Текст книги "Из глубины жизни. Рассказы"

Из глубины жизни
Рассказы
Виктор И. Павлов

© Виктор И. Павлов, 2023

ISBN 978-5-0060-8714-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

стена

СТЕНА

В то время, когда столичные автомобили уже начали получать номера 977 вместо прежних 799, а крупнейшие банки перестали делать валютные переводы внутри страны, ко мне в пропасть на паутинке (а это был уже не очень ранний вечер) спустилась женщина.

Приземлившись на кровать, она свернула свою паутинку, и подвязав её вокруг тела, легла рядом. Поскольку после раздевания платья лежать на кровати ей было не в чем, я дал свой тельник. Но женщина не просто лежала рядом со мной на кровати, что-то иногда говоря из глубины жизни короткими ёмкими словами. Она трудно и усиленно работала. Причём работала всем, что у неё было, кроме тела.

Посматривая на неё сбоку, я радовался её виду, её присутствию со мной рядом. Вспоминал, как она на своей паутинке умело и ловко спускалась в реальность моей жизни.

В сумерках ночи с проблесками света, в то время, когда она уже, возможно, спала, тельняшка на ней колыхалась белым светом. То ли от сосредоточенной внутренней работы, то ли действительно ото сна. От этого при взгляде на неё с другой стороны кровати у меня рябило и плавало в глазах. Через эти размеренные и плавающие рябины и колебания, точно от куста света, внутри себя видел события своей прошлой жизни. Но несмотря на то, что между нами уже сложилось чувство внутренней близости, всё равно между нами сохранялась стена. Она сохранялась даже при наших прикосновениях друг к другу.

Вначале думалось: откуда она? зачем появилась рядом со мной? Если там, наверху вокруг от контура пропасти начинался и шёл возвышенный ландшафт более светлой и доступной жизни. Потом опять думал о своём прошлом. Представлял, как утром вдвоём будем пить чай из полезных колючек и диких трав, растущих на дне пропасти.

Так мы лежали друг подле друга и усиленно работали всем, кроме тела, взявшись за руки. Иногда тихо и размеренно переговариваясь из глубин жизни. Потом, уже поздно ночью, когда сделали свою работу, прижались друг к другу и уснули.

Когда наступило утро, всё так и было, как я представлял ночью. Пили чай из полезных колючек и диких трав, растущих на дне пропасти. Тихо разговаривали. В процессе разговора я рассматривал её трусики, голые ноги…

Вдруг мне показалось, что из-под ткани её трусиков выпирает что-то необычное. И это было не то, что выпирает у женщин. Я долго и внимательно смотрел на её это. И наконец спросил.

– Да, вырос. Маленький, – ответила она. – Вырос. От жизни.

«Довольно странный сон», – подумал я.

Но каждый вечер после той ночи она снова и снова охотно и радостно спускалась ко мне в пропасть на своей паутинке. Уже не носила тельник, а ходила по дну пропасти, ложилась в кровать в подчёркнуто женских одеждах. И всё же я видел, как под её трусиками каждый день росло что-то не свойственное женской природе.

шахматная партия

Деревня моего детства называлась Большая Каменка. В то время, когда я там жил, она ещё делилась на две почти одинаковые части: верх и низ. Если бы тогда её рассматривать с высоты птичьего полёта, было бы видно, что она напоминала букву Т. Нижняя часть буквы начиналась от клуба, который стоял у выезда на магистраль автострады, почти в центре деревни. Эта часть шла перпендикулярно, всё время с уходящим вниз рельефом, спускаясь домами почти до самого низа оврага. Верхняя же палочка Т представляла собой дорогу Москва – Харьков. Эта часть деревни стояла с одной, противоположной, стороны дороги, как бы чуть на взгорке. На верхней палочке буквы Т, если точнее сказать – на обочине дороги, я играл в догонялки с другим мальчиком. В тот момент игры я убегал, а мальчик догонял.

Тогда наше шоссе ещё не было скоростной и насыщенной движением автомобильной дорогой, как сейчас. Проезжая часть не являлась просторной. Всеми признаками сегодня напоминала дорогу четвёртой категории. Машины ездили редко. Шёл дождь. Я уже добежал до того места обочины дороги, которая находилась между клубом и моим домом, собираясь перебежать дорогу. В то время, когда я собирался это сделать, на дороге появилась машина. Подумав, что успею перебежать перед машиной, побежал.

