Текст книги "ID"

ID
Виктор Тао

© Виктор Тао, 2024

ISBN 978-5-0062-7501-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ID

HUNTER

звёзды падают – и ты одна из них.

полусферы объятий в колыбели вселенной,

ода ночи раздевающая до совершенства: вкатываюсь

на лошадке в детскую вселенной с бриллиантом

в тонкой изумительной оправе: эффектность

вечности и совершенство на краю творения

пульс абсолюта в виниле созвездий, токкате бездны.

достиг сияющих скал одиночества, выронил стрелу

из ладони, настолько забвение иссякло. хрустальные

люстры изломанной нежностью: палата бессмертия

усыпана белыми гильзами… упиваюсь эпохой чуть

съехавшей набок, ассамблеей пьянеющих орхидей

кролик загнанный в небесную нору… код

включается, создаёт настоящее. писк мобильника

в улье ночи прошил лоботомию в одичалом молчании,

вскрыл череп с мастерством астрального хирурга:

впускаю стихи в Оклахому безумия. секреты

свитков блистающие на грани отчаяния —

дальше снимков нирваны мысль не идёт

поэзия – обезглавленный дикарь.

взгляд – вершина оргазма

охотник за головами

Граффити солнца…

Граффити солнца. Свобода. Молнии лоснятся в жаре, сползают как ласки с убитых. Маски подхватываются ветром, пылью – их подбирают жители освобожденного города

Позывные возлюбленных растворились в космосе, в пустоте. Измазали стены рекламными откровениями – волки растерзаны неоновой волной. Мел Гибсон распятый на баннере… проводят кастинг сутенеры, громыхают созвездия над головой – как водосточные трубы, как якорные цепи. Одиночество спускается в долины с телевышек – попробовать нашу плоть

Хаос дня завораживающий правдоподобием, потолки струятся в рекламной неге: это небо спустилось к нам. Шахидки на трассах безмолвия голосуют ангельскими сердцами: церемония крови забрызгала камни… вдохновение – балерина смерти – так и хочется сказать: «fuck»

Гонцы возвращаются из будущего с искусственными глазами. Дремлет паранойя в шепоте деревьев и вдохновением пахнет полынь: компьютерная память зависла в минуте молчания

to be continued

«Звезда безумия»

Протухшие кошачьи вопли…

Протухшие кошачьи вопли

Соседи за стенкой, вежливые как

Апокалипсис. Сегодня был странный день,

пишешь ты мне: в твоем беспокойстве

копошатся блохи лунного света…

Парки галлюцинируют свободой,

системами видеонаблюдения за набережными.

Октавы фонтанов в мертвом избыточном блеске.

Скульптуры завораживают синевой у подножий,

бархат крыльев – все это не выдерживает времени

Зыбким безмолвием колышется жара

внутри сквера: пантеры скамеек ленивые

и лощеные. Три минуты пожара в наших телах

на перекрестке – посланцы бессмертия в распахнутых

улицах и Бог сосущий лапу беззащитен. Спутник

нацелившийся на Землю, на нас следящих

за его отвесным падением – все еще без

ума от тебя

алкоголь разбавляет полночную мессу —

в неустойчивости танцполов тревога, луч

прожектора перебегающий с плеча на плечо

(ты забыла зажигалку в салоне) эпоха смыслов

в рингтонах мобильников – он адресован мне,

приближающийся незнакомец – ты похожа

на стрекозу в зеркальце айпода пойманную

вспышкой позднего барокко

Созвездия встали на якорь. Заземлились.

