Текст книги "Дважды возрожденный"

Всматриваюсь в серый сумрак, пытаясь рассмотреть нападающих. Интересно, кто будет на этот раз.

Из Башни раздается тарахтенье дизеля, и сразу же вспыхивают прожекторы на бастионах и Башне. В принципе, видно и без них, но со светом веселей, да и твари свет в глаза не очень-то полюбляют. Молодец Мичман, догадался в свое время заказать импортный дизель-генератор и несколько тонн соляры.

А вот и гости.

На зубастом фоне гор появляется первая волна наступающих. Сегодня у нас солянка… На штурм идут разносортные твари. В первых рядах резво гарцуют тушканчики, браво размахивая длинными хвостами. За ними медленно перебирают восьмью колоноподобными ногами слоники, названные так за длинные чешуйчатые хобота, торчащие из морд, и плюющиеся кожаными капсулами с ведро величиной, набитыми личинками. Это самый опасный противник. Его обязательно уничтожить, пока не подберется на расстояние плевка. Иначе все… Кожаные капсулы будут лететь с завидной частотой как минометные мины. Ударяясь о камни, кожистая оболочка лопается, выплескивая на свободу прожорливых личинок, прогрызающих бронежилет вместе с содержимым за пару секунд. Третьей линией двигаются медлительные языки – куски плоти, напоминающие амебу, длиной метров в пять. С ними проще всего. Был бы огнемет. Огоньку эти твари не любят, это не слоники которых защищает костяная бугристая броня. Слонику нужен хороший гранатомет, никак не меньше. На языки же ничего кроме огня толком не действует. Их колышущееся желеобразное тело с легкостью затягивает полуметровые раны без особого ущерба.

Язык, разорванный пополам взрывом, уже через несколько минут превращается в две самостоятельные особи, каждая в половину меньше оригинала. Я где-то читал, что подобные организмы называются простейшими и размножаются методом деления. Выходит, что разрывая их на части, мы способствуем расширению их популяции.

Волна тварей неумолимо приближается.

Интересно, какого черта они лезут сюда? Как медом намазано… Вроде и тупые твари, сплошные инстинкты вместо мозгов, а собираются, вот как сейчас, разномастные и прут как танки. В периодичности нападений нет никакой системы… Впрочем, это не единственный вопрос, не имеющий ответа. Малыш, еще в начале предположил, что животными кто-то управляет. Может оно так и есть…

– Приготовиться! – скомандовал Мичман, устроившись на жесткой седушке пушки. Он будет вести общее руководство боем. От него, как командира, во многом будет зависеть исход сражения. Все мы, будем периодически поглядывать на него, как бы ища поддержки в трудную минуту. Я точно знаю, что стоит ему показать свой страх, прячущийся где-то в глубине под тельняшкой, и Цитадель падет. Падет, лишенная своего главного оружия – коллективной отваги, морским узлом завязанной на харизме одного человека.

– Еще немного, и слоники окажутся на расстоянии плевка. Пора начинать, – нервничает под боком Стас и разглядывает первую мишень в оптический прицел.

У каждого из нас своя специализация. Каждый будет заниматься отведенным ему типом тварей в своем секторе. Так будет длиться до тех пор, пока твари не окажутся у самых стен… Тогда начнется форменная свалка. Каждый будет палить во все, что шевелиться…

Поправляю сползший на лоб стальной горшок шлема. Грубый брезентовый ремешок уже успел растереть подбородок, и теперь тот раздражающе чешется. Терпеть не могу этот груз на голове, но желание сохранить его содержимое в целости все же сильнее.

– Поехали!

В ответ на эти слова Цитадель отвечает шквалом огня. С двух бастионов длинными очередями бьют спаренные пушки, прореживая густой расческой ряды нападающих. Сквозь их прерывчатый гул слышу забористый мат Мотора. Он стоит, широко расставив ноги, и тяжелый пулемет пляшет у него в руках, извергая свинец. Лента, набитая разрывными, как змея обивает его ноги, и шевелиться укорачиваясь при каждой очереди. Патроны мы не экономим. Запасов, хранящихся в арсенале, хватит лет на десять… Слева глухо ухает карабин. Стас стреляет редко. Но я точно знаю, что каждый выстрел, это очередной труп тушканчика на Пустоши.

