Текст книги "Не ждали…"

Виктор Мережко
Не ждали…

Не ждали…

К ночи дождь усилился и хлестал с такой дурью, будто желал вылить всю мокрую злость на притихший город. Постанывали крыши, пугающе бились ветки, лишенные к осени листьев, булькала расквашенная земля. Егор Баринов, молодой человек слегка за тридцать, добрел наконец до нужного дома, через забор увидел светящиеся окна на обоих этажах, в некотором волнении кашлянул в кулак, поправил котомку на плече, толкнул калитку. Она была заперта.

Егор огляделся, прошелся ладонью по коротко стриженной мокрой голове, просунул пальцы в узкую щель к задвижке, попытался отодвинуть ее – не получилось.

Егор двинулся вдоль забора, нашел выступ, на который можно было забраться, легко вскочил на него, подтянулся, перекинул было ногу, чтоб спрыгнуть вниз, и тут услышал шум подъезжающего автомобиля.

По забору полоснули лучи фар.

Егор быстро вернулся на исходную, прижался к забору и стал ждать.

Недалеко от ворот притормозил крутой внедорожник, из него никто не выходил. Горели только габаритки. Сидевший за рулем молодой, модно подстриженный, в добротном светлом костюме господин придержал девицу, собиравшуюся покинуть автомобиль, и подставил щеку:

– А чмокнуть?

– Хватит, ладно? – огрызнулась девушка.

– Маринка, обижусь.

– Отвали, сказала.

– Киска, в чем дело?

– Ни в чем… Надоел.

– Ты это серьезно?

– Я всегда серьезно.

– Послушай, дорогая, ты все время злая, раздраженная. Я что-то не так делаю?

– Липницкий, ты все делаешь так. Только мне это не нужно. Надоело быть потаскушкой на побегушках. Давай, крути педали!.. Или хочешь, чтоб отец засек?

– Нет, – засмеялся Виктор, – вот этого я как раз не хочу.

– Вот и молодец. Вот на все и ответил. Салют!

Марина спрыгнула на мокрую землю, с силой захлопнула дверцу, зашагала к калитке. Егор видел, как она скрылась во дворе, дождался, когда укатит внедорожник, направился к незакрытой калитке. Вошел во двор, огляделся, прислушался: нет ли собаки; двинулся в сторону веранды мощного деревянного особняка и вдруг услышал.

– Эй, ты куда?

Егор оглянулся на окрик. Марину, сидевшую под забором на мокрой скамейке, он увидел не сразу.

– Куда сандали направил, мужик?

Баринов подошел поближе, улыбнулся:

– Озяб, хочу согреться.

– По-твоему, тут приют бездомных?

– Рассчитываю на добрых людей.

– Нашел на кого рассчитывать!

– Хотя бы чайку.

– Не уверена, но попробуем. – Марина поднялась, отряхнула промокшее платье. – Двигай за мной.

Они поднялись по дощатым ступенькам, прошли по веранде, Марина ударила кулаком по крепкой двери.

– Марина, ты, что ли? – послышался густой мужской голос.

– Ну я… Причем не одна.

– С кем?

– Не знаю.

Дверь открылась, на пороге возник крупный высокий мужчина за пятьдесят, нервный, нагруженный постоянной внутренней проблемой. Спросил с мрачной раздражительностью:

– Кто это?

– Незваный гость, – кашлянув, ответил Егор.

Хозяин дома посмотрел на сбрасывающую мокрую обувь Марину.

– Что за фокусы, Марина?.. Кого ты привела?

– Без понятия. Человек промок, хочет попить чаю, – отмахнулась она и пошла в глубь дома.

Хозяин шагнул к Баринову, подтолкнул к выходу:

– Давай, парень, гуляй. В другом месте согреешься. – И попытался закрыть дверь.

Егор подставил ногу.

– Мужик, ты чего?.. Я правда замерз.

– В гостинице согреешься.

– Как собаку, гонишь!

– А ты собака и есть. Приблудная причем. – Мужчина резко оттолкнул ночного гостя, попробовал захлопнуть дверь. – Пошел вон.

Завязалась короткая и жесткая потасовка, хозяин выталкивал гостя, а тот зло и как-то весело упирался, пытаясь проникнуть внутрь.

Из глубины дома выбежала немолодая женщина, встревоженно спросила:

– Дима, с кем это ты?

– Да вот, черти принесли! – с натугой крикнул хозяин. – Дочка постаралась!

– А кто это?

– Чаю захотелось попить!

– Так дай человеку.

