Электронная библиотека » Виктор Пронин » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Дурные приметы"


  • Текст добавлен: 13 марта 2014, 02:03


Автор книги: Виктор Пронин


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Пусть так, – согласился Евлентьев после некоторого колебания. – Но если задание не будет вписываться в мои представления о добре и зле…

– Ты просто не будешь его выполнять.

– Но тогда мне придется вернуть…

– Возвращать тебе ничего не придется. Все, что оказалось в твоих руках, – твое навсегда.

– Да? Хорошо, – кивнул Евлентьев. – Это мне нравится. Но есть еще одно обстоятельство… Ты не будешь возражать, если я, оставив суетную торговлю, буду подрабатывать как-то иначе… Ведь миллион – это не те деньги, на которые…

– Каждое задание оплачивается отдельно. Ты будешь получать гонорары. В общей сложности набежит еще миллион. Это компенсирует твои потери?

– Думаю, да.

– Тогда никаких подработок. Сможешь?

– Попытаюсь…

– Никаких попыток, – Самохин жестко посмотрел на Евлентьева. – Как сказано в Библии… Есть слово «да» и есть слово «нет». Все остальное от лукавого. У нас с тобой сложатся очень хорошие отношения, если ты почаще будешь пользоваться этими короткими библейскими словами. Согласен?

– Да.

– Есть вопросы?

– Нет.

– Тогда наливай, – и, кажется, впервые за весь вечер Самохин улыбнулся свободно и широко, как можно улыбаться лишь старому доброму другу. – Изменим жизнь к лучшему! Каждая третья реклама по телевидению заканчивается этими словами, прекрасными словами, старик! – Самохин поднял руку.

– Ну что ж, изменим… Во всяком случае, попытаемся. – Евлентьев, словно преодолевая в себе какое-то сопротивление, выпил.

– Ну, а вообще как поживаешь?

– Ничего… Суетно немного… Но жить можно.

– От суеты я тебя избавлю. Мы еще закажем что-нибудь?

– А надо ли?

– Тогда повторим осетрину.

– Это можно, – согласился Евлентьев.

Едва Самохин успел обернуться, едва поднял руку, как официант в черном рванулся в их сторону, к единственному занятому столику во всем Дубовом зале. Только черные фигуры официантов потерянно бродили между столами, словно в недоумении – как жить дальше, чем бы заняться…


Евлентьев медленно брел от Белорусского вокзала в сторону улицы Правды. К ночи подморозило, и под ногами похрустывал ледок мелких луж. Прохожих почти не было, только гулкие пустые троллейбусы время от времени проносились совсем рядом. Мимо туристического агентства он прошел, не взглянув на плакат, который приглашал его в Грецию. Сегодня далекий теплый остров, омываемый лазурным морем, не взволновал его, не растревожил, словно билет на Родос уже лежал в его кармане.

В кармане Евлентьева лежал не билет, там плескалась пол-литровая бутылка водки. Уже в конце ужина, расплачиваясь, Самохин вздумал заказать себе и Евлентьеву по бутылке, чтобы было чем похмелиться утром. Водка была из холодильника и приятно остужала евлентьевский сосок сквозь подкладку пиджака, сквозь рубашку. Глухо побулькивая, она обещала продолжение вечера столь же достойное, каким было его начало.

Разговор с Самохиным, его предложение, некоторые несуразности нисколько его не насторожили. Все казалось естественным, все было в пределах здравого смысла. Давний приятель решил помочь незадавшемуся торговцу, это было нормально. Весь вечер слился в одну приятную беседу, которая никого ни к чему не обязывала, разве что к некоторым дружеским услугам.

Запомнились прощальные слова, когда они пожимали друг другу руки на ступеньках ресторана – Самохин извинился, что не может подбросить друга к дому – уговор о том, что они незнакомы, вступил в силу. Евлентьев не возражал, ему тоже хотелось побыстрее остаться одному.

– Значит, говоришь, Д’Артаньян? – пьяно улыбаясь, спросил Евлентьев.

– Да, старик, да! – несколько нервно ответил тот. – Именно так, Д’Артаньян.

– А что ты вкладываешь в это слово?

