Текст книги "Под одним солнцем"
Автор книги: Виктор Невинский
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Мой экстаз нарушил затянутый в элегантный лике служащий.
– Куда вы желаете, мазор Антор-са?
Я взглянул на его тощую фигуру и подумал о том, что ему, должно быть, очень жарко в этом тесном одеянии.
– Куда?.. Минуточку…
Я порылся в карманах и достал записную книжку с адресом Конда. Еще дома я решил в первую очередь направиться к нему, чтобы получить совет человека, который уже успел окунуться в действительность Хасада-пир. Я показал адрес служащему.
– Ах, Пижоб-сель!
– Да, как туда можно добраться?
– Как вам угодно, мазор, можно лодкой, машиной, по воздуху.
– Я предпочту крылья.
– Пожалуйста, мазор Антор, пойдемте со мной, я все сделаю. Багаж отправить туда же?
– Разумеется. Где здесь можно освежиться?
– Что вы желаете? Душ? Бассейн? Массаж?.. Все к вашим услугам.
Служащий, мгновенно угадывая каждое желание, выполнял его быстро и ненавязчиво, с безупречностью отлично вышколенного лакея.
Я согласился на массаж и расположился в капсуле, жмурясь от удовольствия и яркого света кварцевых ламп. Тело гладили теплые струи ионизированного воздуха, приятно покусывая кожу слабыми разрядами, а в глубину мышц проникал трепет вибрации, от которого просыпалась и начинала жить каждая клетка.
Я вышел из капсулы обновленный и, приведя в порядок одежду, заказал себе бокал фильто.
Служащий бесшумно удалился, оставив меня за столиком в тени широколистного дерева, названия которого я не знал. После перелета было приятно посидеть одному, вслушиваясь в таинственный разговор ветвей и шелест листьев.
– Пожалуйста.
Передо мной появилось фильто, искрящееся и прозрачное. Второй служащий принес крылья, вынул их из чехла и опробовал двигатель.
– Пожалуйста, все в полном порядке. Вас проводить?
– А это далеко?
– Не очень.
– Тогда дайте лучше план, я сам разберусь.
Оставив деньги, я пристегнул аппарат, попробовал управление и медленно поднялся в воздух. Посадочная площадка, резко выделявшаяся на фоне сплошной зелени, поползла назад, становясь все меньше. Крылья парили, и движения почти не ощущалось. Достигнув стометровой высоты, я достал план, сориентировался и включил двигатель на полную мощность. Упругие струи воздуха ударили в лицо, а внизу замелькали разнообразные строения, ленты дорог, кущи деревьев. Я пролетал над зданиями непонятного назначения и странной архитектуры, над открытыми бассейнами, наполненными прозрачной голубоватой водой, над спортивными сооружениями, площадками для игр, полосами густой растительности, над яркими лужайками, усыпанными пестрым ковром цветов, все прелести сказочного Хасада-пир раскрывались передо мною. Хотелось лететь и лететь вперед, любуясь расстилающейся внизу панорамой, и наслаждаться ощущением полета, сливаясь всем существом с капризной воздушной стихией. Наконец, показался и Пижоб-сель. Я сделал несколько кругов и опустился.
Конд оказался дома, если можно так говорить о том временном жилье, которое он для себя избрал. Меня встретила величественная, облаченная в длинный ярко расцвеченный хлерикон фигура, в которой я с трудом узнал Конда. На ногах у него были легкие сельпиры, украшенные затейливым рисунком, а на голове красовалась миниатюрная шапочка, неизвестно каким образом державшаяся на самой макушке. Словом, это был не Конд, а сошедший со страниц истории древнесирадский джаса, который, судя по его вялым и медлительным движениям, изнывал от лени и безделья, и еще чего доброго, в угоду своей мимолетной прихоти, прикажет растянуть меня на обруче и пустить катиться с наклонного помоста.
Убранство помещений соответствовало костюму. Головокружительный переход из одной исторической эпохи в другую в первый момент ошеломил меня, и комизм представшей передо мной картины дошел до сознания не сразу.
Я расхохотался.
Конд, явно раздосадованный, скрылся за дверью. Минут через пять, успокоившись, я зашел в соседнюю комнату. Он сидел, небрежно развалившись на тахте, и машинально бросал себе в рот сочные сори.