Приклад при каждом выстреле больно бьет в плечо. Я пока стреляю обычными патронами. Для гранатомета еще время не пришло.

Мичман называет эту какофонию музыкой войны. Ему нравиться. Это как говориться на любителя. Я рад бы этого никогда не слышать. Я больше обычную музыку люблю.

Над головой рассерженными пчелами роятся трассеры. Это Малыш плодит их из пулемета на Башне. Он что-то кричит, подбадривая себя, но часто бьющие пушки заглушают его голос.

Встретив сопротивление, твари увеличивают скорость вместо того, чтобы как обычно замедлить ход или отступить. Тушканчики как ненормальные прыгают из стороны в сторону, уклоняясь от огня. Слоники плотнее сдвинули пластины панцирей на головах, и медленно но уверенно продвигаются вперед, не спеша передвигая попарно восемь толстых лап.

Эх, жаль, мы ракетную установку не заказали. А так пока с ними разбираются только пушки с бастионов. Я вижу, что иногда снаряды рикошетом отскакивают от брони слонов и взрываются в стороне.

Вот и пришла пора гранатомета. Задираю ствол повыше и начинаю без остановки выпуливать осколочники.

Первая серия, прочертив в ночном воздухе пологие кривые, ложится между тушканчиками и слонами. Нет. Так не годится. Хвостатых и без меня уделают… Сейчас моя задача – слоны, тем более что они уже слишком близко. Задранные вверх хоботы выплевывают поблескивающие в свете луны кожистые капсулы. К счастью пока они до стен не долетают, а разбиваются о камни Пустоши.

Загоняю новую обойму гранат… Серия выстрелов… Пять гранат ложатся точно на спины любителей поплевать. Один из них останавливается, медленно заваливаясь на бок, и начинает хаотически дергать лапами, пытаясь дотянуться до рваного пролома в бронированном боку. Взрывом пластины панциря вывернуло почти наизнанку, и теперь они торчат в разные стороны, окаймляя пульсирующую плоть раны. Еще обойма… Теперь уже пять фугасов ложатся практически в одну точку – на спину крупному слону идущему во главе шеренги сородичей. С радостью смотрю на разлетающиеся в стороны куски брони и внутренностей.

Из меня получился бы не плохой мясник, если бы я, конечно, не был таким брезгливым. Но думаю, еще пару месяцев в этом мире и о моей брезгливости можно будет забыть.

На мгновение отрываю взгляд от бойни на Пустоши и осматриваю стены. Мичман как бы слился со своей скорострелкой. Он сейчас обрабатывает левый фланг. Судя по количеству развороченных панцирей и оторванных лап, дела у него идут очень даже не плохо. Стволы пушки уже алого цвета от частых выстрелов. Главное, чтоб не заклинила. Слишком уж интенсивно сегодня прут зверюшки… Волна за волной.

На правом фланге дела похуже. И тварей побольше и трупов поменьше. Из Мишки такой артиллерист как из дерьма пуля. Его с Мичманом не сравнить. Как бы подтверждая мою мысль, очередь из его пушки вспарывает камни метрах в десяти он первой линии наступающих.

– Мазила! – вырывается у меня в его адрес.

Оценив обстановку поворачиваю ствол правее и отправляю несколько обойм на помощь Мишке. Он, увидев незапланированные взрывы в своем секторе, поворачивается и показывает мне кулак.

– Ребенок, блин! – пренебрежительно бросаю в его сторону, зная, что он все равно не услышит.

В тусклом свете луны и прожекторов поле боя выглядит кошмарно. Горы развороченной плоти, по которым ползут новые и новые ряды тварей. От хаотических прыжков тушканчиков уже рябит в глазах. Пустошь до самых гор заполнена живым колышущимся морем наступающих животных.

Чвак!

В метре от меня падает кожистая капсула. Оболочка лопается, и на свободу вырываются прожорливые личинки величиной с палец. Они начинают расползаться в стороны в поисках пищи. Отпрыгиваю в сторону, чтобы не стать их ужином. Непослушные руки пытаются отстегнуть с пояса термогранату. Пока я суетился, Аня развернула в мою сторону станковый огнемет и полоснула по расползающимся личинкам веером пламени, прогудевшим почти у моих ног. Мгновенно вспыхивая, личинки сгорают, оставляя после себя лишь сморщенные комочки.