Уже будучи взрослым, не понимаю, как это всё произошло. Как пробежал машину? Об этом происшествии давно никому не рассказываю, поскольку и сам этому верю с большим трудом.

Открываю интернет и рассматриваю фотографии грузовых автомобилей того времени. Но как пробежал под машиной, мне сейчас уже непонятно. Хотя в то время моего детства точно знал, как это я сделал.

На противоположную обочину выскочил грязный. Шорты, рубашка, обувь, лицо. Догонявший меня мальчик остался стоять на другой стороне дороги. Водитель, остановив машину, которая по сегодняшним понятиям и так ехала не быстро, выскочив из кабины, был красен, орал и махал руками, напоминая шахматного короля, которого выкинули из крепости.

В то время пока он орал и махал, мимо столба связи, по лужам и мокрой траве я бежал к своей бабке Аксинье, которая стояла у нашего дома.

Когда добежал до неё, взяв жёстко за руку, она повела меня мыть. Начиналась новая шахматная партия моей жизни.

сквозь город

Колкер передвигался по Александрии на повозке. Сегодняшний день ему не казался скверным, хотя на улице было жарко и даже до дурноты душно. День ему казался вполне удачным, поскольку он сегодня навсегда покидал этот древний, давно томивший его город.

Его задница, слегка примостившись на полураспавшейся от долгих лет существования телеге, время от времени перекатывалась и ёрзала с боку на бок всем телом… ноги его иногда подергивались и чуть перемещались в пределах им дозволенного пространства, а голова смотрела сразу во все стороны… мерно и с удовольствием покачивался, точно уже спелый, но немного запылившийся от времени арбуз, игравший свою игру в крепких руках города…

Тащивший повозку ослик, похожий на спелую, несколько высохшую грушу ещё совсем не испортившегося жёлтого цвета, на своей как бы «жопке» имевшей вместо положенных для этого места листиков два развесистых длинных уха, мерно прядал ими, точно настоящий серьёзный конь. Отгоняя со своей дороги мух и прохожих.

Осёл был уже давно и старый, и усталый, хотя с виду ещё довольно крепкий. Но весь уже такой, что даже не кричал никому: И-а! И не выставлял несильно крепкие плоские зубы, а только помахивал головой, когда ему мешали прохожие или даже пытались схватить его за поводья, а иногда даже и хватали, чтобы, придержав его, обойти его морду и перейти на другую сторону дороги. Тогда он только сочувственно и понимающе кивал им на это своей несуразной, сконфуженной от их наглости головой в длинной, редкой пегой шерсти. Всеми своими малыми силами пытаясь как-нибудь отстраниться. И телега, а на ней и Колкер, немного вслед за непрямыми крепкими движениями осла, двигались назад по особой своей кривой… И Колкер в такие минуты вдруг замирал и громко и даже не совсем равнодушно кричал: – А ну, пропусти!.. То ли в адрес обходившего вокруг осла человека, то ли в адрес самого осла.

Но в целом его передвижения по дорогам Александрии не приносило Колкеру никаких особенных неудобств. Его сильно не беспокоили ни мухи, сопровождавшие повозку своим роем, ни прохожие, переходившие дорогу и мешавшие ослу двигаться дальше. Поскольку он считал, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти. И по взгляду на этот вопрос он был настоящий Черчилль!

Так они передвигались сквозь город, пока дорога не стала для них полегче и не вышла за городские ворота. Там осёл стал веселее и надёжней копытами. Ноги стали перебирать камни дороги так быстро, как только ещё умели.

На обочинах дороги уже попадались деревья, своей трепетной тенью создававшие вокруг себя несколько пыльную, лёгкую прохладу… Там Колкер вслед за своим ослом тоже приободрился. Этому способствовало ускорившееся вслед за убыстрившемся в движениях ослом, перемещение повозки по дороге, лёгкий, уже почти просёлочный ветер, видимое до горизонта небо… Всё то, что уже окружало Колкера теперь. И через короткое время пути он смотрел уже даже несколько свысока и вызывающе со своей полураспавшейся телеги на остававшиеся позади него деревья и удалявшиеся желтевшие стены города, светящиеся издали, точно само солнце в туманный день.