– Ну как, успокоился?
– Ты не обижайся, но вид у тебя…
– Ладно… давно прибыл?
– Только… знаешь, ты хоть хлерикон сними, а то с тобой разговаривать трудно… Вот так. Я прямо направился к тебе, хотел посоветоваться, как лучше провести здесь время, но теперь сомневаюсь в ценности твоих советов… увидев этот маскарад.
– По-твоему, значит, маскарад.
– Конечно.
– Ты, Ан, ничего не понимаешь. Думаешь, я просто дурачусь.
– А как же еще это назвать?
Конд сменил свою древнюю ленивую позу на более современную, но тоже небрежную.
– Отчасти ты прав. Дурачусь, но здесь все дурачатся. Я не знаю, какой болван назвал этот остров краем благоухающей радости, я бы его определил как место коллективного сумасшествия. Здесь все сходят с ума, и каждый старается сделать это самым необыкновенным образом. Мое легкое помешательство, которое тебя так развеселило, выглядит довольно бледным на фоне ярких достижений здешних завсегдатаев, но меня оно вполне устраивает. Я приехал сюда отдохнуть и поблаженствовать… Ты с дороги ничего не хочешь выпить?
– Нет, спасибо.
– Смотри… А древние владыки, нужно отдать им должное, умели нежиться. Эта привычка вырабатывалась у них веками.
– И ты решил воспользоваться опытом прошлого?
– А почему бы нет? Тебе никогда не приходило в голову, что для безделья подходит далеко не всякий костюм?
– И ты считаешь?..
– Попробуй, если не веришь. Этот на первый взгляд дурацкий хлерикон приспособлен идеально, в нем физически ощущаешь наслаждение жизнью.
– Ладно, может, ты и прав. Сейчас мне не кажется все это смешным… Пригляделся немного. Так ты и мне посоветуешь вырядиться в нечто невообразимое?
Конд поднялся на ноги и, пройдясь по комнате, взял в руки фигурку спящего Орипасы.
– Как хочешь, я тебе своего мнения не навязываю. Возможностей здесь множество, все определяется вкусом и… – Конд подбросил статуэтку в руке, …наличными деньгами. Сколько у тебя осталось?
– Четыре тысячи ти.
Он причмокнул:
– М-да, дорогое это удовольствие иметь живого отца, дешевле хранить о нем светлую память… Впрочем, хватит, я за это время спустил около двух тысяч, а что касается советов, за которыми ты пожаловал… могу дать два. Первый – проведем эти дни раздельно, мы еще достаточно успеем надоесть друг другу в экспедиции.
– Согласен.
– И второй – заведи себе подругу.
– Что?
– Ничего. Ты не смотри на меня так. Запомни, дружище, что нет скучнее занятия, чем в одиночестве тратить деньги, поверь моему скромному опыту. Я… да что там, голодать и то одному легче! А женщины, – тут Конд оживился, – удивительные это создания! Присутствие, их придает остроту ощущениям, словно хорошая приправа, которая облагораживает и делает восхитительным самое посредственное блюдо.
Я рассмеялся, но он, не обращая внимания, продолжал с прежним пылом:
– Да, да, поверь, дружище. Странные и непонятные эти создания. Они могут быть то безумно расточительными, эффектно и с треском выпуская на ветер с трудом добытые деньги, то тошнотворно бережливыми. Вот мы и обращаемся к ним, когда нам нужно или приумножить или промотать содержимое своего кошелька. Истратить – дело, казалось бы, простое, но выполнить его с чувством, с толком… О-о!.. Не легко! Вот я тебе и рекомендую… э… стимул.
– А ты сам?
– Не беспокойся, средство апробировано. Ласия! – позвал он.
В соседней комнате послышался легкий шум, и через минуту в открытой двери появилась молоденькая девушка высокого роста с гибкими грациозными движениями и красивым лицом. Ее одежда, выдержанная в том же древнем стиле, состояла из полупрозрачных тканей, единственным назначением которых было подчеркивать линии и формы прекрасного тела. На иллюстрациях и картинах художников такой наряд выглядел привлекательно, но в обычных условиях казался чересчур откровенным.