Машу ей рукой. Мол, спасибо. Она с улыбкой отмахивается и разворачивает свое грозное оружие в направлении надвигающихся тварей. Сейчас начинается ее сеанс. Языки безнаказанно прошли сквозь полосу артогня и уже добрались до стен. Желая ей помочь, отправляю вниз пару термогранат. Они падают прямо на спины языков, уже доползших до подножия стен, и вспыхивают ярко-белым светом, прожигая желеобразных существ насквозь.

Капсулы бьются о стены все чаще и чаще. Еще чуть-чуть и нам придется ох как туго. Теперь кроме стрельбы мы занимаемся еще и маневрированием, стараясь не попасть под летящие капсулы и не наступить на вечно голодных личинок. Хорошо, что летят они медленно. Можно хоть успеть отпрыгнуть, а потом пригреть десантников огоньком.

Руки уже онемели от постоянных рывков гранатомета. Я работаю как машина. Обойму вставить. Затвором загнать первую гранату в ствол. Выбрать угол наклона. Пять раз нажать на курок.

Вот теперь начинается полная свалка. Взрывы снарядов ложатся уже почти у самых стен. Это Мичман и Миша пытаются уничтожить хотя бы первую волну, накатывающуюся на каменные стены Цитадели. Я даже не смотрю куда стреляю. Учитывая количество животных и их плотность промазать невозможно.

Давлю каблуком сапога подобравшуюся к ноге личинку. На темно-зеленых камнях остается желтое пятно. Даже такую мелочь надо делать со знанием специфики врага. Наступишь личинке на хвост, она мигом вывернется и проделает дыру в ботинке. Это в лучшем случае… Если же успеть раздавить голову с бритвенными челюстями быстрым движением, то можно безнаказанно отправить червячка на тот свет.

В последний раз, плюнув огнем замолкает левая пушка. Теперь в этой какофонии, как будто не хватает одного басового инструмента. Мичман шустро прыгает с бастиона на стену и укрывается за парапетом от летящих в его сторону кожистых снарядов. Поскальзываясь на обрывках лопнувших капсул, он подбегает и устраивается рядом.

– Дело дрянь! – орет он, стараясь перекричать многоголосый хор стволов и рев животных. – Пушка заклинила!

– Что делать? – хриплю я. Наверное, во время боя я кричал, сам не замечая этого, вот и охрип.

– Отступаем в Башню. Стены мы не продержим.

Как бы в подтверждение его слов, размахивая хвостом, на стену выкарабкивается тушканчик. Он цепляется передними короткими лапами за край, неуклюже подтягивая туловище.

Дожидаюсь, пока над краем покажется торс, и нажимаю курок гранатомета. Близкий взрыв бьет по перепонкам и нас с головы до ног забрызгивает кровью. Туловище тушканчика, разорванное пополам, падает вниз, на шевелящиеся спины языков.

Черт! И почему эти твари не жрут друг друга? Неужели мы для них такой деликатес?

Над головой Мичмана вспыхивает ярко-синий факел, отбрасывая причудливые дрожащие тени – сигнал к отступлению. Не прекращая огня мы спускаемся со стен и двигаемся к входу в Башню. Малыш поливает стены огнем, прикрывая наше вынужденное отступление.

Выстраиваемся в ряд у Башни. Восемь человек. Плечом к плечу. Слева от меня Мичман, справа Рита. Кто бы сейчас сказал, что это девушка из высшего света. Пятнистый комбинезон забрызган какой-то дрянью, на правом бедре топорщится подсумок с одиноко выглядывающей обоймой. В руках легкий пистолет-пулемет. Нахмуренное лицо в крови.

– Ранена?

– Нет. Упала, когда сюда бежала, – отмахивается она.

Теперь нам чуть проще. Капсулы сюда не долетают. Наши противники в основном языки и каким-то образом взобравшиеся на стену Цитадели тушканчики.

Никогда не думал, что они еще и по стенам ползать умеют.