– Откуда ты знаешь, кто это такой? Звони в полицию, там и угостят, и разберутся. Марина, набирай ментуру, дрянь!

Дверь захлопнулась, хозяин бегло перекрестился:

– Прости, Господи.

Егор потоптался на веранде в беспомощной злости, хотел было снова двинуть кулаком по двери, но передумал, почти на ощупь пробрался в конец веранды, нашел здесь лавку, тяжело опустился на нее.

Дождь не унимался. Егор дрожал от холода. В слякотной темноте просматривалось крепкое здешнее хозяйство: просторный двор, могучие бревна, из которых был сложен дом, в дальнем углу чернела крепкая хозяйственная пристройка.

Приоткрылась дверь, на веранде в яркой полосе света показалась Марина.

– Вроде нету… Ушел, наверное.

– А на веранде? – послышался голос отца.

– Сейчас гляну.

Марина гулко протопала по веранде, после яркого света в доме не совсем ориентируясь в темноте, натолкнулась на сидящего Баринова, от неожиданности тихо вскрикнула и тут же приложила палец к губам.

– Ну, чего там? – вновь нетерпеливо крикнул отец.

– Никого нет! – неуверенно ответила Марина. – Ушел.

– Иди в дом, завтра рано вставать!

– Уже иду. – Марина присела на корточки, быстро прошептала: – Дуй в сарай, там сухо… Видишь, в конце двора? Отец уснет, принесу чего-нибудь пожевать. – Она интригующе засмеялась, погрозила: – Только не усни. – И, свойски подмигнув, заспешила в дом.

На пороге оглянулась, махнула рукой и исчезла.

В просторной пристройке Баринов хоть и на ощупь, но уверенно миновал несколько отсеков, заваленных дровами, прочей дребеденью, чертыхнулся, наступив на что-то железное и гремящее, приостановился, потом двинулся дальше. В небольшом закутке шарахнулась какая-то животина, и тут же оттуда донеслось короткое козье блеяние.

– Напугал, чертяка, – нервно засмеялся Егор.

Подходящее место он нашел у дальнего окошка. Проверил на прочность низенький топчан, нашел под ним свернутое кругляшом ватное одеяло, застелил его, после чего нашел пахнущее прелостью покрывало, натянул на себя и завалился на лежак. Какое-то время он еще дрожал, но как только согрелся, тут же провалился в сон и вскинулся, когда на топчан грузновато и бесцеремонно кто-то уселся.

С трудом разлепил глаза, увидел рядом лицо дочки хозяина.

– Соня, – потрепала она его по щеке. – Мы о чем договаривались?

– О чем? – приподнялся Егор.

– Не спать.

Марина чиркнула зажигалкой, поднесла ее к свечке, и по стенам поплыли неровные мягкие тени.

– Не надо, увидят, – попробовал загасить свечку Баринов.

– Не увидят. Их окна выходят на другую сторону.

Марина ловко разложила на каком-то ящике пластиковые тарелки с колбасой и сыром, налила в такой же пластиковый стакан горячий ароматный чай. Уселась рядом, потерла озябшие ладошки.

– Вот, угощайся.

– Такая добрая?

– Такая жалостливая. Не собака все ж.

– Уверена?

– С виду.

Егор взял стакан с чаем, с удовольствием сделал пару глотков. Марина с интересом наблюдала за ним. За перегородкой снова послышалось негромкое блеяние козы.

– Отец коз разводит? – спросил Баринов.

– Да нет, – засмеялась Марина. – Отец бабки разводит. А коза… Придурь у него такая. Каждое утро по два стакана молока. Говорит, для здоровья.

– Молодец, отец. Бережет здоровье.

– Ну да, – хмыкнула Марина. – Неделю бережет, за выходные в кабаке с дружками все спускает. И опять за молоко.

Егор отставил чай, взял ломтик сыра.

– Зовут тебя как? – спросила Марина.

– Егор.

– А чего ты, Егор, вдруг ночью к нам нагрянул?

Баринов помолчал, неопределенно пожал плечами:

– Заблудился.

– Я серьезно.

Егор дожевал один бутерброд, взялся за второй.

– Кто сейчас живет в доме?

– Мы живем. Зайцевы… А тебе зачем?

– Фамилию Баринов когда-нибудь слыхала?

– Ну, вроде слыхала… Артист такой. Лысый.

– Я хоть и не артист, но тоже Баринов. Отец никогда не упоминал эту фамилию? Он должен знать, кто такой Баринов.

– Утром спрошу.