– Моя вдохновительница, – отрекомендовал Конд.
– Антор, – представился я.
Она наклонила голову и сделала приветственный жест. Мне стало неловко. Неловкость порождалась излишне вольным одеянием Ласии и тем разговором, который мы вели с Кондом в ее присутствии. Он не предназначался для женских ушей. Почувствовав себя неуютно в создавшейся атмосфере, я стал собираться,
– Уже уходишь? – спросил Конд.
– Да.
– Что так рано?
– Последую твоим советам незамедлительно. Сейчас исполню первый – поселюсь подальше от тебя.
Конд прищурился:
– А как насчет второго?
Оставив этот вопрос без ответа, я распрощался и вышел.
* * *
Вспоминая сейчас обстановку, царившую в Хасада-пир, я испытываю какое-то брезгливое чувство, словно меня окунули в нечистоты. Тогда это воспринималось не так остро, а если быть откровенным с самим собой, то зачастую просто отступало на последний план. Покоренный восхитительной природой, которая окружала и подобно ширме отгораживала меня от теневых сторон действительности, загипнотизированный комфортом и удобствами, сопутствующими каждому шагу, я как-то не замечал или не хотел замечать, что вся эта роскошь и доступность любых мыслимых удовольствий тяжелым бременем давит на плечи других.
Память почти всегда окрашивает прошедшее в теплые тона привлекательного, вероятно, потому, что прошлое неповторимо, а может быть, просто таково свойство человеческой памяти, хранящей в себе лишь светлые детали пережитого. И только сознание способно оценить все критически, но как мало значит сознание в формировании нашего настроения! Мы знаем, что смертны, но не огорчаемся и бываем веселы, мы отдаем себе отчет в том, что не все прожитые дни были радостны, но вспоминаем о них с сожалением и теплом.
Вот и сейчас, возвращаясь к тому периоду моей жизни, я только в нескольких строках отмечаю мрачный фон окружавшей меня действительности и цепляюсь в своих воспоминаниях лишь за светлое и радостное – за часы, проведенные вместе с Юрингой.
Юринга! Где она теперь и что с нею? Мое чувство к ней я пронес сквозь холод и мрак бесконечного расстояния, и оно до сих пор согревает меня здесь, вселяя непонятную надежду на возвращение. Словно оттого, что Юринга существует, мир стал ко мне добрее и отзывчивее. Наивна и запутана душа человека! Я не хочу думать о том, где и как мы встретились. Мы встретились там, этим достаточно сказано; нас свела моя прихоть и ее зависимое положение, и все это вначале было отмечено грязной печатью морали и нравов бесчеловечной страны «благоухающей радости».
Наш первый вечер…
Мы вышли прогуляться в парк. Солнце уже склонялось над горизонтом, с моря тянул прохладный ветерок. Она зябко куталась в легкую накидку и молчала.
Молчала.
Ее молчание угнетало меня. И без того после происшедшего днем мне было тошно и стыдно. Несмотря на всю мою неопытность в подобного; рода встречах, я подсознательно угадывал в ней что-то отличавшее ее от тех легкодоступных женщин, с которыми изредка имел дело. Это чувствовалось в манере держаться, в тоскливом взгляде, который она изредка бросала на меня, в брезгливом, старательно скрываемом отношении к своему положению не принадлежащего себе человека. Я шел медленно и тоже молчал, не зная, как рассеять тягостную отчужденность, возникшую между нами, досадовал на самого себя, проклинал весь мир, Конда, и временами… ее, Юрингу. По-видимому, для человека не до конца потерянного порядочность другого бывает так же неприятна, как неприятен всякий укор совести.
– Юринга!
Она медленно повернула голову и посмотрела на меня. В сумерках зрачки ее глаз расширились и от этого взгляд казался еще более печальным.
– Слушаю вас, мазор-са.
– Юринга, тебе… не холодно? – Я не придумал ничего более уместного.
– Нет, не холодно.
– Может быть, пойдем в плис-павильон, там сегодня…
– Мне все равно.
– Ты бы могла быть любезнее… – Меня начал раздражать ее тон. – Если я тебе неприятен, скажи…
– А что от этого изменится? Вы отправите меня с жалобой и возьмете себе другую, нас здесь много…
Она на мгновение замолчала, но тут же заговорила снова, уже совсем по другому:
– Простите меня, мазор-са, это так, настроение. Что вы хотели мне сказать?
