Текст книги "Бог на пенсии. Рассказы"

Бог на пенсии
Рассказы
Виктор Анатольевич Сиголаев

© Виктор Анатольевич Сиголаев, 2017

ISBN 978-5-4485-0934-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бог на пенсии

Хельмут проснулся рано утром и понял, что чувствует всех людей на Земле. От только что родившегося Олууотойина, шестого сына вождя племени Мангбету, до фрау Вилхелмайн, живущей по соседству и поливающей в эту самую секунду свой кокетливый газончик с крокусами.

Он четко и ясно ощущал в своей голове все семь миллиардов триста восемнадцать миллионов сто сорок семь тысяч восемьсот тридцать… пять… шесть… восемь… человек. С каждой секундой их становилось больше, впрочем, точность цифр не казалась сколько-нибудь значимой в данный момент, с математикой у Хельмута с детских лет были нелады.

Другое было поразительно.

Все это чудовищно огромное количество людей легко умещались в сознании у Хельмута, как, скажем… три зубные щетки на полочке перед зеркалом в ванной: зеленая – его собственная, красная – жены Марты и желтая – дочери Кристианы, недавно переехавшей к родителям после болезненного развода с этим непутевым юристом. Как его там? Кейсер? Каспар?

Хельмут на миг сосредоточился и вдруг увидел этого негодяя!

Вот же он, бывший зятёк. Спит на мятых простынях в захламленной городской квартире. А рядом с ним – светловолосая неопрятная толстушка из кофейни напротив. Зовут Габи, и, кстати, до совершеннолетия ей не хватает чуть больше месяца.

Мерзавец! Месяца не прошло после развода с дочерью. Значит, на молоденьких потянуло…

Хельмут пошевелил правой бровью.

И тут же в полицейском участке зазвонил телефон. Фрау Зайдель, живущая через стенку от развратного негодяя, трепеща от возмущения, сообщила в органы о вопиющем нарушении закона со стороны непутевого соседа. В ту же минуту толстушка Габи по велению Хельмута открыла глаза, обнаружила рядом с собой совершенно незнакомого ей спящего мужчину и оглушительно завизжала на весь дом.

Все это Хельмут проделал как-бы, само собой, не вставая с кровати. Словно ухо потер после сна. Подкинул нужные сведения в голову старой сплетнице Зайдель и чуть-чуть подтер память о вчерашнем вечере малолетней Габи.

Вот оно как!

Получается, он не только чувствует всех людей. Он запросто может манипулировать ими! Почему-то новые возможности Хельмута не вводили его ни в ступор, ни в радостную эйфорию. Все эти чудеса воспринимались просто и обыденно, как само собой разумеющееся. Словно он с рождения умел это делать.

Хельмут потянулся всем телом, собираясь вставать. Хрустнули стареющие суставы.

Одновременно он слегка подправил дрогнувшую руку водителя школьного автобуса, чудом разминувшегося с тяжеловесным трейлером на опасном перекрестке американского городка Феникса. И еще – заставил диспетчера бразильского аэропорта Боа-Виста запретить взлет уже выруливающего на взлетную дорожку Эмбраера и направить его на дополнительный технический осмотр. Правый двигатель должен был выйти из строя через полтора часа полета.

Хельмут увидел еще десятка с два предстоящих катастроф в ближайшую минуту, но вмешиваться больше не стал. Да и первые две он остановил скорее интуитивно, чем осознанно. В тот самый момент, когда обнаружил, что умеет делать и это – предвидеть события и вносить свои коррективы в судьбы людей.

Только пора было вставать с постели и умываться. А заниматься двумя делами сразу – спасать жизни и контролировать свое тело оказалось сложнее, чем просто держать в голове чертову уйму информации.

И снова удивления не было. Мелькнула только легкая тень досады на то, что он непривычно долго задержался сегодня утром в спальной комнате.

Хельмут нащупал ногой левый тапок. В это время на Земле погибло двенадцать человек – в городах, в джунглях, в пучинах океана. Под колесами автомашин, от клыков хищников, от пожара на яхте.

Одел правый тапок.

Умерло четверо – двое от старости, один от инфаркта, а четвертый спрыгнул с небоскреба, разорившись в пух и прах на бирже.