– Самые высокие представления. Я тебе вручаю королевские подвески, и ты, преодолевая всевозможные трудности, преодолевая расстояния, оставляя за спиной горы трупов кардинальских гвардейцев или как их там, в самый последний момент, в самый критический момент доставляешь подвески по назначению, спасаешь королеву, спасаешь герцога, а прекрасная госпожа Бонасье без чувств от любви падает в твои объятия! Каково?

– Красиво, – пробормотал Евлентьев. Что-то смутило его в этом красочном объяснении, что-то насторожило, но, сколько он ни пытался, вспомнить не удалось. Какое-то слово, может быть, взгляд Самохина или его непроизвольный жест… Что-то зацепило, но нет, вспомнить Евлентьев не смог.

На том и попрощались.

– Ты, старик, должен мне поверить, – проговорил Самохин неожиданно трезво и внятно. – Я ничего не скрываю. Нет никаких тайных пунктов в нашем договоре. Все их я произнес открытым текстом. Заметано? Даже на твой вопрос о Д’Артаньяне я ответил серьезно и полно. Тебе повторить мои слова?

– Нет! – замахал руками Евлентьев. – Я все помню.

– У нас заметано?

– Заметано! – с хмельным азартом воскликнул Евлентьев и, обняв Самохина, похлопал его ладошками по спине. – Изменим жизнь к лучшему!

И сейчас вот, свернув на улицу Правды, проходя мимо казино, освещенного ночными порочными сполохами, Евлентьев повторил почти с тем же выражением: «Заметано, старик, заметано!»

Подойдя к своему дому, Евлентьев заметил, что окно в полуподвале тускло светится. И он, не колеблясь, постучал в дверь рядом с булочной. Некоторое время никто не отзывался, в полуподвале стояла настороженная тишина, и только после повторного стука он уловил внутри слабое движение. Это была мастерская художника Юрия Ивановича Варламова – бородатого, седого, с румяными щеками и маленькими шальными глазками. Так и есть – едва Варламов открыл дверь, как тут же заорал что-то радостное. Впрочем, радостным криком он приветствовал всех, кто заглядывал к нему в мастерскую.

Внутри за столом сидел сын Варламова, Миша, тоже бородатый и веселый, правда, менее заросший, но зато более пьяный. И, конечно же, Зоя – подружка Варламовых, соседка, приятельница. На столе стояла опустевшая бутылка, в блюдце лежал кусочек халвы и надкушенный пряник – у Варламова с закуской всегда было тяжело, хотя можно сказать, что закуске он просто не придавал большого значения.

Уже сев за стол и достав бутылку из ресторана Дома литераторов, Евлентьев наконец задал себе вопрос, который давно зрел в его сознании, – а зачем он, собственно, здесь появился? Но отвечать не стал, в этот вечер все казалось ему правильным и единственно возможным.

Старший Варламов тут же побежал в угол и поставил чайник, принес еще одну рюмку, Зоя с лицом легкого фиолетового оттенка и с таким тонким голосом, что далеко не всегда удавалось разобрать, что она говорит, показала Евлентьеву язык, потом показала еще раз. То ли она пыталась соблазнить его, обещая неземные ласки, а может, столь странно проявлялась ее непосредственность. А Миша Варламов все это время, покатываясь со смеху и вскидывая коленки, рассказывал о том, как они с отцом взяли Зою с собой в деревню, а там ее посетил инопланетянин.

– Представляешь, Виталик, все выпили, все съели, уже далеко за полночь, разбрелись по кроватям и вдруг слышим истошный вопль!

– Ты бы тоже закричал! – сказала Зоя.

– Оказывается, в темноте, вдоль луча лунного света к ней проникло существо, забралось под одеяло и воспользовалось ее беспомощным состоянием!

– Ничего и не воспользовалось! – поправила Зоя. – Оно не успело.

– А утром выяснилось, что никакое это и не существо, – пояснил Миша. – Это был вовсе не посланник высшего разума, это пастух Иван перепутал избы и спьяну влез в окно не к себе, а к нам… А Зою в темноте за свою бабу принял! – хохотал Миша.

Ночное происшествие обсуждали, пока не кончилась водка, и только после этого Евлентьев поднялся. Варламов вышел его провожать, он всех провожал, тряс руку, просил заходить.