– Спросишь, расскажешь. А сейчас давай. – Егор легонько подтолкнул Марину. – Отец кинется, вломит по полной.

– Спокойно, – остановила она его. – Я девушка заводная, просто так не отстану.

– Сильно заводная?

– Смотря кто как заведет. Ты завел.

– О-о?

– Ага. Выкладывай и не темни. Кто такой Баринов?

– Баринов – это я, – улыбнулся Егор.

– Ну, и почему отец должен знать твою персону?

– Почему должен знать?.. Потому что моя персона когда-то проживала в этом доме.

– Иди ты?!

– Клянусь.

– А сейчас где проживаешь?

– Нигде. Потому и завернул на огонек.

Марина какое-то время с недоверием смотрела на ночного гостя, наконец мотнула головой:

– Мужик… По-моему, ты тоже артист. И еще какой! Может, хватит мозги парить? Чего тут нужно? Заглянул на чай, остался на всю жизнь?

– Посмотрим. Может и такое случиться.

– Тонкий намек?

– С толстыми намерениями. А можно вопрос?

– Приличный?

– Вполне. Картины в доме все еще висят?

– На всех стенах. Отец говорит, старинные. Дико дорогие… А тебе зачем?

– Грабануть хочу.

– Трепло, – засмеялась Марина. – Как ты грабанешь, если они застрахованы?.. Отец чуть ли не каждое утро пересчитывает. Совсем трёхнулся на них.

Неожиданно в ночи послышался встревоженный женский голос:

– Маринка, ты где?.. Марин-а-а!

– Блин, мать, – прошептала Марина, задула свечу и поспешно поднялась. – Ладно, завтра поговорим.

– Марина! – продолжала звать мать. – Ты где?

– Наташа, где она? – пробубнил мужской голос. – Опять куда-то майнула?

– Да здесь я, здесь! – крикнула Марина, пробираясь к выходу. – Иду, чего всполошились?

– А чего ты там?

– Козу кормила. Может, хватит? За каждым шагом следите. Достали…

Баринов какое-то время послушал невнятное бормотание во дворе, прилег на топчан и тут же провалился в вязкий и непробудный сон.

Дождь не прекращался. Хлопали ставни, били по стеклам ветки, порывы ветра пригоршнями кидали воду на стены.

Зайцев сидел в темноте посередине просторной гостиной, неотрывно и с нарастающим страхом смотрел на старинные картины, развешанные по стенам. Картины таинственно поблескивали, играли черными переливами, пугающе вздрагивали от грохота дождя. Дмитрий Олегович переводил взгляд с одной рамы на другую, изображение на холстах просматривалось нечетко – лишь тени и пугающий полумрак.

На лестнице послышались шаги. Зайцев никак не среагировал, продолжал завороженно смотреть на картины.

Наталья Петровна спустилась вниз со второго этажа, подошла к мужу, шепотом спросила:

– Ты чего не спишь?

Дмитрий Олегович не ответил.

– Дима, пошли спать. Завтра тяжело будет вставать.

– Я их боюсь, – сказал он, продолжая тупо смотреть на картины.

– Кого?

– Картин.

– Опять выпил?

– Потому что боюсь. Они не дают мне спать.

Наталья Петровна подошла к мужу, силой заставила встать:

– Не говори глупости. Картины как картины… Не первый день висят. Пошли…

Дмитрий Олегович встал. Наталья Петровна довела его до лестницы, помогла подняться на второй этаж и тут же вернулась вниз, проверила запоры, задернула шторы.

Из своей спальни вышла Марина, недовольно бросила:

– Чего ты тут?

– Ничего, все нормально. Иди к себе.

– Опять отец напился?

– Ничего не напился. Просто бессонница… Иди, сказала.

– Хорошая бессонница… Каждую ночь втихаря пьет, потом как бешеный, – проворчала Марина и ушла к себе.

Егор проснулся от козьего блеяния за перегородкой, услышал, как кто-то вошел к козе.

– Ну чего ты, глупая?.. – Женский голос стал успокаивать животное. – Сейчас подою и тут же покормлю. Милка, перестань! Стой спокойно!

За крохотным окошком уже вовсю гулял серый осенний день, во дворе слышались мужские голоса.

Зазвенели тугие удары струй молока о жестяные стенки кастрюльки. Снаружи, буквально за стеной пристройки, заработал автомобильный движок и снова послышались те же неразборчивые мужские голоса.

Женщина закончила дойку, похвалила блеющую козу:

– Умничка моя… Сейчас папа молочка попьет, и я вернусь.