Так мы держимся еще минут десять. Языки уже сжигаем практически у своих ног. Они беззвучно корчатся пожираемые беспощадным пламенем. На еще дымящиеся обмякшие туши лезет следующий строй им подобным. И так повторяется несколько раз.

– Смотри, – толкает меня Рита.

Ее глаза широко открыты, а перепачканное кровью лицо перекошено страхом. Взгляд в указанном направлении приводит мое лицо в аналогичное состояние.

Через стену пошла новая лавина языков. Даже не лавина, а лавинище. Они ползут друг по другу стремясь перевалить через внутренний край стены. Падая во двор, языки звучно шлепаются о камни, принимая форму тонкого блина, и сразу же возвращаются к нормальному состоянию, чтобы ползти к нам.

Бой длится уже третий час. Такого еще никогда не было. Никогда эта мерзость не проникала внутрь Цитадели. Теперь мы заперты в Башне и отстреливаемся из бойниц. Девушки во главе с Аней бросают с крыши бутылки с зажигательной смесью. Двор превратился в полыхающий ад. Под шевелящимся ковром языков камней не видно. Эти слизняки уже поднялись на уровень второго этажа и теперь нам слышно шуршание их липких оснований о закрытые бойницы.

Мимо меня по лестнице вверх пробегает, тяжело дыша, Миша. Он несет очередной ящик с бутылками из арсенала. Судя по выступившим на лице капелькам пота это далеко не первый ящик.

В углу комнаты случайно замечаю мирно сидящих гномов. Они устроились прямо на полу, оперевшись спинами о стену и плотно закутавшись в длинные плащи. На уродливых лицах выражение полной безмятежности и спокойствия. Заметив мой взгляд, гномиха изобразила лучезарную улыбку в мой адрес и что-то сказала. Сосед мрачно посмотрел на нее, заставив умолкнуть. Гномиха зло тряхнула пучком волос и опустила глаза в пол.

Эта парочка, как говорит Мотор, квазиморд меня здорово разозлила. Тут такое творится, а они расселись. Отдыхают, видите ли. Чистоплюи, мать их…

– Вы чего расселись? – хриплю в их адрес, оторвавшись от обстрела тушканчиков, пытающихся допрыгнуть до открытых бойниц и ударить по ним хвостом. – Помогли бы лучше.

– Это ваша работа, – глубокомысленно заметил гном даже не повернув головы. – Вам ее и делать.

– Козел! – вырвался из груди жалкий хрип бессилия.

Моя б воля, голыми руками открутил бы этому умнику башку.

– Последний рубеж! – раздался крик сверху.

– Последний рубеж! – понеслось по цепочке.

Никогда не думал, что до этого дойдет. Последний рубеж всегда казался каким-то символическим, приносящим уверенность средством, но не более.

Выглядываю в узкую прорезь бойницы, пытаясь понять, что заставило пойти Мичмана на последний аргумент защиты. Оказывается тушканчикам удалось непонятно как откинуть засовы и открыть одни из ворот…

Случайность?..

Разум?..

И теперь через них во двор Цитадели вливаются потоком слоновьи полчища. Расталкивая толстой грудной броней обгорелые остатки языков, они медленно перебирая лапами, двигаются в сторону Башни как танковая дивизия. Такие же грозные и массивные.

Я с ужасом представил, что произойдет, если хоть одна капсула попадет внутрь Башни. Рассмотреть на полу в сумраке личинок величиной с палец будет трудно. Огнеметом и термогранатами в замкнутом помещении не повоюешь, самим хуже будет.

Все бросились закрывать заслонками бойницы. С лязганьем защелкиваются каменные засовы, входя в пазы. Появившаяся в комнате Аня помогает мне ускорить этот процесс.

– Есть готовность! – ору что есть сил, закрыв все бойницы.

Моему голосу вторят мужские и женские подтверждая готовность к последнему рубежу.

Я замер в ожидании. Аня, стоящая рядом, прижалась ко мне, как бы ища защиты. Я крепко обнял ее. В комнату постепенно стекаются грязные измотанные боем люди. Теперь в помещении смешались крепкий запах пота, гномья сырная вонь и сладкий аромат крови, обильно покрывающей одежду вошедших.