– Это… – Евлентьев подождал, пока мимо пройдет мужик с собакой. – Я слышал, ты уезжаешь?

– Через неделю. На границу Украины с Молдавией.

– Да, ты говорил… Иконостас расписывать…

– Представляешь, два месяца на полном довольствии, на молдавском вине…

– Ключ дашь? – спросил Евлентьев.

– Ради бога! – вскричал Варламов, радуясь непонятно чему, и, метнувшись в мастерскую, через минуту вернулся. – Держи. Как пользоваться, знаешь. Миша, – он кивнул в сторону мастерской, где опять раздался взрыв веселого хохота, – Миша едет со мной… Так что… Давай. Только свет не забывай гасить, а то всю ночь ломиться будут.

– Кто?

– Люди, кто же еще…

Евлентьев сунул в карман плоскую холодную железку, пожелал Варламову творческих успехов, пожал сильную, костистую руку художника. И зашагал к арке.

Пора было возвращаться к Анастасии.

Зачем он зашел к Варламову, что его заставило обратиться к тому со столь странной просьбой, зачем ему ключ от полуподвала в том самом доме, в котором он живет… Евлентьев не знал. Он не думал об этом. Не было никакой цели. Что-то заставило, что-то надоумило. Во всяком случае, утром он долго будет рассматривать ключ и не сразу, далеко не сразу вспомнит, откуда он у него. О позднем посещении мастерской художника в памяти Евлентьева не останется ничего. На автопилоте мужик вернулся. Последнее его четкое воспоминание об этом вечере – прощание с Самохиным на ступеньках ресторана и название улицы на углу дома – Поварская. Анастасия впустила его в квартиру, снова заперла дверь, молча посмотрела на схватку Евлентьева со своей курткой и вздохнула.

– Что и требовалось доказать, – сказала она, забираясь с ногами в кресло перед мерцающим экраном телевизора. Толстый заросший мужик с кудрявыми прядями по плечам с серьезным видом рассуждал о странностях отношений мужчины и женщины, озабоченно так рассуждал, вдумчиво, но спокойно. В его словах ощущался большой личный опыт, можно сказать, наболевшим делился мужик.

– Во телевидение наступило! – хмыкнул Евлентьев, расправившись наконец с курткой и забросив ее в угол. – То Белоруссию матерят, то про баб треплются… Круг замкнулся… Что им белорусы сделали плохого, чем бабы не угодили? Ни с теми вместе не хотят, ни с другими…

И рухнул на диван.

– Что и требовалось доказать, – повторила Анастасия, не оглянувшись на бесчувственного сожителя.


Евлентьев открыл глаза, когда большое квадратное окно едва начало сереть. В утренних сумерках уже различалась дверь в прихожую, кресло, телевизор – он черным квадратом выделялся четче остальных предметов в комнате. По голове Евлентьева, где-то внутри, мучительно передвигался комок боли. Вот он словно под тяжестью опустился к самым шейным позвонкам, потом раздулся и охватил весь затылок между ушами. Это было еще терпимо, но, когда сгусток разделился на два и приблизился к вискам, Евлентьев понял, что наступил последний его час.

– Умираешь? – с интересом спросила Анастасия. Она лежала рядом с самого края, одетая, все в тех же брючках и в большом толстом свитере.

– Кажется, да…

– Что-то болит, наверное?

– Болит…

– Мне почему-то кажется, что у тебя должна болеть голова… Я угадала?

– Нет… Голова не болит… Но в самой голове, в черепушке… Творится что-то страшное… Там у меня кто-то завелся.

– Много выпили? – деловито осведомилась Анастасия.

– По бутылке. Уже заканчивали, а Самохин и говорит… Надо бы, говорит, добавить… Добавили. А потом внизу, в полуподвале… С художниками…

– И Зоя была?

– А как же без Зои…

– Что с ней случилось на этот раз?

– Инопланетянин посетил… Воспользовался ее беспомощным состоянием.

– Опять? – удивилась Анастасия.

Ответить у Евлентьева сил не нашлось, и тогда Анастасия, легко спрыгнув с кровати и сразу попав ногами в шлепанцы, прошла на кухню, хлопнула там дверцей холодильника и вернулась со стаканом холодного кефира. Не открывая глаз, Евлентьев протянул руку, нащупал холодные грани стакана и, приподняв голову, залпом выпил. И тут же со слабым стоном снова упал на подушку.

