Текст книги "Тайна. Рассказы о нас с Людмилой"

Тайна
Рассказы о нас с Людмилой
Виктор Улин

Людмиле С… вой

Дизайнер обложки Виктор Улин

Фотограф Виктор Улин

© Виктор Улин, 2023

© Виктор Улин, дизайн обложки, 2023

© Виктор Улин, фотографии, 2023

ISBN 978-5-0060-5748-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
«Также, если лежат двое, то тепло им;
а одному как согреться?»
 

(Еккл. 4:11)

Косточка

1

Однажды у меня была недолгая связь с весьма своеобразной женщиной.

Это случилось, когда я уже развелся с первой женой, но еще не определился на будущее.

Свободный и раскрепощенный, я – как выразился бы бездарный русский писатель – сорвался в пучину разврата.

Я едва перевалил за половину четвертого десятка, был полон сил.

Имени той подруги называть не стану.

Времена меняются; возможно, она успокоилась замужем, воспитывает наследников и выключает телевизор, когда там мелькает женский сосок.

Людмила, о которой речь впереди, на самом деле была и есть Людмила.

Эту назову, пожалуй, Ириной.

В моем послужном списке пять Ирин; я не брошу тень ни на кого конкретного.

Женщина перешла ко мне от другого мужчины. Ее передал не одноклассник и не сокурсник по юридической академии, а сторонний приятель, которые тоже случаются в жизни.

Познакомив, он предупредил, что Ирина чрезмерна.

До сих пор я знал лишь одну нестандартную девицу – Светлану, миниатюрную, но энергичную.

Она обожала выдаивать меня в бокал с крепленым вином и утверждала, что не знает лучшего коктейля.

«Ирина» в самом деле оказалась радикальной.

Она любила порнографию на грани садизма – с зубными щетками, засунутыми в половые органы, и прочими ужасами.

До таких вариантов дело не доходило, но эксперименты начались с первых дней.

Вдаваться в подробности не хочется, поскольку воспоминания относятся не к Ирине, а к Людмиле, но скажу, что после некоторых ее фокусов я чувствовал боль.

Как ни странно, жутковатые упражнения усиливали итоговое наслаждение.

Но я не понимал, зачем это нужно Ирине.

Сама она не требовала ни прищепок на соски, ни пивной банки, засунутой во влагалище.

Пик пришел одним сумрачным утром.

Я проснулся и обнаружил, что Ирина сидит на постели, склонившись к моему животу.

От нее пахло рассветными подмышками, но что-то в ситуации показалось непривычным.

Приподнявшись, я увидел, что в Ирининых руках поблескивает какая-то проволока.

– Это что? – спросил я.

– Косточка.

– Какая… косточка?

– Обычная. Из лифчика. Ну вставляются такие под чашечки, чтобы держали грудь. Что, никогда не видел?

– Конкретно не видел, сам лифчиков не ношу, – ответил я. – Но знаю, что такие есть.

Одна из недавних женщин – замужняя Оксана, найденная на сайте знакомств – работала менеджером в оптовой фирме, торгующей колготками.

Она владела бельевой темой шире должностных обязанностей.

Сидя на мне, Оксана любила деформировать свою грудь, поясняя особенности различных бюстгальтеров.

Кое-что по теме я запомнил.

– Но зачем она нужна сейчас?

– Затем.

Ирина говорила без улыбки.

– Пришлось ее немножко разогнуть, правда.

– Но…

– Сейчас ты получишь неописуемое удовольствие.

– Какие образом?! – с ужасом поинтересовался я.

– Сам поймешь. Там на концах шарики. Главное – лежи и не дергайся.

Я шевельнулся, пытаясь высвободиться.

– Правда, предупреждаю, после этого тебе будет неприятно писать…

– Я не хочу, чтобы мне опять стало больно писать, – возразил я.

– Я не сказала про больно, просто немного неприятно.

– Все равно не хочу.

– Ну попробуй. Сам потом будешь просить!

– Нет, – твердо сказал я. – Вставляй свою косточку обратно в лифчик.

Пожав плечами, она отстранилась.

Прецедента не было, но эпизод оказался переломным.

Он свидетельствовал, что мне феерические изыски не нужны, а Ирина без них не может.