– Юринга, – я постарался смягчить свой голос, – не называй меня мазор-са, у меня есть имя, меня зовут Антор, Антор, слышишь?
Она повернула ко мне голову:
– Да, я слышала где-то это имя.
– Еще бы, – мрачно ответил я, почувствовав себя снова уязвленным, – не далее как сегодня я сообщил его тебе.
– Нет, раньше, я слышала его где-то раньше. Наверное, встречала в вестнике.
По лицу ее пробежала тень.
– Да, в вестнике. Вы богатый человек, а пишут всегда о богатых. Бедных не замечают, а если и пишут, то только тогда, когда им неожиданно посчастливится разбогатеть.
Я ничего не ответил. Какое-то дурацкое самолюбие, ложная гордость или мелкое тщеславие, не знаю, как еще охарактеризовать это чувство, помешали мне сказать ей, что я вовсе не так богат, как другие бездельники, населяющие Хасада-пир. Щегольская одежда и роскошное убранство моего временного жилища надежно маскировали мою бедность, и, конечно, она не представляла себе, что я был такой же бедняк, как и она сама, с тем лишь отличием, что на меня неожиданно свалился заработок за много времени вперед, который я проматывал с бездумным расточительством.
Разговор наш по-прежнему не клеился. Мы молча шли вперед. Дорожка, которая вела нас, сузилась, и стебли растений доставали иногда до лица, приходилось отводить их рукой, чтобы проложить себе дорогу.
Я вспомнил Ласию, которую видел у Конда. С той, наверное, было бы проще. Подумав о ней, я стал сравнивать ее с Юрингой. Ласия была, пожалуй, красивее, определенно красивее, но что-то было в ее красоте такое, что привлекало лишь ненадолго. Ей не хватало мягкости и обаяния Юринги, чья красота не бросалась в глаза сразу, а разгадывалась постепенно, черточка за черточкой и поэтому всегда была свежей, новой и неизвестной.
– Что вы так смотрите на меня… Антор?
– Тебе, правда, не холодно?
– Чуть-чуть.
– Может быть, все же зайдем куда-нибудь?
– Как хотите.
– Я хочу, чтобы ты захотела чего-нибудь.
– Мои желания, увы, невыполнимы даже… – Она замолчала.
– Ты хочешь сказать, с моими деньгами? Не надо, лучше выскажи пожелания.
Она грустно улыбнулась. В сгустившихся сумерках смутно вырисовалась ее стройная фигура. Я нерешительно обнял ее за плечи и почувствовал, как она вздрогнула от моего прикосновения.
– Пойдем, Юринга, куда-нибудь, где много людей, тебе нужно отвлечься.
Она взглянула на меня:
– Вы странный, Антор.
– Чем же?
– Так.
Помолчала.
– Мне можно быть с вами откровенной?
– Да, конечно. Тебя что-нибудь угнетает?
– Да.
– Что именно?
– Вы!
– Я!?
Последовала неловкая пауза.
– Вы не сердитесь, – рука ее коснулась моей, – я не хотела вас обидеть, поймите меня правильно…
– Чего уж там, – пробормотал я, – но… разве я хуже других? Договаривай, если начала.
– Нет. Наоборот… лучше, поэтому и тяжело. С вами я снова чувствую себя человеком, а быть человеком в моем положении…
Дорожка закончилась тупиком, в котором стояла тесная скамейка.
– Не хочешь отдохнуть?
Она отрицательно покачала головой. Мы повернули и пошли обратно. Под ногами шуршали камешки.
– Почему ты решила, что я лучше?
Грустная улыбка скользнула по ее губам.
– Не решила. Это видно, Антор, и кроме того…
я женщина, а женщины сильнее чувствуют. Я здесь… не первый день и многое научилась понимать. Вы думаете, это было незаметно, как вы стыдились самого себя, говорили мне из-за этого резкости, хотели казаться хуже, чем вы есть? Или… вот только что вы обняли ни, вы сделали это… простите… неловко. Но как хороша эта неловкость!
Она протянула из-под накидки руку и быстрым движением сорвала головку едва распустившегося лироса.