Анастасия взяла из его ослабевших пальцев стакан, вытряхнула себе в рот остатки кефира. Чуть приоткрыв глаза, Евлентьев увидел на фоне светлеющего окна ее тонкую, неправдоподобно тонкую руку, которая казалась совсем полупрозрачной рядом с толстыми складками свитера.

– Выжил? – спросила Анастасия.

– Еще не знаю…

– Похмелишься?

– Упаси боже!

– Значит, выживешь… Это хорошо. Тогда я собираюсь.

– Куда?

– За товаром… Возьму пару пачек «Московского комсомольца». Он хорошо расходится – народ любит бифштекс с кровью…

– Не надо, – Евлентьев пошарил в воздухе рукой, нащупал ладошку Анастасии и сжал, не позволяя ей отлучиться.

– Что не надо? Газету?

– Вообще не надо… Завязали с электричками.

– Виталик… А это… Кушать?

– Возьми в пиджаке… Во внутреннем кармане… На первое время хватит.

– Самохин? – удивилась Анастасия.

– Да.

Анастасия подошла к стулу, на спинке которого висел пиджак Евлентьева, скользнула ладошкой во внутренний карман и, нащупав нечто похрустывающее, вынула две полумиллионные купюры. Подошла с ними к окну, осмотрела каждую с двух сторон, в полной растерянности повернулась к Евлентьеву.

– Послушай… А что… Разве есть такие деньги?

– Какие? – не понял Евлентьев, в это утро он вообще мало что понимал.

– По пятьсот тысяч рублей в одной бумажке?

– Других у него не было.

– А они настоящие?

– Магазины откроются… проверим.

– Проверим, – кивнула Анастасия и снова сунула деньги в пиджак.

– Возьми одну себе… А вторую мне оставь, – простонал Евлентьев. От вчерашнего блеска в нем ничего не осталось – спутанные волосы, затуманенный взгляд, смятая рубашка уже не столь ослепительной белизны, какой она сверкала совсем недавно.

– А тебе зачем? – рассмеялась Анастасия. – Посмотри на себя, ты же недееспособен. Обманут, отнимут, сам потеряешь.

– Тогда бери обе, – сказал Евлентьев. Каждое слово давалось ему с такими муками, что Анастасия сжалилась и вопросов больше не задавала.

Обычно после подобных испытаний Евлентьев приходил в себя где-то к вечеру. Весь день он маялся, перекладывая с места на место книги, чинил краники, выключатели, ходил в магазин за хлебом и молоком, просто лежал, глядя в потолок и тихо прощаясь с жизнью. И только после пяти-шести часов вечера вдруг обнаруживал, что в мире есть звуки и краски, вспоминал, что совсем недалеко, в этом же доме, возле булочной, есть тяжелая коричневая дверь, за которой его наверняка встретят радостными криками. Старший Варламов побежит ставить чайник, а младший, получив деньги, тут же мотанется за бутылочкой. А когда вернется через десять-пятнадцать минут, за столом уже будет сидеть Зоя. И только тогда Евлентьев поймет, что выжил, только тогда, не раньше.

Наверное, все так бы и случилось, и Евлентьев уже надел куртку, уже напялил на голову вязаную шапочку, которая придавала ему вид легкомысленный и задорный, уже стоял у двери и, глядя в насмешливые глаза Анастасии, произносил бестолковые и лживые слова о том, что ему нужно где-то быть, кого-то видеть, что-то сделать… Когда Анастасии надоело его откровенное вранье и она сказала обычное свое «Катись!», раздался телефонный звонок. Евлентьев оказался к аппарату ближе и поднял трубку.

– Слушаю! – сказал он с надеждой получить еще один повод слинять на вечерок из дома.

– Жив? – прозвучал незнакомый голос.

– Да, вроде…

– Не узнаешь? Вчерашний твой собутыльник… Ну? Напрягись, напрягись немного!

– Елки-палки! – заорал Евлентьев, узнав Самохина. – А я не врубился, представляешь!

– Встречаемся через пятнадцать минут. Станция метро «Белорусская»-радиальная. Рядом табло пригородных поездов. Вот у этого табло. Пятнадцати минут тебе хватит, чтобы дойти пешком. Вопросы? Возражения?