Вскоре мы расстались.

2

В течение следующих трех лет я сменил добрых два десятка женщин.

Самыми яркими оказались отношения с разведенной татаркой Назирой, которая была старше на четыре года. Впрочем, с ней все исходило от меня.

Наши встречи происходили по одному сценарию.

Сначала я удовлетворял Назиру в желаемой ею позе. Затем она забиралась на меня, придавливала тремя выпуклостями: парой молочных желез, напоминающих сдутые мячи, и мягким животом.

Назира вела активную половую жизнь, поэтому у нее стояла спираль. Я мог ничего не опасаться, думал только о себе.

Я удерживал ее за мягкие бездонные ягодицы, поднимался не спеша, а в последние минуты перед вершиной она брала телефон и звонила дочери.

Мне доставляло невероятное наслаждение – скорее умственное, чем физическое – испытывать конечные судороги, слушая, как мать воспитывает девятнадцатилетнюю дуру, а сама лежит в постели с любовником.

Кто-то мог назвать меня извращенцем, но я считал, что в сексе допустимо все, приемлемое обеими сторонами.

Назира была хороша, но я расстался и с ней.

Вообще ни с одной из женщин я не задерживался дольше, чем на две-три недели.

Потом я нашел Людмилу.

В тот год мне исполнилось сорок, ей было тридцать.

Мы познакомились на вечере танцев «Ритмы молодости» во дворце культуры имени Орджоникидзе. Несмотря на хорошо функционирующие сайты знакомств, я предпочитал выбрать женщину не по фотографии, а реально.

Сначала я обратил внимание на ее ноги – существенно более красивые, чем у большинства.

Потом мой взгляд поднялся выше.

Футболка женщины имела широкую горловину. Во время размашистых пируэтов полностью обнажалось плечо, на котором не было бретельки бюстгальтера.

Это удивило.

Грудь Людмилы была компактной, но тяжелой на вид.

Не удавалось представить, как она держится без поддержки.

И, кроме того, футболка была тонкой, но соски сквозь нее не проступали, даже не просвечивали.

Колготочная Оксана говорила, что существуют особые модели бюстгальтеров, которые держатся только на планке, правильно именующейся «пояском».

Однако она сетовала, что в нашем городе – каменной деревне в миллион жителей – удобных фасонов не найти, а заказывать вслепую из Москвы неразумно.

Другая женщина, Наташа – коих у меня было три, не считая первой жены – однажды купила «самоклеющийся» бюстгальтер.

Чудо света состояло из отдельных чашечек, которые в прямом смысле приклеивались какой-то гадостью к молочным железам, а потом стягивались парой крючков.

Достоинством футуристической модели было то, что на спине нет застежки, но она годилась только для небольшой груди.

Решив выяснить тайну невидимого бюстгальтера, я пригласил незнакомку танцевать.

Первым делом я – как бы невзначай – скользнул рукой по ее спине, ощутил все: и застежку, и поясок.

«Самоклейка» отпадала.

Под светло-серой футболкой прятались или «анжелика» или «балконет» – названия из Оксаниных рассказов запомнились

У Людмилы было узкое, энергичное лицо и большие серые глаза. Во время медленных композиций свет почти убирали и они становились черными, поскольку зрачки расширялись, как у кошки в темной комнате.

Независимо от модели бюстгальтера, она нравилась мне чем дальше, тем больше.

Первые два танца я держался корректно, потом стал прижиматься твердым к ее животу – горячему под короткой юбкой.

Людмила не отстранялась, смотрела понимающе.

Все катилось по наезженной колее; для того и ходили в тот дворец одинокие женщины и мающиеся мужчины.

Я был высок, имел неновый, но хороший красный джип «Чероки» и двухкомнатную квартиру, доставшуюся от деда с бабкой.

После танцев я предложил доставить новую знакомую домой, но привез к себе.

Мы включили музыку, потоптались уже в моей гостиной.

Затем я принялся освобождать гостью от одежды, начав с футболки.

Никакой «анжелики» я не обнаружил.

Грудь держал обычный бюстгальтер со спущенными бретельками.

Снять его я сумел не сразу: застегнутые натуго, крючки не поддавались, а Людмила сопротивлялась.