Меланхолия на мотив нездешнего вальса —

солнце закатилось на самое дно сумочки. Жара,

скрипучие плетеные стулья… ты похожа на

раскаленную дорожку Канн под расстрелом

цифровой саранчи безумной от жажды,

нашей крови на вечерних ступенях

сияющая клоака в ослепительности залива

занимает нас нимбом выплывающим из него —

еще намокнут волосы в этой слепоте и чувства

в ломающемся блеске ветвей встречного солнца

«Звезда безумия»

Лето зализывает раны…

Лето зализывает раны оставленные волками

Болеро отстукивает мгновения – солнце за все в ответе: ее звали Флорида, мою любовь – скачивали с торрентов, насиловали на улицах… зной обнимал, гас как плазменный демон – было легко вдыхать ущербное солнце трущоб… подсолнухи сканируют синеву, наши безымянные ночи. «Я не знаю!» – молился ангел. Вламывались в крыши созвездия – почти их костями выстлана ночь!

…города пылают, падая в мягкое время…

Свернемся улиткой в этот мир. Украдем одежду у смерти. Хорошие девочки попадают в рай, луна ковыряет в мозгу своей отверткой – лижущих со всех сторон псов выносит в раскаленное выебанное безлюдье

зуд мошкары, жара…

скользкий лимузин пылает в дельте: танцующее счастье в обнаженных мечтах, шелковый путь грусти – полночь помнила обо мне, струилась осторожной болью. мы не умираем

полубоги жаждущие рекламы ……………………..

еще

«Звезда безумия»

Цветок

бельканто созвездий в близнецах

и деве. андроиды не стареют в ветхости

вырождения, не сходят с ума – в панелях

солнечной печали цифровой прах

осыпающейся музыки.

галлюцинации в прикидах высокомерия —

и угорающее бессмертие на рублёвке. вертолёты

вырвало из меланхолии – закружило над памятью.

метёт прах по вселенной, метит псов и овец.

одуревшей симфонией, ошалевшей стаей.

невидимка в зеркале парадокса,

слепой как атомная бомба абсолюта —

в надире небесных дорожек скрижали жизней

сшибаются с орбит, выстрелы трещат

лапами елей в потустороннем огне.

только туда и обратно, смерть.

мы из верхнего зноя морских путей.

наши тюльпаны спалили камни. печаль

течёт изумрудно прикалываясь. слабоумные

лики ангелов – выдали безлюдью наши

души, только что спасённые: аллергия

на пидоров и сирень

пахнешь золотом как Бог.

смеёшься как весна немного

в голову!

аминь.

ну или как там

Лед таял в стакане…

лед таял в стакане до утра

рога быков завязли в колыбельной.

дни и окна. молния оставила шрам на

времени – только птиц не было слышно

ручей гас где-то в чаще, в сумерках… привел

к дверям (ни одного часового, ни одного живого).

пол был влажным словно после уборки, постель

не примята и ангел тихо поднял голову навстречу

вертолетная лента стелилась по полям,

нагибая цветы. призрачные просьбы, первые

шорохи. что-то турецкое в вымыслах.

флаги, медлящие с ответом. сны.

смерть возвращается (с завязанными

глазами) как проигравшая девочка

город разрушенный молчанием

«Trip»

Ультрафиолет

транс в лишайнике рекламы. расплавлен неоном и синими клочками помады исчерпывающими твои губы. хейтеры в слэме анархии, семплах опустошения

шмотки, мальчики и тачки, рокот спорткаров в неге эскорта – санта-мария (звезда голливуда), две блондинки и одни похороны. город залитый нежностью – дроны ищут спасение в стильности метафор трахающих последние смыслы. надежды готовые к мягкой посадке, проповеди пахнущие как пиздёж

жир спагетти и пальцы веером, Брахма зависший в матрице: можно закрыть глаза и добавить яркости (если, конечно, хватит возможностей). время – самый тесный беспилотник бессмертия. космос обколотый звёздами

созвездие Оникса

падает

Аватары

воздух меланхолии: изящный,

неуловимый. любовь-безрукавка,

не тоньше волоса – отражения

с нашими безумными судьбами

разбредёмся по травам, плюхнемся

в волны поджав хвосты – солнце вырубает

наготу в скалах… новенькая не глядит на

меня, гладит пса и лижет мороженое

гроза разразилась в зданиях веков, в Хайши:

мягкое пламя взорвало лайнер в полете

тень от зонта сползает обнажая плечо,

собака слизывает растаявшие капли

ты город или Вирджиния – я ещё не знаю

«Синестезия»

Поток…

поток звезд льется сквозь тело.

нейронные сети взламывают пустоту:

последнее причастие перед прозрением —

самадхи проводит нас в путь, когда проснутся

чувства вечным томлением разума

по вдохновению.

старый ветер как старый ковбой.

пятно текилы ореолом шельфа: паззлы

рассыпались на позывные – дешевых городских

созвездий и гор яснящихся вдалеке.

последний дух вселившийся в волка,

попрошайки отвязные как русские ангелы:

в мегаполисах постигли тайны всеволновой

влюбленности – открытые станции и города,

пляжные кафе полные смерти и спама

глобальной памятью метёт по миру…

чайная церемония в нирване гениальна

как незавершенный идеал

«Элизиум»

Жёлтые перекрёстки

мир бухой как пятничный бог.

в плазменном блеске сгорают вселенные,

растворяются в голографическом безнебесье:

обрывок фильма снимающего нас божественным

планом – души демонов не чувствуют голода.

архангелов истлевших в истоме нирваны.

миражи окисляются над перекрёстками.

такси развозят сумеречных созданий: конец

света высший как математика. безжалостный

как совершенство и лучезарный как люцифер:

изыди, творец! ты ослепляешь мне истину

барыга обколотый откровениями.

проглотивший язык: теперь он не/мой как

первое слово. последний как свет – в алхимии

вдохновения, невыносимости поэзии… каналы

связи с потусторонним: они не поддаются подсчёту.

любви – посмотри как они меня прельщают

двойник в лучезарном нимбе

да пох…

Спящая Вселенная…

Сеть упала. Рыбы онемели: Творение или жизнь? паблик или рилейшнз?

Оратория взрыва – слепая и обнажённая. Закадровый голос обращающий вспять космическую музыку. Солдат распахивающих объятия и лоно земли! Что теряешь возвращая созвездиям имена? Орбиты пустым от одиночества планетам – и мечты полузарубленные молчанием.

Трагедия театров военных действий. Триумф катастроф и приговоров невыносимых и мёртвых: меч Её Величества Безразличия. Вдохновение в Её высоком разрешении, безумном по самые губы: ты поэт или право имеешь? Не затягивай с ответом, а то задохнёшься. Не отвечай, а то всё поймёшь.

Цифры смерти вырастающие из времени. Взгляд полуживым кошмаром вечности… это был корабль не вернувшийся из будущего. Откосивший от человечности – мысль того же диаметра, что и у него: достаточно двух пуль и одного выстрела, чтобы попасть в бессмертие! А жизнь – она не от мира сего

Бесподобный. Немедленный – и Непостижимый

Вспышка

высоко летящий возглас

включил мозг как генератор света

в волнах лимузина дуновение пронеслось

сквозь мысли закат заливающий блещущим

жиром: хлещет кровосмешением толпа на пляжах —

стены домов сливаются сиянием – я никогда

не видел этого города так, как сейчас

ослепительный бред автостоянки

солнечная дорожка в масле залива – шлепанцы

яхт, полицейских катеров, толпа на набережной

стонет в массаже чувств: мертвецы с розами улыбок

в руках… растворяюсь в твоем послании —

мистический гений среди орфографии

смерти, в сияющем полумраке

квантовое безмолвие

«Звезда безумия»

Химеры

…дайте мне серебро и я соблазню

ваш мир: моё имя Надежда и через меня

всё может быть, может быть…

Моё имя Вера – выйди из меня,

моё дитя, и я стану тебе Любовью

холодный ангел в покое волн —

безграничней любви, совершенней

Творения и бессмертнее одиночества

бабочки летящие в пасть безумия

Космический лес…

космический лес…

сгорая в магии прицелов

ловим пули кайфом безмолвия.

уснувшие махаоны полны

зеркал, меланхолии

алхимия извёстки парящая

в космосе. огонь улёгся ураганным

тюльпаном, вдохнул меня. Будда

в подвешенной тишине.

я один в своей шкуре

охотник прицеливается:

взорванный взгляд

Поскорее бы галдели соловьи…

поскорее бы галдели соловьи,

поскорее унесли бы молитвы мои:

вношу свечу – амен, мой волк. От копыт

веет стужей… копье пробьет голову мраморную —

разлетятся мысли птицами… шуршал прибой,

громоздились звери за дверью —

бокал вина и тишины

Виолетта сметала мух устало в червонном

покое сумерек. Тишина надрывалась сверчками,

альфа-дождем… Три Богородицы мои матери —

матери человеков и слёз. Сны деревьев

с той стороны…

Шадрин мешал в углу веником, ушел

пошатываясь. Приходили марионетки окутанные

ментолом: встречал по одежке… это голуби прокрались

в легкие – ворковали любовно. Мешал ногой угли

оставшиеся от звезд волшебных, кровать лета

скрипела под телом. Хоругви кровавые реяли

славою, улыбки оставшиеся от лиц.

Продирался сквозь звезды к терниям,

кончал над бездной

нейро-любовник в скрижалях рассвета

дождинки-слезинки – капали не сговариваясь.

Твари в бездну упали – было безумно их хоронить!

химией пах пол, отчетливым пейзажем – окно

не долетел до тишины немного, остался в зеркале

распадался тревожным ароматом. Души как медные

деньги, скользящие как глаза. Ветер непереносим,

легок: его зовут Неугасим… бережёного Бог

бережёт, или…

Проявлен в трясине человечества:

Стрелой поразил зенит (обойдемся без жалости)

Во Имя Ада, Рая и третьего лишнего

(тебе выбирать, малыш)

«Звезда безумия»

Растаял ветер…

Растаял ветер на морском берегу…

растратил себя впустую. Еще ты был далёк

от небесного упоминания. Кроткий

ослик, колючий куст.

(Комната):

сигаретный дым, едва уловимый…

ночь ушла, унесла аромат – гаснущее обещание

Расскажи, понедельник, невнятные истории

объявлений рассылающих мою жизнь как письма.

Расскажи, понедельник, невнятные истории

объявлений рассыпающих мою плоть

Жадные чайки…

Мало масла осталось в рассвете,

трепет ресниц твоих занесло в строки…

И истоки гор голубых

«Trip»

Город раздевает нас сиянием…

Город раздевает нас сиянием

Купаюсь в тебе, расцветающей невесте,

чуть перегретый закат удивляет дизайнерской

плотью. Травля водостока солнечным сиянием,

белый вывих скамейки – впереди только воздух

не стоящий у нас на пути

Расщепленные создания – они недостойны

нашей повестки дня! Швейцарского поцелуя.

Набриолиненая жуть на головах. Обилие рекламы,

дурной зеленой жвачки. Включая леопарда

и шевроле. Оргия ощущений на черном

подоконнике. Ночь во всеразмерной неге:

это просто фундаментальная тишь. Поэзия.

В электронном огне разговаривал с ним,

с птицами напоминающими поцелуи. Шаги

укутанные в мох цветения. Ментальный снег

в глазах и на пальцах. В языке соловьи

слились в плещущийся поток света —

Рай это чердак, на крыше которого мы лежим

в детстве распятые солнцем, тление жары

под закрытыми веками – мне необходимо

общаться с тобой в орфографии улиц

нанизывающих босанову на босу ногу

Талантливый фонтан разбрызгивает свои

крылья. Распахнутые парадные с плотоядными

ступенями сыплющимися под ноги и у каждого

мальчишки есть Черный Матрос в порту.

