Текст книги "Трудно быть другом"

Холодный озноб пробежал по спине Тумагана: все никак не мог забыть черные куртки, бритые черепа и злые улыбки на лицах пацанов, что вдруг возникли перед ним… Не успел убежать! «Попался! Сейчас мы из тебя компот сделаем!» Если бы не Рома, прибили бы, как собаку. Точно, убили бы.

Зажмурился покрепче, тряхнул головой, чтоб вытолкнуть из нее всякую дрянь. Взглянул на Рому – точно, заснул.

Но Ромка не спал. Приоткрыл один глаз.

– Не сплю, не сплю. Сейчас начну железом греметь, силу набирать.

– Кирилл Николаевич сказал, что баранину привезет.

– Ага-а! Вот ты и влип! Твой шашлык здорово зацепил Циркуля!

– А тебя?

– У меня уже слюнки текут! Сказал, когда вернется?

– Не сказал. Наверно, как всегда, поздно.

– Значит, когда солнце зайдет за горы. У вас, наверно, так говорят?

– Ага. А еще говорят: когда баран к воротам подойдет.

– У нас тут нет гор и нет баранов. Одни небоскребы и машины. Но когда-нибудь я увижу настоящие горы, не по телику! Хочу…

– Мы с тобой утром выйдем на наше крыльцо – и перед нами будут стоять горы, вершины в тумане… Я покажу нашу речку. Приедешь? Обещаешь?

– Обязательно приеду. У нашего Циркуля в воскресенье дел всегда выше головы. Он со своим фотоаппаратом где только не был: в Японии, во Франции, на Тибете у монахов. В шкафу, на второй полке, его альбом – достань! Там потрясные фотки! Монахи редко кого пускают к себе. А Циркуль нашел к ним подход. Он мне про них столько рассказывал! Они с тиграми умеют разговаривать!

И закрутилось-завертелось в квартире номер 168.

Тумаган забрался с ногами в кресло и стал изучать фотки. Ну а Ромка отбросил одеяло, вскочил и занялся железяками. Тренажеры достались ему от Васи Бажена. У них обоих почти одинаковые культяпки. Тот перед отбытием за бугор подарил ему весь набор своих железяк, разных ремней, пружин и хитрых заморочек для специальной разработки мышц рук, ног и прочего. Такие тренажеры не купить – уникальные. Все сделаны друзьями Бажена по его рисункам. Вася многим бизнесменам предлагал свои изобретения, на ура пошли бы для спортсменов и уж тем более для инвалидов. Но даже пальцем никто не пошевелил. А в Германии, куда Бажена пригласил большой любитель спортивной гребли, немец Франц Цугель, сразу ухватились за эти чертежи и вот-вот начнут выпускать тренажеры. Ну а самому Васе уже сделали специальный протез для культяпки. Франц Цугель надеется, что Вася получит золото на паралимпийских играх. А Ромка уверен в этом: Вася Важен был уже чемпионом мира по гребле на байдарках на соревнованиях среди инвалидов. Вот на него Ромка и держит равнение. И будет до пота, до крови тренироваться.

Ромка как-то очутился на канале и увидел гребцов на байдарках.

И так ему это дело понравилось! Но сам даже не мечтал сесть в лодку. Тут Важен и засек, что парень с него глаз не сводит, не пропускает ни одной его тренировки на воде.

– Пацан, шуруй сюда! – махнул он рукой Ромке. – Тебе нравится байдарка?

– Очень.

– Такая, как у меня, одиночка?

– Да.

– Хочешь попробовать погрести?

– А можно?

– Можно.

– А я разве смогу?

– Да это запросто! Весло в руки – и греби.

Ромка не помнит, как влез в лодку, как разместил там свою культяпку. Взял в руки легкое, почти невесомое весло. Важен оттолкнул его от пирса. Ромка сделал сильный гребок – и чуть не перевернулся. Байдарка совсем не слушалась его!

Важен стоял у края пирса и хохотал.

– Ну как? Ты думал, что это очень просто?

– Ну да… – Ромка почему-то никак не мог справиться с веслом.

– Носом дыши! – продолжал смеяться Важен.