Стало тихо, только шум автомобиля.

Баринов опустил ноги на дощатый пол, заправил рубашку в брюки и, быстро прокравшись к двери, припал глазами к щели.

Совсем рядом громоздился мощный быкообразный внедорожник, рядом с которым топтались двое: сам хозяин и, видать, его водитель – крепкий, спортивного сложения парень.

К ним подошла жена Зайцева, налила из кастрюльки в чашку козьего парного молока. Муж выпил с удовольствием, залпом, распорядился:

– Разбуди Маринку. Время…

Женщина что-то ответила ему и заторопилась в дом.

Баринов по-быстрому собрал вещи, толкнул дверь, вышел во двор. Дождь к утру прекратился, неяркое солнце размыто пробивалось сквозь тучи.

При виде Егора хозяин дома замер, никак не понимая, откуда он возник, ночной гость.

– Опоньки… – Водитель тоже уставился на незнакомого человека. – Дмитрий Олегович, кто это?

– Кто это? – переспросил Зайцев. – Это человек, которого мы сейчас будем убивать. – И кивнул в сторону джипа. – Доставай, Колян, травматику.

– Не надо, – поднял руки Егор. – Вам не нужны проблемы, а мне увечья. Полчаса разговора – и я исчезну.

– Может, я его приемчиком? – подал голос Колян.

– Тоже ни к чему, – белозубо улыбнулся Баринов. – Полчаса – и с концами.

– А ты вообще кто такой? – шагнул к нему Зайцев.

– Баринов. Егор Баринов. Слыхали такую фамилию?

– Баринов?.. И что хочешь, Егор Баринов?

– Сказал же, поговорить надо.

– Ладно… – кивнул Дмитрий Олегович.

– Лучше в доме. Разговор серьезный. А заодно и чайком угостите.

На веранду вышла жена хозяина, крикнула:

– Что там, Дима?

– Гостя будем принимать, – бросил тот. – Приготовь чай.

– Так ведь на работу опоздаешь.

– Подождут. – Дмитрий Олегович махнул гостю. – В дом так в дом. Пошли.

– А мне чего делать, Дмитрий Олегович? – спросил Колян.

– Топчись пока. Нужен будешь, позову.

Поднялись на веранду, Наталья Петровна робко и растерянно посторонилась, кивнула:

– Доброе утро.

Миновали прихожую, вошли в просторную, богато обставленную гостиную – со множеством старинных картин, антикварной мебелью, тяжелыми люстрами. Баринов остановился, жадно и с удивлением стал все рассматривать.

– Здорово.

– Чего? – не понял Дмитрий Олегович.

– Красиво. Почти ничего не изменилось.

– Это от старых хозяев кое-что осталось, – объяснила Наталья Петровна. – В других комнатах тоже есть на что посмотреть. Особенно рояль… Говорят, за ним сидел сам Чайковский.

– Пройти можно?

– Не в музей явился, – недовольно вмешался Дмитрий Олегович, повернулся к жене. – Ты, Наталья, поменьше языком, побольше делом. Включи чайник и принеси пожевать чего-нибудь.

– Спасибо, есть не буду, – сказал Егор.

– Дочка, что ли, накормила?

– Какая дочка? – делано удивился Егор.

– Моя дочка, Маринка. К тебе в пристройку шастала?

– Ничего не слышал, спал.

– Ладно, проверим. – Хозяин прошел к большому круглому столу, махнул гостю. – Время тикает, – уставился на усевшегося напротив Баринова, – излагай.

Егор помолчал, прикидывая, с чего начать, сел поудобнее:

– Дмитрий Олегович… Зайцев. Не ошибаюсь?

– Может, тебе паспорт еще показать? – вскинул брови хозяин дома.

– Верю на слово. Вы местный? Если местный, должны знать… Был такой Иннокентий Михайлович Баринов. Человек известный. Работал в здешней филармонии.

Зайцев сглотнул сухость в горле, с насмешливой подозрительностью взглянул на Егора:

– Решил поморочить голову?

– В городе его знали как Кешу. Знаменитый когда-то музыкант. Пианист… Кеша, музыкант! Слыхали?

– Почему я должен слышать про какого-то Кешу?!

К столу подошла Наталья Петровна, поставила перед гостем сахар, печенье, конфеты, чай.

– Была еще моя мама, – продолжал Егор. – Тоже Баринова. Учительница. Правда, Бог забрал ее к себе, чтоб она рассказала Ему про нашу поганую жизнь. А Кеша, кажется, живой.

