку, посмотрел в последний раз – и дунул, разжав пальцы: волосок полетел в подсолнечник, как лёгкая паутинка.

Контакт состоялся. Для меня. В душе что-то происходило. Похоже, меня не посчитали равноправным человеком, стоящим на одной ступени с ними. Поделиться подробностями своих испытаний, когда выберусь отсюда? Придётся. Хотя не хочется. Был ли я подопытным кроликом? Был. Нас, видимо, мало таких, но мы есть. Особые особи, над которыми теперь будут измываться другие.

Дорога пришла в тупик. Она должна была когда-нибудь кончиться. Я не предполагал, что именно так произойдёт. Асфальт обрывался: передо мной расстилалось бескрайнее пшеничное поле. Я стоял и смотрел вдаль. Бесконечность. Повернулся назад – прошедший путь. И снова посмотрел вперёд. Мысль о том, что пшеницу должны уже убирать, толкнула в спину. Я нырнул в колосья, как в морские волны, и поплыл прямо, как делал всё это время.