– Да вроде того, что… – начал было Евлентьев, пытаясь сообразить, что ему ответить, но Самохин прервал его.

– Вот и отлично, – сказал он, и из трубки тут же послышались частые гудки.

– Ни фига себе, – пробормотал Евлентьев, опуская трубку. – Через пятнадцать минут на Белорусском вокзале…

– Самохин? – спросила Анастасия.

– Он самый.

– Пойдешь?

– Конечно.

– Ну-ну… Ни пуха ни пера.

– К черту! – сказал Евлентьев и вышел. Пытаясь закрыть за собой дверь, он увидел, что ее придерживает Анастасия. Едва ли не впервые за последние дни она смотрела на него серьезно, даже встревоженно. – Ты что-то хочешь сказать? – спросил он.

– Да… Будь осторожен.

– Ты, наверное, что-то предчувствуешь? – усмехнулся он. Евлентьев с радостью отнесся к звонку Самохина, он позволял ему легко, без объяснений выйти из дома. Настроение Анастасии он не принял и о предчувствии спросил только для того, чтобы уйти легко и быстро.

– Тревога, Виталик… Не знаю откуда, но во мне тревога.

– Опять приметы?

– Да, Виталик, да.

– Какие?

– Дурные. Вчера, когда ты с Самохиным гудел, в окно птица залетела…

– Да, это серьезно, – кивнул Евлентьев. – А что потом сталось с птичкой?

– Ты не будешь столько пить?

– Не смогу, Анастасия!

– Сможешь… Но не надо этого делать… Оставь мне телефон Самохина.

– Он просил никому не давать.

– Правильно, не надо никому сообщать его номер, – Анастасия взяла с телефонной полки карандаш, сдвинула в сторону плащ на вешалке и, выбрав на обоях свободный пятачок, обернулась к Евлентьеву. – Это телефон для чрезвычайных случаев… Я не буду звонить каждый раз, когда ты задержишься на час, на два, на три… Понял? Я позвоню, когда тебя не будет сутки, двое, трое…

– Думаешь, такое возможно?

– Да.

Казнясь, что-то преодолевая в себе, Евлентьев все-таки продиктовал номер телефона Самохина, не смог отказать. Он уже хотел было сбежать по ступенькам, но Анастасия опять остановила его.

– Подожди, – сказала она и прошла куда-то в глубь квартиры. Вернулась через минуту и, опасливо осмотрев площадку, убедившись, что никого, кроме них, нет, протянула Евлентьеву что-то небольшое, зажатое в худенький кулачок.

– Что это?

– Баллончик.

– Зачем?

– На всякий случай. Для поддержки штанов.

– Откуда он у тебя?

– Хороший человек подарил. Он любит меня, дуру, заботится обо мне и делает все, чтобы меня никто не обидел. А я люблю тебя, дурака, и делаю все, чтобы тебя, дурака, никто не обидел.

– Ценю.

– Только это… Осторожней с ним… Это очень сильный газ.

– Нервно-паралитический? – страшным шепотом спросил Евлентьев.

– Он самый, – и Анастасия захлопнула дверь.

Евлентьев постоял, повертел в руках небольшой черный баллончик, украшенный замысловатыми желтыми разводами, и, поколебавшись, сунул его в карман куртки. Примерился к нему там, в кармане. Баллончик плотно улегся в ладони так, что прямо под большим пальцем оказалась широкая вмятина кнопки, покрытая мелкой насечкой. Зажав баллончик в кулаке, Евлентьев повертел им перед глазами, посмотрел на себя как бы со стороны и убедился, что вещицу Анастасия дала совсем неплохую.


Евлентьев узнал Самохина далеко не сразу. Тот пришел в какой-то неприметной серой куртке, в синих джинсах, на голове, естественно, была вязаная шапочка. Он стоял у табло расписания поездов, которые отправлялись в сторону Голицына и Можайска или же приходили с той стороны. Руки в карманах, поднятый воротник, замызганные туфли… Нет, ничто в нем не напоминало того крутого парня, с которым он встречался всего сутки назад. Евлентьев какое-то время топтался в стороне, присматриваясь. Настроение Анастасии передалась ему, и он словно пытался увидеть то, что невозможно было заметить, стоя лицом к лицу.