– Никак… – только и мог пробормотать Ромка. – Не могу…

– Обопрись веслом на воду! – резко скомандовал спортсмен. – Держи равновесие! Не шевелись, дыши носом! Но-сом! Спокойно дыши… Еще спокойнее. Хорошо. Теперь сделай гребок. Ну! Давай! Смелее! Чувствуешь байдарку? Вот так. Теперь поговори с ней. Она понимает, кто в нее сел, она как живая. Осторожно выдвини правую руку вперед…

Вот так и пошло-поехало. И Ромка окончательно и бесповоротно, как любит говорить дядя Серега, заболел байдаркой. А если точнее, греблей на одноместной байдаре…

Вася верит в Ромку. «У тебя, пацан, отличный гребок! Ты хорошо весло держишь. И должен работать над собой и работать. И будь уверен: придут победы!» – говорил он.

Циркуль был в спортклубе и смотрел, как Ромка работает на байдарке, – оценил вполне положительно. А он знает многих чемпионов, и по гребле тоже. И даже фотографировал их. Ромке привез из Швеции подарочек – спецсекундомер. Его крепят на лодке для контроля за скоростью. «Теперь ты знаешь, с кем бороться – с секундной стрелкой, ну и, конечно, с самим собой!» – так сказал Циркуль.

– А мы разве против?! Мы… поборемся! И без всяких соплей поборемся! – выкрикивал Ромка, скрипя пружинами, обливаясь потом и попеременно меняя руки.

Упражнения для плечевого пояса не дадут задремать. Каждую мышцу чувствуешь и слышишь, как она поет. Это Важен всегда так шутил. «Я, – говорил Важен, – с каждой своей мыщцей ласково разговариваю, успокаиваю ее, когда надо. И они мне по-своему отвечают, даже поют, а то и криком кричат, когда уж слишком достаю их». И Ромка тоже учится разговаривать со своими мышцами.

Ромка отыскал в шкафу медицинскую энциклопедию, где все-все расписано про мышцы, связки, нервы. И теперь, прежде чем что-то делать на тренажере, трижды покрутит мозгами.

– P-раз… Д-два… Р-раз… – Ромка слегка увеличивает нагрузочку на мышцу под названием дельтовидная. Очень важнецкий мускул. А еще в плечевом поясе есть двуглавая мышца, или бицепс. Но главное для гребли – это мышцы спины. Он даже выучил на латинском языке названия всех самых важных мышц.

На тренажере повторяешь каждое движение по многу-многу раз. Автоматом. И пока мускулы трудятся, можно подумать о чем-нибудь.

И конечно, подумал о Циркуле. Тот притаранит жрачку и расскажет что-нибудь интересное. С ним всегда происходят такие истории, что закачаешься.

– P-раз… Д-два… Р-раз… – Ромка чувствовал, как поют мышцы.

Сейчас Циркуль несся куда-то на древней «девятке». Когда у него увели вторую импортную тачку, он сказал: «Ша, ребята! Больше мы не работаем на бандюганов! Совсем оборзели! Обойдемся „девяткой“. И еще есть метро, где никогда не бывает пробок». Короче, больше у него тачку не уводят. И везде успевает. А крутиться ему надо будь здоров – фотограф! Его посылают, как он шутит, «в самые-самые горячие и самые-самые холодные точки нашего шарика». В Чечне чуть не грохнули, на Эльбрусе под снежную лавину попал, под Мурманском едва на морское дно не угодил…

Ромка хорошо помнит, как появился Циркуль в квартире номер 168.

Алиса исчезла на два месяца, если не больше. Ромка к этому явлению уже давно относился спокойно. Ему хватало общения с дядей Серегой, тетушкой Катей, с Дашей плюс Тася. Кореши Барабан и Хруст его не забывают. А тренировочки на канале в спортклубе! О-го-го! Там надо целиком отдаваться, без халтуры. Нагрузки те еще! И оттуда он просто приползает, иначе ничего не получится. Вася Важен сказал: «Если хочешь достичь в спорте хоть малого, о легкой житухе надо забыть. Особенно нам, культяпым».

Как-то вечером, когда давил подушку и слушал Высоцкого, в прихожей раздался звонок. И по звучанию его сразу понял: явилась не запылилась!

И конечно, в двери – Алиса Петровна. А следом прет мужик ростом с колокольню в хипповом клетчатом кепарике. И с двумя сумками – большая в руке, поменьше висит на плече.