– Вот это битва! – вваливается с верхнего этажа Мотор, обмотанный крест накрест пулеметной лентой поверх черной кожаной куртки. – Чистое Ватерлоо! Они лезут и лезут… Мы их мочим и мочим…

– Ага! – мрачно поддакивает Миша. Он как раз тащил вверх очередной ящик с бутылками, но наткнувшись на спускающуюся Лену, поставил его в угол комнаты. – Вляпались по полной. Сидим, как кильки в банке, ждем пока ее вскроют и употребят нас с гарнирчиком.

– … под водочку! – с блаженной улыбкой на лице откуда-то снизу выбирается Малыш, краем уха услышавший наш разговор. – И чтоб грибочки обязательно были. Без грибочков никак нельзя, кощунство над продуктом получится. – Он аппетитно улыбнулся, представив себе такую райскую благодать.

– Малыш, не трави душу, – окрысился на него Миша. – Нас сейчас самих этот последний рубеж может медным тазиком накрыть, а ты …

От прослушивания прямой трансляции их гастрономических дебатов меня отвлекает злой бас Мотора за спиной.

– … а эти тут чего делают? – вызверился в сторону гномов Мотор. – Люди тут, понимаешь, рубятся до последнего, а они сидят думу думают! Ану встали быстренько и за работу!

На самом деле работы сейчас никакой нет, и если последний рубеж сработает неправильно, то никогда уже и не будет. Но я полностью согласен с его праведным гневом и поэтому не обращаю внимание на маленькую неточность.

Гномиха оторвала глаза от пола и презрительно глянула на него.

– Не прячь свой страх за бравадой, – сказала она очень тихо, но все присутствующие услышали и обратили свои взгляды на него.

Даже Малыш с Мишкой прервали обсуждение специфики одновременного употребления коньяка с пивом и повернулись к нам.

– Да я сейчас эту козявку кривоногую изуродую как бог черепаху! – уперся горящими злостью глазами в гномиху разозленный правдой сказанной вслух Мотор. – Все рано терять нечего! Сожрут нас… Сожрут и не подавятся. А так хоть напоследок потешимся… – Он достал из-за голенища высокого кожаного сапога, короткий нож с широким изогнутым лезвием и недобро улыбнувшись, двинулся в сторону гномов. – Сейчас я ей кровушку то пущу. Это они гады нас сюда заманили. Пусть теперь и расплатятся.

Мотор разошелся не на шутку. Он действительно собирается пустить нож в дело и вспотрошить столь нелюбимых гостей. Гномы разом вскочили на ноги и прижались спинами к стене. У обоих в руках появились узкие длинные стилеты из темного камня. Похоже, что даром они свои жизни отдавать не собираются. Нам сейчас здесь для полного счастья поножовщины с гномами не хватает…

До сих пор я думал, что они мирные существа и оружие не применяют. Иначе, зачем мы тут? Зачем нам защищать их от всяческих зверей возле шахт?

– Стой! – хватаю Мотора за плечо. – Стой Мотор! Сперва разберемся с теми, кто с наружи, а потом … – Я задумался, подбирая нужное слово. – Потом будет потом. Остынь.

Гномиха бросила в мою сторону благодарный взгляд. Я сделал вид, что ничего такого не заметил.

– Ладно, – недовольно пробурчал Мотор резким движением сбрасывая мою руку с плеча.

Похоже, он рад, что кто-то его остановил, но старается этого не показывать.

Как только я отошел от него, Аня опять прижалась ко мне дрожащим телом в поисках защиты.

– Я боюсь! – тихо шепчет она. – Я не хочу так умереть!

– Держись Анютка! – мой голос звучит никак не успокаивающе. – Прорвемся.

– Правда? – с надеждой шепчет она, заглядывая в глаза в поисках подтверждения сказанного.

– Да. Все будет в порядке, – стараюсь врать убедительней.

Лично я почти не верю в последний рубеж.

Краем глаза вижу гномью самку, с недовольным лицом усаживающуюся на прежнее место. Если я разбираюсь в женщинах, то мина недовольства была вызвана моим поведением в отношении Ани. Дожился, какая-то лишайная гномиха ревнует меня к очень даже симпатичной девушке. Абсурд!

Из тьмы лестницы выныривает хромающий Мичман.       Теперь в комнате собрались все.