Могло погибнуть больше, но Хельмут все-таки на миг замер и обесточил во вьетнамском Нячанге электроподстанцию, от которой шел неисправный кабель на мебельную фабрику. И тут же в следующий миг с досадой обнаружил, что на той же самой фабрике подломился стеллаж на складе и тяжелые контейнеры ухнули вниз, придавив сразу двоих человек. Одного – на смерть, второго – на верную инвалидность.

Хельмут запнулся в дверях в ванную комнату и погасил огонек жизни второго вьетнамца. Да, так будет лучше. У бедняги будут мучительные боли в дальнейшем, страховки на необходимое лечение ему не хватит, сбережения уйдут на лекарства, жена его бросит и через полтора года несчастный окончит свою беспросветную жизнь в трущобах Труонга от лихорадки.

Лучше уж сразу…

Потом Хельмут чистил зубы и краешком сознания с удовольствием внимал бесшабашным всполохам необузданной радости тысяч людей на какой-то Масленице в этой варварской России. Даже задержался и самую малость подтолкнул вверх раскрасневшегося на морозе мужчину, который с голым торсом лез по оструганному бревну к паспорту стиральной машины, прикрепленному у него над головой в пластиковом пакете.

Ох уж эти русские!

Хельмут направился на кухню готовить себе завтрак. Жена с дочерью в отъезде и будут только сегодня вечером. Доберутся без происшествий. Немного задержатся на стоянке такси около аэропорта… впрочем, уже не задержатся. И повезет их не албанец Беким с мутным прошлым и не менее проблемным будущим, а добропорядочный Юрген, отец четырех дочерей и страстный коллекционер пивных пробок.

Задумавшись перед кофе-машиной, Хельмут рассеянно ускорил работу агрегата, слегка поправив термодинамические константы кипения воды. Заодно создал эффект раскаленного песка вокруг жидкости и заменил химический состав кофейных зерен с дешевой «Арабики» на безумно дорогой «Копи Лювак».

Дорогой?

Наверное, деньги не будут теперь играть сколько-нибудь значимую роль в жизни Хельмута. Эта мысль еще не успела толком сформироваться, а семейные кредиты нечаянно и по банковским документам совершенно легально аннулировались. Вырос депозитный счет в банке. Не намного. Всего на несколько порядков.

Только, зачем это? Не надо так много, хватит всего пару лишних ноликов. Будем выше алчности и стяжательства.

В человеческом океане, легко заполнившем мозг Хельмута, неожиданно появилось липкое вонючее пятнышко. На плавучей буровой платформе в Мексиканском заливе готовили очередной взрыв. Хельмут уже знал, что и в прошлый раз катастрофа на «Deepwater Horizon» была не случайной. За ней стояли влиятельные люди из страховых компаний, биржевые маклеры и магнаты сланцевой революции.

Сколько же на Земле корыстолюбия и подлости!

Хельмут грустно вздохнул. Откинул еще один нолик со своего банковского счета. Одновременно пару тысяч человек, так или иначе причастных к запланированной на сегодня аварии, скрутил жестокий приступ диареи. Некоторые даже не успели добежать до туалетной комнаты…

Кофе получился отвратительным.

Хельмут его передержал, так как рассматривал грани низости человеческой в погоне за ненужной сверхприбылью. Какая глупость! Ни один мультимиллионер на Земле не потратил лично на себя и сотой доли своих миллиардов. Для их безумной роскоши – островов, яхт, дворцов и так далее – хватало мизерной части их состоянии. Остальное богатство проворачивалось в финансовом болоте как вязкий неуклюжий ком грязи, с налипшими на него паразитирующими насекомыми – адвокатами, биржевиками, жуликами всех мастей.

Как это скучно!

И как мало радости и счастья в этом змеином клубке! Хотя бы в сравнении с той же языческой Масленицей в непонятной и пугающей своей неустроенностью России.

Хельмут рассматривал свой испоганенный кофе. Потом мимолетно изменил его состав на привычную «Арабику», отхлебнул, поморщившись, и снова задумался.

Смысл жизни каждого человека в радости.