– Отпустите меня, Антор… Найдется кто-то другой, с кем я забуду, что я человек. В обществе зверей проще, чувствовать себя животным… а так тяжело… и вам со мной тоже трудно…
Юринга споткнулась и уронила накидку. Я поднял и молча протянул ей.
– Спасибо… если хотите, – голова ее повернулась ко мне, – я подыщу вам девушку, с которой будет легче – такие есть.
– Замолчи!
Я схватил ее за плечи и повернул к себе.
– Ты…
– Я вас обидела? – Она смотрела мне прямо глаза.
– Прости, Юринга, – пальцы мои постепенно разжались, – это так… вспышка, сейчас пройдет.
Мы стояли возле ярко освещенного здания. Здесь сновали люди.
– Уйдем отсюда.
– Хорошо, уйдем.
Она покорно следовала за мной. Я остановился около свободной машины и открыл дверцу.
– Поедем?
– Куда?
– Просто так, тебе холодно, а здесь тепло, и потом… мне хочется тебе что-то сказать.
– Хорошо, поедем.
Мы забрались на мягкие сиденья и включили отопление. Не зажигая плафон, я нащупал щиток авто-управления и ткнул первую попавшуюся маршрутную кнопку. Машина тронулась, неся впереди себя яркий луч света. Приятно покачивало. Я первый нарушил тишину:
– Ты просишь отпустить тебя, Юринга, и предлагаешь взамен…
– Простите, Антор…
– Да нет, я уже не сержусь. Отец был прав, когда называл меня… Впрочем, не то я говорю. Я не хочу отпускать тебя, Юринга, не хочу.
Она отодвинулась.
– Я приехал сюда совсем ненадолго, и мне хочется отдохнуть, просто отдохнуть. Мне не нужны эти сногсшибательные аттракционы, хватит с меня и моих сегодняшних впечатлений. Здесь есть чудесные уголки, ты знаешь, в них грустно быть одному… Хочешь, будем вместе?
– Как вместе?
– Так. Представь, что ты приехала сюда вместе со мной, как приезжают другие, как приехал я сам, приехала отдыхать… Я не стану от тебя ничего требовать, ничего, понимаешь? Будь просто человеком, таки человеком, как тебе хочется. Я проведу здесь еще шесть дней, пусть они будут и твоим отдыхом. Хочешь? Или иди к другому, я тебя не держу…
Машина наклонилась на крутом повороте, и Юрингу прижало ко мне. Когда дорога выровнялась, я почувствовал ее руку, крепко сжавшую мои пальцы.
– Вы еще лучше, чем я думала… – тихо сказала она и положила голову мне на плечо. Глаза ее закрылись. Дальше мы ехали молча.
Я задумался о себе, о своей безалаберной жизни, бесцельно протекающей между небом и землей, и на сердце стало тоскливо до боли. Одиночество… вот что. Друзей много, а приклонить голову негде. Об отце я тогда не вспоминал. Да что отец? Отец есть отец, до известного возраста он был просто моим господином, а потом… Матери своей я почти знал. Они с отцом не были женаты, и я появился на свет так же, как появляется добрая четверть населения Церекса. После отец разыскал ее и, генетически подтвердив право на мою персону, забрал меня к себе. С тех пор я больше матери не видел, даже не знаю жива ли она и как ее имя. Одиночество… Постепенно мысли мои вернулись к Юринге. Может быть, она…
Машина затормозила. Я выглянул в окно. Мы стояли у странного, погруженного в темноту сооружения, забранного полусферическим куполом. Здесь делать нечего. Я наугад ткнул другую маршрутную кнопку, и машина снова покатилась.
Сделав несколько поворотов, дорога пошла по берегу моря. Волны широкими языками выплескивались на песок и разбивались на миллионы огоньков – это светились микроорганизмы. Открывшаяся картина была грандиозна. За пенистой грядой прибоя расстилалась волнистая гладь, испускающая слабое сияние и казавшаяся фантастической под опрокинутым куполом звездного неба. Я опустил окно, чтобы дать свободный доступ морскому ветру. Юринга вздрогнула и открыла глаза. Несколько мгновений она непонимающе смотрела на волны и потом неожиданно улыбнулась.