– Кто верующий молитесь! – громко произносит он. – Атеисты материтесь! – и весело улыбается.

– Ты чего?

– Давно я так не веселился! – почти искренне отвечает он. – Все здесь? Никого не забыли?

– Да! – нестройный хор в ответ.

– Гномы здесь? – он вертит головой, осматривая комнату

– Мы здесь, – просипел гном из угла.

– Ну раз вы здесь, тогда значит точно все в порядке, – ерничает Мичман. – Тогда поехали. И не говорите потом, что мы не выполняем Договор.

Он взял в руки маленькую коробочку передатчика с изогнутым штырьком антенны, глубоко вздохнул и нажал красную кнопку на верхней крышке.

Башня вздрогнула от взрыва. Нас подбросило вверх и шмякнуло об пол. В глазах потемнело. Кажется, что мир перевернулся вверх ногами. Испуганно завизжала Лена, искусно заполнив ультразвуком секундную паузу между взрывами. Еще несколько менее сильных толчков. Как при землетрясении… Что-то загрохотало внизу. Наверное, слетел с фундамента дизель.

Я так и не выпустил Аню из объятий. В результате нас бросает по комнате вместе как сросшихся сиамских близнецов. Куда ее туда и меня, куда меня туда и ее. Сперва об пол приложило меня так, что я аж квакнул, а при следующем толчке мы поменялись ролями. Ее рот раскрылся в крике боли, но я ничего не слышу, так как уши еще не отошли от грохота взрывов.

Наконец все стихло. Люди начали со стоном подниматься и отряхиваться. Комната наполнилась оханием, стонами и выразителной руганью в адрес пиротехнических способностей Мичмана.

Я помог встать с пола Ане. Она хватается рукой за затылок.

– Больно как! – стонет Аня облокачиваясь на меня. – Я думала, голова на части расколется, как арбуз.

– Голова кружиться? – заботливо спрашиваю я, придерживая ее за талию.

– Вроде нет, – она с гримасой боли на лице пытается вертеть головой.

– Эт самое главное, – вмешивается Стас. – Значит, сотрясения нет. Жить будешь долго и счастливо, – он довольно ухмыляется своей незамысловатой шутке.

Стас единственный, чудом оказавшийся без синяков и ушибов.

– Вот это феерверк! – простонал Мотор, держась за разбитый лоб.– Слушай Мичман, чему вас там, на флоте, учат? Я и в кино такого не видел… Точнее не слышал. – Он достал из кармана кожаных штанов большой клетчатый платок и приложил к кровоточащему лбу.

– Что с гномами? – неожиданно проявляю заботу я, отстранившись от Ани. – Живы?

– Почти, – отвечает гномиха вытаскивая своего товарища из-под горы пустых деревянных ящиков из под патронов. – Спасибо за заботу.

Гном что-то яростно сипит, выбираясь из ящичного плена. Вид у него весьма помятый и крайне недовольный. И неудивительно, ящики хоть и пустые, но довольно тяжелые. А в стопке их было десятка два, не меньше.

– Витек, что-то ты о ней подозрительно беспокоишься, – хихикнул из противоположного угла комнаты Малыш. Он как раз помогает встать тихонько ругающемуся Мише. Рядом они смотрятся забавно. Скелетообразный Малыш с трудом достает до груди долговязому другу. – То ты с ней во дворе обнимаешься, то вот здоровьем интересуешься… К чему бы это? Ориентацию сменил?

– Просто не хочу, чтобы нас опять обвинили в смерти гномов и нарушении договора, – неловко оправдываюсь я.

– А-а-а! Ну тогда ясно, – Малыш хитро глянул на меня. – Дело ясное, что дело темное.

Уже вставший Миша согласно кивнул головой, присоединяясь к этим словам.

– Да я же ради вас всех… – покраснел я под издевательским взглядом Малыша.

– Ага, – не унимается Малыш. – И целоваться ты лез к ней тоже ради всех.

– Малыш, умолкни! – мигом погасил Мичман улыбку на его лице. – Нашел время… Пора уже выглянуть наружу и посмотреть, что получилось, – он махнул рукой Мише, стоявшего ближе всего к бойнице. – Миш, глянь, что там.

Миша отодвинул защелку, удерживающую каменную пластину, немного приоткрыл заслонку и опасливо выглянул наружу.

– Ну что там? – не выдержала Рита. – Много живых осталось?

Миша повернул к нам сияющее радостью лицо и произнес:

– Хиросима!

– Что Хиросима? Какая Хиросима? – затараторили все.

От его слов у меня мороз по коже побежал. Я представил идущего по Пустоши улыбающегося монстра с ядерной боеголовкой в руках.

– Снаружи Хиросима! Одни обгоревшие трупы остались! – радостно проорал Миша, развеяв мои глупые мысли. – Можно выходить! – и первый ринулся к лестнице ведущей вверх, на смотровую площадку Башни.

За ним гурьбой повалили остальные.

Через минуту мы стоим на крыше Башни. Встает неумытое заспанное солнце, желая поскорее узнать, что произошло в его отсутствие. Начинается очередной серый день…

Остатки побежденной армии тварей улепетывают к горам на всех парах. В аръеграде движутся раненые, оставляя за собой темные кровавые следы и уже не способных идти сородичей. Оставшиеся лежать жалобно воют, умоляя помочь им, но однополчане уходят, не оборачиваясь на вопли неудачников.

Одним словом животные…

Весь двор Цитадели завален слоем золы и остатками почерневших туш. Внутренняя сторона стены из темно-зеленой стала абсолютно черной от слоя копоти.

Пристально осматриваем поле боя за пределами Цитадели. Ни одной живой твари в радиусе нескольких километров, если не считать мелькающих на фоне гор недобитых остатков некогда грозного войска, лишь шевелящийся под дуновениями ветра пепел, какие-то ошметки и трупы. Горы трупов, мертвым ковром покрывающие камни Пустоши.

– Сработало! – удивленно говорит стоящий рядом Мичман. – Я думал, что стены не выдержат. Но ничего… Выдержали… На совесть делалось.

Он с любовью похлопал по парапету Башни. Руки сразу же покрылись слоем жирного пепла.

Мичман огляделся по сторонам и вдруг неожиданно для всех издал победный крик. Наверное, так орали наши предки, побеждая мамонта или защищая свое жилище от саблезубых тигров. Через секунду его крик подхватили еще восемь глоток.

Крик плывет над Пустошью, бьет отступающих в спины, гоня прочь отсюда, эхом отражается от стен Цитадели.

Крик торжества.

Крик жизни.

Гномы с удивлением смотрят на толпу орущих людей и недоуменно переглядываются.

– Почему вы кричите? – поинтересовался гном у Мотора.

– Мы живы! Мы победили! – ликующе произнес тот.

– Всего лишь! – разочарованно просипел гном. – А что, могло быть иначе?

Мотор пристально посмотрел на него и отрицательно помотал головой.

– Нет. Не могло. – Он пробежался глазами по окружавшим его людям, как бы ища ответ в их лицах. – Ведь мы люди и этим все сказано.

Гном на мгновение задумался.

– Да. Вы люди. И этим все сказано, – произнес он толи с уважением, толи с насмешкой. – Поэтому вы и здесь.

Оружие, придуманное Мичманом, сработало на славу. Не скоро еще местная живность захочет отведать такого огонька.

Мичман предвидел возможность такого кризиса, и заранее по периметру крыши Башни разместил бочки с напалмом. К каждой бочке было примотано несколько тяжелых мин с радиодетонаторами. Когда языки добрались до третьего этажа, бочки с открученными крышками были сброшены вниз. Напалм растекся по всей Цитадели. Потом были закрыты все бойницы в Башне, чтобы не поджариться самим. Подождали еще чуть-чуть, пока во двор наползло тварей побольше, и подорвали мины. От взрывов вспыхнул напалм, окутывая стены и башню огненным покрывалом. В результате Цитадель, заполненная животными, превратилась в огненный ад, в котором уничтожалась любая органика. Тела грозных животных мгновенно сгорали, превращаясь в комья жирного пепла. Пламя напалма, дополненное взрывами мин, дало замечательный результат, и мы получили то, что мы получили… Жизнь и победу.