А кто, интересно, в эту секунду на Земле самый счастливый?

Хельмут чуть не подавился горьким напитком.

Оборванный, бездомный и смертельно больной человек по имени Петрович на окраине города Саратова только что нашел в мусорном баке непочатую бутылку водки.

И он был самым счастливым человеком на Земле!

Как так?

Хельмут вылечил Петровичу цирроз печени. Потом ненароком заменил ему лохмотья на приличную одежду. Он не поверил своему восприятию действительности. Радость у этого непостижимого человечка стала меркнуть!

Тогда Хельмут звякнул в кармане Петровича ключами от новой квартиры в центре города, пискнул сигнализацией от новенького «Фольксвагена», и хрустнул увесистой пачкой евро в левой руке бывшего бомжа. Потому что правая рука продолжала цепко держать грязную бутылку с паленым суррогатом.

Огонек счастья на окраине Саратова стал похожим на тлеющий умирающий уголек. На Петровича навалились заботы…

Хельмут в сердцах выплеснул остывший кофе в раковину. Он не сделал и пары глотков, рассматривая парадоксы человеческого счастья на примере русского бездомного.

Ну, вот же. Вот!

Сколько на Земле счастья материнства! Влюбленных сколько! Океан.

Есть просто счастливые по жизни люди. Потому что умеют радоваться малому. Солнцу, небу, шороху ветра в листве, плеску воды в реке, шуму прибоя.

Но почему их так мало?

Сначала Хельмут сделал «просто» счастливыми своих родных – Марту и Кристиану. С этой секунды и они умеют наслаждаться каждым мгновением жизни. Пить счастье полными глотками. Потом была осчастливлена фрау Вилхелмайн, хотя ее искусству радоваться крокусам можно было и так позавидовать.

Затем Хельмут уселся перед камином в гостиной и стал делать «просто счастливыми» всех самых несчастных людей на земле. Иногда он поправлял им здоровье, или подкидывал деньжат на счета, или самую малость корректировал их способности, темперамент, привычки, если они мешали достичь полного ощущения счастья.

Так прошло около шести часов.

Работа оказалась непосильной. Все изменения были даже не песчинкой в пустыне, и не каплей в океане. Они больше всего соизмерялись одной молекулой в целой Вселенной. И не всегда достигали желаемого результата.

Все было тщетно.

«Это не для меня, – подумал Хельмут, – я слишком стар и впечатлителен».

После долгого сидения ныло затекшее тело, ломило суставы, и слезились глаза. Все можно было бы поправить одним желанием, пальцем даже не надо было шевелить, но… Хельмут устал.

Очень устал.

И еще ощутимо стали давить на психику возмутительная сумбурность, иррациональность и парадоксальность всех человеческих существ. Их неисправимость и безнадежность. Их пороки и необузданные страсти, ведущие всех в пропасть. Да-да, именно пропасть! Ее Хельмут тоже отчетливо видел…

Разочарование.

Вот что почувствовал Хельмут в конце дня, перед приездом жены и дочери из аэропорта.

«Зачем мне это? Для чего чувствовать всех людей на Земле? – думал уставший после чудовищно тяжелого дня старик, – За какие грехи свалилась на мою голову эта обуза? Если это невиданный дар, я готов отдать его!»

Хельмут очередной раз крепко задумался.

Да вот хотя бы – Петрович! Странный бомж из города Саратова. Обладатель шикарных апартаментов, новенькой машины и крупной суммы денег.

Пусть «чувствует» людей он!

И в этот же миг Хельмут понял, что стал прежним обычным человеком. С нормальными мозгами и средними способностями. Как и был раньше.

А в следующую секунду сердце бывшего Всевышнего остановилось.

Потому что Богов на пенсии не бывает…

Капля зла

Тяжелая ледяная капля внезапно до обидного точно вонзилась прямехонько за воротник куртки. Валентин содрогнулся и, выругавшись от души, юркнул в машину. По крыше тут же гулко забарабанило.

Все! Достал Сашка со своими художествами.

Чаша терпения переполнилась.