– Привет, – сказал Евлентьев, пристраиваясь сбоку.

– А, это ты, – не оборачиваясь, произнес Самохин. – Как здоровье?

– Уже лучше. А ты?

– Я еще два дня буду терпеть, маяться и проклинать себя за дурость. Три ночи мне нужно отоспать, чтобы окончательно в себя прийти. Прошла только одна… Пошли прогуляемся.

И Самохин, так и не взглянув на Евлентьева, направился в переход под мостом. Выйдя с противоположной стороны, они свернули влево, по ступенькам поднялись на мост, потом спустились уже к Ленинградскому проспекту. Подойдя к часовому заводу, повернули направо и оказались на совершенно пустой улочке, которая вела к издательству «Правда». Самохин зябко поднял плечи. Лицо его, такое румяное вчера, было небритым, бледным, почти зеленоватым.

– Значит, так, Виталик… Я сегодня плохой, придется тебе немного выручить меня… Ничего сложного, небольшая поездка.

– Куда?

– В Одинцово.

– О, так это совсем рядом, – у Евлентьева с души отлегло, он опасался, что придется нечто гораздо хлопотнее.

Холодный весенний ветер дул прямо в лицо, и оба шли, наклонившись вперед, ссутулившись, сунув руки в карманы.

– Да, полчаса на электричке, – подтвердил Самохин.

– А что там?

– Пара пустяков… Значит, так… Ты выходишь из первого вагона, садишься на автобус номер два и едешь до магазина «Маринка». Остановка так и называется, «Магазин „Маринка“». Это будет улица Парковая. Тебе нужен дом четырнадцатый…

– Подожди, запишу, – Евлентьев сунул было руку в карман, но Самохин остановил его.

– Не надо… Запоминай.

– Слушай, я чувствую себя Штирлицем! – хохотнул Евлентьев.

– Чувствуй себя кем угодно… Это твое дело, – проговорил Самохин, и Евлентьев явственно уловил в его голосе отчужденность. Жестковато ответил Самохин. Он, видимо, сам понял, что слегка перегнул, и, как бы извиняясь, толкнул Евлентьева плечом. – Ты не имей на меня зуб, ладно? Я сегодня плохой, поэтому могу говорить только о деле, да и то с трудом.

– Понял, – ответил Евлентьев с преувеличенной исполнительностью.

– Так вот… Улица Парковая, дом четырнадцать, квартира двадцать восьмая…

– Кого найти?

– Никого не надо искать.

– Взорвать квартиру и уйти? – Евлентьев никак не мог проникнуться серьезностью Самохина.

– Слушай, Виталик… Значит, так… Кончай хохмить. – Самохин остановился, исподлобья посмотрел на приятеля. – Понял?

– Так точно!

– Вот и хорошо… Пошли назад. Электричка на Одинцово через десять минут. Найдешь почтовый ящик двадцать восьмой квартиры и сунешь вот этот пакет, – Самохин вынул из внутреннего кармана куртки плотный узкий конверт, напоминающий свернутую в несколько раз газету. – Сунь в карман подальше.

– И все?

– Да, это все. Пока. Задерживаться в подъезде не надо, сразу на станцию и в обратную дорогу. Не вздумай по дороге продавать что-нибудь. У тебя хороший вид, – Самохин окинул взглядом Евлентьева. – Вроде ты есть, вроде тебя нет… Никто не запомнит, не уличит, не опознает.

– А почему это хорошо? Меня что-то подстерегает?

– Видишь ли… Есть вещи, которые надо делать так, чтобы этого никто не видел.

– А если пакет кто-нибудь похитит из ящика? Сейчас это на каждом шагу… Газеты тащат, письма, рекламные плакатики… Мышей дохлых в ящики подбрасывают, кошачьи какашки…

Теперь Самохин и Евлентьев возвращались другим переходом, который вывел их прямо к шестой платформе, к стоящей с распахнутыми дверями электричке.

– Это твоя, – сказал Самохин. – У тебя есть три минуты, чтобы пройти к первому вагону.

– Вижу, – шутить Евлентьеву расхотелось, он понял, что ответной шутки от Самохина не услышит. Теперь ветер дул им в спину, и они смогли наконец распрямиться.