– Дима, это ведь человек, который когда-то жил в нашем доме, – заметила Наталья Петровна. – Он то ли умер, то ли попал в психушку. После него остались эти картины и весь антиквариат.

– Наталья, черт!.. Не лезь в мужское! – грубо оборвал ее муж.

– Дима, постесняйся постороннего человека!

– Ступай отсюда!

– В чем дело, Дима?

– Говорите, Кеша в психушке? – придержал обидевшуюся женщину Егор.

– Не знаю, слухи… У него еще был сын, который получил срок.

– По-моему, этот сынок как раз и сидит перед нами?! – усмехнулся Зайцев.

– Так точно, – кивнул Егор.

– И сколько отмотал?

– Почти столько, сколько вы живете в этом доме.

Со второго этажа спустилась Марина, завернутая в легкий халатик. Остановилась в дверях гостиной, прислонившись спиной к косяку двери. Зайцев бросил на нее взгляд, неожиданно спросил.

– Ночью в сарай к нему бегала?

– Ну отнесла чай, и чего? – усмехнулась Марина. – Жалко, что ли? Живой человек все-таки.

– Дима, – попросила Наталья Петровна, – давай не будем при чужом человеке.

– А он уже не чужой! – набирал обороты Зайцев, багровея лицом. – Он свой! Про дом расспрашивает, дочка чай в сарай таскает! – Он резко поднялся, широкими шагами двинулся к двери, распахнул ее. – Убирайся!.. И чтоб ноги твоей здесь больше не было.

Егор сделал глоток из чашки, тоже встал.

– Благодарю за прием, – дошел до порога, остановился перед Зайцевым. – А насчет моей ноги… Поглядим, как карта ляжет. – Он вскинул вдруг руки, отстучал дробную и ладную чечетку и вышел.

– Артист, – хмыкнул Зайцев и с силой закрыл дверь.

Егор спустился с веранды, из дома донеслись крики, мужские и женские. Видать, там начались семейные разборки.

Баринов взял в пристройке свою котомку, не спеша пересек двор и вышел за калитку.

Худющая женщина-чиновница в собесе, замученная семьей и посетителями, долго скрупулезно листала толстую потрепанную книгу, наконец нашла то, что искала, полувопросительно попросила:

– Покажите еще раз паспорт.

Баринов вынул из кармана документ, положил перед женщиной. Та внимательно изучила его, бросив пару внимательных взглядов на посетителя.

– Когда освободились?

– Это имеет значение?

– А что вы кусаетесь?

– Не кусаюсь, а спрашиваю. Я ищу отца. Родного отца.

– В паспорте не указано, что Иннокентий Михайлович ваш отец.

– Отчества и фамилии недостаточно?

– Сейчас проверим.

Чиновница снова принялась внимательно и не спеша листать бумаги, полезла в компьютер, что-то нашла там, подняла глаза на Егора.

– Дела вашего отца совсем невеселые.

– Живой хоть?

– По документам живой. А как там на самом деле, сказать не могу. Сегодня отправлю запрос.

– Я сам к нему поеду.

– Зачем?

– Как – зачем?.. Отец!

– Смотря какой отец… Он в дурдоме.

– Давно?

– Ему сколько уже? – Женщина заглянула в бумаги. – Семьдесят пять?

– Семьдесят пять.

– А вы сколько отсидели?

– Семь.

– И ваш отец семь. Только не в колонии, а в дурке. А там порядки покруче, чем в тюрьме.

– Ну и что прикажете делать?

Чиновница подумала, пожала плечами:

– Вы где остановились?

– Нигде.

– А что осталось после родителей?

– Что осталось, то другим досталось, – усмехнулся Баринов.

– Понятное дело. И никаких документов на собственность?

– Пусто. Разве что у отца что-то сохранилось.

– Опять он про отца! Отец ваш в психушке, странный вы человек! И если какая-то недвижимость осталась, то давно прилипла к нужным рукам. Там с таких клиентов, как ваш папашка, глаз не сводят. Кормят, поят и тихо убивают.

– Как его найти?

– Хотите поехать?

– Есть варианты?

– Есть. Уезжайте отсюда и забудьте обо всем. В бывшем вашем доме знаете, кто живет?

– Некто Зайцев.

– Верно, Зайцев Дмитрий Олегович. Очень серьезная личность. Кроме того что хозяин города, так еще два торговых центра, штук десять магазинов, ну и куча другой мелочовки. Не говоря уже о дорогущих картинах на стенах. Будете связываться?

– Еще не решил.