Пару часов назад школьный друг Валентина позвонил в офис и попросил забрать его из пригорода. Сашка с группой энтузиастов восстанавливал разрушенный монастырь на окраине. Одержимо и безнадежно. Без денег, без материалов и без какой-либо мало-мальской перспективы на окончание этого вздорного прожекта. И самое главное, по мнению Валентина, все это не имело совершенно никакого смысла или выгоды. Собственно, как и все остальное, за что брался Сашка Шапиро – фанатик высокой духовности и тупого бескорыстия. Блаженный, да и только!

Хватит! Итак минут сорок простоял без толку.

Валентин нервно завел машину и злобно газанул с места по направлению к объездной дороге. Доберется Сашка и на электричке, не барин. Дружба дружбой, но и наглеть не надо. Если свое время не ценит, я тут причем? У людей может быть, и свои дела есть. Семья опять же…

На панели тревожно замигал аварийный огонек в форме канистры. Тут же противно завякал писклявый зуммер. Ну вот! Сделал доброе дело для любимого дружка. Не хватало еще и обсохнуть в этих трущобах. Черт!

Где-то тут заправка была. Кажется, на трассе, за поворотом. Левая, разумеется, заправочка, бодяжная. Придется из-за Сашки теперь движок немецкий насиловать гадостью всякой…

Валентин скрипнул зубами и прибавил газу. Машина раздраженно дернулась, неуклюже вписалась в поворот и окатила брызгами одиноко стоявшую на тротуаре влюбленную парочку, и без того уже мокрую до нитки.

Да пошли они…

* * *

Сергей начинал закипать.

Снова эти женские капризы! Бессмысленные и беспощадные. Да сколько можно?

– Вон, за поворотом! Пришли уже почти. Два шага осталось!

– Сережа, поехали домой. Мне холодно.

– Вообще-то, это была твоя идея.

– Я передумала…

Сергей закатил глаза, глубоко вздохнул и попытался успокоиться. Получалось плохо. Проехать полгорода на общественном транспорте, пешкодралом километра полтора, в конце концов – угодить под ливень. И все для пары снимков возле монастыря! Для Фейсбука, видите ли, понадобилось. А когда добрались через все тернии до цели – «Я передумала…»! Еще раз вздохнем поглубже.

С проселочной дороги на трассу выскочил серебристый Фольскваген, подняв мутную стену брызг из грязной лужи. Сергей инстинктивно прикрыл собой Лерку. Одна из самых увесистых капель вязко чмокнула в ухо. Впрочем, мокрее им все равно уже не стать. Грязнее, разве что. И злее. Ну все, сейчас начнется…

– Все! Хватит, – у Лерки в голосе появились истерические нотки. – Хочешь, иди один. Я на остановку.

Она резко развернулась и пошлепала по липкой обочине, демонстративно не обходя луж. Ливень усиливался, грохоча тяжелыми каплями по мокрому асфальту и по ни в чем не повинным путникам. Или в чем-то все же провинились?

А какая чудесная погода была утром! Солнце, небо синющее, манящее, глубокое как бездна. Воздух аж звенел от свежести. Птички, паутинки – голова кругом. Болдинская осень, да и только! О зонтах, даже и мысль в голову прийти не могла. Ничто и не предвещало, что приятное приключение с прогулкой за город обернется в тупую и бессмысленную ссору.

– Да, подожди, ты, – Серега запрыгал вслед, пытаясь выбирать места посуше. – Лер! Постой! Тачку давай поймаем. Заболеешь, ведь…

По трассе шумя покрышками пролетали машины. Люди торопились в город, в уютные квартиры, где тепло и сухо. И где, скорей всего, они не будут ругаться по пустякам…

– Черт!!!

Правая нога угодила в глубокую колдобину. Смачно. С причмокиванием. Носок в кроссовке моментально стал мокрым и противным.

– Лерка! Стой! – закричал Серега, и вдруг осатанел: – Да и катись ты! Дура! Истеричка! Курица!!!

Мимо, скрипя тормозными колодками и разбрызгивая грязь, прошлепала огромная вонючая фура, пыхтя, остановилась возле отчаянно размахивающей руками Лерки. Дверь открылась и девушка, неловко оскальзываясь на поручнях, забралась внутрь кабины. Фура тут же рванула вперед, оставив за собой черное зловонное облако.