Однако в возражениях слышалось поощрение.

Через несколько минут одежда была разбросана по дивану, хозяйка попросилась в душ.

Это было уже прямым согласием.

Раздев Людмилу, я рассмотрел ее тело.

Ноги в самом деле оказались прекрасными.

Колени имели идеальную величину: были не большими и не маленькими, а соразмерными.

Спереди круглились бедра, которые хотелось развести, сзади белели ляжки, к которым хотелось прижаться и не отжиматься.

Живот был чуть выступающим, под ним чернел интимный треугольник – не бритый и не стриженный, лишь подровненный с краев.

Молочные железы тоже имели идеальную форму. Освобожденные от бюстгальтера, они не обвисли, а молодо торчали вперед. Как у многих женщин, левая была заметно крупнее правой.

Но больше всего мне понравились Людмилины соски. Эпитет требует повторения в третий раз: округлость была идеальной, не нарушенной ни весом, ни смещением.

Самым потрясающим оказался их цвет – желтоватый, какого я не видел ни у кого.

Секс с Людмилой оказался еще более приятным, чем представлялся во время танцев.

По завершении процесса она опять вымылась и попросила отвезти к себе – в однокомнатную «хрущевку» с кухней-клеткой и стоячим душем в отсеке без двери.

Больше у меня мы не бывали, Людмила предпочитала встречаться на своей территории.

О новой любовнице я не ведал ровным счетом ничего.

Я не знал, бывала ли она замужем, кто ее родители и как она живет без меня.

Я допускал, что Людмила встречается с кем-то еще.

Иногда я подъезжал к ней на работу.

Но здание было крупным бизнес-центром с многими десятками офисов; я понятия не имел, откуда спускается Людмила.

В принципе она могла оказаться профессиональной убийцей типа НикитЫ, приезжающей сюда по моему звонку. Но это не волновало.

Жизнь стала размеренной, мы вошли в статус, я перестал шариться по сайтам знакомств и больше ни разу не ездил на танцы.

Формат отношений являлся оптимальным.

Нам не требовались заверения в любви, ужины при свечах, прогулки под луной и прочая чепуха в духе классической поэзии.

Нас соединял секс без романтического шлака.

Людмила таяла от моего прикосновения, ее грудь я мог ласкать часами – до тех пор, пока желтые соски не становились красными.

Я улетал за пределы земной атмосферы, где задыхался от наслаждения, какого не знал ни с кем из прежних женщин.

Но однажды меня пробило воспоминание.

– Людмила, у тебя есть лифчик на косточках? – спросил я уже в постели.

– Конечно, – ответила она. – У меня достаточно большая грудь, без них будет висеть. А что это тебя интересует?

– Да ничего, – я поморщился. – Приходит иногда всякая чушь в голову.

Людмила не стала уточнять; она была чужда деталей.

Свидание прошло обычным распорядком, про который не вижу смысла рассказывать именно здесь.

Потом любовница пошла мыться, я остался в комнате.

На стуле висел ее бюстгальтер – белый, ничем не украшенный.

Воровато прислушавшись к шуму за душевой занавеской, я протянул руку.

Неновый, бюстгальтер пах знакомым телом.

Под чашечками было прострочено, пальцы почувствовали жесткое.

С одной стороны нитки порвались, что-то высовывалось.

Я вытащил «косточку».

Людмилины чашки были втрое больше Ирининых.

Распрямленная, косточка имела бы в длину сантиметров двадцать.

Да и вообще она выглядела иначе.

Та была цельнометаллической, эта состояла из частей: концы железки украшали пластмассовые колпачки.

На какой-то миг подумалось, что произошло бы, сделай не-Ирина задуманное вот такой штукой.

Дрожащими пальцами я запихал косточку на место, повесил бюстгальтер обратно на стул.

На самом деле я мог не спешить: Людмила всегда мылась долго.

Таблетка

1

– Как обычно, – напомнила подруга, поворачиваясь на бок.

– Как обычно, – подтвердил я.

Она приподняла ягодицу, облегчая мне путь.

Из-за особенностей региона половину моих женщин составляли татарки и башкирки.

Ильза, имевшая двух дочерей, утверждала, что у нее «мусульманская задница» – то есть большая и толстая, почти квадратная.