– Лично я бы не советовала. Могут возникнуть проблемы.

Егор встал:

– Сначала нужно найти отца.

– Как хотите. – Женщина оторвала листочек, что-то каллиграфично вывела на нем. – Держите… Десять километров от города.

Когда Баринов вышел из собеса и двинулся по зеленой брусчатой улице, ему вслед посигналили. Оглянулся, увидел сначала ярко-красный автомобиль с открытым верхом и только потом узнал сидевшую за рулем Марину.

Вернулся, плюхнулся рядом с ней.

– Как сообразила, что в собесе?

– А куда тебе еще податься, если из родного дома выперли? Какое направление выбираем?

Егор передал ей бумажку с адресом.

– Что здесь?

– Дурдом.

– Серьезно, что ли? – рассмеялась Марина. – Решил навестить своего Кешу?

– Молодец, имя запомнила.

– Как не запомнить! Не у каждого есть отец с таким именем. Кеша, блин…

Автомобиль тронулся, Егор бросил взгляд на лицо девушки: на скуле синел серьезный кровоподтек.

– Вражеская пуля?

– Отцовская оплеуха.

– И часто такое случается?

– По настроению.

Город был тихий, провинциальный, с ухоженными зелеными улицами. Марина вела машину легко, с удовольствием.

– А ты крутая, – заметил Баринов.

– Не я крутая, – хохотнула она. – Батя!

– Любит тебя?

– Любит. Потому балует. И даже воспитывает. – Марина снова засмеялась.

– Получается?

– Временами. Но чаще – мимо. – Она бросила короткий взгляд на Егора. – А ты что, из уголовников?

– Похож?

– Снаружи нет. Даже симпатичный. А так, кто тебя знает?

– Что еще батя говорил обо мне?

– Ничего не говорил. Орал. А ты правда, что ли, жил в нашем доме?

– Не помню.

– Хочешь отнять?

– Посмотрим.

– Не отнимешь. Батя у меня крутой.

– Слыхал.

– Всю шоблу подтянет, а своего не отдаст.

– Ты тоже такая?

– Не, я добрая. В мамку… Если человек понравился, могу все отдать!

– Я понравился?

– Ночью так себе, сейчас больше… Водить умеешь?

– Было дело.

Марина остановила машину.

– Садись за руль!.. Если понравится, подарю.

– И что дальше?

– Ничего. Скажу бате, что угнали. Он другую купит.

– А меня поймают и снова в каталажку? – засмеялся Баринов.

– Ну да… Верно. Как-то не подумала. А просто прокатиться хочешь?

Егор коснулся ее руки, погладил:

– Поехали. Нужно к отцу.

Она придержала его ладонь, сжала пальцы:

– У тебя классные руки. Сильные.

– Наверное. Поехали.

– Скучный ты и тупой. – Марина оттолкнула его руку, включила передачу.

Ехали какое-то время молча, выскочили за город, по сторонам замелькали особняки разного калибра.

– Тут у нас классная фазенда, – повернулась к Егору Марина. – Правда, бываем там редко. Хочешь, завернем?

– Едем прямо.

– Не, серьезно… Накормлю, отдохнешь. Душ примешь. Гля, мятый какой! Завернем?

– Я, кажется, сказал, – с раздражением ответил Баринов.

– Ну и придурок.

– Чего вякнула?

– А разве нет?.. Его приглашают в гости, а он выделывается. Гля, какая дева приглашает! Че, не екнуло?

– Захлопни варежку и крути баранку.

Марина глянула на него, хотела было огрызнуться, но пересилила себя. Ехали пару минут молча, потом она взглянула на попутчика.

– Ну вот заберешь ты своего Кешу и где будете жить?

– В одном доме с вами, – не без издевки бросил Баринов.

– Я не против. А вот отец не пустит, – серьезно ответила Марина.

– Значит, прибьемся к цыганам.

– О да!.. Я бы хотела к цыганам. Гитара, песни, костер, свобода! Никто не достает, никто не давит на шею.

– Тебе сколько лет, дитя?

– Уже двадцать один, папа.

– Замужем побывала?

– Один раз. Больше не хочу.

– Нахлебалась?

– По полной. Редкий зануда, прокурорский сынок. Все по полочкам, все по расписанию, все по струнке. Выть начала после года совместного счастья. Теперь батя таскает каких-то быков, а меня от них воротит. Говорит, что я мешком притыренная.

– Есть маленько.

– Знаю. А я специально! Пока молодая, нужно жить. Тусоваться, корешить со всеми подряд, тащиться, что тебе клево, пока не влюблюсь. По-настоящему. На всю жизнь. Вот тогда все. Тогда стоп. Вернее жены не найдешь! Но надо пока ждать.

– Долго придется ждать.

– А я не спешу.

– И что, никакого мужичка?.. Для разогрева.

– Есть одно барахло. Но барахло!.. Говорить противно.

– Ну и на свалочку его!

– Уже выполнено. Теперь жить, радоваться, ждать! Это тебе, потоптанному, шевелить банками нужно. Сороковник есть?

– Смотря как считать.

– А как не считай, на фейсе все написано. Переночевать негде! Батя – и тот Кеша.

Егор ничего не ответил, кивнул на трехэтажное здание за плывущим сбоку забором.

– Кажется приехали. Тормози.

Марина выполнила приказ четко и профессионально, сильно нажала на клаксон.

Никто не выходил, Марина посигналила снова.

Наконец из привратной будки лениво и важно выбрался полноватый мужичок в камуфляже, издали крикнул:

– Чего нужно? К кому?

– К кому мы? – повернулась Марина к Егору.

– К главврачу.

– К главврачу! – сообщила она вахтеру.

– Записывались?

– Мы записывались? – снова спросила Марина у Баринова.

– Ладно, сам разберусь, – отмахнулся тот и толкнул дверцу.

– Может, подождать?

– В следующий раз.

Егор сделал было пару шагов к вахтеру, но вернулся:

– У тебя бабки есть?

– Ну есть. Сколько нужно?

– Две-три тысячи.

– Есть пять.

– Лучше не одной бумажкой. Вразбивку.

– Может, тебе еще и туфли почистить?

– Когда поженимся.

– Остряк.

Марина достала из сумки несколько купюр разной значимости, отсчитала нужную сумму, протянула Баринову.

– Если что, звони.

– Ага, в рельсу.

– Какую рельсу?

– Которая на вокзале.

Марина рассмеялась, с удивленной искренностью спросила:

– У тебя чего, мобильника даже нет?

– Был, сперли.

– Кто ж на такое решился?

– Кореша.

Она вынула еще несколько купюр:

– Купишь. А как заработаешь, отдашь.

– С процентом! – Егор снова, как и в прошлый раз, отстучал чечетку.

– Клево у тебя получается, – засмеялась Марина.

– Талант не пропьешь. А пропьешь, не купишь! – подмигнул Егор.

Она какое-то время смотрела ему вслед, улыбнулась, лихо развернулась и покатила прочь.

…Больница для душевнобольных была выкрашена в желтоватый цвет, огорожена высоким с колючкой наверху забором, окна всех трех этажей были схвачены решетками. Во дворе под присмотром санитаров медленно бродили больные, кто-то сгребал граблями мокрые листья, другие грузили их на носилки, относили в общую кучу.

Егор подошел к вахтеру, тот с привычным хитроватым прищуром смотрел на посетителя:

– Серьезная краля. Твоя?

– Пока чужая.

– Нехай чужая и остается. Ни жена, ни любовница, ни мать – цацка-побрякушка.

– Тебе откуда знать? – Баринов достал из заднего кармана сложенный вчетверо листок. Охранник молча взял бумагу, пробежал ее глазами, вернул обратно.

– Ну и чего?

– Нужно к главврачу.

– Только по записи.

– Тут у меня отец.

– Какая разница, кто у тебя здесь. Позвони, договорись, согласуй.

– Я только из собеса.

– Дамочка на машине тоже из собеса? – утробно гыкнул охранник, показав золотые зубы. Он пропустил пару из посетителей.

– Послушай, мужик… – начал Егор. – Я не видел отца почти десять лет.

– Бывает, что и по двадцать не видят. И по тридцать… – ответил охранник. – Дело разве в этом? Дело в порядке.

Егор, прищурившись, огляделся, вынул из кармана две бумажки по сто рублей, протянул охраннику.

– Чего это? – повертел их в руках охранник.

– Как позвонить главному?

– За такие гроши не то что главному, младшему не позвонишь.

Баринов вынул тысячную:

– Мужик, баба?

– Кто? – не понял охранник. – Я?

– Главный.

– Баба, – ответил охранник, пряча деньги. – Но зловредная.

– За зловредность тоже надо платить?

– А это смотря как быстро хочешь к ней попасть.

Егор достал еще одну тысячную.

– Как зовут?