Тогда Ромка еще не знал, что сумка поменьше называется кофр и в ней не зубная щетка с ночной пижамой и тапочками, а забита она разными фотоаппаратами, фотообъективами и другими примочками, без которых фотографу делать нечего.

– Ой, Ромочка, а у нас в доме пахнет чем-то вкусненьким! – Алиса повела по сторонам носиком, как будто сегодня утром они уже виделись. – Познакомься, Ромочка! Это мой очень хороший друг – Кирилл Николаевич. Он будет жить у нас.

– И как надолго задержится он?

– Ромочка, перестань! Кирилл Николаевич знаменитый фотограф.

– О-о-о, я вас понял! Алиса Петровна – бесплатная фотомодель!

Ромка мотанул к себе в «пещеру». На всяких «очень хороших друзей», прибывавших сюда с пышными букетами роз, с портфелями, чемоданами, ему глубоко наплевать. Испарялись они обычно через неделю-другую – больше не выдерживали. С Алисой Петровной не соскучишься!

Ромка продолжал жить своей обычной жизнью – школа, тренировки. Из графика тренировок его ничто не должно выбивать. Конечно, отметил, что «Инструкция…» выполняется от точки до точки, на остальное начхать. С Алисой почти не встречался. Когда наталкивались друг на друга, она тут же начинала лепетать, что не хочет умирать в одиночестве, и еще несла какую-то чушь. Все это он уже слышал много раз. И даже знал, из какой роли тот или иной монолог.

Но кое-что все-таки начинало удивлять. Заглянув в холодильник, он обнаружил, что тот забит до отказа жратвой, и очень приличной. Конечно, продуктами, что лежали в холодильнике, не пользовался. У Ромки там был свой, личный угол. И еще одно открытие сделал: гость взял на себя полностью готовку пищи. Алиса такой прозой всегда пренебрегала. Ну а другие, что возникали здесь порой, до таких подвигов, видимо, не успевали дозреть – сматывались!

С новым гостем Ромка почти не встречался. У него были длиннющие ноги пятидесятого размера. Точь-в-точь Циркуль. Так его и назвал.

Из комнаты, где проживали Циркуль и Алиса Петровна, никогда не доносилось ни шума, ни громких разговоров. За пару недель даже ни разу не грохнуло ничего на пол. Обычно к этому времени пребывания «гостя» по ночам вдруг начинали раздаваться крики и визги Алисы, громкое хлопанье дверей, всегда что-нибудь разбивалось.

И Ромка уже отметил: после такого звона-трезвона в квартире утром уже не было ни Алисы, ни гостя, только осколки на полу от тарелки или очередной вазы для цветов. Также об экс-пребывании «хорошего друга» напоминали забытые шлепанцы и зубная щетка. Зубные щетки Ромка безжалостно выбрасывал, а шлепанцы складывал в прихожей, где их накопилась уже приличная кучка. Они годились для сборищ «великих, но пока еще не признанных звезд кино и театра».

В конце третьей недели нахождения Циркуля в квартире Ромка, придя из школы, вдруг обнаружил, что в ванной и туалете полностью заменен кафель, и так классно сделано, что закачаешься. Плитка дорогущая – голубоватая с искорками. Ромка знает ей цену. Ведь он даже начал откладывать деньги на ремонт, но о такой дорогой и красивой даже не мог мечтать.

Вскоре возникла на кухне новенькая и симпатичная тумбочка. На ней красовалась деревянная штуковина, куда были вставлены несколько острых, сияющих сталью ножей.

Старая тумбочка, как бедная родственница, притулилась у стены, на нее, конечно, тошно смотреть: лет сто торчит на кухне.

Ромка начинал недоумевать: что за фокусы выкидывает Циркуль? Во имя чего? Удивить Алису? Ха! Так она эту тумбочку и кафель в упор не видит. Нет, тут что-то другое… Может, у него плоховато с жилой площадью и решил бросить якорь? Дядя Серега еще не был в курсе, что у Алисы возник такой необычный гость. Вот вернется из командировки и, конечно, растолкует Циркулю, что к чему.

Но обстановочка сама собой как-то неожиданно прояснилась. Ромка пришлепал из школы, закинул в дальний угол дивана рюкзак с учебниками, чтоб глаза не мозолил, врубил новые записи знаменитой корейской группы No Brain, от которой все балдеют (Барабан дал послушать). И в кухню прямым ходом пошлепал – «заморить червячка», как говорила бабушка.