Серега от возмущения дар речи потерял – Лерка даже не предложила водителю подождать его! Как так? За что? За «курицу», что ли? Вот и вся любовь.

– Ну и катись, ты…

Сзади залаяла собака.

Серега от неожиданности крутнулся на месте и чуть не упал. Грязная облезлая дворняга заискивающе крутила хвостом в надежде на нечаянную подачку. В порыве бешенства Серега прыгнул к псу, норовя заехать тому ногой, но предательский кроссовок неожиданно легко соскользнул с ноги и улетел в безопасную от дворняги сторону. Только брызги, словно веер Серегиной ярости долетели до вожделенной цели, не причинив псине должного ущерба.

А вот Серега поскользнулся уже по-взрослому. И рухнул в мутную безнадежную жижу. Что и говорить, прогулка удалась!

* * *

Отпрыгнув в сторону от агрессивного человеческого существа, Пес без всякого интереса секунд десять наблюдал, как мужик барахтается в грязи и пытается встать. Злорадства он не испытывал, потому что не умел. Что за радость, когда кому-то плохо? Вот кости в мусорном баке – это другое дело.

Пес сглотнул, вежливо вильнул хвостом напоследок и потрусил в обратную сторону. Жрать хотелось нестерпимо, но мусоросборник монастырской столовой он уже сегодня обследовал. Голяк. Да и мимо мужика в луже проходить не хотелось. Неадекват какой-то. В брюхе бурлит который час уже. Если чего и можно найти, так это на обочине, изобилующей целой коллекцией невообразимых запахов.

Ага! Конкуренты!

Три вороны неподалеку что-то ковыряли в черном пакете, который добрые люди метнули на обочину из проезжавшей мимо машины. Грозно залаяв, Пес в три прыжка резко сократил расстояние к добыче. Вообще-то, вороны с их крепкими клювами – опасный противник, но на испуг их взять можно. Если неожиданно. Шума то они боятся. Потом, правда, быстро соображают и возвращаются, но Пес уже был рядом с целью. Что тут у нас? Огрызки хлеба, одуряющие ошметки колбасы, вонючие банановые корки и…

О, Слава Собачьему богу! Кусок пиццы!

Пес с удовольствием отряхнулся в предвкушении заслуженного перекуса. Грязные брызги, соревнуясь с дождем, разлетелись в разные стороны, обдав при этом приближающегося сзади украдкой одного из вороньих бандитов. Пес, развернувшись, яростно клацнул зубами и неожиданно для себя оказался с набитой перьями пастью. А ворона, отчаянно горланя, рванула вверх, оставшись без доброй половины хвоста.

С трудом отплевавшись от вонючей вороньей растительности Пес повернулся к пакету. Пиццы там уже не было…

* * *

Ополоумев от ужаса, птица взмыла вверх. Жалкие остатки хвоста слушались плохо, и мокрое тело кидало из стороны в сторону. Дождь и ветер комфорта в полете тоже не прибавляли.

Чертова псина! Кто мог ожидать от нее такой прыти? В борьбе за человеческие объедки чуть сама не стала ужином. А ведь не молодая уже. Всякое повидала.

Ворона пометалась в воздухе. Непривычно летать. Дергает в разные стороны. Приходится держать равновесие одними крыльями. Надо бы вернуться, но суровый инстинкт диктовал привычное «табу» – не соваться туда, где чудом удалось избежать гибели. Даже если там подельникам твоим улыбнулась удача…

Неуклюже заложив вираж, ворона попыталась спланировать вниз через лесок. Там, за поворотом дороги – знакомая человеческая тусовка с шикарными объедками. Правда, здорово воняет бензином. Вороний молодняк от этого места обычно воротит нос, но сегодня было не до жиру. Да и не слишком она опасалась этих железных неповоротливых чудовищ, которые двигаются только по прямой. Псина – и то оказалась опасней.

Как же все-таки неудобно лететь!