– Где мы?
– Не знаю. Ты спала?
– Нет, мечтала. Море… Какое оно красивое. Говорят, что из моря… А какой сегодня день, Антор?
Я назвал.
– Да, как раз в этот день, – задумчиво произнесла она, – в этот день, по преданию, один раз в десятилетие из моря выходит на берег могучий альмир Дзарас-Па. До полуночи бродит он по земле среди людей, одетый в скромное платье, и ищет похищенную у него Блам-Расом свою прекрасную дочь Улу-Пийю… Вы слышали эту легенду?
– Слышал когда-то, но, признаться, забыл уже…
– Рассказать?.. Я коротко.
– Я слушаю, Юринга.
– …Коварный Блам-Рас, горя желанием отомстить своему благородному сопернику, не мог умертвить Улу-Пийю, но он до неузнаваемости изменил ее облик и обрек ее на вечные скитания по земле, в душных и пыльных городах, среди жадных и жестоких людей. Великий альмир моря Дзарас-Па не может ни узнать ее среди жителей земли, ни снять с нее чары. Лишь один раз в десять лет, когда у него появляется способность дышать воздухом, он выходит на берег и бродит по суше, награждая счастьем каждую встречную девушку в надежде, что она может оказаться его прекрасной Улу-Пийей…
– Всё?
– Да, всё… Но он выходит так редко и так мало встречает девушек, что…
– Что женское счастье у нас вошло в поговорку, это ты хочешь сказать?
– Да.
– А почему ты вспомнила об этой легенде, Юринга?
– Так… Увидела море, и потом мне показалось… Впрочем, это лишь сказка, только сказка.
Она повернулась ко мне, и в глазах ее зажглись огоньки, похожие на те, что сверкали в капельках прибоя.
– Расскажите мне что-нибудь, Антор. Вы, наверное, многое знаете.
– Что же рассказать тебе?
– Все равно, – она устроилась поудобней и повернулась лицом к черному небу, – что-нибудь о других мирах, вы, конечно, читали, туда ходят наши корабли, там, вероятно, совсем другая жизнь, не такая, как у нас. Это правда?
– Там нет жизни, Юринга.
– Нигде-нигде? – В голосе ее послышалось разочарование.
– Нигде поблизости.
– Откуда вы знаете? Может быть, вот на этой звезде живут люди, прекрасные люди, лучше нас с вами.
– Там нет людей, Юринга.
– В книжках могут писать неправду, мы же не все знаем.
– Да, мы знаем немного, но достаточно, чтобы убежденными в том, что людей в нашей планетной системе нигде больше нет.
– Почему вы так убеждены?
– Я астролетчик, Юринга, и многое видел своими глазами.
Она некоторое время смотрела на меня как-то по-новому.
– Астролетчик. – В голосе ее послышалось не то удивление, не то разочарование или что-то другое, я смог точно уловить интонацию.
– И вы летали там, – она кивком головы показала на звездное небо.
– Да, конечно, и много раз.
Придвинувшись ко мне, Юринга вдруг заговорила быстро-быстро:
– Расскажите! Расскажите все. Я не верю, что там нет жизни. Там должны быть люди, и они должны жить лучше нас. У нас все так нехорошо. Я часто смотрю на небо и в каждой звездочке вижу искорку счастья других людей. Они, должно быть, очень счастливые, смотрите, как искрится их счастье!
– Не знаю, Юринга, может быть, где-то далеко-далеко у какой-нибудь звезды и живут люди, но нигде поблизости их нет, и хорошо, что нет. Неизвестно, какие они были бы, у нас и своих несчастий хватает… За пределами нашей атмосферы раскинулся безбрежный холодный и мрачный океан пустоты, в котором маленькими крупинками, отдаленными друг от друга на громадные расстояния, затерялись шары-планеты, вроде нашего Церекса, одни больше, другие меньше. Поверхности их устроены по-разному, но везде там человека подстерегают опасности, неведомые и внезапные. Воздух этих планет отравлен ядовитыми газами, а исполинская сила тяжести, если бы мы вздумали опуститься там, превратила бы нас в беспомощных ласов, какими они становятся, когда их вытаскивают из воды.
– Так везде?
– Почти везде.
– И на этой звезде тоже? – она указала снова на Арбинаду.