На кухне пусто и чисто. Ромка уже привык, что Циркуль четко соблюдает «Инструкцию…». Даже из пепельницы выбрасывает окурки после Алисы Петровны – сам не курит.

Эту пепельницу еще дед привез то ли из Китая, то ли из Японии. Морская раковина розового цвета сидит на мраморной подставке, сделанной в виде ладони. Дед и отец не курили, это уже Алиса стала использовать раковину по полной программе и всегда оставляла в ней вонючие чинарики.

Ромка сразу увидел, что под пепельницей белеет листок бумаги. Он не любитель совать нос в чужие тайны, но тут понял, что записка эта и к нему имеет отношение. Иначе зачем она будет так вызывающе торчать на кухонном столе.

«Кирилушка! Я ужасная, мерзкая, но ничего не могу с собой поделать… Ты должен меня понять! Мои чувства к тебе иссякли, выдохлись. Мы должны расстаться, чтоб уже не мешать жить друг другу… Ты удивительно замечательный человек, Кирилушка, но сердцу не прикажешь… Прости меня и забудь, забудь… Мы не созданы друг для друга! Прости. Алиса».

Вот и врезали Циркулю по носу! А на что тот мог рассчитывать? Видимо, он был не в курсе, что у Алисы никто из «гостей» обычно не задерживался более двух недель. Сейчас и так уже явный перебор – почти месяц! Рекорд! Мировой! Бронзовая… нет, серебряная медаль!

Ромка с аппетитом навернул гречневую кашу. Достал из холодильника кусман сала – сам солил по рецепту тети Кати! С чувством умял кусочек. Еда у спортсмена должна быть простой и высококалорийной. И вкусной! Так учил его Важен. А что может быть вкуснее черного хлеба с соленым сальцем вприкуску?! А сверху чесночнику!

Ушел к себе и дверь в свою комнату закрыл покрепче, чтоб не слышать, как Циркуль будет сматывать удочки, когда приползет домой и ознакомится с уведомлением от великой актрисы.

Было уже довольно поздно, когда донесся какой-то стук. Ромка приглушил музыку и прислушался: явно кто-то что-то долбит молотком. И здорово долбит!

Вышел и был потрясен: Циркуль как ни в чем не бывало что-то мастачил на кухне, где на полу лежали стамески, дрель, доски.

– Привет! Прямо вовремя пришел! – Глаза у Циркуля, видимо, были на затылке, потому что Ромка тихо вошел и стоял у него за спиной. – Будь добр, подай молоток.

– Привет, – ответил Ромка, как автомат.

Он никак не мог врубиться в пейзаж на кухне. Взглянул на стол – записки нет. Прочел, значит. Ознакомился с содержанием. А где же выводы? И почему не смотался?

– Теперь, прошу, подай мне вон ту симпатичную дощечку, – попросил Циркуль, тюкая молотком. Будто сто лет они вместе что-то мастерили.

Ромка подал доску. На самом деле красивая, полированная.

– По-твоему, что это за доска?

– Не знаю. Доска как доска…

– Не-ет, это… Мы из нее сейчас сотворим хорошую полочку.

– Зачем?! – вырвалось у Ромки.

– Хороший вопрос… – Циркуль взял дрель. – Я уже давно принес эту доску, но все как-то не хватало времени. В такой кухне должна быть приличная полка, разве не так? Ты, конечно, прочел записку?

– Прочел.

– И тебе теперь совершенно непонятно, почему я еще здесь…

– Страшно удивляюсь, – кивнул Ромка.

– Я и сам удивляюсь, если честно. Но, понимаешь, у меня уж такой идиотский характер: я ужасно не люблю бросать уже начатое. Краску хорошую принес – надо кое-что подкрасить. Вот и решил: закончу, что планировал, и всё, «закроем буфет», как говорит один мой знакомый. Или я тебе очень мешаю?

– Нет, не мешаете. Просто… – Ромка пожал плечами. – Алисе все эти тумбочки, полочки до самой высокой лампочки.

– Ну, это ее личное дело. И уже несколько из другой оперы.

За таким странным разговором Ромка даже не заметил, как на стене появилась полка. Вписалась она в кухню идеально.

Вот таким макаром и пошел день за днем, вернее, вечер за вечером, потому что Циркуль поздно возвращался со своим тяжеленным кофром, тогда и начинал стучать молотком, жужжать дрелью. Он теперь вовсю занялся дверью на кухне: ее от древности всю перекосило и это портило весь пейзаж.