– Будь здоров, – сказал Самохин, протягивая сухую ладонь. – Вечером звякну.

Похлопав Евлентьева по руке, он повернулся и вошел в здание. Полуподвальный проход выходил прямо на площадь Белорусского вокзала. «Видимо, на стоянке Самохина поджидал „Мерседес“,» – подумал Евлентьев и, не медля, зашагал к красному светофору, который горел у самого начала платформы, отражаясь в мокрых зеленых вагонах. Уже горел свет, сквозь открытые двери слышался сипловатый, невнятный голос диктора. Суматошно вбегали запоздавшие пассажиры, стараясь успеть захватить место у окна, вжаться в угол и подремать, пока состав будет тащиться до нужной станции.

Привычная картина…

В Одинцове электричка почти опустела, дальше, до Голицына, она пойдет налегке, гулкая и просторная. Евлентьев вышел на площадь, зябко поежился, все-таки рановато он перешел на облегченную одежду, свитер ему бы не помешал. Прождав автобус минут пятнадцать, он отправился пешком. Все, кого он останавливал, прекрасно знали, где магазин «Маринка», и Евлентьев, шагая через дворы, срезая дорогу на перекрестках, минут за пятнадцать вышел на Парковую. Дальше можно было уже не спрашивать дорогу – номера на домах были написаны масляной краской и потому неплохо сохранились, их не разбили, не содрали, не уничтожили.

Четырнадцатый дом действительно был недалеко. Евлентьев свернул на асфальтированную разбитую дорожку. Вначале прошел мимо всего дома, не задерживаясь, хотя двадцать восьмая квартира явно была во втором подъезде. Что-то заставило его насторожиться. То ли припомнились предостерегающие слова Анастасии, то ли странное поведение Самохина, да и само задание было какое-то диковатое по нынешним временам. Что могло быть в длинном, узком пакете? Деньги? Вряд ли, не те размеры пакета. Документы? Да, скорее всего. Но что стоило тому же Самохину проскочить в своем «Мерседесе» эти двадцать километров? А если у него дача в Жаворонках, как он сказал, то тут вообще по дороге…

Не заметив возле дома ничего подозрительного, Евлентьев решительно шагнул во второй подъезд. Едва поднявшись на несколько ступенек, он увидел приколоченные к стене почтовые ящики. Конечно же, все они были пустыми, прошли времена, когда люди выписывали газеты, журналы, когда писали и получали письма, да и от телеграмм ныне многие отказались полностью. Разве что печальная весть придет, не терпящая отлагательства. А радостная… Нет, радостями перестали делиться в новые счастливые демократические времена. Если что и могло оказаться в почтовом ящике, то какой-нибудь рекламный листок, расхваливающий залежалый товар, угроза из налогового управления, детская или взрослая шалость.

Почти все ящики были раскрыты, дверцы болтались на искореженных петлях и только кое-где еще оставались целыми – значит, в этих квартирах еще на что-то надеялись, еще теплилась там какая-то жизнь. Ящик под номером двадцать восемь тоже был в порядке. Исцарапанный, видимо, несколько раз горевший, не раз взломанный, но замочек на нем был новенький, поставленный, похоже, недавно. А, впрочем, скорее всего его просто меняли каждый месяц, если не чаще.

Евлентьев поднялся на один лестничный пролет и сразу почувствовал беспокойство. На площадке стояли несколько парней, молча стояли. Если бы это были жильцы, то они бы покуривали, перебрасывались словечками, были в шлепанцах и в штанах на резинках… Если бы забрели старшеклассники из ближайшей школы, то наверняка хохотали бы хрипло и надсадно, стараясь перекричать друг друга, перекурить, перематерить. Просыпающиеся половые устремления требовали ежеминутного самоутверждения, утверждались опять же хохотом, куревом, матом.

А эти молчали, будто поджидали кого-то, может быть, Евлентьева и поджидали? Когда он проходил, никто не посторонился, даже не повернулся, чтобы пропустить его. Ни один из парней не обернулся, чтобы узнать, кто идет. И хотя площадка была достаточно большая, протиснулся Евлентьев с трудом. Подойдя к ящику и вынув из кармана пакет, он остро ощутил внимание к себе. Повернув голову, увидел, что все четверо смотрят на него. Не было в их лицах угрозы, не было и усмешки, они просто смотрели на него, бездумно и равнодушно. Именно таких вот взглядов и нужно опасаться больше всего, потому что за бездумностью может стоять все что угодно – от обшаривания карманов до ножа в спину.

