Текст книги "Солдат"

Город поражал. Высокие, когда-то наверняка красивые высотные дома, сейчас были разрушены. Окон вообще нигде нет, черные провалы, из которых местами выбиваются языки огня, смотрят на нас тоскливо. Даже отсюда, с левого берега вижу почти полное отсутствие крыш на домах. На зданиях не хватает не только крыш, но и стен. Кособокие, порой непонятно как еще стоящие руины, вот что это было, а не город.

Прямо на наших глазах катер, плюхавший с той стороны, перевернулся от близкого разрыва бомбы. Мы поглядели вверх, туда, где под остывающим сентябрьским солнышком резвились асы Геринга. Гады пернатые, мало того что «штуки» бомбы швыряют, так еще и «мессеры» после них проходят, как будто бомбёжки недостаточно.

Буксир тяжко плюхал по реке, толкая баржу, нагруженную бойцами. Баржей я назвал это корыто просто для порядка. Одновременно с нами переправлялись еще шесть таких же барж и несколько бронекатеров. Примерно тысяча человек шла в бой. Как лейтенант сказал, аж три батальона. На всех имелось два орудия 45 мм, пять ружей ПТР, ну и гранат дали немного. Когда выдавали, вышло каждому по две штуки. Мы даже приободрились, увидев «феньки». А то КС не станешь в дверные проемы кидать, пока она еще прогорит. А нам с ходу нужно ближний дом захватить и зачистить, от подвала до четвертого этажа.

Примерно на середине Волги началось. Мы ожидали налета «лаптежников», ну или «худых», а тут только свист и… Бульк, впереди по курсу судна встал водяной столб. Прямо гейзер, всего метрах в пятидесяти. Через несколько секунд вновь свист и справа метрах в двадцати – плюх, еще один гейзер. Вдруг нас всех повело влево, посмотрев на тот берег, понял, что капитан дал резко вправо. Сомневаюсь, что это нас спасет, и протискиваюсь ближе к борту. И ведь спасло! Кэп этого буксира настоящий ас в рулежке. Следующий снаряд, а то, что стреляет орудие, уже никто не сомневался, упал слева и, лопнув под водой, окатил всю баржу волной. Кого-то выкинуло буквально рядом со мной, свесившись, подтянул какого-то паренька и затащил обратно. Взрыв был буквально в десятке метров, было действительно страшно. Не измени капитан курс, нам прилетело бы точно в центр баржи. Перекрестился даже корреспондент. Ага, на носу стоял и щелкал «лейкой». До берега оставалось уже немного, видимо, для немецких орудий стрельба была затруднена и по нам с высокого берега заработали пулеметы. Сколько, я не стал считать, решив спрятать башку за борт. Толщина бортов баржи давала надежду на спасение, и все чуть ли не распластались по палубе. Так как вперед не глядел, удар корпуса баржи о дно у берега пропустил. По инерции чуть подался вперед и навалился на кого-то из бойцов. Получив в ответ тычок куда-то в пузо, быстро встал. Подо мной оказался здоровенный парень из моего отделения. Я на него обратил внимание, когда показывал бойцам обращение с винтовкой Мосина. Обратил потому, что винтовка в руках этого бугая смотрелась как трость.

– Э, полегче, всех шатает, – беззлобно гаркнул я и, вскочив, бросился за борт. Приземлился удачно, воды было чуть выше колен, и я быстренько стал передвигать ноги к берегу. Вокруг кто-то кричал, падал. Но никто не открыл ответного огня. Только выбравшись на берег и укрывшись за кучей земли, о, да это небольшая воронка, я осмотрел реку и берег. Оказалось, из шести барж дошло только четыре. Остальные, наверное, на дне, вместе с буксирами. На воде виднелось множество точек, люди, кто не погиб, пытались выплыть. Рядом со мной приземлился лейтеха.

– Ты живой, Счастливый?

– Товарищ лейтенант, вы же знаете мою фамилию, на фига мне эту «погремуху» приклеили?

– Ты сейчас с кем разговаривал? – натурально так удивился командир, даже по сторонам поглядел.

– А, не берите в голову.

– Так, Счастливчик ты или Иванов, да хотя бы и Пушкин, собирай отделение и на правый фланг, по зеленой ракете атакуем. Советую воду вылить из сапог.

Скинув сапоги и отжав портянки, принялся оглядывать бойцов. Да ни хрена тут не разглядишь толком. Немцы сюда не стреляют, никак не попасть, сосредоточили огонь на тех, кто еще оставался в воде. Но все как один мои хлопцы лежали ничком, уткнувшись в землю.

– Э, бойцы, вы чего там спать легли, что ли? – рявкнул я. Одна за другой стали подниматься головы.

– Давайте ближе ко мне. Привести себя в порядок не получится, но воду из сапог выливайте и проверьте оружие. Сейчас будет сигнал, кто не успеет… Ну, вы не дети, сами понимаете.

Дом оказался почти целым, отсутствовали только крыша и часть верхнего этажа. Конечно, не было ни окон, ни дверей. Одни темные проемы внизу, да подсвеченные огнем на верхних этажах. Ну и конечно, выделялись те, из которых долбили пулеметы противника. Трассеры, пересекая короткое расстояние от домов до реки, утыкались в воде. Черт, на самых подступах к дому мы будем как на ладони, но темнота поможет. Думай, голова, шапку куплю. Хотя выдали шапку-то, вон в сидоре лежит. На голове каска, под ней пилотка.

– Так, слушайте сюда, – начал я, обращаясь к своим. – Здесь внизу огня нет, просматриваются подступы неважно, так что дуриком не лезть. Броском вперед, два-три шага и залечь, все ясно. Когда падаете, сразу перекатываетесь в сторону. Будете слушаться, поживете, все ясно?

– Товарищ Счастливый…

– Ну что вы как дети, хватит уже. Как тебя зовут, боец? – я обратился к тому, что опять меня по кличке позвал.

– Боец Никифоров, – парень чуть не подпрыгнул, вытянуться хотел.

– Замри уже, здесь устав не нужно соблюдать дословно. Имя у тебя есть?

– Матвей.

– Так вот, Мат, чего вылупились, так короче, а значит, больше по делу скажешь. Ко мне обращаться просто по имени, Саня я. Еще в бою можно Сергеичем. Все ясно?

– Да. А как остальных звать?

– Ну, так сами и назовитесь, вы же знаете, как друг друга звать, можете сокращать, если хотите. Ты, кстати, не возражаешь насчет «Мата»? – всегда стараюсь узнать настроение человека, делающего со мной одно дело. А то положишься на него, а он на что-нибудь злой, и не захочет, но может подвести в любой момент.

– Все нормально, товарищ командир, – с улыбкой отозвался Матвей.

– Ну, я пока просто старший в нашем отделении, а уж буду ли командиром или нет, будем посмотреть.

Этот дом, из которого был довольно приличный обзор, мы, в общем-то, взяли довольно легко, немцев здесь было мало и они предпочли свалить. Закрепившись и дождавшись подкрепления в виде еще одного взвода, расставил своих по местам и присел под стеной отдохнуть.

Блин, вот помню истину, что пуля, которую слышно, не твоя, но как же все-таки страшно, когда они свистят над головой. А еще противнее, когда слышишь последующий за свистом чавкающий, хлюпающий, чмокающий звук, понимая, что кто-то эту пулю не слышал. Обойдя с прибывшим лейтенантом позиции взвода, замечаем, что нас уже стало меньше. Для кого-то из бойцов все уже кончилось, возможно, им в каком-то смысле было легче, чем будет нам.