Они почти не общались. Только на уровне «привет», «подай», «подержи».

Ну а тот день Ромка плохо помнит. В школе почти всех свалила какая-то гадость с температурой. Хруст на уроке зашелся кашлем и поплелся домой. Барабан хвалился, что молотит в день по две головки чеснока и никакая зараза его не возьмет, и ходил очень гордый, но тоже сковырнулся и залег на койку.

Ромка на уроке почувствовал страшную слабость. Домой причапал на полусогнутых, добрался до своей «пещеры» и плюхнулся на диван.

Что происходило дальше, он помнит какими-то бессвязными обрывками. Уже потом обо всем ему рассказал Циркуль.

У Кирилла в тот день с самого утра было паршивое настроение. Он понимал, что уже пора уходить. Осталось вбить пару гвоздей в дверь – и можно сегодня же ехать домой. Мать там одна, мучают ее искореженные артрозом суставы, да еще страшно переживает, что беспутного сыночка никак не женить. Все друзья обзавелись семьями, а он носится по белому свету с фотоаппаратом. И сейчас он ей толком не мог объяснить, что с ним происходит. А что объяснять? Что сбрендил, встретив бесподобную женщину? Перестал трезво соображать?

Да и с самого начала все складывалось как-то странно. Но это он сейчас стал понимать, а тогда был словно пьяный. В Доме актера проходила большая фотовыставка. Кирилл и его коллеги показывали свои последние работы, портреты актеров, художников, музыкантов. Много было разных экспериментальных фотографий. Кому-то нравилось, кто-то нещадно ругался.

И тут к нему подошла очаровательная блондинка.

– Простите, значит, вы тот самый Клёнов Кирилл, чьи фотографии тибетских монахов получили в Париже главную премию?

– Похоже, тот самый, – удивился Кирилл.

– Вы встречались с монахами! Это же так интересно! Мы в своей театральной студии как раз работаем над пьесой, где один из главных героев страдает, мечется, хочет вырваться из нашего быта. И встречает он монаха из Тибета… Тот живет совсем в другом мире! И тут в его жизни начинается такое, такое… Да вы прямо настоящая находка для нашей студии! Может, расскажете нам о Тибете, о людях, живущих там? Вы же общались с ними.

Он, конечно, разыскал ту студию. Сырой полутемный подвал. Вместо занавеса – свисающая кусками пленка, заляпанная краской и исписанная матюгами – цитатами со стен общественных туалетов. Шел какой-то безумный спектакль. Этой дурью Кирилла не удивить: в Голландии и Германии в таких же подвалах показывали куда круче. Но тут Кирилл ничего и никого не видел, не слышал, кроме нее… кроме Алисы…

Вот тогда и поплыли мозги. И до сих пор плывут. И ничего не может сделать с собой. Еще не получив ту записку, он знал, что закончится именно так. Знал, но не хотел верить. Все продолжал и продолжает надеяться на какое-то чудо. Хотя понимает: никакого чуда не произойдет. Алиса просто вычеркнула его из своей жизни.

Ужин решил не разогревать, сразу взялся за дверь. Стук молотка всегда успокаивал его. С детства привык к этому стуку: отец по профессии был столяр-краснодеревщик. Когда-то к нему приходили заказывать любую мебель, очереди стояли в мастерскую. И Кирилл научился многому у отца. Тот хвалил его и был уверен, что сын продолжит династию. Но Кирилл поступил в университет. Потом увяз в фотожурналистике, и накрепко.

Отложил молоток, чтобы взять с пола стамеску, и… ничего не понял.

Квартира номер 168 никогда не славилась тишиной. Роман, сын Алисы, готов был день и ночь услаждать свой слух ритмами джаза и разных роков. Ну а когда к нему приходили школьные дружки, то и вовсе на всю катушку отрывались – стены дрожали.

Дверь в свою комнату Роман всегда держал закрытой. Иногда даже запирал, уходя в школу. Алиса сразу предупредила: «Не подходи к его двери»! Она, как понял Кирилл, никогда к нему не входила.

Так вот, он услышал… Нет, он совсем ничего не услышал. В квартире стояла тишина. Такая неестественная, что даже в ушах звенело. Обычно в такое время в комнате Романа звучит музыка или он в «спортзале» гремит железяками.