Я любил сидеть на ней, как на подушке.

Людмилин зад не отличался национальными особенностями.

Зато ее тело оказалось предназначенным для меня не только снаружи, но и внутри.

Когда-то у меня была Зоя, с которой мы различались по возрасту на полный круг восточного календаря. По всем параметрам она считалась пожилой, но ею я наслаждался до помрачения – куда полнее, чем двадцатилетней башкиркой Гульшат.

Однако в позах сзади Зоя жаловалась, что я задеваю ей матку.

Людмила принимала меня на предельную глубину и не испытывала дискомфорта.

– Какой ты колючий, – разнеженным голосом проговорила она. – Как приятно щекочешь.

Не отвечая, я поцеловал ее плечо.

Я знал Людмилины предпочтения. Ради них был приобретен триммер для усов; при каждом свиданием мое причинное место напоминало полубритую морду какого-нибудь Ясира Арафата.

Татарка Ильза использовала противозачаточные свечи.

Когда мы менялись с «11» на «69», она удивлялась, сколь горьким является это средство. Меня неожиданная горечь разжигала еще сильнее.

Людмила не предохранялась никак.

Спираль нерожавшим не ставили. Свечи и пластыри, вероятно, казались ей недостаточно надежными, а таблетки грозили опасностью растолстеть.

Впрочем последние предположения оставались домыслами. Мы по-прежнему не откровенничали.

Я терпеть не мог презервативов.

Оставался единственный способ, который мы практиковали, именуя «обычным».

Наши свидания распадались на две части.

В нынешнем возрасте я умел контролировать отправления, Людмила мне доверяла.

Сегодня она уже получила свое, настала моя очередь.

Я лежал, приникнув всем телом к Людмиле, одной рукой перебирая ее грудь, не видную из-за спины, второй прижимая крепкий живот.

Я умирал в кипящей скважине между ее бедер.

Я задыхался от желания объять необъятное.

В последний момент я выскользнул наружу.

Людмила перехватила меня жестким вафельным полотенцем, чтобы в нее ничего не попало и не испачкались простыни.

– Было здорово, – прохрипел я, не сразу вернув дыхание.

Она перевалилась на спину.

Я любил последействие не меньше, чем процесс.

– Соски мне откусишь, – через некоторое время сказала подруга.

– Я хочу тебя еще раз, – признался я.

Это входило в формат наших встреч.

Сама Людмила испытывала пик единожды, но мне позволяла пользоваться своим телом, пока хватало сил.

– Пойду пописаю, чтобы вымыть остатки, и повторим.

– Повторим, – согласилась она.

– Только давай теперь ты на краю с раскинутыми ногами, чтобы я все видел. Потом оболью тебе живот.

– Обольешь, я прикрою письку рукой. А еще лучше – кончи мне на грудь. Сперма полезна для кожи, особенно в зоне декольте.

– Хорошо. Кончу тебе между титек, потом размажешь.

– А если хочешь, приму в рот. В такой позе это легко. Ты не куришь, она у тебя приятная на вкус.

– Как получится, – счастливо ответил я и пошел в туалет.

Судьба послала невероятно покладистую любовницу; о лучшей доле не приходилось мечтать.

2

– Я кончила, – сообщила Людмила.

– Замечательно.

Я не стал добавлять, что оповещение не требовалось.

Все женщины в такие моменты вели себя по-разному.

Тамара стонала, Светлана просила сказать «что-нибудь пошлое», Марина шептала «да… да… да», Ильза говорила по-немецки, Галя тихонько попискивала.

Лариса краснела верхней частью, Земфира хватала меня за уши.

Ольга – некрасивая, с редкими зубами и непомерно оволосевшими предплечьями – источала больше жидкости, чем я.

Состояние Людмилы я ощущал без дополнительных деталей.

– Спасибо тебе, – сказала она, приподнялась и поцеловала меня в губы.

– Пожалуйста, всегда готов, – ответил я. – Лишь бы доставить тебе радость.

– Давай теперь ты.

– Будем с полотенцем, или на живот?

Я собирался подниматься к перевалу, последние детали имели значение.

– Не надо ни полотенца, ни на живот, – Людмила покачала головой. – Можешь не вынимать.