Не чувствуем воздуха в портале лета

Яркие галлюцинации цветов на клумбах

бороздят сердца нежными волнами

«Звезда безумия»

Сквозняк…

…сквозняк забрел в раскрытый

дом: волна откатила, оставив следы —

аромат поэзии, исчезающий

балетный толчок в сердце – и поезд

пошел за окном, серебряно штопая ночь

Гипертония лебедей скользила чисто. Мох

неоново загорался и гас. Лепестки спугнуло

ветром, жасмином облаяв ограду: ящерица

казалась ониксом, чуткостью ручья

дряхлый кустарник… считают дорожные

столбики свою безопасность. чья-то голова

влезла в сети, и великодушие гор смотрело

со всех сторон: было Омно!

серебряный зуд в часах: сводили с ума части

света стрелки нити поездов тянулись в долине:

в рассыпанный мак побережья… мы оказались

– памятью дорог теряющей смысл

– чередой бархатных встреч

– абракадаброй спиричуэл

– теорией вероятности памяти

«Причуды»

Космические элеваторы…

Космические элеваторы, поля. Меланхолия

нависшая над сфинксом: гарь волшебно ломила

кости – как обереги пояса у террористов… нас

хватали охапками как цветы, травили беззвучными

сердцами. Искало счастье, с повязкой на глазах

Маятник качался – с Того Света на Этот.

Олигархи кутались в шубы: тяжело под русскими

звездами – дышать, звать на помощь… мухи устали

кусать нас за шкафом, тявкает лошадявка внизу…

смерть-потаскуха, Слепая Старуха, в глазах мескалин:

наш Галактический Приемник накрыло

Мозги закипали, варились как кокс.

Только ветер жевал штору в проеме, стоял на стреме —

всегда поддат, всегда пиздат… извращенный свет

подземок, аметисты охуительные как Эверест.

Кофейным ароматом пело сердце, циклоны

обтачивают романтиков своими рогами —

над розмарином сделавшего харакири лета

Семиэтажная Невеста… в каждом ее слове —

Пармская Обитель. Михаил Седой приходил до нас,

это очевидно… Сбросили сбрую с плеч. Попадали

на пол как откровения. Гробовой Пастух: молчал —

и закричал

Кромешный мрак утра. Интегральное

затмение… метель заплетает полярные хвосты,

заглядывает в окна: кресло стоматолога слепится

лунно в обнаженной комнате… четыре окна в четырех

стенах, а в пятой – в отфильтрованной наготе стоял

…ветер трется об ограду из камня.

Скрипят койки, кости: где теперь тебя

счастье носит? Облака классической формы.

Безмолвие. Кидаю гривну на гильотину…

Демонической мятой мело по сознанию,

набухавшимся созвездиям. Горят города…

Юлия сияет как солнце!

– Уже уходишь? Не обернешься?

Настраивал бескрайные клавиши вселенных:

нектар вуали овалом губ, аномальное

атомное безмолвие – подтапливало

солнце нежные тела, воплощаясь

легкие пропахли тиной и лебеди

галдели, стираясь в синеву

«Звезда безумия»

Память вернулась на улицы…

…память вернулась на улицы —

занятые насилием ветра деревья, тени…

свет спускается в мир – ступени похожи

на мусульманскую молитву. солнце

в небе как месть…

на каменном ложе дорог пришли

в равновесие смерти. радио-шорох в

наушниках, ветер – самолеты увозят золото,

мертвых. их сбивают над нашими головами. кроны

колышутся на ветру, вспоминая о блюзе. город —

западня неба. только понимание, только

голод. цепочка медальона намотана

на ладонь.

ветер гулял по горам – отвернулся от

мертвых. только гром оставался в кувшине —

долго, долго прислушивался к чему-то…

сердца птиц разрывают снаряды – висят

малахитовым пением (зеркальце исчезло в ладонях

у дикарей) стрекот часов поднесенных к уху… козы

блеяли, выкликая Мекку. бесы – в кончиках пуль,

под капотами джипов. рынки, забитые синевой

мертвое время как мертвый футбол.