Кирилл прошелся по кухне, затем из угла в угол по гостиной. Чем-то не нравилась ему эта тишина.

Заглянул в прихожую. На полу – кеды Романа, белые с красными шнурками. Тут же висит джинсовая куртка и кепка. Значит, дома парень.

Дверь в комнату Романа плотно закрыта. Кирилл подошел поближе и прислушался. Прислонился ухом к замочной скважине – неясные звуки…

Походил. Ему все больше и больше не нравилась эта тишина.

Негромко постучал в комнату Романа. В ответ – молчание.

Стукнул громче – снова ни звука из-за двери.

И тогда решительно рванул ручку. Дверь распахнулась – темнота.

Но вот он различает окна, стол, компьютер, телевизор, огромный книжный шкаф блестит стеклянными дверцами… Диван… В угол забился Роман… Лежит в одежде, и как-то странно лежит. Вот он застонал…

Кирилл нажал на выключатель, и свет заполнил большую комнату.

Лицо Романа пылало жаром. Попробовал прощупать пульс – тот едва трепетал под пальцем. Ясно: пацан заболел!

Медицинские познания Кирилла были весьма ограниченны. В нелепой аптечке, что висит на кухне, – градусник, зеленка, борный вазелин, лейкопластырь. И зачем-то катушка черных ниток с иголками.

До «Скорой» дозвонился быстро. Вызов записали.

Взглянул на Романа: тот совсем нехороший был…

Вспомнил про малиновое варенье. Эта ягода ото всех болезней, всем известно! И мать поила его много раз. В холодильнике стоит банка, сам купил.

В кружку бухнул несколько ложек малины, и сразу на всю кухню разлился знакомый с детства вкусный запах.

Напоить Романа не удалось. Втолкнул пару ложек ему в рот. Тут и зазвенело в прихожей.

На пороге появилась докторша в белом халате и строгих очках. За ее спиной – блондинка медсестра с чемоданчиком размером с хороший почтовый ящик.

– Что случилось? По телефону регистратор ничего не поняла.

– Да-да… Я наговорил черт знает чего. Понимаете… это… Да вы проходите… Он вот тут лежит…

Не дождавшись вразумительного ответа, врач зашла в комнату Романа. Присела на край дивана и стала осматривать больного, пощупала живот, заглянула в рот, послушала сердце, легкие.

– Когда заболел?

– Сегодня… Как я понял, он из школы пришел, ну и…

Докторша что-то сказала медсестре, и та проворно открыла свой чемоданчик. Еще мгновение – и в ее руках шприц, ампула, запахло спиртом.

Врач за столом что-то строчит на листке.

– Сколько лет вашему сыну?

– Ну… это самое… девятый класс…

– Ясно. Ему нужно хорошо вылежаться. Побольше пить давайте. – Заметила банку с вареньем на столе. Малина – очень хорошо! Строчит и говорит, строчит и говорит, одни только медики так умеют. – И мед можно… И пить, пить, пить…

– А банки? – Кирилл вспомнил, как мать лепила ему на спину круглые стеклянные баночки, когда он простужался.

– При температуре нельзя ставить. А вот это в аптеке купите. – Докторша подтолкнула пальцем листок на середину стола. – Здесь я все написала. И пусть он лежит сегодня, завтра… Постельный режим.

Глянул на стол: на бумажке что-то накорябано. Читать некогда.

Роман дышал часто и с хрипом. Тонкая шея мелко дрожала. И сухие, в трещинах, губы подергивались. А докторша уже уходила…

– Простите! Вы…

Кирилл рванулся из комнаты и едва не сшиб медсестру. Та с писком отскочила в сторону.

– Доктор! Вы не помыли руки! – Кирилл распахнул дверь в ванную. – Сюда! Прошу!

Та зашла в ванную. Блондинка стоит и хлопает ресницами.

Вот вода уже не шумит. Сейчас доктор уйдет, а Роману плохо. Очень плохо! Она уже вешает полотенце на крючок…

– Доктор… простите… Ему же плохо… А у меня нет ничего! Одна малина… И всё!

– Как вас зовут? – Врач тронула Кирилла за руку.