– Софья Андреевна. – Охранник пропустил еще нескольких посетителей, снял трубку внутреннего соединения. – Алюнчик!.. Наша мамочка у себя? Да тут просится один. Отца, говорит, желает навестить. Бумага из собеса есть. Лично убедился… Фамилия? – Он прикрыл трубку ладошкой, повернулся к Егору. – Фамилия папашки какая?

– Баринов… Иннокентий Михайлович.

– Баринов, говорит… Ага, Баринов! Хорошо, Алюнчик, жду. – Охранник повесил трубку, важно сообщил: – Сейчас доложит и сообщит.

Егор отошел в сторонку, присел на бордюр. Охранник помаялся от скуки, опустился рядом.

– Я чего-то про такую фамилию даже и не слыхал… Может, помер, слава богу? Родственник твой?

– Сказал же, сын.

– С-ы-ын?.. А чего ж, сынок, папку в такое место задвинул?

Егор бросил на охранника косой взгляд, брезгливо сплюнул.

– Говоришь, почти десять лет не видались? – не отставал тот.

– Послушай, мужик, можешь помолчать?

– Так ведь помочь хочу.

– Уже помог. На две штуки с половиной.

– Молоде-ец, – мотнул охранник головой. – Думал, как лучше, а оно все поперек, – полез в карман, отсчитал из пригоршни денег полторы тысячи. – Держи и пыли колбасой. Автобус через двадцать минут.

Охранник поспешил к воротам, чтобы открыть их потрепанному служебному «уазику». Баринов дождался, когда охранник вернется и силком вернул ему деньги.

– Ладно, не обижайся. Должен понимать. – Егор внимательно посмотрел на него. – А про Кешу… Он тоже в дурке… может, слыхал чего?

– Про Кешу?! – вдруг расплылся охранник. – Про композитора?! Так он здесь самая знаменитость!.. Все время к пианине рвется. К нему приехал, что ли?

– К нему.

– Так бы сразу и сказал! – Охранник услышал звонок телефона, заспешил в будку, громко и обрадованно прокричал. – Нет, не ушел! Здесь! Ждет! Спасибо, Алюнька! – Выглянул из двери, махнул. – Беги!.. Софья Андреевна ждет!

Софья Андреевна оказалась грузной дамой с круглыми очочками на широком лице. Внимательно полистала паспорт посетителя, полистала бумагу из собеса, подняла холодные внимательные глаза.

– Ну и что ж вы, уважаемый Егор Иннокентьевич, совсем забыли про своего отца?

– Как видите, не забыл, – попытался усмехнуться Баринов.

– Вижу. – Главврач положила паспорт рядом с собой. – За столько лет ни одного посещения. Он ведь первое время спрашивал о вас.

– Я писал ему.

– Из мест не столь отдаленных.

– Какая разница? Ответов не было.

– Это не к нам. К работникам связи. – Софья Андреевна какое-то время снова внимательно и спокойно изучала его. – Ну и что вы теперь хотите?

– Хочу увидеть его.

– Хотите увидеть… Понимаю. Боюсь, опоздали. Отец может не узнать вас.

– Это как? – откинулся на спинку стула Егор.

– Прошло время. Точнее, годы. Потеря жены, ваша драма, полное забвение. Человек при таких условиях медленно и неотвратимо теряет адекватность. Вменяемость…

– Отец… совсем не в адеквате?

– Как вам сказать? Случай не из легких. А если откровенно, предельный. За ним установлен отдельный уход, особый режим, специальный курс лечения.

– Какой «специальный», если он невменяем?!

– А по-вашему, мы здесь только и ждем, чтоб человек ушел в иной мир? Нет, дорогой, мы боремся за жизни наших больных. Мы лечим, несмотря ни на что. И никогда не опускаем руки. Здесь трудятся святые люди.

До слуха донесся звук расстроенного пианино – кто-то играл ладно и почти профессионально.

– Кстати, это ваш папа играет. Мы иногда даем ему возможность посидеть за инструментом. Он сразу успокаивается.

– Я должен увидеть его.

– Сегодня?

– Да, сегодня.

– Боюсь не получится. Час назад он прошел успокаивающие процедуры, и любое общение с ним противопоказано.

– Кеша увидит меня, узнает, и к нему вернется разум.

– Кеша?.. – улыбнулась одними губами Софья Андреевна. – Вы тоже так его зовете?

– Его так все звали. Даже люди, которые сейчас живут в нашем доме, знают это имя.

– Вы побывали в его доме? – вскинула тонкие нарисованные брови главврач.

– Так получилось.

– И отец вам нужен, чтобы отсудить дом?