Очередной железный монстр, пыхтя и взревывая, приближался к бензоколонке. За ней виднелись блестящие павильоны и желанный мусоросборник с пищевыми отходами. Опыт подсказывал, что опасности не предвидится. Тем более – от неповоротливой машины, двигающейся наперерез. Срежем, как обычно. Ворона замолотила крыльями, ускоряясь и заваливаясь боком для крутого разворота.

Искалеченный хвост все-таки подвел. Над самой дорогой ворону вдруг неожиданно крутнуло воздушным потоком, засосало в какую-то турбулентную воронку, потянуло вниз и хрупкое птичье тельце с хрустом врезалось в лобовое стекло…

* * *

Не успела Лера забраться в кабину, как водитель фуры дал по газам.

Девушка хотела было воспротивиться, но вспомнила, что еще сердится на Серегу, и злорадно промолчала. «Курица»? Будет знать!

Причину своего раздражения Лера даже не пыталась осмыслить. Ведь если рассуждать по справедливости, того и гляди окажется, что виновата сама. А женщина не может быть виноватой! Поэтому она предпочла просто лелеять свою обиду, а растущее сочувствие к оставшемуся под дождем парню просто игнорировала.

Тем более, что сидящий за рулем мужичок в клетчатой рубахе лез из кожи вон, чтобы понравиться своей попутчице. Он сыпал незамысловатыми прибаутками, блистал анекдотами с длиннющей бородой и тщательно втягивал живот под огромным рулем.

Лера лишь благосклонно улыбалась, да иногда хихикала застенчиво в нужных местах. Приколы, если честно были пошловаты и ужасно тупы. К тому же, изобиловали нецензурщиной. Серега в присутствии Леры никогда себе такого не позволял. Самое большее – чертыхнется сгоряча. А этот…

– Не унывай, Валерия! Хорошие мужики на дороге не валяются. Хорошие мужики валяются на диване. Таких друзей – за член и в музей.

И снова очередной раз жизнерадостно заржал над своей же «шуткой», показушно прибавляя скорость железной громадине.

– Осторожнее! – не выдержала Лера, – Поворот крутой!

– Какой русский не любит мокрой… езды? Не дрейфь!

Но притормаживать начал.

Поворот действительно был крутоват. И еще он был очень длинным, казалось, что трасса разворачивает машину на все сто восемьдесят градусов. Впереди замаячила бензоколонка с придорожной кафешкой. Серебристая иномарка притормозила на выезде, заметив несущуюся из-за поворота помеху.

Фура чувствительно накренилась и даже слегка подрагивала.

– Не боись, Валерия! Как ни крутись, а жопа сзади! Есть ещё похрен в похревницах и ягоды в ягодицах. Епт!!!

Что-то с треском ударило в лобовое стекло. Водила в панике крутнул руль и Лера с ужасом почувствовала, что ее вжимает в боковую дверцу, которая вдруг стала казаться полом. Что-то оглушительно затрещало, рвануло в сторону, на девушку посыпалось битое стекло и какой-то хлам. Она закричала, закрываясь руками от кошмара, и… провалилась в безопасную черноту обморока…

* * *

Не было ни страшно, ни больно.

Еще несколько секунд назад Валентин с легким раздражением автолюбителя наблюдал, как вылетевшая из-за поворота фура с трудом вписывается в изгиб дороги. Потом, как в замедленном кино – надвигающаяся на его машину тень прицепа, грохот и схлопывающееся со всех сторон пространство…

И… сразу другая действительность. Новая реальность.

Без звуков, без света. Без обид и раздражения. Мир вокруг стал жестким и тесным. Равнодушным и холодным.

Где-то далеко остались и Сашка Шапиро, который, наверняка, до сих пор ждет его у монастырского забора. И мокрая влюбленная парочка на повороте к грунтовке, и вообще все-все-все. Счастливые и несчастные. Влюбленные и обиженные. Грустные и веселые. Живые.

Только его там уже не было. От живых его отделяла всего лишь одна капля, в которой растворилась его прежняя пустая злость. Тончайшая пленка, словно стенка мыльного пузыря, вдруг ставшая непреодолимым барьером между мирами.

Он это остро и отчетливо понимал.

А еще он чувствовал, как по щеке – от виска к подбородку – сползает что-то чудовищно медленное и бесповоротное.

Тяжелая и ледяная капля….