– Кирилл Николаевич…

– Кирилл Николаевич, возьмите себя в руки. Так нельзя. – Доктор достала из кармана халата упаковку с каким-то лекарством. – Вашу ладонь! – Он послушно протянул руку, и она выдавила из упаковки две красные таблетки. – Это на ночь. Вам. И без паники. У мальчика интоксикация, и потому такое состояние. Пить, пить воду – и все пройдет. Вы меня поняли?

– Понял, – кивнул Кирилл, смотря в глаза докторши. И вроде блондинка смотрит спокойно, даже улыбается. – Все понял, спасибо. Вы уж извините… Вы же понимаете…

– Ничего, все будет хорошо.

Дверь захлопнулась. В голове пустота. Прислонился к стене.

Нужно взять себя в руки. Разве он не бывал черт знает в каких переделках! На Эльбрусе с фотографом из английского журнала попали в страшный ураган. Смит сломал ногу, пришлось тащить его на себе, да еще целый пуд аппаратуры. И выбрались. А в Калмыкии как загремели! Кругом пустыня, и почти вся группа в лёжку: отравились чем-то. И выжили. А тут даже докторша пришла! И медсестра! Вылечим цыпленка, обязательно вылечим!

И теперь Кирилл уже не давал Роману поблажки: заставлял глотать ложку за ложкой чай с малиной. Тот отворачивал голову, хрипел, сипел, но нет, братец кролик, тут уж не отбрыкаешься, выпьешь малинку, раз попал в такой переплет! Это расчудесное снадобье!

Романа стала бить дрожь. Кирилл закутал пацана в теплое одеяло. Вскоре дрожь прошла, и парень заснул.

Две ночи и два дня Кирилл провел возле мальчика. Заставлял глотать таблетки, клал на горячий лоб мокрое полотенце, вливал в него чай с малиной и медом. Сам дремал урывками в кресле, не выпуская Романа из поля зрения.

Что он знает о нем? Да почти ничего.

Алиса сказала, что у нее есть сын. Школьник. «Милый мальчик». И Кирилл был удивлен, когда увидел в прихожей уже вполне сформировавшегося пацана. Но еще больше его удивило, как «милый мальчик» разговаривал со своей матерью. Понял, что у них не контакт. С Алисой на эту тему разговора не получалось. И о бывшем муже почти ничего не хотела говорить. «Его нет. Я свободная женщина. И ты мне ужасно нравишься. Неужели тебе этого мало?» Много, мало… Он совершенно терял способность соображать, когда слышал ее голос, чувствовал рядом ее дыхание, видел ее локоны и затягивающий омут глаз… Да, это настоящее наваждение.

И все закончено. Надо заставить себя осознать это.

И вот пацан. Маленький человек в этом непутевом большом доме. Пацану худо. Очень. Болезнь свалила. Ничего, выкарабкается. И снова будет греметь железяками. Устроил в кабинете отца настоящий спортзал с оригинальными тренажерами. Для чего ему эти железяки, пружины? Алиса толком не объяснила, как и то, что у парня с ногой. И только теперь, когда увидел, понял, что дело довольно серьезное.

На стене, над диваном, – с десяток любительских фотографий. На них какие-то парни с веслами на байдарках. На одном снимке увидел пацана, который, сидя в лодке, кому-то махал веслом…

Кресло мягкое, в нем хорошо читать. Устал сегодня. Наваливается дремота… Чертовски устал…

Приоткрыл глаза и встретился с глазами Романа.

– Как дела? – обрадовался Кирилл.

Смотрит осмысленно, значит, самое плохое позади.

– Болит что-нибудь?

– Не болит… – Кирилл скорее понял это по шевелению губ мальчика, чем услышал.

– Ты слегка приболел. Доктор приходила. Таблетки всякие будем принимать – она назначила. Я тебе чаёк даю, с малиной и медом. Надо много пить, чтоб все зловредные вирусы вымыть из организма. Ты со мной согласен?

«Согласен», – ответили глаза Романа.

– Вот в эту посудину будешь выливать вирусы. – Кирилл показал Роману большую стеклянную банку, которую нашел на балконе. – Они здесь должны подохнуть окончательно. Голова не болит?

– Нет, – негромко произнес Роман. – А сколько прошло?