Позади, на насыпи, когда мы поднимались под ураганным пулеметным и минометным огнем, все было как в кино, только смерть вокруг не давала расслабиться. То один, до другой боец падает, спотыкаясь от попавшего осколка или пули, иногда прямо с поднятой ногой, не успев завершить очередной шаг, умирает. В двух сотнях метров от нас третья рота штурмует здание Госбанка. Этакая громадина, возвышаясь над правым берегом реки, дает немцам возможность спокойно обстреливать и берег, и переправу. Нам выпало идти чуть в стороне, на расположенные поблизости от Госбанка высотные дома. Вот уж полностью ощутил, что называется, бой за каждый дом. Какой там батальон или полк, каждый взвод воевал практически сам по себе. Стрельба идет просто со всех сторон, ты двигаешься, а не знаешь, кто и где вообще. Говоря, что наша рота заняла тот или другой дом, имею в виду то, что я и те, кто со мной на данный момент здесь, а где вся остальная рота, понятия не имею. Те высотки, что пришлось атаковать нам рядом с Госбанком, представляли собой напичканные противником огневые точки. В них укрепились пулеметчики и корректировщики артиллерийского огня. «Мое» отделение, которое мне поручили, чудом смогло дойти до стен без потерь, одного бойца только легко ранило. Немчура хоть и обучена воевать, но когда атака идет уже вплотную, нос к носу, то и у них начинаются перебои с их «орднунгом». Издалека пулеметы стегают методично, перезаряжаясь по очереди, не давая голову поднять, а когда подошли ближе, немчики стали нервничать. Вот я и вел свое отделение в моменты перезарядки, или когда замечал, что огонь перенесён в сторону, так и дошли.

В десятый раз проверил ППШ и заставил всех проделать то же самое. Мне по великому «счастью» попались аж два сменных диска, которые подходили к автомату, а с этим реально была беда. Те ребята, кому повезло, получили ППШ с коробчатыми магазинами, только плачутся, что патронов в магазине мало, но меняться засранцы не хотят, хотя я просил уже. То еще «счастье» ПТРС. Весит, блин, это «ружье» больше пулемета. Где из него тут стрелять, ума не приложу, хотя, когда на танки выйдем, или те на нас, то, наверное, я буду только рад наличию этих «весел» у нас в роте.

Нашу дивизию бросили в бой с ходу. Задача – уничтожить противника в центре города. Нам предстоит зачищать каждый дом, каждую квартиру и комнату. Лейтенант требует с рассветом атаковать и зачистить ближайший к нам четырехэтажный дом, это необходимо для нашей же безопасности, а то фрицы могут в гости прийти прямо через тот дом, а мы и не заметим. Три этажа вполне себе целые, только окон нет, а вот у четвертого и крыши нет вовсе, хотя тут все дома такие сейчас. От некоторых вообще стоят одни лестничные пролеты, там, видимо, стены потолще были, а все перекрытия квартир рухнули и лежат, возвышаясь словно горы. До рассвета остается пара часов, всячески уговариваю командира дать разрешение на атаку прямо сейчас, но тому ясно приказали с утра, так как поддержки ночью не будет. Я понимаю, что здравый смысл «наверху и внизу» разный, но пытаюсь уломать командира. Вот блин, ну кто меня за язык-то тянет?

– Иванов, у меня приказ, атаковать утром, сейчас рядом могут быть наши, перестреляем еще друг друга, – уже устав ругаться, лейтеха пытается объяснить.

– Я понимаю тебя, командир, но включи голову. Тебе надо нас положить или дом занять? С утра мы все ляжем тут между домами, кому от этого лучше будет? Да и кто тебе запретит? Займем дом, доложишь, что в результате инициативы бойцов заняли заодно и второй дом.

– Конечно, дом занять, но наша атака с утра позволит отвлечь немцев от переправы, да и вообще заставит противника распылять свои силы.

– Я сейчас один схожу, посмотрю и послушаю, если там немчура, атакуем и баста! В любом случае внимание от переправы мы отвлечем.

– Вместе пойдем, а то меня ротный на завтрак съест и не подавится. – Я все больше и больше начинаю уважать этого пацана-лейтенанта. – А у нас тут ведь легче вышло, на высоте парням из соседнего полка потяжелее будет, – задумчиво добавил командир.

– Не каркай, лейтенант, могу обещать, что завтра ты уже так думать не будешь, – ответил я.

Соседям и правда тяжело, но и нам ничуть не легче. Соседний полк пытается закрепиться на высоте 102, которую еще называют Мамаев курган, жарко там, но у нас тут у самих не северный полюс.

Мы вышли вдвоем с командиром взвода. Парень не лез вперед, слушал меня, а я иду впереди и думаю: «Твою в бога душу мать, куда я лезу-то, чего, самый, блин, Терминатор, что ли? Пошли бы завтра, легли тут спокойно себе и всё, нет, надо в герои лезть!»

Пробрались вполне спокойно, сентябрьские ночи очень темные, да и развалины помогают в скрытности. Замерли под стеной, пытаясь услышать хоть что-нибудь в грохоте стрельбы и взрывов, что раздавались неподалеку. Наш первый дом, из которого немцы бежали, даже не обстреляли, когда мы его заняли. Со вторым наверняка будет сложнее. Этот и больше, и целее на вид, блин, а если там рота солдат противника сидит, тогда что?

Показав лейтенанту знак ждать, пролез в подвальное окно и, осмотревшись внутри, позвал командира.

– Давай, только тихо, что-то слышу, – прошептал я спустившемуся лейтехе.

Пробираясь вдоль стены, старался ступать осторожно, чтобы не грохнуться. Какой урод догадался здесь бутылок накидать, не знаю, но я чудом не влетел в кучу поставленной тары из-под разного алкоголя.

– Не наши, – показав мне этикетку и подсветив фонарем с синим стеклом, произнес командир.

– Тише ты, базарят наверху, – я указал на лестницу, к которой мы уже подошли, и, присев, высунул голову. Подвальная дверь была приоткрыта, а за ней виднелся свет от «летучей мыши», а может, немцы тоже из гильз коптилки делают, не знаю. Отступив на пару шагов назад, налетел на лейтеху, тот зашипел.

– Блин, командир, ты чего ко мне приклеился? – прошипел я в ответ.

– Извини, – как-то смущенно ответил лейтенант. – Я ведь первый день на передовой, – зачем-то добавил парень.

– Ладно, все будет в порядке, – я потряс его за плечо, парень просто боится, раньше просто виду не подавал, а кому не страшно? У меня у самого поджилки трясутся, а что делать? Привыкнем, наверное. Я вон думал, мне стрелять страшно будет, ну, все так говорили в будущем, что убивать это очень тяжело и страшно. Да ни фига не тяжело оказалось. Мы когда в первый дом входили, немец попался прямо мне под выстрел, срезал его одной длинной очередью и переживал только о том, что дурень, патронов много истратил.

– Я попробую подняться и посмотреть, сколько их, а ты возвращайся и веди людей. Возьми человек десять, больше только мешаться будем друг другу. Гранаты все собери у тех, кто не пойдет, они нам нужнее будут, а когда закончим, у фрицев трофеев наберем, у них явно всего побольше будет. У тебя ракетница есть?

– Да, – кивнул лейтенант.

– Пусть еще десяток бойцов ждут сигнала и выдвигаются к нам, но только по ракете, давай, лейтенант, жду.

Лейтеха убежал назад за людьми, а я, уперев приклад ППШ в плечо, двинул наверх. Возле самой двери остановился и медленно убрал автомат за спину, сквозь приоткрытую дверь мне был виден фриц, сидящий… на стуле. Перед ним на мешках с песком стоял пулемет, немчик контролировал вход в подъезд. Что тут за планировка такая, не подъезд, а целый холл. Вытащив из немецких ножен штык-нож от немецкого же карабина, я прислушался, нет, пулеметчик не может быть один, если только… Дверь не издала ни звука, просто открывал я ее ну очень медленно и, кажется, даже дышать забыл. Когда проем стал достаточен для того, чтобы я смог пройти, высунул голову и тут же убрал назад. Второй номер пулеметного расчета нагло дрых на полу, подложив под себя притащенный откуда-то матрас. Спите, суки, ну спите, спите. Пулеметчик сидел ко мне боком и незаметно мне не подойти, надо его отвлечь. Вытянув из кармана патрон от винтовки Мосина, остался со времен владения этой винтовкой, я поднял руку и одной кистью, без замаха, бросил патрон за спиной немца так, чтобы пулеметчик повернулся ко мне тылом. Слева от врага была стена с почтовыми ящиками, звук вышел довольно громким, блин, второй бы не проснулся, а то не успею, между солдатами метра три.