Колкер был не только довольно стар, но и достаточно мудр и твёрдо знал точно так же, как это знал, думалось ему, и сам Черчилль, что некоторые места своей жизни нужно покидать вовремя… Окропивший его, точно чьё-то дальнее благословение, уже на значительном удалении от города, лёгкий простой дождик, будто бы соглашавшсь с ним, огладил своей влагой его растрёпанные волосы и слегка омочил пыль его одежды, этим точно бы подтверждая правильность размышлений Колкера…

рассказ

Уже далеко за полночь, а ты всё сидишь в своём старом, точно параличном кресле. Слева – пустая тёмная квартира, справа сквозь оконное стекло – звёздное тёмное небо. Впереди на столе компьютер, который льёт уже хорошо известный тебе неброский детективный фильм. В мыслях ты уже клянёшь себя за то, что не лёг вовремя спать, и снова бессонная ночь проходит пусто и бездарно. Лишь иногда в голове, в глубине, где-то там, на периферии полузабытого, проходят остатки дневных мыслей, отщёлкиваясь, точно костяшки древних счёт…

И ты под воздействием этих мыслей пересаживаешься из кресла на стул, стоящий у стола, и уже в тысячный раз просматриваешь какие-нибудь свои стихотворные строчки. Следом незримо тянутся к тебе твои другие стихи, желая получить толику внимания, точно прирученные тобой в разное время рыбы. В тысячный раз окидываешь их заботливым внимательным взглядом и, найдя своих «рыб» в порядке, по привычке тянешься к черновикам прозы. И «проза» неслышимо шелестит сухой чешуей букв, шероховатыми телами электронных страниц, ничуть тебя не интересуя.

Неспешно листаешь эти страницы, и это твоё письмо кажется тебе уже не в первый раз давним чемоданом без ручки. Между тем, в фильме герой детектива уже почти победил своих врагов. А у тебя внутри вдруг проявляется что-то подобное невидимому свету. Слова и предложения точно бы по чьему-то знаку преображаются, и появляется что-то новое. Буквы, растворившись и перереломившись призмой сознания, под быстрый стук клавишей компьютера, вновь ложатся на свежую цифровую бумагу. Почти без помарок… К утру, уставший, ты вдруг понимаешь – что эта ночь всё же не стала для тебя бесполезной…

P. S.

Хотелось бы дожить до того времени, когда смогу где-нибудь среди своих сочинений коротко упомянуть о том, что вначале свои рассказы пишешь, точно писаешь в темноте неизвестно куда, короткой плотной струёй. На ощупь: энергично и дерзко, полагаясь только на свой слух и свою веру, пока вдруг не понимаешь, что ты это делал именно так и туда. Куда и как надо. При этом не пострадали ни Эдгар Алан По, ни Рюноскэ Акутагава, ни Лев Николаевич Толстой,.. Могу вполне предположить, что вначале своей писательской карьеры примерно так же делали: Антоша Чехонте, Амброз Бирс, Исаак Бабель…

хороший писатель

Сегодня иногда мне говорят, что я хороший писатель… Что же такое хороший писатель?.. Как складывается писательская жизнь?..

У кого-то складывается она легко и удачно, но только не у меня…

Писать хотелось с детства. Когда рос, учился, потом уже работал… Начал же писать поздно, в двадцать шесть лет… Много знаний не скопил. Жизнь тоже была нелёгкой. Писал, как работал на конвейере…

Пришёл в литературную студию.

Среди студийцев был у меня приятель постарше, который взял что-то вроде шефства надо мной. Напишу тетрадь своих сочинений, отдам ему… Посмотрит он мою тетрадочку сочинений… Почеркает… Плюсики, минусики понаставит… Потом уже, когда много таких тетрадей исписал, однажды мне говорит: Смотри, вот у тебя стихотворение получилось… Структуру только чуть поправил.

Так появилось моё первое стихотворение…

Через литературную студию стали меня приглашать на областные семинары молодых писателей, публиковать что-то из моих сочинений в общих сборниках. Некоторую инициативу и сам проявил. На областном радио почитал стихи, в областных газетах опубликовали сочинения… Стали меня замечать в городе… Приглашать с выступлениями…

Руководитель студии сказал, что пора пойти учиться в Литературный институт… Вышла книжка стихотворений… Областное телевидение обо мне выпустило фильм… Стал известен в городе так, что по улицам ходить трудно…

Повстречал человека, который уже окончил Литературный институт.