– Три дня, – сказал Кирилл. – Ты извини, я к тебе зашел без разрешения. Слышу, нет музыки, и понял: с тобой что-то не то… Ты был не совсем в форме. Но теперь уже пошел на поправку. Пока надо соблюдать постельный режим – лежать и пить. Так доктор сказала. А я в этом кресле устроился, даже спал здесь… Мне нравится твое жилище. Можно посмотреть книги, что в шкафу?

– Смотрите, – кивнул Роман.

Он уже приходил в себя – голова не болела, только во всем теле какая-то ватная слабость. И ему интересно было наблюдать за Циркулем.

Через стеклянные дверцы шкафа поблескивали золотым тиснением толстенные старинные фолианты – классика, альбомы разные.

– Здесь столько замечательных книг!

– Их собирали дедушка и мой отец, – с гордостью сказал Роман.

– Можно взять что-нибудь почитать?

– Конечно.

– Твой дедушка – академик Зеленский? Федор Николаевич?

– Он самый. Но я его почти не помню.

– А это твой отец? – На полке фотография улыбающегося мужчины.

– Ага.

– Ты очень похож на него.

– Он изучал всякие инфекционные болезни. Однажды поехал в экспедицию в Индию и там заразился. Почти все, кто ездил с ним, тоже умерли. Похлеще гриппа подцепили гадость.

– Я там бывал. К сожалению, разной гадости на свете еще очень много. Давай пообедаем? Со шкварочками гречневая каша, как тебе?

– Моя любимая!

– Значит, я угадал! – Кирилл давно заметил, что Роман на кухне готовит себе главным образом эту кашу. – Но сначала по тарелочке рассольника, а? Половника два. Не возражаете, сударь?

– Не возражаю!

– Только не вставать – приказ доктора! Все принесу сюда.

Вот так они и познакомились. Вот таким макаром Циркуль и вошел в жизнь Ромки.

Кухонную дверь отремонтировали, плинтуса уложили, краску израсходовали.

Дядя Серега вернулся из командировки и сразу посетил квартиру номер 168, чтобы познакомиться со странным человеком – Кириллом Николаевичем Клёновым.

Дядя Серега бывает жестким и прямолинейным. Тетя Катя за это иногда даже ругает его. На что дядя Серега отвечает: «Терпеть не могу подковёрной нанайской борьбы и разной неясности. Нужно вовремя ставить точки над и». На таком уровне они и беседовали с Циркулем на кухне.

Потом дядя Серега пояснил Ромке, о чем они говорили, что к чему, чтоб все неясности стали для него ясными.

Во-первых, и что самое важное, – Кирилл совершенно потерял голову: он влюбился в нашу актрисулю Алису Петровну. Во-вторых, узнав, что та решила разорвать с ним отношения, уже собрался уйти, но обнаружил больного Ромку и стал заниматься его лечением. После выздоровления Ромки вдруг выяснилось, что они уже подружились, а дома Кирилла никто особенно и не ждет. И вопреки здравому смыслу – так прямо сам и сказал! – он решил пожить здесь, все еще надеясь, что скоро появится Алиса и скажет, что пошутила, что проверяла его.

Короче, дядя Серега понял, что у Циркуля мозги здорово заклинило. И он прямо выдал Циркулю, что тот зря питает надежды на возвращение к нему Алисы, что та выкидывала номера и похлеще. Но, конечно, не стал рассказывать, как она рванула ночью из роддома, увидев врожденную культяпку сына.

Дядя Серега еще что-то говорил Ромке про разговор с Циркулем, но все остальное была уже шелуха.

Все это как бы само собой прокручивалось в голове Ромки.

Вдох-выдох… Вдох-выдох… Вверх-вниз… Вверх-вниз…

Он любил работать с эспандером: мягкая упругость пружин совсем не мешала думать. Можно даже прикрыть глаза.

И увидел Сыроежку, четко так… Она смешно улыбается… И у самого рот поплыл к ушам.

Вдох-выдох… Вдох-выдох…

Обтер пот, слегка отдышался. Теперь к следующему тренажеру. Укрепил ремни, и заскрипели другие пружины, застучало железо.

Сыроежка сегодня должна прийти в спортклуб.

Прокопьич зовет ее Сашок. Он ей приходится дедом. Ой, строгий дедуля! Отвечает в спортклубе за инвентарь. Этого добра там выше головы, и надо следить, чтобы все было в порядке.

Ромка свою байдарку чуть не языком вылизывает. Они вместе с Сыроежкой даже имя ей придумали – «Быстрая».