– Не вынимать? – переспросил я. – Я не ослышался?

– Не ослышался. Кончай в меня.

– Это… как?

– Это так.

Голос был само спокойствие.

– Ходила к гинекологу, у меня цикл пляшет. Выписала таблетки, сказала еще, что мне надо получать мужские гормоны.

Впервые за все время Людмила чуть-чуть рассказала о себе.

– Так, выходит… – уточнил я.

– Выходит и входит обратно, – перебила она. – Кончай в меня и ни о чем не думай.

– Сейчас, – пообещал я.

Тело любовницы показалось еще более желанным, чем всегда

Теперь можно было улететь за пределы Солнечной системы.

Однако через несколько минут я понял, что это не так.

Возможность не сдерживаться ничего нового не открыла.

Более того, закрылось важное.

В последнее время я прерывал акт раньше, чем следует – Людмиле приходилось довершать рукой.

Эти моменты стали казаться невероятно приятными; в процессе секса я ждал именно их.

Сейчас такая процедура была бы неестественной, остроты не ожидалось.

Удовольствие пропало раньше, чем поднялось на высоту.

Я судорожно тискал Людмилино тело, но ничего не ощущал.

– Сэр, вы сегодня собираетесь кончать? – напомнила она.

– Я как-то устал, – соврал я. – Все, хватит. Не хочу натирать тебе письку.

Мы по очереди приняли душ, выпили кофе – который я всегда привозил свой, дорогой марки – и я поехал домой.

Настроение было отвратительным, как водка завода «Башспирт».

Все, что изначально обусловили ограничения, переродилось в удовольствие нового уровня.

От прежней Людмилы я никогда не уставал, мог наслаждаться ею бесконечно.

С сегодняшней ничего не получилось.

Наши отношения, еще в прошлый раз казавшиеся особенными, упали до нуля.

Вероятно, их следовало прекратить за тупиковостью и искать новую любовницу.

Однако я так привык к запредельности Людмилы, что уже не представлял себя с какой-то другой женщиной.

В моем доме, в соседнем подъезде жила собака по имени Шарлотта.

Она была большой и черной, ходила медленно, покачивая загнутым пушистым хвостом.

В ее умных карих глазах всегда стояла такая печаль, что хотелось плакать.

Я был знаком с хозяйкой и знал причину.

Шарлотта имела редкую породу, во всем городе не имелось достойного пса.

Сейчас при мысли о ней стало совсем грустно.

3

– Тебе спасибо, но…

Людмила бормотала, не открывая глаз.

Я не смог бросить ее сразу, приехал опять.

Начало прошло как обычно, теперь я действовал на автомате, ни на что не надеясь.

– Что «но»? – уточнил я.

– Забыла выпить таблетку, – ответила она. – Вспомнила только сейчас.

– Только сейчас, – повторил кто-то за меня.

– И полотенце не приготовила. Выдерни, пожалуйста, облей хоть живот, хоть эту троеблядскую кровать.

– Выдерну… – продышал я. – И оболью.

Все вернулось.

Меня опять ждало сладкое удушье стратосферы.

Жизнь пошатнулась, но не рухнула, сумела выпрямиться.

Казус

– Ты меня прости, – сказала Людмила.

– За что мне тебя прощать? – спросил я.

Стояло погожее летнее утро.

Вообще мне кажется, что у нас все шло одним сплошным летом. Весны, зимы или осени – когда ночь напролет ветер воет в кондиционерах – как бы не существовало.

В памяти не осталась Людмила в свитере и шерстяных колготках, не представляю ее даже под зонтиком.

Помню только легкие юбки, блузки, шорты или платья, бюстгальтеры с трусиками без излишеств.

Мы словно жили не в злом приуральском городе – который восемь месяцев из двенадцати задыхается то в грязи, то в снегу – а на счастливом юге Франции.

Вероятно, такую иллюзию создал свет, который между нами не угасал.

День был будничным, но являясь начальником юридического отдела, я имел весьма свободное расписание.

Вчера мы договорились, что с утра я заеду за Людмилой и мы займемся сексом, слегка опоздаем на работы.

Я до сих пор не знал ничего о роде ее занятий, но она тоже не боялась турникета.