зной пощипывающий струны. ты еще хромаешь,

смуглый наездник?.. нам грезятся гости, чай в глубоких

кувшинах. дырявые бочки наполненные водой…

шорох сдувается ветром со стен – никогда

не встретимся в Рангуне…

город камней сложенный птицами.

какофонией синевы. салфетка, смоченная

в керосине, оставляет ожоги на памяти самолетов.

распахнутые двери в домах, летнее бессилие ломит

кости – сидим в камуфляже, на капоте, в лакированной

глади неба. госпитальная сыпь из окон – удивительные

псы с глазами смерти разгуливают в проходах

между койками, домами – и стул стоит

облитый вечностью…

все стены в лунных кольцах по ночам…

носик чайника, глубокий вздох соседа —

по площадям пылит сквозняк столетий:

телодвижение в раю…

«Причуды»

Творение

вечерний свет на мятой футболке…

облако личных данных в созвездии

магеллана. проебал тебя, моя красота —

очнулся в одичалости молчания. пальцы

судорожно сведённые в вечность —

и даже адрес какой-то неземной…

балерины таяли в оконных проёмах,

плеядеанцы называли зеркала судьбой,

прельщались собой – мы термиты в теле бога,

в изумительных терабайтах вселенной —

размалёванных переулках, майках: дай

нам шоколада и огня, выстрелов

запрещённых в самое сердце!

грусть безымянная как звезда.

распространяет блеск сверхсмертью —

сверхсвежей, сверхвлюблённой. идеальный

дурак и оба кошмара вечности – воплощаюсь

в сети в любом времени, вхожу в любое

тело – вырубаю программы

уходят врачи, сознание, лето —

в золоте гонконга. абиссинии смыслов.

ступени ветхие как завет и пустые как

космос… в цитадели сознания,

в упоении – вижу то, чего

не дано знать

пульс абсолюта. ящерицы и зной:

беспечный гепард вознёсся ввысь! безмолвно

смеялся распятый солнцем, сиял в отчаянии как

alpen gold… снимаю трубку: прямая линия

с убийцей творения – говорю ему fuck

и стреляю в голову

Жадный ветер…

жадный ветер – живой и всеядный.

свобода в божественной степени: её взгляд —

невесомая симфония. в её реку хочется

войти дважды…

сердце холодное как прицел,

роскошь эклеров и лимузинов – в этой

пустыне даже камни кажутся драгоценными,

даже оазисы – миражами: влюблённость

лёгкая словно лайк, путешествие

в оба конца света

избранный в цинготном неоне

улиц. инсайд на празднике бытия:

обмениваемся фейками и телами. смехом

и благодарностью. лето в стоптанных

выходных, рисунки углём и

сахарной ватой

лейтенанты любви в травах

донбасса, девчонки яркие как

валюта – убитые мефом и истомой,

пулемётными очередями – одиночество

правит счастливым случаем. чахлый

пляж в ежевичном увечье, тишь…

только возлюбленные и враги.

псы скучающие по прикосновениям

страхай нас в пыль

Месть

У Веры не было веры. У Надежды – любви.

Пойманы в этот вечер: сердца зашёптанные забвением,

солью и морской лихорадкой. Тверская полна птах-

неудачниц, соловьёв-скоморохов.

Весна вероломным прибоем, искусственными

ресницами: – Выходи за меня, бессмертие – будешь

как Москва за каменной стеной. За семью печатями…

Свят свет. Весел грех. Норовят прыгнуть в Крым

черти с лопатами. Слепые гости боятся страха, жмутся

к нему. Дым в Крыму и в уме. В домах и в полях.

Бряцанье оружия, блях – номера на шеях как

колокола: в крыльях ангела, в клюве орла.

Весть догнала и достала до самой ночи —

и повесился дурачок-паучок. Океан исчерпал себя.

Нам без хлеба нельзя, а без неба – можно. Душа мертва

как земля, как звезда. И стоят поезда. И молчат города.

Выстланных глаз ничтожество, множество…

там, где сердце моё – там и Бог

(перестань писать глупости)

спятивший свет