Все опасались, что Башня не выдержит взрывов мин, но все обошлось. На стенах не появилось ни одной трещинки. Даже заслонки бойниц, наиболее тонкие элементы строения, остались целыми. Я с уважением подумал о создателях Цитадели. Кто они эти гениальные строители, сумевшие создать столь мощное оборонительное сооружение, неподвластное ни времени, ни оружию?

Удовлетворенно оглядев бойню, и что-то тихонько обсудив между собой гномы отправились вниз.

– Стойте, а как же я? – заговорщицки подмигнув нам, окликнул их Стас. – Ведь уже рассвет… А вы собирались меня похоронить живьем… – напомнил он гномам их вердикт.

– Твоей вины больше нет, – не оборачиваясь просипел гном, а его спутница утвердительно кивнула и выдала мне на последок лучезарную улыбку, от которой меня чуть не стошнило.

С чувством выполненного долга на лицах парочка двинулась вниз по лестнице провожаемая слегка растерянными взглядами.

– Какая жалость, – давя рвущуюся на свободу улыбку, Стас с трудом сделал серьезную мину. – Я уж было думал, что больше не увижу этот гадкий мирок с его прожорливыми обитателями.

От его слов гномы остановились на пол пути. Из люка теперь были видны только их удивленные лица, направленные в сторону Стаса. Две пары маленьких глаз пристально ощупывали его лицо.

– Ты не рад жизни? – просипел гном, не отводя глаз от его лица.

В голове недомерка шли бурные мыслительные процессы, выражавшиеся появлением большого количества глубоких складок на покатом лбу.

– А чему радоваться? – продолжает играть непонятную для нас роль Стас. – Вот этому комку пыли? – он ткнул рукой в сторону поднимающегося солнца. – Или этой куче мусора? – перевел он руку пониже, указывая на загаженный остатками тел и пеплом двор Цитадели. – Кому вы думаете придется это дерьмо убирать? Не догадываетесь? Так я подскажу… Мне, именно мне! А вы говорите радоваться… Шутники блин!

– Странные вы! – вздохнул гном, и парочка продолжила спуск.

– До свидания, – чуть ли не пропел им в след Стас.

Рита с радостным визгом бросилась на шею Стасу, осыпая его лицо нежными поцелуями.

– Это правда? Тебя не заберут? – несколько раз подряд спросила она как бы не веря в произошедшее.

– Поделись секретом! – насел на него Миша. – Как тебе удалось отмазаться от гномьего правосудия. Чем ты их подкупил? Может и мне потом пригодится.

– Как чем? – весело удивился неугомонный Малыш. – Вон Витек с гномятиной пообнимался, и его сразу же признали невиновным. Наверное, и Стас, пока мы тут воевали, возле самочки подсуетился. Комплиментики, поцелуйчики и вяское разное.

Стас замахнулся, желая пнуть Малыша ботинком чуть пониже спины, но тот привыкший к такой реакции на свои шутки вовремя отпрыгнул.

– Ну и как? – не унимается он. – Тебе понравилось?

– Отстань! – неожиданно грубо рявкнула на него Рита. – Человек, можно сказать чудом в живых остался, а ты с такой глупостью лезешь. – Она покрепче прижалась к Стасу. – Тебя ведь правда не заберут? Это не шутка?

– Правда, – с хитрой улыбкой подтвердил Стас. – Ведь я их спас от языка. Сжег его в метре от них. – Он с опаской глянул на лестницу и убедившись, что гномы уже далеко внизу, тихонько добавил, – Правда, они не знают, что я его сам и впустил его в комнату через окно… Вот так… Героем быть легко, главное хорошо подготовиться.

Башня содрогнулась от дружного хохота. Две победы в один день это совсем не дурно.

– Теперь всем отдыхать! – довольно разгладил усы Мичман, отсмеявшись. – Всем кроме героя. Он останется здесь, и будет беречь наш сон.

– А почему я? – возмутился Стас.

– Ты эту кашу заварил? Вот теперь будь добр поработать, – присек попытку бунта Мичман. – А после тебя еще ждет уборка территории.

– Одному? – чуть не задохнулся от возмущения Стас. – Да мне же тут на месяц ковыряться хватит. Мичман ну ты сам посмотри, сколько тут дряни всяческой валяется.