– У меня раньше срока начались месячные, – ответила подруга. – Нифига не корректируют эти говённые таблетки.

Людмилин лексикон временами наводил на мысль, что происхождение ее не графское.

Но это не волновало.

Идеальность секса нивелировало даже женщину из Нижегородки.

– Ты в этом ты не виновата, – я покачал головой. – Казус от тебя не зависит. Месячные не имеют кнопки «СТАРТ/СТОП». Пойдем, отвезу тебя на службу.

Отношения с Людмилой упрочились до такой степени, что внезапная отсрочка секса не могла их нарушить.

– Но ты же меня хотел…

– Хотел и хочу, еще как. Но мы не подростки.

– А я тебя обломила…

– Переживу.

– …И у тебя все будет болеть…

– Будет – не будет. Поболит – перестанет.

– Давай я тебя удовлетворю, – продолжила она.

Зная, что секса не будет, Людмила была уже одета для работы – в светлую юбку и черную блузку с белыми полосами.

– Старым оральным способом.

Мне вспомнилась одна настоящая Ирина, поссорившаяся с мужем и нашедшая меня на сайте знакомств.

Свидание тянулось выморочно, пока она не сдернула с меня брюки и не потянула к себе, опершись на спинку дивана в гостиной.

Меньше, чем через минуту Ирина сообщила, что получила желаемое, поскольку «со мной тепло», и мы перешли в спальню.

Я в тот день не выспался. Да и грудь Иринина была ниже критики, о чем она сама периодически напоминала.

После часа попыток с негодными средствами она предложила «кончить ей в ротик».

Вариант привел к успеху, но потребовал длительной работы в четыре руки.

– Спасибо, не надо, – я покачал головой. – Тебе придется перекрашивать губы.

Людмила сегодня выглядела лучше, чем всегда, портить ее макияж казалось кощунством.

– Тогда давай помогу руками.

– Это было бы здорово, – теперь я кивнул. – Только, пожалуйста, разденься. Получится быстрее.

Понимающе усмехнувшись, Людмила освободилась от юбки, блузки, бюстгальтера.

Ко мне хлынул запах недавно нанесенного дезодоранта.

– Извини, остальное снять не могу.

– Понимаю, – сказал я, глядя на плотные черные трусики.

– Я сюда, придвигайся.

Она опустилась в кресло – единственное, предназначенное для телевизора.

Я взял стул, сел, расстегнул брюки.

– Ничего себе! – с легкой усмешкой сказала Людмила. – Раньше даже не замечала, какой он у тебя большой.

– Он обычный, – возразил я. – Большие – у негров из порнухи.

На самом деле вопрос обстоял сложнее.

Мой школьный учитель физики повторял, что все относительно, кроме скорости света в пустоте.

Постулат касался и параметров полового члена.

Как-то раз я нашел женщину лет тридцати пяти – Ольгу, замужнюю воспитательницу детского сада – с грудью чудовищной до нереальности.

Мы упражнялись ночь напролет, она шептала – «вот я, возьми меня».

Под утро – как всякую порядочную женщину, которая спит лишь в своей постели – я отвез Ольгу домой.

Днем воспитательница позвонила, чтобы сообщить, что мой размер для нее слишком велик и она не может сидеть.

Однако имелась другая Ольга – Ольг у меня было целых шесть, больше, чем Ирин! – незамужняя, но рожавшая, со шрамом от кесарева сечения на пухлом животе.

Ей мой размер не казался чрезмерным. И даже более того, Ольга любила ненатуральный вариант секса, который для многих женщин был априорно болезненным. Но она могла заниматься им часами и получала неописуемое удовольствие, которому я завидовал.

Пальцы Людмилы – длинные, сильные, с ярко накрашенными ногтями – были умелыми.

– Яйца тебе пожимкать? – спросила она.

– Если можешь.

Я вспомнил, как Ирина, которая не была Ириной, обматывала эти места колготками. Она затягивала узел так сильно, что я лопался от боли.

Руки Людмилы ласкали осторожно.

– Стой, хватит, – сказал я через некоторое время. – Дальше я сам. А ты, пожалуйста, поиграй своими титьками.

– Ради бога, сама люблю.