Немчик поступил предсказуемо, а я, выйдя наконец из-за двери, мгновенно сократил дистанцию. Черт, за палец укусил, столбняк бы не напал. Зажимая фрицу рот, я из-за отсутствия опыта, промахнулся чуток, и пальцы скользнули в рот. Когда нож, разорвав тонкую фрицевскую шинель, с хрустом вошел в бочину, немец так приглашающе ее открыл, то машинально сжал челюсти. Больно, блин… Но хоть не заорал. Убивая пулеметчика, старался держать в поле видимости второго номера. Едва я успел вынуть нож из трупа, тот хоть и дергался еще, но уже «кончался», проснулся и перевернулся ко мне лицом второй солдат. Я был в метре от него, когда он раскрыл глаза. Ох, точно мне сегодня руку кто-нибудь из фрицев отгрызет. Боясь, что тот заорет, я сначала сунул ему ребро ладони в рот, не давая закричать, а уже потом нанес удар в грудь. Зажимая тому рот, я повалил немца на спину и удар в грудь был доступен, но, черт возьми, фриц никак не умирал. Я уже провернул не один раз туда-сюда нож в ране, а тот только стонал и пытался меня спихнуть с себя. Почувствовав, как нож уперся во что-то твердое, наверняка куда-то в кость попал, я выдернул нож и попытался полоснуть фрица по горлу, но тот так двигал руками, что помешал мне сделать это чисто. Пришлось снова бить в грудь. Фашист сдох только после третьего удара, а я понял, почему на телах убитых ножом людей, всегда много ран, не так-то и просто убить человека ножом, не всегда можно попасть туда, куда хочется. Я вот видел отчетливо, что втыкаю нож в район сердца, а противник хрипит, но не дохнет и все. Сдерживая тошноту, вытер нож.

Закончив возню с пулеметным расчетом, я осмотрелся и, подхватив МГ-42, увесистый ствол, вернулся в подвал. Буквально чудом не налетев на поднимающегося лейтенанта, я остановился и шепотом спросил:

– Пулемет немецкий кто знает?

Ответ пришел от командира.

– Я разбирал и немного пострелял на курсах.

Я протянул ему МГ и две запасные банки с патронами.

– Разберешься? Тогда владей!

– Ну, теперь-то мы повоюем! – всерьез ответил лейтенант. Я его понимаю, у нас на взвод всего один «дегтярь», да и тот с двумя блинами всего, а тут машинка посерьезнее будет. Хоть и подкинули оружия буквально на погрузке, но его все равно было мало.

– На входе в подъезд никого, но у дома, блин, аж целых четыре подъезда, его, блин, ротой штурмовать надо, – сплюнув, я направился вверх по лестнице.

– Как действуем? – вдогонку спросил лейтеха. Черт, я ему весь авторитет разбазарю так.

– Командир, надо пару бойцов посадить так, чтобы в подъезд никто не вошел.

– Так, двое сюда, – проговорил тихо лейтеха, а из-за его спины показались два бойца, оба молодые, неопытные еще.

– Подождите, я вам немного помогу, – сказал я. Достав сидор, тот за спиной висит, а так как он тощий совсем, то я с собой его взял сразу, как видно, не ошибся, вытащил моток лески, что стырил у деревенских на том берегу. Отмотав чуть больше метра, подошел к проему, что вел на улицу. Дверь отсутствовала, а вот петли на коробке остались, за них и зацепил один конец лески, а второй продел через кольцо гранаты, «фенька» идеально подходит для такой подлости. С гранатой пришлось повозиться, но справился, взяв у одного из фрицев нож, воткнул в косяк на противоположной от петель стороне проема и с его помощью закрепил гранату, разогнув усики.

– Смотрите сюда, – показал я двум бойцам, что останутся здесь, на спуск в подвал, – ложитесь прямо на лестницу, смотрите только на улицу, сверху к вам прийти можем только мы. Обзор у вас узкий, но мимо вас никто не пройдет, если в подъезд кто-то зайдет, ну, если не успеете раньше пристрелить, то сорвет леску и будет взрыв. Вас задеть не должно, но как только кто-то перешагнет порог, головы в пол, ясно? – проинструктировал я бойцов. – И еще. Стреляйте по очереди, чтобы не вышло так, что у обоих одновременно патроны кончатся. Эх, надо бы вам пулемет-то оставить, лейтенант, может, покажешь им, сложного-то ничего тут нет?

– Давай я сам тут и останусь, так проще будет, – предложил командир. Он прав, пока тут учишь, немцы придут. И так мы здесь минут пять уже хозяйничаем.

– Хорошо, тогда один с нами, второй пусть вам помогает, бойцы, вперед, дальше покажу, как делаем.

– Сань, а ты чего весь в кровище-то, – задал мне вопрос один из бойцов, когда мы поднимались по лестнице.

– Да жрать хотелось, попробовал фрица, а он, сука, невкусный оказался, только перепачкался зря. – Вместо смеха на меня уставились, как на упыря. – Блин, да шучу я, шучу.

Первый этаж, две квартиры прямо, две по бокам, в принципе, как в хрущевке. Двери есть только на одной, той, что слева, она угловая получается, наверняка кто-то есть, оттуда хорошо угол держать, там обзор на две стороны.

– По двое держите на прицеле одну квартиру, двое лестницу наверх, ты, – я указал на одного парня, с меня ростом, крепкого с виду, – со мной.

Дверь оказалась запертой, твою мать, то вообще без дверей, а нашли одну, так заперта оказалась. Стучу простым таким стуком, может, повезет, и у немчуры нет своего условного сигнала. За дверью послышались шаги, и кто-то недовольно проговорил на немецком.

– Шайзе, – я произнес одно из немногих известных мне слов. Ну, ведь не «Гитлер капут» говорить. Послышалась тихая возня, и дверь начала открываться внутрь.

Ударом ноги, со всей пролетарской ненавистью, помогаю фашисту открыть дверь. Стоявший за дверью явно не ожидал такого поворота событий и плюхается на задницу. Ударом приклада в лицо отправляю его в нокаут и перешагиваю. Передо мной маленькая прихожая, слева дверь в туалет, чуть дальше прямо вход, видимо в комнату. Показываю бойцу, что идет сзади, на туалетную дверь, а сам двигаюсь дальше.

– Ганс, гав-гав-гав, – это не Гансу кто-то гавкает, просто я разобрал только имя, а остальная речь была сплошным собачьим лаем.

Мне навстречу из комнаты, без оружия, выходит фриц, нормальный такой, упитанный, они тут пока еще с голоду не пухнут. Автомат у меня практически уперся ему в лицо. Левой рукой приложил палец к губам, предлагая молчать, но видя, что фриц открывает рот, ткнул со всей дури стволом на удачу, попал идеально. Немец захрипел, подавившись железным стволом ППШ, а я, отталкивая его, уже тянул из ножен тесак. Комнату окинул краем глаза и решил добить фрицев. Этот, что лежал и пищал, оставшись без зубов, да еще и, похоже, глотку ему повредил, получил свое и затих. Обернувшись, увидел, как мой напарник уже вытирает свой клинок о шинель первого фашиста, что открыл нам двери. Показываю бойцу большой палец, а тот отвечает кивком, молодец, однако. Заходим в комнату, оп-па, да тут у них рация стоит, хорошо зашли. Окна, как и везде, выбиты, выкидываю на улицу винтовки этих радистов, отцепив от одной ремень. Привязав к ручке, что была на ящике радиостанции, ремень от немецкого карабина, спускаю радио в окно, подберем, когда обратно потопаем. Прихватываю полукруг колбасы, та лежала на столе и, гадина такая, пахла так хорошо… Откусив кусок, отдаю напарнику, тот с удовольствием кусает. С набитым битком ртом вываливаемся на площадку, парни едва сдержались, чтобы не заржать.

– А теперь, видать, по вкусу фашиста нашел, вон как уплетает! – тихо, едва слышно шутит кто-то из бойцов, а остальные едва удерживаются от смеха. Показываю кулак, а затем тычу в дверные проемы оставшихся необследованных квартир. По двое ребята исчезают в помещениях, но всего спустя минуту выходят, отрицательно мотая головами. Вот блин, что же тут радистов так бросили, или понадеялись на пулемет внизу? Показываю тем, что держат на прицеле лестницу вверх, подниматься. Ребята начинают подъем, так, промежуточная площадка, поворот и снова четыре квартиры, все без дверей. Вот, блин, куда они деваются? Внутри вроде не валяются. Ладно окна, но двери-то? Наверное, те местные жители, что остались в городе, поснимали на дрова. Мы здесь совсем недолго находимся, но мирных жителей я уже видел. Пробегали мимо них в подвале первого захваченного нами дома. Когда поднялись на второй этаж, шепчу:

– Повторяем! – И сам шагаю в квартиру слева. Отмечаю про себя, что ребята сразу распределились так же по двое, не забыв и лестницу. Где-то совсем рядом с домом грохочет пулемет, не из нашего подъезда. Возможно, фрицы рядом стреляют в кого-то на переправе, ее из дома хорошо видно. Пусть постреляют, тогда и мы сможем, а то надоело рисковать, да и не нравится мне ножом людей резать, хоть и враги. Проходим туалет, никого, из комнаты доносится какой-то звук, а затем тишину нарушает выстрел из винтовки. Да, похоже, фрицам не спится, решили наших на переправе пострелять, как в тире, ну, держитесь тогда. Показываю бойцу рукой прямо и направо, чтобы он смотрел в комнате именно туда, а сам, присев, чуть ли не гусиным шагом вхожу и поворачиваю влево. Вот они, голубчики, опять двое. Пока были на формировании, я довольно сносно научился обращаться с ППШ, получается отсекать очень короткие очереди. Две пули одному, две другому, а чего, оба спиной ко мне стояли. Слышу, что в подъезде кто-то еще стреляет. Ну, начали, значит. Выше тоже кто-то палит из окон, видны вспышки в темноте.

– Гранаты пока экономим, немцы сейчас переправой увлечены, надо их пострелять по-быстрому, пока случай представился, – говорю парням, когда собрались на площадке после зачистки второго этажа.

В квартире, что была расположена прямо, ребята также завалили двух гансов, или фрицев, да пофигу. Дальше уже стесняться перестали. Поднявшись на третий, и он же последний этаж, просто постреляли еще четверых. Почему третий этаж последний в четырехэтажном доме? Так нет тут четвертого-то, как и крыши нет. Итого двенадцать фрицев на подъезд, нехило. Нужно идти дальше, у нас и так около часа всего остается, может, чуть-чуть больше, а дальше рассветет, и немчуру придут менять, а нам надо занять позиции так, чтобы перестрелять и смену, что придет. Немчура действует так, ночь на опорном пункте отсидел, иди, поспи, другие посидят, меняются постоянно, это же не в окопе воевать, тут спать некогда. Вон, спали тут некоторые, так и не проснулись вовсе. Оставив людей наверху, спустились с напарником вниз.

– Слышь, командир, там можно по разбитому четвертому этажу перебраться в соседний подъезд.

– Давайте попробуем. Вылезать на улицу, я думаю, опасно, вдруг у них в каждом подъезде пулемет, – поддержал нашу идею взводный.

– Всё возможно, просто думал сначала через подвал, да фиг его знает, больно уж выходить из него стремно.

– Чего делать? – лейтеха посмотрел на меня.

– Опасно, говорю, выходить, вход в подъезд видишь, а что за спиной нет.

– А-а. Давайте, двигайте, времени в обрез. Чего они расшумелись так?

– Переправа, – просто сказал я и пошел наверх. – Ракету дай, пусть люди приходят и занимают позиции, оружие соберут пока, жратву. – А что, лишней будет, что ли? Забравшись с помощью бойцов на развалины четвертого этажа, убедился, что путь к лестничным пролетам вполне проходим, и дал знать бойцам, чтобы поднимались.

В следующем подъезде на третьем этаже было пусто, фрицы нашлись только на втором и первом, у подвала никого не было. Зачистили довольно быстро, минут десять ушло, и еще восемь гансиков отправились на тот свет.

– Сань, там не пройти, – сказал мне напарник, проверив путь через развалины наверху в третий подъезд.

– Давайте тогда все вниз, двинем через подвал.

Спустившись, протопали до соседнего подъезда и обнаружили отсутствие двери, ведущей в подъезд из подвала. Так же, как и в первом, тут сидели два солдата с пулеметом. Отлично, у нас еще один пулемет. С учетом захваченных во втором подъезде сразу двух МГ, у нас сегодня неплохой улов. С этих стволов и долбили по переправе, а теперь мы гансов отстреливать будем, когда они на штурм пойдут.

Третий подъезд зачищали дольше, все двадцать минут. Тут немчики какие-то непоседливые были, все бегали из квартиры в квартиру, видимо, позиции меняли, чтобы не пристрелялись по ним. Убрав еще десять солдат противника, тут уже и до гранат дошло, мы добрались до последнего, четвертого подъезда. К этому времени у нас были на руках еще два пулемета, куча винтовок и несколько автоматов противника, большое количество гранат. Также были захвачены еще одна радиостанция и жратва! Вот чему рады больше всего пока, хоть поесть по-человечески, а то сухари с сухарями, максимум консервов подбросят, а так мы на пару дней точно затарены. В четвертом нас ждал сюрприз в виде фрицевского офицера, его я сам лично только ранил, правда, боясь промахнуться в руку, стрелял по ногам, теперь придется тащить, но это уже была фигня. В последнем подъезде нам досталось еще несколько винтовок и автоматов, все те же два пулемета и гранаты. Да, нехилый опорник здесь немчура устроила. Днем мы бы просто легли тут под стенами, хрен бы чего вышло, а так лейтехе еще и медаль дадут. Еще бы, захват укрепленного пункта противника, да еще и без потерь, и с трофеями, если не зажмут, то и орден командиру перепадет. Слышал, правда, в это время не очень-то баловали наградами, могут и прокатить.

Мы установили растяжки на входе в каждый подъезд, ладно, чего уж тут, я установил, для местных это было чем-то сверхъестественным. Вон лейтеха до сих пор на меня смотрит странно, с таким удивлением он смотрел, как я с гранатами обращаюсь, не порекомендовал бы он особистам со мной поговорить, а то тут все такие бдительные… После рапорта по проводной связи нам приказали держать дом любой ценой, в кои-то веки почти прекратился обстрел переправы и войска идут даже утром. Здание Госбанка наши соседи подорвали и выбили из него фашистов.

К нам прислали роту, аж восемьдесят пять бойцов, в придачу к тем почти двум взводам, что у нас были. Теперь мы уже если и не сила, то силушка точно. Распределили всех людей по двум захваченным домам и стали ждать контратаки противника. Они еще не совались, но по отсутствию связи, наверное, и так все поняли. Фрицевский офицер в звании обер-лейтенанта, как у них принято, начал кочевряжиться. Решил в молчанку играть, а то и вовсе сдаваться предлагал. К нам с утра прибыл политрук нашей роты, невысокий, с незапоминающимся лицом парень, лет двадцати трех, довольно бегло говорил на немецком языке, он и допрашивал. Фашист молчал, а меня из комнаты не выгоняли, поэтому я, услышав в очередной раз, как политрук перевел лейтенанту, что говорить фриц не будет, открыл свой рот.

– Товарищ политрук, переведете ему слово в слово?

– Ну, говори, попробую, – кивнул партийный работник. Надо отдать должное, вроде вменяемый нам попался.

– Сейчас командиры выйдут, а я тебе покажу, как работают у вас в гестапо, хочешь? – произнес я и достал свой длинный нож. Интересно, припомнит ли мне политрук мои знания о гестапо?

Надо ли объяснять, что фриц был далеко не железный, я даже со своего места не встал, как тот заговорил, впечатлительный, правда, ему пообещали, что отправят в госпиталь, если будет говорить.

Дальше я ушел проверять посты. Что уж там напел пленный, я не знаю, но лейтеха с политруком, оставив меня за старшего, кинулись на берег, искать штаб дивизии, вроде как его уже переправили.

Вместе с пополнением прибыли и командиры. Ротой командовал высокий кудрявый старший лейтенант с тонкими противными с виду усиками. Его восточная внешность подкреплялась таким же горячим характером. Я-то со своим командиром уже расслабился, а этот едва появился, начал строить.

– Почему кто-то на посту, а кто-то спит? – повышал голос с каждым словом старлей.

– Так разве на посты ставят весь численный состав? – спокойно ответил я. Политрук с лейтехой еще не вернулись из штаба, поэтому заступиться за нас было некому.