Он отправил меня в столицу. К своему однокурснику… Познакомился с его однокурсником. С другими писателями столицы… Почувствовал себя около них полным невеждой…

Через время всё же решился поступать в институт. Учился заочно. На дневное отделение таких, как я, «переростков» уже не принимали.

Живу в столице, сборники своих стихотворений издаю, участвую в литературной жизни… Зарабатываю деньги, как умею. С такой столичной жизнью без продыху близких и родственников порастерял…

Такое моё житье длилось почти десять лет… Потом почувствовал, что жить в столичном городе дальше нет сил. Достижений особых в литературе тоже нет…

Поехал к семье в провинцию… Там нищета… За квартиру платить нечем, работы нет… Пошли семьёй собирать бутылки… Соберём сколько-то за день. На вырученные деньги еды купим… Жизнь стала потихоньку выправляться…

Получилось так, что в столице я не только растратил силы, но даже стал уже несколько нездоров… До того дошло, что писать больше не хочу. Пошёл работать…

Длилась такая моя рабочая жизнь почти двадцать лет. Думал, что уже больше писать не стану…

Но однажды, когда я уже опять жил в крупном городе, Господь как-то показывает мне… пора возвращаться к творчеству… Думаю: погожу ещё…

Господь посмотрел, посмотрел на моё непослушание какое-то время… опять знаками показывает, что мне делать. Да так показывает, что после этого показа я сильно заболел…

Третьего приглашения ждать не стал. Начал писать… Переехал жить в город попроще… На пенсию вышел… Появились рассказы, новая книга стихотворений… Стал публиковать свои сочинения в периодике…

Теперь вот иногда… мне говорят, что я хороший писатель…

2022 – 2023 г.

симфониям андрея белого

КАРТЫ (ВМЕСТО ПРОЛОГА)

Новые карты расчеловечивания ещё не написаны (не созданы). Читайте как хотите. Можно всё и сразу. Полностью. Но некоторые пропасти уже на них нанесены в подробностях. И пропасти эти бездонны. Когда и как эти пропасти появились впервые, сказать трудно. Некоторые из них уже давно поросли лесами, покрылись водоёмами, слоями земли… пластами времени. Есть и совсем свежие, вчерашние. Как только что выкопанные могилы на кладбище. Идёшь, идёшь по кладбищу от могилки к могилке, и всё уже привычно и глазу, и уму. Всё уже в амальгаме времени, наполнено известным содержанием и формой. Вдруг – бац! свежая могилка, наполненная новым, жутким смыслом пропасти. По краям, на дне этих пропастей, не раз вставали города. От многих из которых давно уже не осталось и помина.

Эти пропасти все в целом вместили в себя и всевозможные Крестовые походы… и произведения Людвига ван Бетховена и Вольфганга Амадея Моцарта… и картины Иеронима Босха и Пабло Пикассо… Книги Льва Толстого, Джорджа Оруэлла, Евгения Замятина… и даже Венедикта Ерофеева, (в простонародье называемого Веничкой) со всеми названиями его железнодорожных станций. Ничего не скажешь – Подмёл, так Подмёл. От Москвы до самых Петушков, до самого Петушиного царства…

Видишь! Видишь! Вскрикнут люди, читая всю эту мою вторичную галиматью. Какими категориями он мыслит, какие выстраивает линии и образы! Какой умище! И попадут впросак, поскольку знания мои невелики.

Когда-то я тоже был таким же глупцом, как и все те, кто это воскликнет или даже только подумает. И восклицал так же, читая что-нибудь интересненькое, и думал. В действительности же я пишу, опираясь только на то… и пишу только о том, что когда-то зацепилось (осталось) во мне скудным знанием из путешествий по местам расчеловечивания от пропасти к пропасти. Обо всём этом и собираюсь писать здесь…

Зачем писать о высоком, когда каждый день бомбят Гернику?..

паранойя

Он знал, что его преследуют. Следят. Время от времени травят и облучают. Однажды даже пытались похитить. Но это было ещё не здесь. А гораздо раньше. В другом городе.

Последняя его квартира была защищена от всего этого лучше предыдущих квартир. Но всё же и здесь он обнаружил одно слабое место.

Когда он въехал в эту новую квартиру, сразу же обследовал её на момент проникновения хоть как-то, хоть чем-то посторонних. Пошёл и познакомился к соседу, который занимал параллельную по этажу квартиру сбоку. Пил с ним виски и общался почти всю ночь, пока не убедился, что сосед из параллельной квартиры слева для него не опасен. Справа квартира ограничивалась торцевой стеной дома. Если учесть, что квартира стояла на девятом этаже десятиэтажного дома, то ситуация с этой стороны особого беспокойства для него не вызывала. С третьей стороны была стена с большим окном. Окно плотно закрывалось жалюзи и выходило к проезжей части, удалённой от дома дороги. Дом сам по себе стоял на высоком месте города. Дверь квартиры была укреплена и безопасна от проникновения. По плану квартиры находилась в правильном месте. Квартира верхнего этажа. Над ним. Хотя люди там иногда и шумели, и бегали, опасности для него, по его пониманию, не представляла. Потолки высокие, перекрытия бетонные. Пол квартиры надежно защищён от всевозможного проникновения извне.

Но квартира с другого её торца вызывала у него сильное беспокойство. Примыкающая квартира к торцу была евродвушкой. Примыкала второй комнатой, что следовало из плана соседней квартиры (который, у него был) к его квартире. Сначала ему подумалось, что квартира пустовала. Но постепенно, в процессе жизни на этаже, обнаружил признаки жизни и в этой квартире. Он слышал в определённое время вечера или утра стук открываемой или закрываемой двери квартиры. Видел человека в рабочей одежде, похожего на связиста или слесаря, с чемоданчиком для инструмента в руке, регулярно входившего и выходившего на этаже в лифт или из лифта. И он интуитивно привязал этого человека к этой квартире как жильца. После понимания всего этого он почему-то стал чувствовать себя в опасности, поскольку через стену вся его квартира просматривалась и прослушивалась полностью. Он сам. В прямом и переносном смысле в квартире просматривался и прослушивался. От пяток до макушки. Тогда решил защититься от возможности проникновения в его квартиру из-за этой стены: лучей, мыслей или любых других потоков и частиц. Пошёл и купил рулон плотной отражающей защиты по размеру торцевой стены и прикрепил её по всей площади стены квартиры. Через некоторое время в соседней квартире умер человек. Не известный никому из соседей…

P. S.

Кстати, о паранойе: если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят.

раздевайся и ложись

Она работала в управляющей компании. Проверяла загазованность квартир. Как и бывает в таких случаях, её должность называлась длинно и замысловато. Округлая и крупная, с бесформенной фигурой. В старых одеждах. Краснощёкая, растрёпанная, белесая. Она подошла к двери очередной квартиры. Эта квартира стояла следующей в её поквартирном списке обхода. Прежде чем постучать в дверь квартиры, на миг замерла, прислушалась. Потом уже постучалась.

Он встретил её вежливо. Спросил о цели визита. Она подробно объяснила. Он впустил её в квартиру, помог посмотреть всё, что было нужно ей в его доме. Предложил виноградное вино. Разговорил её. Вначале расспрашивал о работе, потом обо всей другой её жизни. Без особого стеснения и упорства предложил ей стать его женщиной. Она удивилась.

– Так сразу? Раздевайся и ложись! – Но не артачилась. Сказала, что скоро придёт.

Её дом стоял рядом. Помылась, переоделась. Пришла. Легко легла в кровать. Большая, мясистая, белесая, с нежной, точно шёлковой, кожей…

Пока он жил в городе, они встречались. Часто. Спокойно. Без лишних эмоций. Как бы по делу. Без претензий, без обязательств. Через время он засобирался жить в другое место. Она попросила взять её с собой. Но это не входило в его планы.

Они встретились ещё раз, когда он приехал в город по своим неоконченным делам. Увидели друг друга на улице. Она заплакала. Призналась в измене. Он не переживал. Не ревновал. Успокаивал её. Без дела. Только как бы, между прочим, полюбопытствовал об одном: как с новым в постели? Она сказала, что с ним было ей лучше. Он не поверил, но слышать это было ему приятно.

Тихо простились. Каждый пошёл своей жизнью.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Пока это всё. Но как только мой позвоночник снова распрямится от Вологды до Владивостока, обещаю рассказать вам новую историю.