– И можно, я кончу тебе на трусики?

Между нами все было прозрачно.

– Кончай. Но, пожалуйста, только на трусики. Не на живот и не на ноги. Иначе мне придется еще раз идти в душ, а это протянется до второго пришествия.

– Обещаю, буду работать прецизионно.

– Хочешь, надену чулки? – предложила Людмила. – Чтобы получилось еще быстрее?

– А у тебя есть?

– Есть. Какие хочешь: черные, белые, телесные, сетчатые.

Я вздохнул, вспомнив Оксану.

На каждое свидание она приходила в новой паре чулок, имея их атрибутом своей жизни.

Мне они ласкали глаз.

А последняя из моих Ольг – не украшенная шрамом и не детсадовская, совсем другая – считала, что возраст испортил ее ноги и чулки носила для сокрытия вен.

Она не снимала их даже во время секса.

Сначала это мешало; я любил полный контакт кожи.

Зато потом они мне помогли.

В завершающей стадии и повел Ольгу на кухню, опустил ее грудью на стол.

Все мои Ольги, как ни странно, имели внушительные молочные железы; лежать на жестком ей было комфортно.

Я овладел ею сзади, физическое наслаждение подкреплялось визуальным от вида белых ягодиц над краями черных чулок.

Сейчас я мог получить мальчишеское удовольствие, глядя на то же самое.

Но я был не мальчишкой, а мужчиной сорока с лишним лет.

– Спасибо, Людмила, не надо, – сказал я. – С чулками дело не ограничится трусиками.

– Хорошо.

Подруга откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и принялась тискать свои молочные железы.

Я работал над собой и не мог понять: имитирует она удовольствие, или в самом деле что-то испытывает от процесса.

* * *

– Люда, послушай…

Обращение выходило из привычного ряда.

Родители наградили меня именем, не имеющим сокращенных вариантов без использования плебейских суффиксов «чик» и «ка». Потому я всегда представлялся полным.

Людмилу я тоже, чисто автоматически, не сокращал.

Сегодняшнее означило перемену взглядов.

– Слушаю, слушаю…

Она сидела, откинувшись в кресле.

На черных трусиках блестели пятна.

Толстая прокладка, наклеенная с обратной стороны, выпирала очень сильно.

Ее я рассмотрел только сейчас.

– Переезжай ко мне. Давай каждое утро просыпаться в одной постели.

Слова вырвались сами собой.

Услышав их, я понял, что хотел сказать это давно.

– Ты смеешься…

Людмила встала, взялась за трусики, но тут же убрала руку.

Меняя их, невозможно было скрыть окровавленную прокладку.

Она стеснялась неэстетичной процедуры.

Я тоже встал.

Мне надо было раздеться, сходить в душ, быстро вымыться и снова одеться.

Но я чувствовал необходимость договорить, невзирая на задержку.

– Я не смеюсь!

Я отодвинул стул.

Ковра у Людмилы не имелось, это получилось с грохотом.

– Я хочу иметь тебя рядом каждое утро!

– Зачем тебе это нужно?..

Голос любовницы звучал устало.

Она спешила на работу.

И нерегулярные месячные, конечно, доставляли мало радости: познав много женщин, я хорошо понимал их проблемы.

– Затем.

Я спустил джинсы, чтобы не идти одетым в душевой пенал.

– Я умираю от одного вида твоего тела. Я кончаю, глядя на твою грудь. Разве этого мало?

– Но ты же ничего не знаешь обо мне!

– Ну и что?

– Ничего. Ни откуда я взялась, ни как добыла эту квартиру…

– В многом знании много печали, – возразил я, стягивая трусы.

Это удалось сделать, не запачкавшись.

– Лишняя мудрость – лишняя скорбь, это написано еще в Библии!

– А ты умен.

Людмила усмехнулась.

– А ты сомневалась?

Я распустил галстук, принялся расстегивать рубашку.

– Я быстро, Людмила. По-солдатски, и поедем на твою работу. Вопрос обсудим позже. Кстати, у меня нормальная ванна, а не твоя стоячая мышеловка. Там можно помыться вдвоем и даже потрахаться сидя.

Она не ответила.

В отсутствии возражений виделась перспектива.