– Это не звезда.
– Я знаю, планета. Мне кажется, что их там сразу две…
– Это правда, их на самом деле две. Одна большая, больше нашего Церекса, а другая меньше – спутник, Хрис называется.
– Вы там были?
– Нет. Еще нет, но скоро полечу.
Юринга вопросительно посмотрела на меня.
– Через шесть дней я уезжаю отсюда для подготовки к экспедиции. Быть может, там действительно есть жизнь и даже люди.
Я задумался о предстоящем полете. Юринга осторожно тронула меня за плечо. Я обернулся.
– Антор, мне хотелось бы испытать ощущение летчика и увидеть небо…
– Это невозможно, Юринга.
– Я знаю, но тут, в Хасада-пир, есть аттракцион… космический, я там ни разу не была, мои… эти… они никогда не интересовались, их влекло всегда другое. Давайте съездим. А?
Мне не хотелось отказывать Юринге, и, по правде говоря, меня самого заинтересовал этот аттракцион. Было любопытно, как там надували публику.
– Хорошо, поедем. А ты знаешь, куда?
– Знаю, давайте я поведу машину.
Мы обменялись местами. Юринга выключила авторулевого и, взяв управление в свои руки, развила большую скорость. Быстрая езда требовала напряженного внимания, и мы почти не разговаривали. Наконец, впереди показалось строение, напоминающее своими архитектурными формами здание космопорта Лакариана, только значительно меньше по размерам и более вычурное. Мы подъехали к нему и остановились.
Внутренняя отделка была великолепна. Миновав первый большой зал, где нас встретил служащий аттракциона, мы спустились глубоко вниз по лестнице и, направляемые им дальше, через узкую, похожую на люк дверцу, проникли в неосвещенное и тесное помещение. Вспыхнул свет. Мы словно находились в кабине космоплана старой конструкции. Иллюзия была полная. Я узнавал на стенах хорошо мне известные приборы, регуляторы, автоматы. Довольно внушительно для непосвященных выглядел пульт управления, который, видимо для большего впечатления, был перегружен многочисленными кнопками и рукоятками. Даже в старых конструкциях ракетопланов управление не отличалось такой сложностью. Служащий принялся было объяснять назначение отдельных приборов, но я остановил его:
– Спасибо, фаси, мне все это хорошо знакомо. Расскажи лучше, как организуются сами иллюзии полета.
Он внимательно посмотрел на меня, и мне показалось, что в чертах его морщинистого лица видится что-то знакомое.
– Юрд! – удивленно воскликнул я.
– Да, старик Юрд, ты не ошибся. Думал, не узнаешь меня, Антор, важный стал, мне «фаси» говоришь.
– Извини, меня.
– Чего там, я уже привык. А ты, я слышал, летишь на Арбинаду?
– Да.
– Повезло тебе. Это была моя мечта. Но теперь… видишь, где летаю… Так я пойду… будете готовы – нажми вот эту кнопку.
Он подошел к двери-люку и, обернувшись, добавил:
– Барышню пристегни, да и сам, пожалуй, тоже закрепись… Ты один здесь или еще с кем-нибудь из наших?
– С Кондом… А что, ощущения похожи?
– Да, довольно натуральны… Заходи ко мне, я здесь и живу, поговорим хотя бы.
Я кивнул. Дверь захлопнулась. Юринга удивленно смотрела на меня:
– Кто это?
Я ответил не сразу:
– Пилот Юрд, в прошлом замечательный астролетчик.
– Почему же он так беден?
Я не стал отвечать. Подведя Юрингу к стартовому креслу и усадив ее, я закрепил пряжки предохранителей, затем устроившись сам, нажал указанную Юрдом кнопку. Загорелась контрольная лампочка.
– Держись, Юринга!
Едва я успел это сказать, как на нас стала наваливаться тяжесть, придавливая к креслам. Сзади за стенкой грохотало, словно при работе двигателей. Я почувствовал себя снова взлетающим в небо.
* * *
Мы выбрались к Юрду под вечер. Было еще не очень поздно, но небо застилали облака, и в воздухе уже сгущался сумрак. С моря тянуло прохладой и сыростью. Выйдя из машины, мы двинулись по тропинке. Конд шел впереди, уверенно прокладывая дорогу среди пышно разросшегося кустарника. Я едва поспевал за ним и нес сверток с напитками и снедью, который мы предусмотрительно захватили с собой. Вскоре мы достигли здания «космического аттракциона» и принялись искать вход в служебное помещение.
– Кажется, здесь, – сказал Конд, останавливаясь перед узкой дверью, покрытой слоем растрескавшегося пластика. – Как ты думаешь?
Я привстал на носки и попытался в полутьме прочитать надпись над дверью.
– Похоже… сигналь, чтобы открыли.
Он пошарил у порога ногой, нащупывая педаль звонка и, не найдя ее сразу, сдержанно выругался. Наконец, в глубине здания возник и затих мелодичный звон. Мы постояли минуты две, затем позвонили снова, Никто не откликался.
– Может быть, он и не ждет нас, – сказал Конд.
– Должен ждать, я предупредил его, что мы сегодня придем. Звони сильнее.
Однако Конд поступил иначе: он просто толкнул дверь, и она отворилась. Мы проникли в тесный сырой коридорчик, который привел нас к небольшой комнате без единого окна с низко нависшим потолком. Вдоль карниза тянулись яркие трубки дешевых люминесцентных ламп, бросавших безжизненный свет на скудные предметы обстановки. Здесь царил идеальный порядок, какой нередко можно встретить в квартирах старых педантичных людей. Хозяина дома не было.
– Так я и думал, – сказал Конд оглядевшись, – напрасно мы потеряли время. Юрда нет, и неизвестно, когда он вернется. Пошли обратно?
– Подождем, – возразил я, – он где-нибудь тут, поблизости. Раз двери были не заперты – значит он ждал нас. Вот, кстати, и записка.
Юрд извещал нас, что отлучился ненадолго. Мы расположились как дома. Конд развернул наш сверток, побросав обертки на пол, а содержимое разложил на столе с лихостью уличного торговца ходовым товаром.
Юрд не заставил себя долго ждать. Он с порога окинул нас испытывающим взглядом, словно удивляясь приходу гостей.
– Не обманули, спасибо, – сказал он, усаживаясь напротив нас, – и даже понатащили всего. Тоже спасибо. Не скрою, мне редко теперь приходится пробовать что-нибудь изысканное, прошли те времена.
Движения Юрда были медлительные, вялые, но в них чувствовалась все же скрытая сила. Я подумал, что он, наверное, не так уж стар, как можно было представить по его выцветшим глазам и морщинистому лицу. Вялость и медлительность движений были скорее свойством характера, а не проявлением старческой немощи. Он нагнулся и подобрал с пола разбросанные Кондом обертки и навел некоторый порядок на столе.
– Ну рассказывайте, какие новости у нас? Когда вы летите?
– Еще не скоро, – ответил я, – через три дня только должны явиться в Харту, а там начнется подготовка.
– Конкурс был большой?
Конд усмехнулся в ответ:
– Большой, только на этот раз мы все решили сами.
– Сами? Каким же образом?
Конд с явным удовольствием рассказал о всех предшествующих событиях, не забыв упомянуть о Ромсе и его гибели. Юрд слушал не перебивая и лишь изредка вставлял короткие реплики. Мне показалось, что он уже знал об этой истории. Но откуда он мог знать? Или действительно только показалось?
– Итак, значит, – заключил Юрд, пододвигая к себе бокал, – пилотами экспедиции летите вы оба, а кого назначили начальником? Еще неизвестно?
– Известно.
– Кого?
– Кора, – сказал я. – Ты слышал о нем?
– Так начальником будет Кор, – в раздумье протянул Юрд, – слышал о нем кое-что.
– Хорошее или плохое?
– Всякое. Я даже сталкивался с ним и советую вам быть осторожнее. Это своеобразный человек. В космосе он почти не бывал, и наши традиции ему чужды. Ну, что же вы? Думаете, я один все это выпью и съем?
Мы наполнили бокалы. Юрд выпил и посмотрел на нас своими бесцветными глазами.
– Завидую я вам: Арбинада – удивительная планета! Ведь недаром вокруг нее идет столько споров. В первой экспедиции на нее должен был лететь пилотом я, но…
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?