– Это он, – донеслись до Евлентьева негромко произнесенные слова.

– Да, похоже…

Заталкивая пакет в щель ящика, Евлентьев почувствовал, как дрогнули его пальцы, повлажнела ладонь. Прислушался – никто не спускался сверху, не поднимался снизу. Сквозь мутные, надколотые стекла окна, расположенного между этажами, он не увидел ни одного прохожего. И только сейчас вспомнил, что, добираясь сюда между домами, прохожих видел очень редко, не всегда даже удавалось уточнить дорогу, не у кого было спросить.

Затолкав наконец пакет в узкую щель ящика, он опустил сверху крышку, не столько из аккуратности, сколько желая затянуть время, но понимал, что никуда ему не деться, выходить из дома придется. И он, стараясь сохранить на лице выражение спокойное и беспечное, шагнул вниз. «Авось пронесет», – успел подумать.

Евлентьев уже ступил ногой на площадку, уже хотел было повернуть на следующий пролет лестницы, но почувствовал, что не сможет этого сделать – он просто уперся в грудь длинного парня.

– Торопишься? – спросил он.

– Не то чтобы очень… Но надо идти.

– И словечка не обронишь? – Парень явно навязывался на ссору. – И сигареткой не угостишь?

– Не курю. У меня другие недостатки.

– Поддать любишь? – раздался насмешливый голос сзади.

– С хорошими ребятами почему и не поддать, – усмехнулся Евлентьев, пытаясь смягчить разговор, подавить в себе чувство опасливости, которое овладевало им все сильнее. Неожиданно он обнаружил, что стоит в плотном кольце, что двое крепко держат его за руки, один оказался за спиной, а самый длинный, ткнув кулаком в солнечное сплетение, ощупывает карманы.

Евлентьев рванулся, присел, чтобы сбросить с себя парней, повисших на руках, но тут же получил сильный удар в лицо. Следующий удар пришелся в челюсть, потом под глаз. Сознание дрогнуло, поплыло, скорее всего от удара в челюсть. Евлентьев понял, что его попросту избивают, причем все четверо. Длинный уже не шарил в карманах, видимо убедившись, что там ничего не найдет. Руки Евлентьева оказались свободны, и он, изо всех сил ухватившись за перила, попытался вырваться из кольца. Это ему удалось, он сбежал на несколько ступенек вниз, но там его настиг длинный.

Потом уже, вспоминая подробности этой схватки, Евлентьев так и не смог четко определить, когда же у него в руке оказался газовый баллончик. Скорее всего это случилось, когда длинный уже на нижней площадке нанес очередной удар по голове – у него в руке оказалась какая-то железка. И тогда Евлентьев, не колеблясь, брызнул ему в лицо струей газа. Длинный замер на какое-то время, потом вдруг заорал, широко открыв рот, и Евлентьев направил струю прямо в этот рот и нажимал, нажимал кнопку баллончика в нескольких сантиметрах от истошно орущего рта. К ним на площадку сбежали оставшиеся трое, и Евлентьев, оставив длинного, успел все-таки брызнуть в направлении каждого из них. Парни отшатнулись, прижали руки к глазам, и тогда Евлентьев, не теряя ни секунды, бросился вниз, в дверь, на улицу.

Оглянувшись через некоторое время, он убедился, что за ним никто не гонится, и перешел на шаг. Пересек один двор, углубился во второй, в третий. Уже стемнело, и найти его после всех метаний уже вряд ли было возможно.

Идти на станцию побоялся – его могли ждать на платформе. Во всяком случае, если парни бросились преследовать его, то прежде всего они подумали бы о станции. И Евлентьев, выскочив на Можайское шоссе, принялся останавливать машины, идущие в сторону Москвы. Но все проносились мимо, те, кто промышлял извозом, уже разъехались.

Наконец остановился потрепанный «жигуленок».

– В Москву поедем? – спросил Евлентьев, распахивая переднюю дверцу.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации